Мурмания

– Просить! Остаться! – недоумевающий голос брата прервал её из темноты.

– И я не прошу, – чуть с большей решимостью продолжила она. – Позаботься о них, а они… они позаботятся о тебе.

– Что? Нет! Я тебя здесь не оставлю! Я придумал эту игру, Мурманию, чтобы тебя повеселить! Забудь о ней, сестрёнка, это глупая игра! Теперь игры кончились. То, что творится вокруг, это не шутки! Это грёбаный апокалипсис! – кричал Антон в надежде образумить сестру.

– Мурмания – это не игра, – твёрдо произнесла Нина, а затем слегка улыбнулась и добавила: – Прости меня, братишка, надеюсь, скоро увидимся…

Сказав это, она побежала от выхода прочь. Антон хотел было последовать за ней, вернуть её, но стоило ему только попытаться сделать шаг, как все кошки разом вбежали внутрь прохода, заслоняя дорогу своими пушистыми телами. Сквозь всю эту суматоху он успел расслышать отдаляющийся голос сестры, прежде чем крыша люка внезапно закрылась перед ним, оставив его и всю кошачью ораву в полной темноте. Через мгновение Антон почувствовал, как пол под ногами неведомого сооружения пришёл в движение, увлекая его вместе со всеми кошками, должно быть, в самое сердце Земли. А в голове всё вертелась последняя фраза Нины, которую ему удалось расслышать перед тем, как крыша люка отрезала к ней дорогу: «На Земле ещё остались кошки! Остались кошки! Остались…» В отчаянии он принялся биться в стены подземного лифта, стремясь вырваться из него во что бы то ни стало, но, потерпев неудачу, без сил повалился на металлический пол, продолжая слышать: «Ещё остались кошки! Кошки! Кошки!»

«Ещё остались кошки», – эта мысль никак не могла покинуть Нину даже тогда, когда она побежала со всех ног, заметив возвращающийся остроконечный истребитель, который, судя по синим вспышкам за пределами города, сопровождаемым грохочущими звуками взрывов, только что совершил атаку на остатки загородного ополчения и теперь направлялся к развалинам города, дабы закончить начатое и окончательно сровнять их с землёй.

Красная полоска на горизонте ознаменовала завершение этой напряжённой ночи, которая должна была теперь перерасти в не менее напряжённое утро. На фоне рассветного неба чёрный истребитель выглядел ещё более контрастно, что как нельзя лучше подчёркивало всю его чуждость этому месту, да и вообще любому месту на этой планете. Весь его вид говорил о враждебности ко всей окружающей Земной атмосфере, из которой он выбивался настолько резко, что Нина почувствовала эту враждебность на каком-то подсознательном уровне, отчётливо понимая, что перед ней именно враг, заклятый враг, и никто иной. Девочке, всегда доброжелательной ко всем окружающим людям и животным, ранее не доводилось испытывать ничего подобного, и это пугало её не меньше, чем неминуемая опасность, нависшая над ней в этот момент. Она видела разрушения, видела людей, в страхе бежавших от неведомого врага, видела кошек, которые чуть не погибли по его же вине, но не испытывала к нему ни малейшей агрессии. Другое дело теперь, когда она увидела истребитель перед своими глазами. В тот миг всё изменилось. Сейчас Нина отчётливо понимала, что такое ненависть, и как бы она ни старалась отгородиться от этого столь не свойственного для себя неприятного чувства, все её попытки имели прямо противоположный эффект. Ненависть нарастала, и её невозможно было остановить. В какой-то момент Нине даже казалось, что вид этого истребителя пробудил в ней что-то более древнее, чем сам этот мир, что-то, не поддающееся никакому контролю и выходящее за пределы любых рациональных объяснений, что-то знакомое, будто смутная картинка одного забытого сна вдруг повернулась к ней изнаночной стороной, обнажая всю суть своего истинного значения, ранее сокрытого под наносной видимостью человеческого восприятия этого сна. Ощущение, что это всё же не её собственное чувство, а чувство кого-то другого, также не покидало Нину, но как бы то ни было, она была абсолютно не в силах бороться с ним, и через считанные мгновения весь этот эмоциональный накал вылился в конкретное действие – Нина остановилась в тот самый момент, когда истребитель оказался практически напротив неё, и бросила в него камень.

