Полная версия
Никогда не влюбляйся в повесу
Не удостоив Ротуэлла даже взглядом, девушка резко повернулась на каблуках и выскочила из комнаты – словно ожившая дама пик, почему-то подумал Ротуэлл. Обуреваемый непонятными самому себе чувствами, Ротуэлл поднялся из-за стола и вслед за ней вышел из комнаты.
Надменно расправив плечи, мадемуазель Маршан толкнула бедром дверь в гостиную и, распахнув ее, влетела в комнату. Потом зажгла лампу и указала лорду Ротуэллу на стул – все это было проделано настолько быстро, что не дало ему времени опомниться.
Убедившись, что сама она не намерена садиться, Ротуэлл также остался стоять. Он окинул взглядом гостиную – она оказалась довольно маленькой, в камине весело потрескивали поленья, возле изящного старинного стула с потертой обивкой рядом с тем, что предложили ему, горела еще одна лампа. Ротуэлл продолжал неторопливо разглядывать комнату, как будто обстановка могла помочь ему лучше понять характер ее хозяйки.
В отличие от кричащего, аляповатого великолепия позолоты, которая резала ему глаз в гостиной графа, крохотная гостиная, со вкусом обставленная изящной, хоть и не новой, французской мебелью, выглядела даже элегантно. Одну из стен сплошь покрывали книжные полки, гнувшиеся под тяжестью книг в старинных кожаных переплетах. Вместо сигарного дыма, винного перегара и запаха мужской плоти тут витал аромат лилий. Можно было не сомневаться, что эта комната не принадлежит графу – тут явно жила его дочь. И если Ротуэлл не ошибается – а внутреннее чутье обычно не подводило барона, – отец с дочерью по мере возможности старались избегать друг друга.
Он повернулся к ней.
– У вас есть имя, мадемуазель? – отвесив ей сухой поклон, осведомился барон. – Потому что мне показалось, вам не слишком нравится, когда к вам обращаются «ma chou»?
В ответ на его слова она улыбнулась – но сколько горечи было в этой улыбке!
– Какая вам разница, как меня зовут? – с вызовом бросила она. – Можете звать меня мадемуазель Маршан.
– Скажите мне ваше имя, – с нажимом в голосе повторил он. – При сложившихся обстоятельствах, думаю, я имею право его знать.
В ее прекрасных глазах вспыхнула искорка досады.
– Камилла, – наконец неохотно выдавила она из себя. И Ротуэлл вновь поразился ее низкому, звучному голосу.
– А меня зовут Киран, – мягко сказал он.
Казалось, имя Киран ничего ей не говорит. Отвернувшись от него, девушка подошла к окну и невидящим взглядом принялась разглядывать улицу, залитую светом газовых фонарей.
Ротуэлл заколебался, гадая, что же ему делать. Попытаться и дальше ломать эту комедию? Но зачем? Для чего ему вообще понадобилось ввязываться в эту историю? Что толкнуло его на это – похоть? А может, жалость? Еще одна, последняя попытка облегчить свою черную душу? Или просто гнусное любопытство, извращенное желание вкусить нечто неизведанное, что-то такое, чего ему еще не довелось испытать?
Что же довело это прекрасное создание до столь жалкого состояния? Но если девушка и была в отчаянии, Ротуэлл вынужден был признать, что она научилась мастерски это скрывать.
Ротуэлл опустил глаза. Возле ее стула он заметил старинный круглый столик с рельефной крышкой, а на нем бокал с остатками чего-то явно покрепче кларета и возле – открытую книгу. Ротуэлл украдкой бросил взгляд на обложку. К его удивлению, это оказался не роман, как можно было бы ожидать, а «Исследование о природе и причине богатства народов» Адама Смита.
Господи помилуй… Вот уж повезло! Неужто судьба послала ему «синий чулок»? Ошеломленный Ротуэлл украдкой покосился на ее лицо, обращенное к нему профилем – девушка по-прежнему смотрела в окно.
