Мечты сбываются в Сочи

– Что вы, что вы, – затряс головой Иван, – как вы могли подумать?

– Я всю ночь была с ним, – подскочила к Касаткину Майя.

– Да отойди ты, – оттолкнул её Иван.

Между тем следователь вынул из руки убитой бумагу, просмотрел и протянул Ивану:

– Что это за абракадабра? Вам известно, что это значит?

Иван прочёл написанное вслух и горестно кивнул:

– К сожалению, да. Мы развелись три года назад по желанию Оли. Она как-то отдалилась от меня, увлеклась магией, в общем, я понял, что жена попала в какую-то секту…. Но сделать ничего не мог. Прости, Оля!

В этот момент из толпы раздался крик:

– Он не виноват! Это мой друг! Отпустите его! Он не убивал!

Полицейский, который сдерживал незнакомца, посмотрел на следователя. Тот кивнул и мужчину пустили к Ивану.

– Это мой друг! – продолжал восклицать незнакомец, – это же знаменитый актёр, разве вы не узнали его?

– Ты как здесь? – спросил Иван, вытирая щёки, по которым продолжали сбегать слёзы.

– Дружище, не волнуйся, у меня в Сочи связи в прокуратуре, я отмажу тебя! – не к месту выпалил новоиспечённый заступник.

Невысокий, коренастый, он был бы вполне симпатичным, если бы не искривлённый, как у боксёров, нос.

Следователь недовольно нахмурился, а оперативник потребовал предъявить документы.

– Мы здесь на съёмках, – продолжал словоохотливый и слегка возбуждённый приятель Касаткина, – я заскочил к тебе, консьержка сказала, что ты на пляже, ну вот я и…. А тут такое…

Он протянул оперативнику свой паспорт и похлопал Ивана по плечу, задержав руку, от которой Касаткин, как бы невзначай, освободился.

– Я каскадёр, – не унимался приятель, – а в титрах меня нет. Семён Михеев я. Прости, прости, дружище, – повернулся он к Касаткину, – твоя Оля…. Она мне как родная. Была…. Так что я тоже…. Извини, я тоже плачу….

И он на самом деле плакал!

Над телом Ольги, между тем, колдовали эксперты. Оба мужчины – и Михеев, и Касаткин избегали смотреть в ту сторону.

Мальчишка – спасатель, который и обнаружил тело, рассказал, что палатка уже стояла, когда он в семь утра заступил на дежурство. Но он не стал тревожить постояльцев. На их пляже разрешалось ставить палатки ближе к волнорезам.

Следователь записал все показания, все данные свидетелей, и взял с Ивана Касаткина подписку о невыезде.

Они здесь были больше не нужны. Иван направился к телу бывшей жены, следователь остановил его.

– Я… попрощаться, – пробормотал Иван.

– Постойте! – воскликнула Стрельцова и обратилась к следователю, – разрешите, эксперимент! Я быстро, я не задержу вас. Иди сюда, – в повелительном тоне приказала она Ивану и схватила его за плечо.

Поза была точь-в-точь такой, как тогда, с Михеевым. А лицо исказилось гримасой, в которой слилось всё: отчаяние на грани истерики, жалость, боль…. Эта гримаса также неуловимым образом напоминала лицо Михеева в момент, когда он признавался Ивану в том, что Ольга была ему дорога….

– Я любил её, – голос актрисы стал хриплым, – а она любила тебя. Ты же красавчик, а меня даже в титрах нет….

– Ведьма! – Закричал вдруг Михеев, – не смей! Замолчи! Ведьма!

Он присел на корточки и закрыл голову руками. Раздались его рыдания.

Потом он медленно поднялся. Обращаясь к Ивану, устало проговорил:

– У тебя классный ангел – хранитель. Севка же заказал тебя. Мне. Он тоже тебя ненавидел, везунчик. А Ольга…. Мы с ней… Но любила она тебя, я же чувствовал…. Я её не хотел убивать. Я приехал сюда, чтобы тебя добить. А она запретила. И тогда я…. Но я не хотел. Просто она изменила не только мне, она изменила нашему общему делу. Мы с ней – «Рraedatum homo». Во мне проснулся ментальный ген зверя, когда она встала на твою защиту. И я убил её. Вы, людишки, меня осудите. Но «Рraedatum homo» оправдает меня.

Глава пятая. Оленька

Он сказал, что Оленька любила меня. Но почему же я этого не чувствовал? Потому что я дурак и эгоист.

Иван сидел в своём любимом кресле и разбирал себя на молекулы.

