Маленькие люди

– А я успею? – я покосился на огромные часы, висящие над проходом, ведущим на манеж. Часы выглядели так, словно их украли с какого-то вокзала, и я, грешным делом, даже подумал, не те ли это самые часы с ратуши, о которой мне рассказывал Барт.

– Ой, действительно!.. Представление вот-вот начнется, – спохватилась Ариэль. – Идемте, займем места, а новости вы мне расскажете после.

Я позволил ей вести меня, справедливо полагая, что она-то наверняка лучше разбирается, где сесть поудобнее.

– Только не ждите от сегодняшнего представления слишком многого, – предупредила она. – Это фактически только репетиция, для своих.

Откровенно говоря, я не ждал ничего вообще, а мысли мои были сосредоточены не на представлении, а на Ариэль. Почему в ее обществе мне так комфортно? А главное, почему я тогда так старательно его избегаю?

Мысль о том, что я могу испытывать к этой девушке какие-то чувства, мне в голову не приходила. Ариэль была почти вдвое моложе меня. Я чувствовал себя рядом с ней этаким почтенным старцем. Но все-таки что-то нас связывало, какое-то беспричинное, но отчетливое взаимопонимание, хотя мой мир, мир, в котором я жил до этого, был далек от ее мира, как Луна от Земли.

Мы едва успели занять места, как оркестр заиграл все те же неизменные «Зеленые рукава» и свет в зале стал меркнуть, но не плавно, как в кинотеатрах, а поэтапно, словно источники света гасли один за другим. Потом вспыхнули прожектора, и представление началось.

Повторяю, я ничего не ждал от этого представления, поэтому был по-настоящему поражен. Никаких клоунов и дрессированных собачек с бантиками – передо мной было театральное действо, лишь изредка замедлявшее темп для комментариев, которые в своем довольно-таки сумбурном стиле давали Одиль с Одеттой. Так, в самом начале действа Одиль заявила, что многоуважаемая публика попала в заколдованную страну лепреконов и вскоре своими глазами увидит ее волшебный мир. При этом Одетт не без яда заметила сестре, что представление идет для своих, так что пафос здесь совершенно неуместен. Возражения Одиль заглушила музыка, возвестившая начало представления, после которого от манежа уже невозможно было отвести взгляд.

Здесь была воздушная акробатика, подобной которой я никогда не видел – казалось, артисты этого цирка овладели таинством левитации. Была и силовая акробатика, притом довольно необычная – главным действующим лицом в номере был еще один мой давешний знакомый, тот самый, что на заднем дворе цирка кормил рыжего пса. Человек этот, к моему изумлению, оказался «самой сильной в мире бородатой женщиной», и если бы не приличных размеров грудь, я был бы стопроцентно уверен, что передо мной мужчина. Для себя я решил, что имею дело с гермафродитом.

«Бородатый женщина», как я окрестил его про себя, бугрясь мышцами, легко удерживал на плечах двенадцать циркачей. Кроме того, двумя из них – молодым парнем, естественно, карликом, и его столь же миниатюрной миловидной подружкой – он даже легко жонглировал, но те, будучи воздушными гимнастами, не проявляли при этом ни малейшего беспокойства. Это совсем не походило на вульгарное «метание карликов», кое порой практикуют в низкопробных пабах Соединенного Королевства и в Австралии. Здесь же это было элегантное цирковое искусство, радующее глаз и заставляющее восхищаться человеческой ловкостью и бесстрашием.

Был здесь и канатоходец, маленький стройный мужчина с восточной внешностью: на его шесте, пока он пересекал арену по канату, натянутому в пятидесяти футах над ней, совершали немыслимые кульбиты два карлика, кажется, те же самые, которыми до того жонглировал бородатый женщина.