Нет… невозможно! «Синий чулок» – это с такими-то губами?! Чушь! К тому же она слишком умна. И вдобавок типичная француженка – утонченная, искушенная и очень современная.
– Мадемуазель Маршан, – мягко сказал он. – Может, вы объясните мне, для чего вам понадобилось подыгрывать вашему отцу, когда он объявил о своей дьявольской затее? Почему вы не отказались в ней участвовать?
Наконец она соизволила оторваться от окна – она повернулась к Ротуэллу, ее руки, одна поверх другой, скромно были сложены на поясе.
– Я поступила так из тех же самых побуждений, что и вы, месье, – невозмутимо ответила она. Теперь ее французский акцент чувствовался гораздо меньше. – Потому что углядела в этом определенную выгоду для себя.
– И что же вы надеялись заполучить? Титул, наверное? – язвительно бросил Ротуэлл. – Вынужден вас огорчить, дорогая – мой титул громким не назовешь. Так что вам, похоже, не повезло.
– Меня абсолютно не интересует ваш титул, сэр! – невозмутимо бросила она в ответ. И снова высокомерно вздернула подбородок. – Мне всего лишь нужен был муж – муж-англичанин, я имею в виду, к тому же способный выполнить свой супружеский долг.
– Простите? – растерялся Ротуэлл.
– Господи, ну что тут не понять?! Мне нужен был муж, который был бы в состоянии сделать мне ребенка – причем чем быстрее, тем лучше. – Она придирчиво оглядела его с головы до ног, и Ротуэлл окончательно смутился: пришла его очередь почувствовать себя выставленным на аукцион племенным жеребцом. – Хочу надеяться, месье, что это вам по силам – хотя по виду не скажешь. Какой-то вы изможденный, знаете ли…
Ротуэлл почувствовал себя задетым. Но не тем, как она отозвалась о его внешности, а безразличием, с которым это было сказано.
– Какого дьявола… – разъярился он. – Если вам позарез понадобился ребенок, мадемуазель, так в Лондоне достаточно порядочных холостяков, которые были бы только счастливы удовлетворить ваше желание!
– Увы! Мне объяснили, что все приличные мужчины в это время разъезжаются по своим загородным имениям, чтобы поохотиться, – рассмеялась она, но под этой нарочитой беззаботностью угадывалась горечь. – О, да будет вам, месье! Найти приличного мужа… мне? Это при репутации Валиньи-то?! А моя мать?.. Бросьте… Даже мое появление на свет, милорд, сопровождалось скандалом. Но вы… да, похоже, вы не из тех, кого может отпугнуть такая мелочь, как скандал.
– У вас ядовитый язычок, мадемуазель, – не остался в долгу Ротуэлл. – Может, проблема в этом?
– Да, милорд, но поверьте, я не стану долго обременять вас, – равнодушно бросила она. – Просто женитесь на мне и выполните свой супружеский долг. Уверяю вас, вы заключили достаточно выгодную сделку – если, конечно, не считать, что часть этих денег вам придется вернуть Валиньи. Но вы в накладе не останетесь. Клянусь, я заплачу вам вполне приличные деньги – разумеется, после того, как мой ребенок живым и здоровым появится на свет. А после этого вы вольны идти своим путем и жить как вам нравится.
– Господи помилуй! – вспылил он, почувствовав, что его гнев вот-вот вырвется наружу. – Вы что же, мисс Маршан, считаете, что в наши дни мужчины пали так низко, что готовы продавать свое семя, так? И почем же, если не секрет? Назовите свою цену, будьте добры!
Она на мгновение смешалась.
– Я готова хорошо заплатить вам за эту небольшую услугу, милорд, – бросила она. – Сто тысяч фунтов. Надеюсь, вас это устроит?
– Господи помилуй! – опять вырвалось у него. – Я начинаю верить, что вы такая же бессердечная, как и ваш отец.
По чувственным губам девушки скользнула улыбка, полная горечи.