Он виноват во всём. Он человек, которого все окружающие хотят убить. И только Оленька защитила его и отдала за него жизнь. Фу, как высокопарно звучит! Но ведь это же правда. Если бы она позволила этому уроду убить бывшего мужа – осталась бы жива. Впрочем, кто знает. Урод – он и есть урод. Значит, они были вместе в этой секте. Что Оля там нашла? Охмурили любовью. Муж не любит, а в секте все тебя любят и понимают.

Вначале эта мотивация, ну а затем…. Затем тебе внушают, что ты – особенный, ты избран. Ты как там? «Рraedatum homo». Вот так вот. Оленька и этот Рraedatum…. Как-то не вяжется. Она же абсолютно не конфликтна, не агрессивна. А тут – ментальный ген человека – зверя. Вот Михеев – другое дело. А Оля? Зачем её-то заманили в секту? Какой от неё прок?

А, впрочем, заманил её Михеев, это ясно. Михеев ненавидел его, завидовал. Наверняка сочинял о нём грязные истории. Да! Именно! И Ольга поверила ему. Тем более что сам Иван был постоянно увлечён какой-нибудь очередной идеей, решал задачи мирового уровня значимости. И Оля со своими женскими проблемами – чего греха таить – ему была неинтересна, а, порой, откровенно мешала. И она подала на развод. В той надежде, что он испугается и будет умолять…. А он не испугался и не умолял.

Вот тут-то, вероятно, и появился искуситель Михеев, и внушил ей, что секта поднимет её на небывалую высоту! Над всеми! Над всем миром! Но главное – она возвысится над бывшим мужем, который не оценил её. Он будет плакать и рыдать, и ползать на коленях, а она ему гордо ответит: «я – Рraedatum homo, Человек хищный, у меня теперь зубы и когти. А ты – жалкий, ничтожный бывший муж. Ты мне не интересен и не нужен. Я на вершине, а ты ползай в грязи»….

– Вот ведь, – усмехнулся Иван,– целый внутренний монолог придумал за Ольгу.

Да…. Теперь уж не узнать – о чём она думала, о чём мечтала. Только зубы и когти ей, бедняжке, не удалось отрастить. И настоящий «Рraedatum homo» убил её.

Знать бы, по какой причине человек обычный становится человеком хищным.

Рождается таким? Или становится? Существует теория итальянского врача-психиатра Ламброзо, по которой преступники имеют вполне определённую внешность. Впрочем, Ламброзо, кажется, сам отказался в конце жизни от этой теории.

Известно также, что нацисты измеряли черепа живых и мёртвых в той надежде, что подтвердят свою арийскую исключительность и превосходство над остальными прямоходящими млекопитающими.

– О, Боже мой! – Иван охватил голову руками, – какой же бред! В какую чушь люди верят!

А, впрочем, как же им не верить? Ведь мы не знаем ничего – ни откуда мы, ни куда идём. Не знаем, кончается ли этот туманный путь вместе с жизнью или же продолжается за невидимой гранью. И что нам остаётся? Верить в то, что нам ближе по духу.

Но, однако, как ни крути, а человек-то хищный существует! Другое дело, что обычно хищную натуру маскируют, прикрываются высшими идеями. А эти – манифест которых он читал вслух – открыто говорят о сущности своей натуры. И возвели эту звериную сущность в достоинство! Чем это объяснить?!

Выражаясь в метафизических категориях – победой Зла над Добром? Или декларацией победы? Точнее, профанацией. С той целью, чтобы посеять панику в массах, сыграть на страхе, дезинтегрировать и дезориентировать людей.

И вновь тот же самый вопрос – откуда же они берутся, эти хищные люди? Даже и хочется поверить в то, что 12 тысяч лет назад в Атлантиде был искусственно создан Новый человек, «Рraedatum homo» – «Человек Хищный», а его потомки научились прививать обычным людям ментальный ген этой звериности.

Обычным? Людям? Или тем, у кого есть предрасположенность или тяга к доминированию? Тем, кто может и хочет позволить себе всё! «Ничто не слишком» – вот их девиз.

А «Бог положил себе не вмешиваться» – как сказано в святых писаниях.

Бог заложил в нас «Искру Божью» и предоставил право выбора.

Иммануил Кант выразился так: «больше всего меня поражает звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас».

Но Человеку Хищному этот закон не писан.

Глава шестая. Последствия беды

Прошло несколько дней, прежде чем трое участников трагедии снова встретились, что называется, «на том же месте, в тот же час».

Впрочем, Елена Сергеевна Стрельцова ежедневно посещала пляж и даже иногда встречала здесь Майю.

И, наконец, появился в их поле зрения похудевший, осунувшийся Иван Касаткин.