Труппа, очевидно, была невелика – на арене то и дело появлялись знакомые лица. Например, бородатый женщина выходил на арену четыре раза – с силовыми акробатами, с уже знакомым мне рыжим псом, который выделывал разные смешные трюки, с набором штанг и гирь внушительного размера, а потом с еще одним карликом, тоже обладателем внушительной, почти до пола, бороды. Они спорили, кто из них сильнее – подымали казавшиеся огромными, особенно в сравнении с бородатым карликом, штанги, жонглировали гирями, а в конце номера карлик разозлился, схватил бородатого женщину в охапку и под аплодисменты зрителей унес за кулисы.

Клоунов на арене не было, но представление оказалось веселым само по себе. Взрывы хохота вызывали и бородатый женщина с ее, то есть его, соперником-карликом, и вечная беззлобная перепалка Одетт и Одиль, и многое другое. Но этот смех не разрушал, а лишь дополнял общую атмосферу завораживающей красоты. Не разрушали ее и пугающие моменты вроде выступления женщины-огнеглотательницы, которая к тому же появилась в компании весьма флегматичной, но обладающей вполне различимым капюшоном королевской кобры, или фокусника, оказавшегося уже знакомым воздушным акробатом, тем самым, которым жонглировал бородатый женщина. Фокусник с завязанными глазами метал в свою бессменную ассистентку ножи, между прочим, разрезав яблоко пополам на ее макушке. А затем запер девушку в ящик и пронзил его шпагами насквозь, после чего выпустил оттуда свою даму живой и невредимой. Возможно, меня бы все это не особо впечатлило, если бы я видел другие цирковые представления, но это действо повергло меня в замешательство. Все казалось таким реалистичным и настоящим – раздувавшая плащ кобра в любой момент могла броситься на свою напарницу и ужалить ее, шпаги брутально протыкали ящик с живой и симпатичной девушкой, при этом из ящика один раз даже донесся вскрик ассистентки…

Умом я понимал, что это не больше чем искусные трюки и хорошо замаскированная техника. Что у кобры, вероятно, вырваны зубы, под ящиком на арене находится люк, куда девушка прячется от протыкающих шпаг и сабель. Но во время представления я внезапно ощутил, что, кроме логического восприятия, есть еще и эмоциональное. Я не сдерживал его, хотя раньше все мои эмоции постоянно занимали место где-то на заброшенных антресолях моей личности. И поэтому разворачивающееся представление доставляло мне настоящее удовольствие. Я понял, что быть благодарным зрителем – это тоже своего рода искусство.

В какой-то миг я посмотрел на окружающих меня зрителей и увидел, что все они, даже включая Ариэль, которая жила в этом мире с детства, заворожены не меньше моего. Их глаза, их мысли и чувства были прикованы к происходящему на арене. И я понял, почему цирк лепреконов пользуется такой неизменной популярностью. Точнее, не понял, а начал понимать. Понял я это уже позднее.

Пока длилось представление, Ариэль со мной практически не разговаривала. Возможно, потому, что не хотела отвлекать, а может быть, из-за того, что и сама полностью была увлечена происходившим. Я же нет-нет да и посматривал на нее. Она подалась вперед, как будто хотела присоединиться к происходящему на арене действу. И это можно было понять: яркое зрелище на манеже заставляло полностью забыть все, всю окружающую реальность. Древний брох с раскинутым над ним вместо крыши цирковым шатром и вправду стал сказочным королевством фантастических лепреконов, с их собственной маленькой и необыкновенно грациозной жизнью.

Финал представления был не менее феерическим. Зал на мгновение погрузился во тьму. Затем арена озарилась тревожно-красным светом, и на нее вышел огромный угольно-черный конь. На его спине грациозно покачивалась девушка-карлик, казавшаяся на фоне животного просто крошечной. Она была одета в телесного цвета трико, и казалось, что это лесная нимфа, бесстрашно оседлавшая дикого скакуна. Но огромный, мощный зверь покорно повиновался приказам маленькой нимфы.

Это была очень необычная джигитовка, сочетавшая в себе элементы акробатики и воздушной гимнастики. Всадница то и дело словно воспаряла над мчащимся по кругу конем – зал замирал, – но всякий раз она оказывалась в седле. Она буквально танцевала на крупе коня, и весь зал затаив дыхание следил за этим рискованным танцем.

