Арктический клуб любителей карри

– Все тут такие спортивные. Когда Астрид или Бьорн заводят разговор о лыжах или ночевках во льду, меня это все совершенно не восхищает, а скорее пугает.

– Малыш, не переживай. Тут нужно время. Просто не теряй терпения и веры в себя.

Я вытерла глаза тыльной стороной руки.

– Ну же, ну не плачь. – Он притянул меня к себе и обнял. – Ты совершенно не должна делать ничего, что не хочешь. Может, пока заняться тем, что ты любишь? Ты с самого приезда почти не готовила.

– Еда тут такая дорогая, а я ничего не зарабатываю, – пробормотала я, уткнувшись ему в плечо.

– Ну и неважно. Жилье нам компенсируют, и что-то непохоже, чтоб нам тут было на что еще тратить деньги.

– Я тебя не заслуживаю.

– Не говори глупостей. – Райан разжал руки. – Ты милая, и веселая, и красивая, и очень-очень талантливая. Просто неудачно упала, вот и расстроилась. А теперь давай ты пока погреешься в душе, а я схожу и принесу нам пиццу и плитку шоколада побольше.

– Ой, правда?

– Ну конечно.

Он снова влез в уличную одежду и поцеловал меня на прощание. Господи, как мне с ним повезло. Я разделась и отправилась в душ. На бедре у меня уже образовался здоровенный синяк. Да, было больно – и от падения, и от стыда, – но все уже прошло. Я сделала воду погорячее и постаралась не думать о произошедшем.

6

В кухне было так тепло, что тесто подошло быстро. Хлеб уже пекся в духовке, по квартире разливался теплый дрожжевой дух.

– Порезать лук и чеснок? – спросил Райан.

– Да, пожалуйста.

Я включила свой плейлист для готовки – всякая всячина типа Отиса Реддинга, Ареты Франклин и Соланж – и, мурлыча под нос, шинковала морковку и сельдерей. Подойдя, чтобы отдать мне нарезанные овощи, Райан ласково ущипнул меня за попу.

– Что теперь?

– Можешь почистить и нарезать пару картошек?

– Конечно.

Я бережно обжарила лук с рыбными головами и костями, оставшимися со вчерашнего ужина. Когда я налила в сковороду кипятка, вода зашипела. Теперь приправы: щепотка соли, пара лавровых листьев и пучок пряных трав, которые я вырастила сама и привезла с собой из Норвича.

– Пора класть картошку?

– Нет, бульон должен сперва настояться. Потом я его процежу и добавлю овощи, а еще потом соленую треску, креветки и сливки.

– Звучит божественно, – заметил Райан.

Кухню заполнили знакомые начальные аккорды «Say a Little Prayer» Ареты Франклин. Райан схватил половник и поднес его к лицу, как микрофон, немелодично подвывая и хлопая ресницами. Я засмеялась.

Он отложил половник и, продолжая петь, сгреб меня в объятия. Мы неуклюже потоптались в танце и только начали целоваться, как дверь кухни отворилась.

– Простите, что помешал, голубки, – сказал Бьорн.

С ним была Астрид. Она старалась не встречаться со мной взглядом. Может, подумала я, ее смущают публичные проявления чувств?

– Все в порядке. – Райан отстранился от меня. – А вы чем сегодня занимаетесь?

– Готовимся к лыжному марафону, – сказал Бьорн.

– Отличный план.

– Идемте с нами, – позвала Астрид.

– У нас еще лыж нет.

– Я как раз продаю две пары. Можете попробовать – они у меня в квартире.

– Да ничего, мы вообще-то готовим… – начала я, но ровно в ту же секунду Райан ответил:

– Было бы здорово…

Мы оба осеклись и переглянулись. Вообще-то предполагалось, что сегодняшний день мы проведем только вдвоем, мы уже много общались с Бьорном и Астрид на неделе. Но мне не хотелось выступать в роли требовательной капризули.