Камень, конечно же, не долетел, а истребитель пронёсся мимо, даже не восприняв маленькую девочку в качестве оппонента. Нина проводила его исполненным ненависти взглядом, когда он полетел в сторону уже закрывшегося эвакуационного люка, и почему-то улыбнулась, будто знала о том, что сейчас должно произойти. В ту же секунду крыша люка снова открылась, с мощным свистом выпустив сияющую ракету, прошившую истребитель насквозь, а после взорвавшуюся где-то за пределами облаков. Вслед за этим подобный свист раздался и далеко за пределами города, и залпы ракет, выпущенных из недр земли, подобно праздничному салюту окрасили рассветное небо своими ослепительно яркими вспышками. Нина смотрела и наслаждалась зрелищем, не в силах отвести от него взгляд.

В тот момент ненависть улетучилась, и её место заняло чувство неописуемой гордости за подобное оружие и его создателя, такое, как если бы Нина сама была ко всему этому причастна. «Это свои», – пронеслось у неё в голове на фоне мыслей о величии событий, начало которых ей посчастливилось засвидетельствовать в этот день.

Залпы затихли, и вместе с ними умолкли неведомые ранее мысли и чувства, а спустя несколько минут они и вовсе забылись, снова вернув Нину в реальность маленькой девочки, только что добровольно оставившей брата ради своей безумной Мурмании. Только сейчас она снова почувствовала больное колено и то, как ей сильно хочется есть, после чего двинулась в путь и побрела сама не зная куда, ощущая, как леденящий октябрьский ветер холодит её мокрые от проступивших слёз глаза.

Близился вечер, когда Нина случайно набрела на лагерь загородного ополчения. Тогда она увидела то, что осталось от группы людей, возомнивших, что они способны справиться с инопланетной угрозой, и увиденное могло бы её ужаснуть или же попросту лишить рассудка, оставив в памяти неизгладимые шрамы, что мучили бы её потом всю оставшуюся жизнь, являясь в ночных кошмарах картинами расплавленных фрагментов человеческих тел, и, скорее всего, так бы всё и случилось, если бы… Если бы Нина не настолько устала. Преодолев пешком путь в несколько десятков километров, она находилась в том состоянии предельного истощения, когда вся окружающая действительность выглядит так, будто затянута пеленой плотного тумана, и уже не воспринимается как что-то, имеющее отношение к реальности. Нина даже забыла о голоде, просто рухнула на землю и провалилась в сон.

Никаких картинок. Только голоса. Их много, и большинство из них звучат отдалённо. Среди них выделяются два, слышимых гораздо отчётливее других. Они похожи, будто это один и тот же голос, ведущий односторонний диалог.

…«Мех на руках… Откуда этот мех?.. Разве он был на них раньше?»… «Был, ты просто его никогда не замечала»… «А у него нету такого»… «Есть, просто слишком короткий и растёт вовнутрь»… «Это как?»… «Это бывает редко»… «Что бывает редко? Мех, растущий вовнутрь?»… «Нет, так, как у тебя, бывает редко. Почти никогда»… «И что же это? Почему? Почему это происходит со мной?!»…

Она подскочила на ноги и тут же стала обхлопывать руки, как будто пыталась с них что-то стряхнуть, а придя в себя, заметила, что её руки остались такими, как прежде – маленькими, смуглыми и покрытыми многочисленными ссадинами и мозолями.

«Какой странный сон», – подумала Нина и, оглядевшись по сторонам, обнаружила несколько пачек чипсов, разбросанных по земле, – припасы ополченцев, они им уже не понадобятся. Она собрала все уцелевшие пачки и, предварительно разделавшись с несколькими из них на месте, сложила оставшиеся в найденный неподалёку пакет, а после, помня о своей первостепенной задаче, двинулась в путь.