– Я должен поблагодарить вас, – сказал он Елене Сергеевне, – во-первых, вы меня спасли от подозрения в убийстве, а во-вторых, помогли раскрыть настоящего убийцу.

– А как это вы так? – спросила Майя, – сразу догадались? И решили сыграть его? Вы даже были немножко похожи на него. Вы пародистка, что ли?

– Упаси бог, – испугалась Стрельцова, – пародисты идут, как правило, по внешнему контуру, а драматические актёры – от внешнего к внутреннему. Не вам же мне объяснять. А по поводу того, как догадалась – с первых минут своего появления он повёл себя как человек, который выдаёт желаемое за действительное. И главное – он хотел признаться.

– Хотел? – удивилась Майя.

– Представьте себе. Но это не комплекс Раскольникова, нет. Хотел признаться не для покаяния. Гордыня. Ему важно быть в центре внимания. Он разрешает себе всё. Даже распоряжаться чужими жизнями. Как он сказал? Ментальный ген зверя, так, кажется? И ещё – она изменила нашему общему делу. Как переводится «Рraedatum homo»?

– «Человек Хищный», – мрачно отвечал Касаткин, – в письме было написано, что они ведут своё начало от атлантов.

– Понятно, – кивнула Стрельцова, – секты обычно позиционируют себя, как древнейшее и безупречное учение. Фашизм, одним словом. Не он ли вложил в руку Ольги этот листок с манифестом? Что вы об этом думаете, Иван?

Все трое разговаривали теперь вполголоса, чтобы не спровоцировать кого-то из отдыхающих на новый обличительный монолог.

На этот раз они предпочли шезлонги, а не лежаки. Сдвинув деревянные кресла, они шептались, даже не переодевшись в купальные костюмы. Елена Сергеевна и Майя были в лёгких сарафанах, Иван – в шортах и футболке.

На море был лёгкий бриз, свежий ветерок овевал отдыхающих. И никто, казалось, уже не помнил о преступлении трёхдневной давности.

Кроме этих троих.

И кроме той, невидимой, неосязаемой, внечувственной среды, в которой отпечаталось навеки каждое слово, каждый вздох и каждое событие на планете земля.

– Ну, да, я понимаю и уверен, – отвечал Иван, – конечно, он вложил листок в руку Ольги, коль скоро это манифест. Это, безусловно, знак, метка – чтобы понимали: не простое убийство, а именно знаковое. Не на почве ревности или другой бытовой причине, а идеологически оправданное. Но, Елена Сергеевна, вспоминая вашу выходку – уж простите за такое определение – я задавался вопросом: только ли для раскрытия преступлений подходит ваш экстравагантный метод?

– Прежде всего – метод не мой.

– У Станиславского я не встречал подобного.

На этих словах внимательная Майя вновь незаметно включила диктофон. И вновь – сама не зная, для чего. На всякий случай – в хозяйстве всё пригодится.

– У Станиславского, конкретно, этот метод не описан. Но если подытожить все его усилия, направленные на создание Системы, можно сделать открытия неожиданного характера.

– Минуточку, я попытаюсь угадать. Основополагающие?

– Именно!

Майя начинала скучать. Но не бросать же дело на полпути! Надо же выслушать бред этих умалишённых до конца, чтобы понять – стоило ли оно того. И она тайком вздыхала и терпела.

А эти двое продолжали обсуждать любимую тему, забыв про Майю, про море, про других отдыхающих вокруг…. Про всё на свете, кроме Системы Станиславского.

Стрельцова то и дело заглядывала в свой блокнот и приводила цитаты из записок.

– Вот смотрите, – говорила она, – в рукописи 1910 года он пишет: «Наконец-то люди начинают понимать, что теперь, при упадке религии, искусство и театр должны возвыситься до храма, так как религия и чистое искусство очищают душу человечества. Но.… Как превратить теперешний театр-балаган в театр-храм?». Вы понимаете, о чём он?

– Понимаю! И очень даже понимаю. Но думаю, что не стоит обнародовать то, что мы поняли.

– Причина?

– А вы не догадываетесь? Фанатики! Тут же набегут фанатики. Устроят ритуальные пляски вокруг этой идеи и обязательно создадут секту имени Системы Станиславского.

Майя встрепенулась. Дремоту как рукой сняло. Хотелось крикнуть: с этого места поподробнее! Ах, она умница! Догадалась же включать телефон на запись. Вот уж идея, так идея! Надо только побольше фактологии нарастить, сделать идею объёмной – «весомой, грубой, зримой»….

Елена Сергеевна вздохнула:

– Ах, как вы правы, как вы правы! Фанатики всегда всё режут на корню, всякую стоящую идею опошлят. Но ведь и молчать нельзя. Об этом хочется кричать!