– Тогда я останусь и присмотрю за едой, – сказала я.

– Да ладно, я тоже охотно останусь.

– Нет-нет, иди. Все равно я хочу поговорить с папой. А это суп – он не испортится.

Райан поцеловал меня.

– Детка, ты просто чудо. Я ненадолго, честное слово.

Когда они ушли, я задумалась, не считают ли Бьорн и Астрид меня неженкой, раз я осталась дома. Но мысль о том, чтобы провести на улице хоть сколько-то продолжительное время, меня откровенно не радовала, а для катания на лыжах требуется куда больше атлетических способностей, чем для езды на собаках. Астрид и Бьорн очень дружелюбно отнеслись к нам обоим, но с Райаном у них было куда больше общего, чем со мной. Где в этом городе женщины, которым нравится готовить затейливые ужины, пить красное вино в большом количестве и смотреть кино?

Слегка приуныв, я позвонила по фейстайму папе. Он сидел на диване – судя по всему, в гостиной Умы. Лившееся в окна солнце подсвечивало стеклянный столик, ковер земляных тонов и узорчатые покрывала со множеством мелких деталей. Под потолком тихонько жужжал вентилятор. Таким счастливым я папу уже давным-давно не видела. Однако на лице его очень быстро отразилась тревога.

– Солнышко? Ты чем-то расстроена?

– Нет-нет. Правда.

– Уверена?

– Мне тут как-то сложнее, чем я думала. На улице такая холодрыга, что и выходить не хочется. Райан как раз пошел кататься на лыжах с нашими друзьям, хотя там около минус тридцати, – сказала я, снова ощущая себя плаксивым подростком.

– Они совсем спятили? Надеюсь, он о тебе заботится.

Папа не очень-то жаловал Райана, что в целом неудивительно – он про большинство моих кавалеров считал, что они для меня недостаточно хороши.

– Он очень меня поддерживает, правда.

– Если вдруг будет надо, звони мне в любое время.

На заднем плане у него послышался какой-то шум.

– Я вернулась! – окликнул папу женский голос. – Ну и пробки сегодня на дорогах! Мне сорок пять минут потребовалось, чтобы только… ой.

– Это я просто с Майей разговариваю. Иди сюда, присаживайся.

Я увидела тонкую седовласую женщину с элегантной короткой стрижкой и густо подведенными глазами. На ней была туника цвета охры. Папа прав – она и в самом деле очень привлекательная.

– Майя? Ты меня помнишь?

Я смущенно помотала головой:

– Простите, не помню. Ничего личного. И спасибо за все открытки.

– Ничего страшного. Так ты ей еще не сказал?

– Не успел. – Папа смотрел на меня как-то опасливо.

– Что не сказал?

– Понимаешь, вчера вечером мы с Умой ужинали…

– И я сделала ему предложение! – перебила она.

– И я сказал – да! Само собой!

Они, сияя, смотрели друг на друга. В ушах у меня зазвенело от потрясения.

– Поздравляю, – слабым голосом выговорила я.

Ума подалась вперед:

– Майя! С тобой все в порядке?

– Конечно. Я правда очень рада за вас.

Я попыталась улыбнуться, но в голове еще гудел белый шум.

– Только знай, пожалуйста, я никогда и пытаться бы не стала заменить твою маму.

– Это совсем другое. – Я судорожно сплетала руки на коленях.

– Майя всегда нервничает, если что-то вдруг резко меняется. Чувствует, что теряет контроль над событиями, – объяснил папа.

– Но я знаю, что это хорошая перемена. Не переживай, я всецело за.

– Приедешь на свадьбу? – спросил папа.

– Ну конечно! А когда?

– Через месяц. Сразу после Рождества.

– Так скоро?

– В Индии не принято рассылать свадебные приглашения слишком заблаговременно, – объяснил папа.

– Ну да, потому что, если приедут все, сложно тебе придется, – добавила Ума.