Трудно сказать, сколько времени прошло – день, неделя, месяц… Дни сбились в единую кучу – грязно-серый коридор, каждый шаг по которому давался с неимоверным трудом. В его конце светила Мурмания, дружелюбно манящая к себе пушистыми лапками и длинным хвостом. Возможно, именно она помогала Нине оставаться в живых всё это время. Однако кто знает, насколько её ещё хватит…

Состояние Нины ухудшалось день ото дня, и вряд ли она бы узнала себя теперь, если б ей довелось увидеть в зеркале своё отражение – впалые щёки, помутневший обезумевший взгляд и болезненная худоба всем своим видом говорили об окончательном истощении разума и тела. Нина понимала, что сходит с ума, но также отчётливо ощущала, что это безумие происходило не от неё самой, а откуда-то из запредельного небытия, далёкого и необъяснимого.

День за днём она брела по улицам опустевших городов, невзирая на усталость, голод, холод и адский мороз. Просто шла по безлюдным улицам полуразрушенных городов и вскоре была уже не одна. За ней неотрывно следовали уцелевшие кошки, повинуясь каждому её слову и жесту, будто бы они знали, что именно эта девочка была их единственным шансом спастись. Неужели только кошкам ведома загадка Мурмании? В чём же она? Зачем всё это? Нина не могла понять, почему не может остановиться, но с каждым днём собирала в свою мурчащую компанию всё новых и новых мурлык, не пытаясь больше найти всему этому хоть какое-то логическое объяснение. Должно быть, это мания, безумная и непреодолимая мания. Мурмания.

Однажды, в холодный и серый день, похожий на все предыдущие, блуждая по одному из наименее пострадавших городов, Нина забрела в самый уцелевший из найденных в округе магазинов, чтобы найти себе и своим многочисленным усато-хвостатым подопечным чего-нибудь перекусить. Там она и заснула.

Несмотря на запредельную степень истощения и болезненную усталость, Нина плохо спала, постоянно ворочаясь, будто не могла найти себе место, а когда проснулась, ощутила прилив неописуемой тревоги, который заставил её подняться и подбежать к витрине. В тот же момент она услышала безумный всеобщий рёв, сотрясающий землю, будто та раскалывалась на части. Земля содрогнулась и в то же мгновение выплюнула из себя сотни тысяч сияющих ракет, которые, мгновенно устремившись ввысь, разорвались где-то в верхних слоях атмосферы. Свет немыслимой яркости залил всё небо, словно заново включив потухшую планету. А потом небо потемнело, и тени гигантских космических кораблей окутали собою всё вокруг. Снова залпы ракет устремились ввысь, и неминуемый ответ сверху не заставил себя ждать, воплотив собою всё то, что обычно люди представляют, произнося слово «апокалипсис». Масштабы происходящего были настолько грандиозны, что увиденное Ниной ранее теперь казалось лишь жалкой пародией на тот немыслимый ад, что творился теперь на Земле.

В этот момент Нину снова захлестнула волна смешанных чувств, похожая на то, что она испытала при своей первой встрече с инопланетным истребителем и оружием, его уничтожившим, только теперь та ненависть, гордость и благоговение многократно превосходили не только ранее испытанные Ниной аналогичные чувства, но и, возможно, все прочие ощущения в жизни. От подобного переизбытка эмоций у девочки закружилась голова и потемнело в глазах. Она упала на пол, и этот удар как будто отодвинул то безумное наваждение, вернув её к своим прежним переживаниям, связанным со спасением кошек. Неужели все старания были тщетны, и ей не удастся помочь ни себе, ни доверившим ей свои жизни мурлыкам? Неужели она никогда не узнает, что стало с её родителями и что ждало её брата в убежище таинственных обитателей подземелий? И никогда-никогда не попробует… Энчиладу… Что это вообще такое? «Не важно! – решительно заявила Нина в ответ на свои собственные мысли и, превозмогая панический страх, побежала к подвалу магазина, увлекая кошек за собой со словами: – Я обязательно попробую эту энчиладу и вас, пушистых, угощу, вот увидите! Подвалы они, знаете ли, крепкие, они выдержат! Не зря в них крысы прячутся, уж они-то знают укромные места!» В вышесказанное Нине, конечно же, верилось с трудом, но она твёрдо решила действовать до конца. На бегу она почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног, а небо падает вниз всей своей немыслимой громадой. «Это не небо, это потолок», – промелькнуло у Нины в голове, прежде чем всё вокруг закружилось, а пол и потолок поменялись местами. Спустя мгновение наступила кромешная тьма, и всё вокруг окончательно погасло.