А потом случилось несчастье.

Я, в общем-то, даже не понял, что именно произошло. В такие минуты действуешь не рассуждая. Несколько мгновений попросту выпали из моей памяти, и первое, что я помню, – это униформисты, с трудом сдерживающие вставшего на дыбы коня, и я сам, склонившийся над сброшенной им наездницей. Девушка была в сознании и испуганно глядела на меня – она не могла пошевелиться, не чувствовала своего тела.

Не теряя времени, я осторожно перевернул ее на бок. До этого дня я не оказывал никому первой помощи, но уроки отца, кажется, прошли недаром. Полагаясь на интуицию и на внезапно всплывшие в памяти знания, о которых я и не подозревал, я определил, что кости наездницы не повреждены, переломов нет. Вероятнее всего, у нее была сильная контузия, и я уделил какое-то время на то, чтобы установить, нет ли у девушки внутренних травм, разрывов и тому подобного. К счастью, похоже, эта миниатюрная циркачка родилась в сорочке: и с этим тоже все было в порядке. Мне оставалось только вывести ее из состояния шока, что я и проделал, попросив у Ариэль булавку. Этой булавкой я уколол девушку в нужной точке, и она, вскрикнув от боли, инстинктивно взмахнула руками и села.

В зале бурно зааплодировали, и я не сразу понял, что аплодируют мне. Когда до меня дошло, что аплодисменты предназначены действительно мне, я удивился и смутился. Я же ничего ровным счетом не сделал! Элементарная первая помощь. Но публика уже высыпала на манеж и сгрудилась вокруг меня. Среди множества незнакомых лиц я увидел сияющего Барта с симпатичной рыжей малышкой, бородатого женщину, Одетт с Одиль и, конечно же, Ариэль, которая была совсем-совсем рядом и деловито помогала приходящей в себя девушке-наезднице.

– Эй, не напирайте! Дайте пройти! – рявкнула Одетт, и зрители поспешили расступиться, но до этого я успел пожать с дюжину рук, а мое плечо уже побаливало от дружеских похлопываний.

– Это наш новый земляк, – гордо заявила Одиль, – доктор медицины Фокс…

– Райан, – подсказала Одетт. – И вовсе он не доктор медицины.

Но Одиль не обратила никакого внимания на слова сестры:

– И вы все видели, как он вернул к жизни нашу дорогую Женевьеву!

– В общем-то, ничего особого я не сделал, – попытался возразить я, но, похоже, это тоже никого не интересовало. Люди вновь стали хватать меня за руку, поздравлять (вероятно, с получением гражданства), говорить комплименты… Я, откровенно говоря, растерялся – совершенно не привык быть в центре внимания, по крайней мере, такого бурного и даже несколько экзальтированного.

На помощь мне пришла Ариэль:

– Нам с доктором надо провести Женевьеву за кулисы, – сказала она. – Я сожалею, что представление окончилось так грустно…

Ее со всех сторон тут же стали ободрять, а я тем временем воспользовался паузой и повел Женевьеву к выходу. Ариэль следовала за мной с одной стороны, с другой семенили Одиль с Одетт. Все-таки передвигались они довольно ловко. Это казалось мне очень странным. Ведь большинство живущих сиамских близнецов вообще не могут ходить. А тут такой феномен, да еще в цирке! Их компания кое-как ограждала меня от назойливого внимания восторженной публики.

За кулисами открылся темный коридор, протянувшийся меж старинных толстых стен броха. Он вел прямиком в служебные помещения цирка. Эти помещения были оборудованы, конечно же, значительно позже, чем построено само сооружение, но им все равно было довольно много лет, и выглядели они очень ветхими. В отличие от зрительного зала, тут никто даже и не пытался маскировать нищету и убогость, о которых буквально свидетельствовали и стены с растрескавшейся и обвалившейся штукатуркой, и щербатые каменные полы, и прибитая кое-как старинная проводка, и допотопные бра…