– Ну я-то уж точно приеду.

– Я куплю тебе билет, – пообещал папа. – А то добираться сюда из Свальбарда наверняка выйдет очень дорого, учитывая, как скоро уже надо брать билет, не хочу тебя разорять.

Когда я через несколько минут разъединилась, в висках у меня пульсировало, а онемевшие пальцы начало покалывать. Распознав опасные сигналы, я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. А когда снова открыла глаза, попыталась унять смятение, фокусируясь на звуках с кухни. Жужжание вентилятора над духовкой. Побулькивание бульона в кастрюльке. Слабое посвистывание ветра за окном. Я вынула из духовки хлеб и помешала бульон – чисто чтобы руки занять. Над поверхностью вдруг высунулась рыбья голова и злобно уставилась на меня.

– Знаешь, я правда за него рада, – сообщила я ей. – Но это все так внезапно.

Ответа, что неудивительно, не последовало. Я процедила бульон и выкинула кости в мусорное ведро.

Жизнь переменится. Снова. Каково это будет – обзавестись мачехой? Так-то Ума казалась очень милой, но, сколько я себя помнила, у нас с папой всегда были только мы, никого больше. Папа и я. Однако и я уже выросла из подросткового возраста, и папа заслуживает счастья. Что меня на самом деле больше всего волновало – теперь от поездки в Бангалор не отвертишься. При одной мысли об этом у меня начинала кружиться голова, а живот скручивало узлом. И никакие упражнения, чтобы жить моментом, тут не помогут. Это ощущение я про себя называла «школиками», потому что именно так себя чувствовала в первый день в «Файрфилд-праймари».

Помню, как цеплялась за папину руку, пока мы шли через заасфальтированную детскую площадку. Лил дождь (по ощущениям, тогда все время лил дождь и я всегда, всегда мерзла), мы брели от лужи до лужи. Резинки носков впивались мне в лодыжки, школьное платье кололось. За дверью папа оставил меня на попечении мисс Джеймс, поцеловав перед уходом в макушку. Стоило ему скрыться, я заревела, мисс Джеймс изо всех сил пыталась меня утешить, но я не переставала рыдать. А вдруг с папой по дороге на работу что-то случится, как с мамой? Вдруг я сейчас видела его в последний раз? В конце концов мисс Джеймс удалось заткнуть меня пакетиком «Смартис» и несусветным враньем, что папа ходит на работу по специальной дорожке для пешеходов, где не ездят машины. А потом она отвела меня в класс. Когда я вошла, ко мне повернулось три десятка любопытных лиц, а мисс Джеймс велела мне представиться.

– Меня зовут Майя, я приехала из Индии, – сказала я, внезапно остро осознавая, до чего же мой выговор не похож на ее.

Но как раз об этом можно было не переживать – через десять лет я и сама разговаривала точно так же.

Овощи дошли до полуготовности, так что я добавила соленую треску и креветки, а потом отмерила две чайные ложки сливок. Нет ничего успокоительнее, чем готовить строго по рецепту – отмерять муку в граммах, а сливки – чайной ложкой, так что все идет в точном соответствии с планом. Даже когда ты уже запомнил, как готовить то или иное блюдо, ты всегда знаешь, что в его основе, обеспечивая структуру, лежит рецепт, совсем как кости под кожей.

Мой пульс медленно вернулся к норме.

Через месяц я впервые вернусь в Индию. Когда я была маленькой, папа боялся, что это будет для меня слишком травматично. Подростком я отрицала свою индийскую половину. Именно она делала меня не такой, как все, а мне отчаянно хотелось ничем не выделяться. Другие индийские дети в школе не хотели со мной дружить. Что я понимала в их жизни – я-то, с белым отцом и белыми друзьями? А потом я познакомилась с Ниной. Она водила меня в лучшие индийские ресторанчики на Брик-лейн, заставляла вместе с ней мерить сари, вытащила на первый сеанс эпиляции рук. Она много лет приставала ко мне с уговорами поехать вместе в Индию на каникулы, но я находила себе отговорку за отговоркой.

– Просто не понимаю, чего ты так боишься! – как-то раз с досадой воскликнула она.

– У меня повышенная тревожность – я всего боюсь.

– Ерунда! Ты любишь всякие поездки на каникулы. Чего конкретно ты боишься?

– Что еда окажется слишком острой для моего западного вкуса…

Она возвела глаза к небу.

Мне потребовалось немало времени (и немало психотерапии), чтобы понять природу моей нерешительности. Я привыкла ощущать себя инопланетянином, попавшим на вражескую планету. И ассоциировала это ощущение со своим индийским наследием. Но что, если я попаду в Индию – и там меня сделает белой вороной моя британская сторона?

7

Райан оставил рядом с моей стороной постели стопку бумажных крон и записку с просьбой приготовить на ужин что-нибудь вкусное. Скрытый подтекст сообщения был ясен: он хочет, чтобы я непременно вышла сегодня из дому. Но моя тяга к исследованиям поутихла. Я уже побывала в двух музеях, нескольких кафе, ресторанах и даже в спортцентре – и после каждой такой короткой вылазки изнемогала от холода. Каждый день температура опускалась еще ниже, а темнота становилась еще непрогляднее. Я начала понимать, почему депрессия – такое частое дело на высоких широтах. В полном душевном раздрае я позвонила Нине.

– Здравствуйте, это Нина Пател, чем могу служить?

– Ты на работе?

– Совершенно верно, мадам. – Она перешла на шепот: – Перезвоню тебе через пять минут из туалета.

Пока я ждала, боль в груди у меня усилилась. Нина спросит, как я тут, в Арктике, развлекаюсь, и по моим ответам сразу же все поймет. Что бы она подумала, узнай, что к двенадцати часам пополудни я еле-еле выскребаю себя из постели? Почти все мои знакомые работают, не жалея себя, а я тут бездарно убиваю время.

Телефон зазвонил. Я так и подпрыгнула.

– Прости. Я еще на испытательном сроке – нельзя расслабляться.

– Все в порядке. Как оно тебе? – спросила я.

Нина пустилась с жаром описывать новую работу – как ей там интересно, но как она постоянно боится ошибиться и сесть в лужу.

– В соседнем отделе работает один парень, невозможно секси. Так и подмывает его куда-нибудь пригласить. Как ты считаешь? Можно немного поохотиться рядом с домом – или испорчу себе репутацию?

– Не знаю, – тускло отозвалась я.

– Что с тобой? Ты же всегда готова со мной поболтать на такие темы.

– Извини. Просто… тревожность сегодня совсем разыгралась.

Мой голос звучал как будто издалека. Зрение начало затуманиваться по периферии.

– Черт, Майя. Как бы я хотела быть сейчас с тобой. Ты там к себе побережнее, ладно? Переезд в другую страну всегда тяжело дается, а уж тем более в гадскую Арктику. Я бы совсем расклеилась. Да и любой бы.

– Только не Райан, – угрюмо отозвалась я. – Ему тут нравится.

– Он же столько лет Арктикой бредил, а ты бы сама по себе, без него, туда ни ногой. Кроме того, он слишком занят, ему бояться некогда. Ты с ним об этом говорила?

– Угу. Но я же не хочу обгадить ему всю мечту.

– Мне можешь плакаться, сколько душа пожелает. А северное сияние ты уже видела?

– Не-а.

– Ох, детка. Ты такая храбрая, что туда поехала. И не забывай об этом. Все устаканится. У тебя там есть какие-нибудь варианты познакомиться с интересным народом? Какие-нибудь занятия языком, или клуб-ресторан, или еще что-нибудь?

– Наверное.

– Мы тут с несколькими девочками устраиваем индийский книжный клуб по «Зуму». Присоединяйся! Первой книжкой взяли «Пенджабских вдов»[2].

– Звучит прикольно.

– Слушай, мне пора бежать. Через пять минут у нас большое рабочее собрание. Но я тебе позвоню после работы, и мы все толком обсудим. Обещаю.

– Конечно.

– Люблю тебя! Держись.

Когда она повесила трубку, я с трудом подавила желание забраться обратно в постель. Нина, разумеется, была совершенно права. Мне не следовало так себя загонять. Надо выбираться из дому, завести друзей. Хотя бы написать этому самому Миккелю. Последнюю неделю Райан каждый вечер осторожно спрашивал, не дошли ли у меня руки до письма. И сегодня я отвечу: дошли. Но сперва, конечно, надо принять душ, съесть здоровый завтрак и сходить в магазин за продуктами.

Через какое-то время, одолев полпачки печенья и миску «Чоко-попс», я прокладывала себе дорогу сквозь сугробы к единственному городскому супермаркету. Ветер набирал силу, гнал снег почти горизонтально, идти было тяжело, но я стиснула зубы и не сдавалась. Наконец впереди засветились стеклянные двери супермаркета, за которыми тянулись аккуратные ряды полок с товарами – привычное и знакомое зрелище казалось в окружающей тьме и снежных вихрях почти нереальным, даже слегка зловещим.

Я прошла в двери мимо объявления, что ружья следует оставлять снаружи. Когда мы с Райаном впервые добрели сюда вскоре после приезда, он деловито складывал продукты в тележку, а я еще не разобралась с курсом обмена и не могла толком оценить, что сколько стоит. Зато теперь уже полностью осознавала, как все безумно дорого – например, оранжевый перец за семь гиней. Добрая половина овощей была недозрелой, а выбор специй просто удручал. Слава богу, я привезла свои. Я медленно зашагала вдоль полок, выбирая все самое дешевое: консервированный картофель, растительное масло, сосиски и ингредиенты для домашней пиццы.

К тому времени, как я расплатилась за покупки, снег усилился. Я стояла под защитой стены, глядя, как он валит уже не отдельными хлопьями, а сплошными наклонными полотнищами.

– Лучше вам поторопиться. Будет только хуже, – сказала женщина рядом со мной, натягивая толстые перчатки и балаклаву.

Через несколько секунд она уже исчезла в буране. Осознав, что я не могу стоять тут вечно, я последовала ее примеру.

Ветер швырял охапки снега в лицо, буквально сбивал с ног. Напрягаясь всем телом и крепко держась за перила, я спустилась с крыльца. Кругом почти ничего не было видно, но я знала, что надо свернуть направо. Ориентируясь на редкие проблески освещенных витрин, я медленно двинулась по улице, но когда добралась до ее конца, ориентироваться стало не на что. Дальше надо было двигаться прямо до «Рэдиссон-Блю», а потом налево. Но «Рэдиссон» полностью поглотила вихрящаяся тьма.

Пошатываясь, я побрела вперед, надеясь, что иду в правильную сторону. Снег валил так густо, что я очень скоро потеряла какое бы то ни было ощущение направления. Сложно было отличить верх от низа, право от лева.

Осознание ударило меня точно молотом.

Я заблудилась.

В Арктике.

В буран.

– Помогите!

Ветер унес мой крик.

Паника подступила к горлу, как желчь. Если я остановлюсь, замерзну насмерть. Необходимо найти укрытие. Я знала, что надо вернуться тем же путем, как пришла, – но, когда я повернулась, улица пропала. Вокруг не было ничего, кроме снежной круговерти и тьмы.

Я потянулась за телефоном. Обхватила его ладонью, загораживая от ветра. Экран почти мгновенно погас – не выносил холода, совсем как я. Я заставила себя двинуться вперед, против ветра. Глаза слезились. Я лишь отчаянно надеялась, что иду в правильном направлении. Через несколько минут в темноте, словно мираж, проступили огни. Я чуть не заплакала от облегчения. Каким-то чудом я нашла отель. Можно зайти туда и переждать метель. А когда прояснится, вызвать такси. Но стоило мне подойти к отелю поближе, внутри вдруг что-то переключилось.

Когда я войду в такое место, все будут на меня смотреть. А вдруг напитки там слишком дорогие и мне придется растягивать один бокал на много часов, выдерживая многозначительные вопросы, не хочу ли я чего-нибудь еще? А вдруг девушка за стойкой окажется заносчивой сучкой и не поможет мне вызвать такси? Или шофер не будет говорить по-английски? Во рту у меня пересохло, желудок скрутило судорогой, так что думать стало еще сложнее.

Тревога!

Тревога!

В таком состоянии я уж точно не могла никого видеть. Так что выбрала то, что сейчас казалось меньшим злом, – метель.

С трудом шагая вперед, я размышляла, какая же я чертова дура. Зайти в «Рэддисон» было самым безопасным вариантом. Однако из-за моей тревожности это казалось ничуть не менее опасно, чем спрыгнуть с крыши или зайти за незнакомым человеком в пустой дом. Разум меня предал. Опять.

Каким-то образом я все же добрела до музея, а там уж сумела отыскать нужную улицу. Наконец впереди замаячили огни нашего дома. Я вытащила из кармана карточку-пропуск и практически ввалилась в дверь. Потом мне потребовалось несколько минут, чтобы попасть в нашу комнату: руки озябли настолько, что толком не держали ключ. Наконец дверь щелкнула и отворилась. С обледеневшей одежды и волос капала вода. Я кое-как разделась, нырнула в постель и попыталась согреться. Когда конечности у меня снова начали хоть что-то чувствовать, вместе с физическими ощущениями накатил стыд.

Я даже в магазин не могу сходить, не заблудившись! Так психую, что боюсь зайти в отель – в заведение, где персоналу в самом прямом смысле слова платят за доброжелательность, – и попросить о помощи! Такой хилячке и трусихе в этих краях не место. Кончится тем, что я совсем перестану выходить из дому, превращусь в человеческого слизня, который лишь понапрасну занимает место и расходует кислород. Потянувшись к телефону, я послала Райану сообщение:

«Приди, пожалуйста. Совсем распсиховалась. Заблудилась в снегах».

Ответ пришел почти немедленно.

«Держись, скоро буду. XXXX».

Я зарылась поглубже под одеяло и свернулась калачиком.

Когда через пять минут дверь отворилась, у меня уже вовсю разыгралась гипервентиляция.

– Пищик? Ты себе ничего не отморозила?

Райан стянул с меня одеяло и посмотрел на меня расширенными от волнения глазами. Мне не хватало дыхания, чтобы ответить, так что я просто посмотрела на него и покачала головой.

– Что стряслось? Ты меня пугаешь.

Не такой реакции я ожидала. Я повернулась на другой бок, лицом к стене.

– Майя! Что я такого сказал? Я примчался сюда в перерыв, чтобы проверить, как ты.

Я ничего не могла с собой поделать – расплакалась. Райан сел рядом и принялся поглаживать меня по спине.

– Прости. Не хотел тебя расстраивать.

– Ты что. Это мне надо прощения просить. Я такая дура, простого снега испугалась.

– Глупости. Там сейчас и правда скверно.

– Но ты-то справился – и ничего.

– Да ладно, Пищик.

Я услышала звук расстегиваемой молнии, и Райан забрался ко мне в кровать. Я повернулась и закинула на него руку. Прижалась ухом к его груди и услышала, как бьется его сердце – ровно и размеренно, как метроном. Я начала потихоньку успокаиваться. Сейчас я дома, в безопасности – и никуда не выйду, пока метель не уляжется.

– Ну что, получше? – спросил он через пару минут.

– Угу. Немножко.

– Часто с тобой такое вот?

Я вытерла глаза и села. Райан смотрел на меня с выражением, расшифровать которое я не могла. Жалость? Отвращение? Я сказала себе, что это во мне разыгралась тревожность, что я всматриваю, чего нет.

– У меня было несколько панических атак с тех пор, как я перестала пить таблетки. Обычно в районе месячных. Ничего страшного.

– Я тебя такой еще не видел.

– Случается иногда. Не надо было мне тебе писать.

– Ну разумеется, надо. Не могу думать, что тебе приходится так страдать в одиночестве.

– Спасибо, что пришел.

– Даже в голову не бери – тут же два шага. Но теперь мне правда пора обратно – в два часа у нас встреча всем коллективом. С тобой все будет в порядке?

Я попыталась улыбнуться.

– Конечно. Буду отлеживаться.

– Очень жаль, что тебе все это так тяжело. Мы что-нибудь придумаем, обещаю.

Он поцеловал меня на прощание, взял куртку и вышел. Я сползла обратно на подушки. Меня восхищал оптимизм Райана, но моя тревожность не относилась к разряду того, что можно починить, как неисправные часы. Она свернулась внутри меня огромной змеей и снова и снова поднимала уродливую голову.

8

Через несколько дней глаза у меня саднило, а голова раскалывалась от просмотра двух романтических комедий подряд: «Когда Гарри встретил Салли» и «Простушки». Просто поразительно: то, над чем радостно смеешься, когда тебе хорошо, в плохой день добивает еще сильнее. Могла бы я громко изображать оргазм в кафе, демонстрируя на публику уверенность в себе и сексапил? Ходить с гордо поднятой головой, став героиней противного вирусного видео? Публично признаться в любви, хотя не уверена, как объект моих чувств ко мне относится? Нет, нет и нет, черт возьми. Конкретно сейчас мне даже вылезти из постели было практически не под силу.

«Иногда надо быть добрее к себе», – говорил мой последний психотерапевт. Так что сегодня я позволила себе расслабиться под фильмец-другой. И теперь чувствовала себя бесполезным мешком навоза. Когда я стала собирать остатки энергии, чтобы подняться, мысль о том, что я искала забвения в эскапистских фильмах, зазвучала с новой силой.

Лучше бы выходила из дому почаще, знакомилась с людьми, поддерживала физическую форму. Для чего ты вообще приехала? Тебе тут не место. Райана начинает раздражать, что ты так расклеилась, вот почему его так тянет тусоваться с Бьорном и Астрид…

Самое частое сердцебиение в мире у карликовой многозубки: в среднем 1511 ударов в минуту. Мое сердце, кажется, колотилось примерно с такой же скоростью – быстро-быстро, до колющей боли в груди. Я в невесть какой раз задумалась, возможно ли умереть от страха? Распознав начало панической атаки, я выползла из-под одеяла и сосредоточилась на успокаивающем дыхании. А когда более-менее взяла себя в руки, потянулась за телефоном. Там оказалось сообщение от Нины.

«Сколько фоточек ты запостила в Инсте[3] за последние дни! Надеюсь, тебе получше! Или ты это специально постишь без передышки, чтобы никто не догадался, как тебе фигово? Поговори-и-и-и-и со мной! XXXX».

Я просмотрела свои посты в Инстаграме. Селфи у витрины магазина с чучелом белого медведя. Видео вихрящихся в свете фонаря снежинок – я сняла его, пока курила на крыльце нашего домика. Кружка горячего шоколада со взбитыми сливками, а рядом книжка про исследования Арктики. В картинках моя жизнь выглядела потрясающе. Но Нина была права. Едва докурив, я бросилась в дом и захлопнула за собой дверь, сгребла сливки с шоколада (я тут уже набрала килограмм), вернула книгу на полку и забралась обратно в постель.