ГЛАВА 3

Тьма, из которой не отыскать выхода, окружала ту, кто забыла своё имя и перестала чувствовать себя как отдельную личность. Теперь ей казалось, что она является частью чего-то сродни гигантскому муравейнику или пчелиному улью, каждый из жителей которого выполняет свою собственную функцию, повинуясь единой грандиозной идее, навеянной разумом невероятно древним, стоящим у истоков самого существования подобного коллектива. Суть своей роли в этом сообществе виделась ей довольно размыто, а сам факт пребывания в состоянии безличностного коллективного единства ощущался как нечто, происходящее с кем-то другим. В какой-то момент ей показалось, что её сознание приобретает более внятные очертания, и идея той самой собственной функции в муравейнике стала проступать сквозь монотонность всеобщей размытости, царящей вокруг. Тогда-то и вспомнилось имя, равно как и сама идея, от него неотрывная. Это имя кричало, кричало знакомым голосом откуда-то издалека…

– Нина! Нина! – слышался голос, с каждой секундой становясь всё ближе и ближе.

В тот момент вместе с именем вернулась и память, а с ней чувство жуткой тревоги. Мурмания, апокалипсис, кошки. Кошки!

«Кошки! Что с ними стало?» – прорезался чёткий вопрос в голове Нины Суари, которая теперь не сомневалась в том, что её зовут именно так.

– Кошки! Где они!? Мурки, только останьтесь в живых! – с отчаянием в голосе воскликнула Нина и попыталась подняться. Ей удалось сделать это только наполовину, так как она ощутила, будто сидит на какой-то плоской поверхности, мешающей ей подняться целиком. Только после этого она открыла глаза. Резкий белый свет ударил в лицо, а вместе с ним жуткая боль распространилась по всему телу, но через пару мгновений утихла. Окончательно придя в чувство, девочка осмотрелась по сторонам, и её удивлению не было предела – последними, что она видела до настоящего момента, были дверь в подвал и потолок магазина, падающий посреди немыслимого апокалипсического ада, а теперь… Она находилась в ярко освещённом помещении, похожем на те, что показывают в фильмах про будущее, – высокотехнологичном и преисполненном футуристического минимализма. Только, пожалуй, ни один фильм не опишет тех подробностей, что увидела Нина при первом рассмотрении этой комнаты. Да и сама Нина не взялась бы описать все те немыслимые сверхтехнологичные устройства, что покрывали собою металлические стены вокруг, будучи отчасти встроены в них. Создавалось впечатление, что вот-вот загорится одна из этих многочисленных мигающих настенных панелей и электронный голос вездесущего искусственного интеллекта продекламирует что-то вроде: «Доброе утро! Вы попали в три тысячи сто тридцать четвёртый год и находитесь на планете X285», после чего в комнате появится робот-официант и непременно предложит чашечку кофе и порцию энчилады, или что там у них подают в три тысячи сто тридцать четвёртом. Впрочем, ничего подобного так и не произошло. Вместо робота-официанта, каким бы невероятным это ни казалось, напротив Нины стоял Антон и расплывался в такой счастливой улыбке, какой она не видела на его лице за все прожитые бок о бок четырнадцать лет.

– Наконец-то ты пришла в себя, сестрёнка! Только тише, не торопись подниматься, – вновь раздался его голос, тот самый, что совсем недавно выдернул Нину из безумного сна. – Ну ты меня тогда и напугала, я думал, что больше никогда тебя не увижу, но потом!.. Я понял – ты была права, и всё, что случается – случается к лучшему! Ты не поверишь, ох, ты так много пропустила! Мне нужно обо всём тебе непременно рассказать! Я даже не представляю, как! Ты действительно не поверишь! Всё совсем не так, как мы себе представляли! Мы, в смысле, люди! Ох, люди… Да что там люди… – он говорил так, будто находился в состоянии неведомой эйфории, граничащей с безумием, сумбурно и порой бессвязно, так что теперь Нина уже сомневалась, кто из них был больше подвержен маниям с приставкой «мур» или без неё.