– А вы, похоже, все-таки превыше всего ставите свой драгоценный титул! – буркнула она. – Уж эти мне английские аристократы со своим проклятым высокомерием…
– Да к черту аристократов! И к черту высокомерие, о котором вы тут толкуете! – рявкнул Ротуэлл, направившись к ней. – В любом случае никакого ребенка не будет! Бог мой, уверяю вас, милочка, если вы рассчитываете на брак, то сильно ошибаетесь, потому что брака тоже не будет! И что это за вздор насчет сотни тысяч фунтов, которые вы намереваетесь мне заплатить? Валиньи говорил только о тех деньгах, которые вы получите в день вашей свадьбы…
– Ах вот как? – Ее темно-карие глаза расширились, но это удивление показалось Ротуэллу наигранным. – Похоже, Валиньи позаботился рассказать вам только часть правды – вернее, ту часть, которая известна ему самому.
Ротуэлл придвинулся поближе – теперь он стоял так близко, что мог полюбоваться густой бахромой черных ресниц, окаймлявших ее глаза, цветом напоминавших ему горький шоколад, – и его рука тяжело опустилась ей на плечо.
– Раз так, мисс Маршан, очень надеюсь, что вы расскажете мне остальную часть правды, о которой не подозревает Валиньи, и притом незамедлительно.
Ее шоколадные глаза внезапно вспыхнули гневом.
– Проклятье, вы ничем не лучше тех, с кем предпочитает водить дружбу Валиньи! – Ее низкий, волнующий голос дрогнул. – Неужели вы не задумывались, откуда возьмутся эти пятьдесят тысяч, которые были обещаны мне в день свадьбы? И с какой стати, собственно говоря, я должна выходить за вас замуж?
Действительно, подумал он, с какой стати она должна выходить замуж? Что именно она должна получить в том случае, если сделает это? Из тех пятидесяти тысяч, которые она получит в день, когда у нее на пальце появится обручальное кольцо, половину заберет ее отец, а вторую половину – законный муж.
– Я хотел бы услышать правду, – холодно бросил Ротуэлл.
В глазах мисс Маршан сверкнуло что-то очень похожее на ненависть.
– Что ж, я вам ее скажу, – кивнула она. – Три месяца назад Валиньи вдруг узнал, что по завещанию, оставленному моим дедом, в день своей свадьбы я должна буду получить крупную сумму – и с тех самых пор мысль об этом не давала ему покоя. Верите ли, месье, он ни есть, ни спать не мог – все думал об этом. Впрочем, вы ведь знаете, мой отец – игрок. Неисправимый игрок – и к тому же невезучий. Он весь в долгах. Чтобы заполучить эти деньги, которые дадут ему возможность снова играть, он готов на все.
Ротуэлл незаметно окинул ее взглядом – теперь, когда она была так близко, он мог чувствовать исходивший от нее пряный аромат каких-то незнакомых духов, видеть, как бьется жилка на ее нежной шее.
– Да, я понимаю, – уже мягче сказал он. – Продолжайте.
Она поспешно облизнула пересохшие губы, и Ротуэлл успел увидеть мелькнувший кончик розового язычка.
– Это еще не все. – Голос ее упал. Теперь она говорила, запинаясь и осторожно подбирая слова. – Есть еще кое-что, о чем Валиньи даже не подозревает. Но я не знаю… не знаю, могу ли я вам доверять.
– Нет, конечно! – отрезал он.
Какое-то время она, похоже, обдумывала его слова.
– Черт! – процедила она сквозь зубы. – Вы взяли меня за горло, месье! Могу ли я по крайней мере положиться на вашу честь джентльмена?
– На мою честь? Увы, это слишком хрупкая и ненадежная вещь, чтобы на нее полагаться, моя дорогая мадемуазель, – хмыкнул он. – Но попробуйте!
Ее глаза яростно сверкнули.
– Бог мой, вы… вы дьявол! – вспыхнула она. – Дьявол с глазами волка! Но я рискну… тем более что выхода у меня нет.
– Конечно, – кивнул он. – К тому же можно ли быть бо`льшим дьяволом, чем ваш отец?
– Да, тут вы правы. – Лицо девушки исказилось от гнева. Похоже, она все еще колебалась. – Конечно, речь идет не только о тех деньгах, которые я должна была получить в день моей свадьбы, – нерешительно продолжала она. – Поверенный моего деда объяснил мне, что его английские… как это вы называете… propriétе?..
– Вы имеете в виду – его собственность?
Она энергично закивала.
– Да-да, принадлежавшие деду земли, дом, титул – все это переходит в собственность его кузена. Зато все остальное – а это намного больше – станет моим. Да, речь идет о деньгах, конечно, об огромных деньгах… а кроме этого, еще прядильные фабрики и угольные шахты. Я не слишком хорошо разбираюсь в подобных делах – пока. Но все это стоит много сотен тысяч фунтов.
Ротуэлл изумился. Выходит, Валиньи их не обманул?! Только этот подонок даже представить себе не мог, какое сказочное сокровище он так бездумно проиграл в этот раз!
– И Валиньи, выходит, ничего об этом не знал? – уточнил он.
– Нет. – Девушка изящно вздернула обтянутое тонким шелком точеное плечико. – Я не настолько наивна, чтобы рассказывать ему об этом!
Ротуэлл вдруг почувствовал, как в нем шевельнулись подозрения.
– Если вы настолько богаты, – задумчиво проговорил он, – то для чего вам вообще выходить замуж?
При этих словах мадемуазель Маршан недовольно поджала губки.
– Увы, в этом-то и есть – как это говорят у вас в Англии? – ложка дегтя в бочке с медом, – проворчала она. – Мой покойный дед, как мне говорили, был человеком мстительным. По условиям его завещания я не получу ни гроша, если не вернусь домой – то есть в Англию – и не выйду замуж за достойного человека. Под достойным мой дед подразумевал, разумеется, какого-нибудь английского аристократа, – криво усмехнулась она.
– Ах, ну да, конечно! Английский джентльмен, – хмыкнул Ротуэлл.
По губам девушки скользнула горькая усмешка. Однако непохоже, чтобы замечание Ротуэлла хоть сколько-нибудь смутило ее.
Она невозмутимо кивнула.
– И вдобавок даже для того, чтобы получить те пятьдесят тысяч, я должна не только выйти замуж за англичанина, но и произвести на свет ребенка. Мой дед сделал все от него зависящее, чтобы ужасная французская кровь, доставшаяся мне в наследство от отца, как можно скорее растворилась в доброй английской крови его наследников.
Ротуэлл слегка отодвинулся.
– Боюсь, моя дорогая, вы выудили не ту рыбку, – с иронией бросил он. – Идея вашего дедушки кажется мне… не слишком удачной. И я не испытываю ни малейшего желания способствовать ее воплощению.
Девушка метнула в его сторону испепеляющий взгляд.
– Чушь! – бросила она, с вызывающим видом скрестив руки на груди. – Неужели вы откажетесь? Вы ведь заядлый игрок, не так ли? Так рискните! В конце концов, шансы, что родится девочка, пятьдесят на пятьдесят, не так ли? И тогда ваш драгоценный титул так и останется при вас.
– О, вот как! – прорычал он. – А если мне вовсе не безразлично, кто станет носить мой титул после меня, что тогда?
Она с чисто французской беспечностью пожала плечами.
– Тогда, monsieur, вы просто разведетесь со мной, вот и все! – бросила она. – Уверяю вас, я с большим удовольствием предоставлю вам все необходимые для этого основания. До сих пор мне никто никогда не делал предложения о замужестве, c’est vrai[6], зато других предложений было хоть отбавляй. А уж тех, которые делают глазами, и того больше! Так что будь у меня желание принять одно из них, я могла бы с легкостью это сделать, поверьте!
Она еще не успела договорить, как Ротуэлл, молниеносным движением руки сжав ее запястье, рывком развернул ее лицом к себе.
– Только попробуйте, мадемуазель! – угрожающе прорычал он. – Если вам когда-нибудь придет в голову сыграть подобную шутку со мной, уверяю вас, одним разводом вы не отделаетесь!
Он думал, она испугается. В ответ она только рассмеялась ему в лицо.
– О, вот как? Оказывается, даже у вас есть принципы!
Ротуэлл заставил себя отпустить ее руку. Но девушка и не думала отодвинуться – взгляды их скрестились, как острия шпаг. Пряный запах ее духов защекотал ему ноздри.
– Возможно, я действительно не слишком дорожу своим титулом, мадемуазель Маршан, – рявкнул барон, – зато я сделаю все, чтобы избежать жалкой роли рогоносца!
– О, все имеет свою цену, не так ли, Ротуэлл? – Ему показалось, в ее голосе проскользнула нотка грусти. – Вы, Валиньи, Эндерс… да, барон, даже я. Разве я только что не доказала вам это? – высокомерно бросила она.
– Цену? – переспросил он. – Знаете, мадемуазель, возможно, во мне не так уж много того, что достойно уважения, но мне нет никакой нужды жениться на женщине ради ее денег. Собственно говоря, в данный момент я не испытываю и особого желания жениться.
– Какой вздор! – Она снова смерила его взглядом, полным ледяного высокомерия. – Разве не поэтому вы остались сыграть еще одну партию, когда мой отец вздумал поставить на кон меня? – ехидно бросила она.
– Проклятье! Нет, конечно! – рявкнул барон.
Мадемуазель Маршан заморгала, словно ей в глаз попала соринка.
– Нет? – недоверчиво пробормотала, снова отойдя к окну. – Тогда ради чего вы согласились сыграть с Валиньи, а, барон? Какая еще причина могла быть у вас, хотела бы я знать?
Ответ вертелся у него на кончике языка – ему хотелось сказать, что ему нестерпима была сама мысль о том, что этот похотливый козел Эндерс заполучит столь очаровательную и столь невинную девушку, но… нет! Так не пойдет, угрюмо подумал Ротуэлл.
Он вдруг почувствовал на себе ее пытливый взгляд: девушка наблюдала за ним, как кошка за мышью.
– Почему, Ротуэлл? – настойчиво повторила она. – Теперь моя очередь требовать, чтобы вы открыли мне правду.
– Правду? – с горечью бросил он. – Хотел бы я знать, способен ли кто-то из нас распознать ее?
Она шагнула к нему, глаза ее вспыхнули.
– Почему вы рискнули сыграть с Валиньи? – потребовала она ответа. – Скажите мне. Если вас не интересуют деньги – тогда зачем вам все это?
Раздражение, уже давно копившееся в нем, наконец вырвалось наружу. Пальцы его, словно тиски, сжали руку девушки, и он рывком притянул ее к себе.
– Потому что я хочу вас, вот почему! – рявкнул он, глядя ей в глаза. – Довольны? Да, я ничем не лучше Эндерса! Я желаю заполучить вас в свою полную власть, мадемуазель! Затащить к себе в постель!
Неожиданно в ее глазах вспыхнуло удовлетворение.
– Прекрасно, – с довольным видом промурлыкала она, потом, почувствовав, что его пальцы, сжимавшие ей руку, разжались, отодвинулась. – Что ж, по крайней мере теперь я хоть знаю, чего ждать.
Ротуэлл с трудом подавил клокотавший в нем гнев. Да, он лгал – и теперь, когда его вывели на чистую воду, его внезапно охватили усталость и стыд.
– О нет, мадемуазель Маршан, уверяю вас, вы и понятия не имеете, с кем вас свела судьба. Готов поспорить на что угодно, что у вас никогда не было ничего общего с таким человеком, как я. Я помог вам разорвать условия глупой и безнравственной сделки, навязанной вам вашим отцом. Вы свободны. Теперь он уже не имеет возможности снова выставить вас на торги – вне зависимости от того, что придет ему в голову, когда он вновь проиграется в пух и прах.
Все это время мадемуазель Маршан в гордом одиночестве стояла у окна, повернувшись к нему спиной. Ротуэлл украдкой бросил на нее взгляд – и вдруг ему пришло в голову, что он еще никогда не видел человека, столь безнадежно одинокого.
Потом она медленно повернулась и снова подняла на него глаза – барон слегка поежился, почувствовав, как этот взгляд ощупывает его лицо.
– Нет, – чуть слышно проговорила она. – Нет, лорд Ротуэлл. Благодарю вас, но я предпочитаю сдержать данное отцом слово. И выполню все условия этой сделки.
С губ барона сорвался хриплый смешок.
– Думаю, вы не понимаете, мадемуазель, – пробормотал он. – Видите ли… мне не нужна жена.
На лице девушки отразилось сомнение. Она прошлась по комнате, потом снова повернулась к нему лицом.
– Если вы хотите меня, лорд Ротуэлл, – понизив голос до едва слышного шепота, проговорила она, – вы меня получите.
– Простите? – растерялся он.
Придвинувшись к нему, мадемуазель Маршан взяла барона за лацканы сюртука и притянула к себе. Ресницы ее затрепетали.
– Вы меня получите, – с волнующей хрипотцой в голосе проговорила она. Барон, словно завороженный, не мог оторвать глаз от ее сочных губ. – Если вы поклянетесь мне… если вы дадите мне слово истинного джентльмена, что женитесь на мне и разделите со мной все, чем я владею, то… тогда я стану вашей. Сегодня же вечером. Сейчас.
– Вы, должно быть, сошли с ума, – наконец с трудом произнес он. Но исходившее от нее благоухание – этот густой, смешанный аромат орхидей и горячего, возбужденного женского тела – ударило ему в голову, и он понял, что пропал. Его собственное тело предало его.
Она прижалась грудью к его груди. Ее голос, теплый и чувственный, словно летняя ночь, шелестел у самого его уха. – Я в полной твоей власти, – прошептала она. – Готова исполнить любую твою прихоть. Ты ведь об этом мечтаешь?
Ротуэлл, собрав в кулак все, что еще оставалось от его самообладания, поднял руку и обхватил ее затылок.
– Попади вы ко мне в руки, мадемуазель, – прошептал он, едва не касаясь губами ее уха, – да еще будь у меня желание исполнить кое-какую из моих прихотей, клянусь, вы были бы сильно разочарованы, потому что тогда я задрал бы вам юбки да отшлепал по мягкому месту так, что ваши крики были бы слышны отсюда до самой Хай-Холборн-стрит!
Она отпрянула в сторону, как ужаленная.
– Нет, – насмешливо продолжал он, – это не то, о чем вы подумали. Но если вы вознамерились вести себя как глупый, избалованный ребенок, мадемуазель Маршан, то ничего другого вы и не заслуживаете.
– Хорошо, милорд, – пробормотала она на удивление невозмутимым голосом. – Вы выразились достаточно ясно. Вы не знаете, лорд Эндерс еще здесь?
Ротуэлл пожал плечами:
– Думаю, да. И что с того?
Она решительными шагами двинулась к двери.
– Тогда, видимо, мне придется выйти за него, – бросила она через плечо. – Вряд ли он откажется, учитывая, какую кучу денег он получит благодаря мне. Впрочем, и мой отец тоже, – добавила она.
Ротуэлл, опередив ее, захлопнул дверь перед самым ее носом, да еще для верности припер ее ногой.
– Вы с ума сошли! Эндерс – грязный развратник! И это еще мягко сказано! – прорычал он, вне себя от ярости.
– Да? А какое вам до этого дело, позвольте спросить?
Он навис над ней, точно скала.
– А теперь послушайте меня, мадемуазель! – гаркнул он. – Этот человек даже не знает, что такое честь! Если вы решили, что сможете заключить с ним сделку, можете заранее выкинуть из головы эту мысль. О, конечно, он с радостью женится на вас – а потом, призвав себе на помощь закон, постарается обобрать вас до нитки… выудит у вас все до последнего пенни – и вы окажетесь в полной его власти и будете вынуждены исполнять все, даже самые грязные его прихоти.
Прислонившись спиной к двери, девушка смерила его взглядом. Она смотрела ему в глаза – и барон, сколько ни пытался, не увидел в них страха. Можно было не сомневаться – она не боится ни его, ни Эндерса. Черная королева, с невольным восхищением подумал он. Он давно уже не помнил, чтобы кто-то смотрел на него так, как эта девушка.
Ротуэлл уперся ладоням в дверь, и она оказалась в западне его рук.
– Похоже, вы загнали меня в угол, лорд Ротуэлл, – ледяным тоном заявила она. – И что вы намерены теперь делать?
Собственно говоря, он намеревался поцеловать ее. Что он и сделал – с какой-то дикой, первобытной жадностью он впился в ее рот, прижав ее голову к двери, и попытался приоткрыть ее губы своими. Она инстинктивно подняла руку, чтобы оттолкнуть его – но было уже слишком поздно.
Кровь ударила Ротуэллу в голову. Пригвоздив ее к двери всей тяжестью своего мощного тела, он смял ее губы своими губами, яростно прокладывая себе путь в сладостные глубины ее рта.
Мадемуазель Маршан забилась под ним – и вдруг сдалась. Приоткрыв губы, она позволила его языку скользнуть внутрь, а потом мучительно-сладостным, дразнящим движением коснулась его своим. Он снова и снова целовал ее и чувствовал, как постепенно погружается во что-то темное и неизведанное. Тепло, исходившее от ее тела, сжигало его. Он понимал, что теряет голову. Мягкая тяжесть ее груди… упругость ее живота… тугие мышцы ее бедер – все то, что он чувствовал своим телом, сводило его с ума. Жаркое, иссушающее безумие внезапно овладело Ротуэллом.
В сумраке комнаты слышалось ее частое, прерывистое дыхание. Ротуэлл готов был поклясться, что она отвечает на его поцелуи… причем с не меньшим пылом, чем он сам. Приподнявшись на цыпочки, она обвила его шею руками, он слышал слабый шелест шелка, когда ее корсаж терся о плотную шерстяную ткань его сюртука.
Ротуэлл настолько потерял голову, что даже не сразу заметил, что уже не прижимает руками дверь – вместо этого он обхватил ладонями ее лицо – и руки его как-то подозрительно дрожат. За окном послышался грохот колес – вероятно, промчалась, спеша куда-то, почтовая карета. Город просыпался. Стук колес по булыжной мостовой, развеяв горячечный туман, вернул Ротуэлла к действительности. Скрепя сердце, он в последний раз коснулся кончиком языка ровного ряда ее белоснежных зубов, потом неохотно поднял голову – тяжело дыша, с раздувающимися ноздрями, они по-прежнему не могли оторвать друг от друга глаз.
Она тоже дрожала. О да… вот теперь в глазах ее появился страх. Но кого она боится? Только не его, подумал барон.
Мадемуазель Маршан неуверенно облизнула пересохшие губы.
– Итак, милорд, – прошептала она, опустив глаза, и уставилась выразительным взглядом куда-то вниз. – Как насчет того, чтобы перекинуть меня через колено? Вы по-прежнему намерены это сделать?
В голосе ее чувствовалась бравада – он мог бы поклясться в этом. Но, будучи опытным игроком, Ротуэлл ощутил за этой бравадой и другое… панику. По мере того как туман в его голове рассеивался, он начал потихоньку понимать, что ей страшно, – и разжал руки. Его взгляд еще раз ощупал ее очаровательное лицо, вбирая в себя широко раскрытые, цвета темного шоколада глаза и изящно очерченные высокие скулы.