Мы провели Женевьеву в кабинет директора, ничуть не выделявшийся ни убранством, ни ремонтом, и усадили ее на кожаный диван, вероятно, заставший еще времена, когда сэр Уинстон Черчилль бегал в коротких штанишках. Там я еще раз осмотрел девушку, руководствуясь своими весьма умеренными медицинскими познаниями. Я боялся так называемых отсроченных травм, незаметных при беглом первичном осмотре и не ощущаемых самим пострадавшим из-за состояния аффекта. Но, к счастью, кроме сотрясения мозга, ничего серьезного не обнаружилось. Тем не менее я предписал девушке обязательный визит к настоящему хирургу.

Пока я был занят, наша компания пополнилась еще одним человеком. Когда я закончил осмотр, он, хромая, подошел ко мне и крепко пожал руку. Увидев его, я сразу же понял, с кем имею дело. Его лицо, несмотря на присущую ему мужественность, имело слишком большое сходство с Ариэль, чтобы он мог быть кем-то, кроме Блейка Кэрригана, директора цирка лепреконов.

– Спасибо, – проникновенно сказал он. – Очень приятно познакомиться с вами, доктор. Я Блейк Кэрриган.

– Взаимно, мне тоже очень приятно, – ответил я, глядя на него. Ростом он был с меня, только чуть сутулился. – Но вы зря меня хвалите. Я почти ничего не сделал, просто эта девушка родилась в сорочке. Кроме того, ей необходимо обследоваться у настоящего врача. У меня нет необходимой медицинской квалификации, поэтому я вполне могу…

Блейк печально покачал головой:

– Конечно, Женевьева завтра отправится в местную травматологию, но, боюсь, от этого будет мало толку. В нашей стране не только ужасные дороги, но еще и медицина на уровне позапрошлого века.

– Почему? – удивился я.

– Потому что оба наших «спонсора» не желают оплачивать расходы, которые, по их мнению, не являются необходимыми, – жестко ответил Блейк. – Женевьева, детка, ты слышала, что сказал доктор? Завтра с утра отправляйся в клинику, а если до этого почувствуешь недомогание – сразу же вызывай «Скорую». Слышишь?

– Но я прекрасно чувствую себя! У меня ничего не болит, – возмутилась девушка. Говорила она с легким «континентальным» акцентом, скорее немецким или голландским, чем французским.

– Не спорь со старшими, – терпеливо ответил ей Блейк. – Доктору, во всяком случае, виднее. Так что придется сходить.

Я потихоньку вздохнул: ну что тут поделаешь… Похоже, меня уже окончательно и бесповоротно записали в практикующие медики. Этакое светило медицины! И тут мое хулиганское настроение вспыхнуло, как сухая солома от непогашенного окурка. А почему бы, собственно, нет? Если у них так плохо с медициной…

– Время еще не очень позднее, – повернулся ко мне Блейк. – Поэтому я приглашаю вас к нам в гости. Мне и раньше хотелось с вами познакомиться, а тут такой повод.

Говорил он медленно, и я заметил легкий тик, время от времени сжимавший уголки его губ. Похоже, он еще не очень оправился от подагры. Блейк Кэрриган мне понравился. У него были широкое открытое лицо, высокий лоб и коротко стриженные седые волосы. Резко очерченные губы обрамляли глубокие носогубные складки, спускавшиеся к волевому подбородку с несимметричной ямочкой. Глаза у него были карие, но по форме точь-в-точь, как у Ариэль. Над ними кустились черные с проседью густые брови, разделенные глубокими складками на переносице. В целом его облик выражал твердость и солидность с некоторой толикой скрытой печали. Впрочем, как я убедился позже, искорки веселья, столь очаровательные у Ариэль, вспыхивали и в его глазах, пусть и гораздо реже.

– Ариэль, скажи Томасу, что цирк сегодня на нем. Пусть дождется, пока все разойдутся, и все закроет, – распорядился Блейк. – Одиль, Одетт, проведите Женевьеву, пожалуйста, на выход. На стоянке стоит Дуглас с машиной, скажите ему, чтобы развез вас по домам.

– А вы, шеф? – спросила Одиль.

Блейк махнул рукой:

– Как-нибудь доковыляем. До моего дома и полмили не будет. Не так уж я и болен, чтобы полмили не пройти.

Когда все разошлись, Блейк внимательно посмотрел на меня. Это был по-настоящему испытывающий взгляд, словно мужчина хотел проникнуть в глубину моих мыслей. Мне даже стало несколько не по себе.

– Фокс, – сказал он, наконец, – могу ли я вас так называть, по-простому?

Я утвердительно кивнул.

– Скажите, Фокс, зачем вы сюда приехали? – прямо спросил Блейк.

Мне, пожалуй, в ближайшее время от этого вопроса не отделаться.

– Откровенно говоря, мне было все равно, куда ехать, – тем не менее ответил я. – Я не выбирал Хоулленд специально, если вы об этом.

Он как-то неуверенно кивнул:

– Но вы решили остаться здесь. Почему?

Я пожал плечами:

– Почему бы и нет? Мне нравится этот городок. Здесь тихо, спокойно, приветливые люди…

– Тихо… – словно про себя повторил он. – Фокс, здесь не просто тихо. Иногда мне кажется, что в Хоулленде застыло само время. Здесь ничего не меняется и ничего никогда не изменится. Те, кого это не устраивает, уезжают. И таких, увы, большинство. Я их понимаю… но сам никогда не уеду.

Я присел на стул:

– Простите, сэр…

– Блейк, просто Блейк, – сказал он, также присаживаясь.

– Видите ли, Блейк, у меня тоже сложилось такое впечатление. Но почему это так? Что мешает поменять здешний уклад жизни?

Его взгляд ожил, но вовсе не потому, что он согласился со мной.

– Здесь никогда ничего не изменится, – настойчиво повторил он. – Не вы первый этого хотите. Вы спросили, почему мы не вызвали врача к Женевьеве. Потому что в этом нет никакого толка. В городе есть платная медицина, доступная только для держателей полисов компаний Кохэгена и Харконена…

– Но ведь это львиная доля населения!

Блейк отрицательно покачал головой:

– Полисы есть только у топ-менеджмента и некоторых чиновников. Остальные довольствуются бесплатной медициной уровня сельского фельдшера.

– Но кто мешает поехать, к примеру, в тот же Дандолк…

Блейк щелкнул пальцами:

– У среднестатистического горожанина в кармане дырка. Ему недоступны подобные услуги. А социальная медицина Ирландии на нас не распространяется, мы же, – он ухмыльнулся, – независимое государство!

– Черт, это несправедливо, – сказал я, и в этот момент вошла Ариэль.

– Что несправедливо? – спросила она.

– Мы говорим о городской медицине, – пояснил Блейк; затем он ответил мне: – Вот именно. Но ничего, ровным счетом ничего невозможно изменить.

Он с трудом поднялся с дивана.

– Этот город вмерз в толщу льда, Фокс, – вздохнул он. – Здесь только кажется все уютным, а на деле… – он махнул рукой. – Так что не стройте иллюзий, если они у вас есть. Так вы примете мое приглашение?

– С удовольствием…

И мы вышли из кабинета.

Вопреки его собственному скепсису, ходил Блейк вполне резво, если можно так выразиться в отношении человека, страдающего от подагры. Впрочем, я не был уверен в том, что это именно подагра, в конце концов, хронические артриты от нее по симптомам отличаются мало. Я решил поговорить об этом:

– А почему вы решили, что у вас подагра?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Хоулленд (holeland) – земля Дырки, страна Дырки.

2

Жаргонное название полицейских в Соединенном Королевстве.

3

Se faire la belle – «уйти красиво», совершить побег (франц. сленг).

4

Войска АВС (от нач. букв лат. слов Atom, Biolog, Chemik) – специальный род войск стран НАТО, предназначенный для организации защиты личного состава соединений и частей от оружия массового поражения и ликвидации последствий его применения.

5

Купюра в сто ирландских фунтов.