Поначалу она слушала его, не в силах вымолвить и слова, но затем её растерянность сменилась радостью, нахлынувшей от столь желанной и неожиданной встречи, и она с улыбкой сказала:

– Ты спас меня, братишка, как и всегда.

Она попыталась встать на ноги, чтобы его обнять, но только сейчас обнаружила, что сидит на жёсткой, но удобной кровати, плотно скованная какими-то светящимися лентами, ограничивающими её движения. Заметив неудавшуюся попытку сестры, Антон сам подошёл, чтобы её обнять, а после пояснил:

– Тебе сейчас не стоит двигаться, ты сильно пострадала во время первой атаки, и если бы не мы… Даже думать об этом не хочу… – он сел на кровать рядом с ней и тяжело опустил голову, будто прокручивая всё ранее случившееся, но спустя несколько минут его состояние сумасшедшего воодушевления вновь вернулось к нему, и он воскликнул: – Но это ничего, всё позади, и ты скоро поправишься! Ты даже не представляешь, какие технологии работают сейчас на твоё восстановление! Да что там – я и сам не представляю. Правда. Но они сказали, что сделали всё необходимое, и ты сможешь ходить уже через несколько часов, а спустя сутки будешь чувствовать себя лучше, чем большинство здоровых людей!

– Они сказали? Кто «они»? – удивилась Нина.

– Ах да, я тебе не сказал. Они – это кошки. Ты спасала кошек, а кошки спасли тебя. Я же говорю – ты была права. Всё дело в кошках, кошки – наше всё! Они просветили тебя своими приборами и помимо многочисленных переломов обнаружили крайнюю степень истощения всего твоего организма, после чего завернули тебя в эти «бинты» и ввели какую-то сверхпитательную сыворотку, так что теперь, по их словам, с тобой всё будет в порядке.

– По их словам? По словам кошек? И это ты говорил, что я спятила со всей этой своей Мурманией? – недоумевала Нина.

– Я тоже так думал, но потом… Я узнал такое! Я узнал всё! Почти… Слушай. Мы сейчас под землёй, и здесь, в её недрах, построен удивительный мир, и сотворён он расой, возраст которой превосходит возраст нашей планеты. Эта раса – кошки, но не обычные – высшие кошки. Они контролируют Землю с самого начала времён и знают абсолютно всё. Даже…

– Даже то, что стало с нашими родителями, – догадалась Нина.

– Да… Да, знают. Знают и это, но… – задумался Антон, – …мне удалось выяснить не так уж и много. Как я понял, наша семья относится к какому-то особому виду людей, которых было решено эвакуировать в первую очередь, ещё задолго до событий этой войны. Таких семей на Земле не так уж и мало, и все они были укрыты в безопасном месте – в одном из глубоких подземных городов. Знаешь, я хотел выяснить больше, но здесь об этом толком никто ничего не знает. Даже моё начальство, командиры Манул и Леопард, не смогли ответить ничего вразумительного, хотя я не думаю, что они что-то скрывают. Похоже, этот вопрос просто не в их компетенции. Однако они высказали предположение, основанное на информации, пришедшей когда-то от вышестоящего руководства, что люди, подобные нашим родителям, входили в специальную экспериментальную группу, созданную с целью установления наиболее пригодных условий для проживания людей под землёй. Не знаю, насколько это верно, но Манул и Леопард сказали, что у них нет других версий.

Нина слушала его, изумлённо хлопая глазами, пытаясь хоть как-то переварить столь внезапно обрушившуюся на неё информацию, но так и не осознав происходящего до конца, всё же решила спросить о том, что казалось ей наиболее очевидным:

– А как же мы? Почему нас не забрали вместе с ними?

– Я не знаю, – ответил Антон. – Похоже, вся информация, касаемая этого проекта, не то чтобы засекречена, скорее, легендарна. Как старый миф, затерянный в веках, о котором слышали многие, но забыли всю его суть. Но не волнуйся, теперь я здесь большой человек и занимаю военную должность, так что, когда всё закончится, я обязательно в этом разберусь, и мы найдём нашу семью.

Услышав это, Нина звонко рассмеялась: