Время перемен

В лифте Кира язвительно сказала:

– А ему не положено отвечать, кто дома, а кто – нет. Он же охранник.

– Не знаю, – пожала плечами Лиля, – я даже не задумываюсь, кто он. Просто приятный вежливый человек, который здесь работает.

– Конечно, ты о вашей Власе не задумываешься. Просто приятная тетка, которая вывозит у вас грязь.

Мельникова с удивлением уставилась на Киру.

– Во‐первых, никто грязь у нас не вывозит. У нас ее нет.

– Потому что Власа работает у вас, – с каким-то упрямством повторила Кира.

– Во‐вторых, она тебе не Власа, а Власа Алексеевна. И мы к ней только так обращаемся. И за глаза тоже так называем, – Лиля разозлилась, – еще не пойму, почему ты цепляешься ко всему.

– Я не цепляюсь, – усмехнулась подруга, – я просто называю все своими именами. А ты предпочитаешь эвфемизмы. Знаешь, это когда муж с женой говорят не «займемся любовью», а «мы будем»?

– Господи, да ты сегодня в ударе!

Кира не успела ответить – лифт остановился на нужном этаже.

Когда Лиля открыла дверь, их встретили сразу оба родителя. Увидев Киру, они удивились, но удивление сразу сменилось радушием и мать поспешила на кухню.

– Ужинать, сразу ужинать! Девочки, за стол!

Отец топтался в прихожей, неловко помогая снять Лиле и Кире верхнюю одежду.

Когда все прошли в большую гостиную, отец обратился к Лиле:

– Ну, как твое свидание? Все хорошо? Расскажи, что за мальчик!

Лиля на мгновение опешила, а потом, увидев еще более удивленное лицо Киры, просто сказала:

– Папа, знаешь, по-моему, он неплохой парень. Студент, хороший институт имени Губкина. Нефтью и газом заниматься будет. Планирует уехать поработать на месторождение. Куда-то в Сибирь. Он даже город назвал, не я не запомнила.

– Похвально. Это хороший поступок. Не в Москве сидеть, а именно работать по специальности. Ты же знаешь, прежде чем осесть в Москве, мы с твоей мамой где только не жили, что только я не строил!

Тут отец повернулся к Кире:

– Кирочка, поколение наше, твоих родителей прошло через живой, настоящий труд. Это очень важно в жизни.

– Не знаю, через что прошли мои родители, но ничего так и не добились. Живем в коммуналке, машины нет, есть огород за сто километров от Москвы. Не знаю, какой такой труд мог бы привести к таким результатам. Может, не стоило им тогда напрягаться?

Мельников слегка опешил. Он не привык к такой «правде жизни», он предпочитал бы некоторую дипломатичность в оценках. Например: «моим родителям не повезло, они очень старались, но не смогли достичь всего, чего хотели. Но они любили свою работу».

– Э, понимаешь, Кира. Жизнь намного сложнее, чем мы ее себе представляем. И на нашу жизнь иногда оказывают влияние совсем неожиданные вещи. Иногда серьезные, а иногда мелочи. Мы им и значения не придаем.

Лиля, которая очень удивилась поведению подруги, внезапно сказала:

– Твоя мама рассказывала, что ухаживала за твоей бабушкой, когда та долго и безнадежно болела. И что ей пришлось уйти с работы, пришлось подрабатывать по вечерам. Когда уже приходил с работы твой папа. И так было несколько лет. Вот, например, то обстоятельство, которое могло повлиять на ход событий.

– Ну да, было такое. Меня тогда еще отправили в другой город, ко второй бабке.

– Бабушке, – машинально поправил Киру Мельников.

– Ну, бабушке… – согласилась Кира.

В это время уже был накрыт стол и все перешли в столовую.

– А мы едим на кухне, – вдруг сказала Кира.

– А мы знаем это. Ты это уже всем говорила, – резко ответила ей Лиля.

– Девочки, вы что-то сегодня воинственны, – улыбнулась мать Лили.

– Мы просто устали от бесконечных контрольных и тестов, – миролюбиво заметила Лиля, – Кира, давай чай попьем у меня в комнате. Мама, папа, вы не против? Нам надо по физике кое-что сделать. Завтра спрашивать будут.

– Конечно, сейчас вам на поднос все поставлю, – захлопотала Тамара Леонидовна.

Когда захлопнулась за дочерью и ее подругой дверь, отец вздохнул:

– Вот. Они совсем взрослые. А за окном, как назло, полный бардак. И куда он приведет – одному Богу известно. Старался, старался, думал дочери наследство будет – связи. А сейчас связи рвутся, как гнилые нити. И все тянут в разные стороны. Голову подняли барыги.

– Что, так все серьезно? Так все плохо? – спросила Тамара Леонидовна.

– Хуже. Непонятно, – махнул рукой Мельников и скрылся в кабинете.

Тамара Леонидовна посидела некоторое время за столом с грязной посудой, потом сходила за подносом и стала убирать.

А тем временем в комнате Лили разыгрывалась сцена. Ее истоки были непонятны никому из участников, но накал страстей был нешуточным.

– Ну, я видела, как ты приехала. Ты с этим своим студентиком была.

– Кира, ты слышала, что сказал папа? Это не студентик. Это студент серьезного вуза, где дают прекрасную специальность, где люди работают и головой и руками. И у него будущее есть. Он может работать в любой части страны.

– Я не об этом. Он взрослый мужик. У него девушек полно. Куда ты лезешь? Ты что, готова идти до последнего?

– До чего? – не сразу поняла Лиля. – Кира, я даже не думаю об этом. Почему тебя это так волнует?! Я просто познакомилась с человеком. Мы впервые с ним сходили в кафе. Много разговаривали.

Лиля вдруг вспомнила, как Кира еще пару дней назад заявила, что никакой второй встречи не будет, что этот парень забудет про нее сразу же. Поэтому Мельникова с нажимом произнесла:

– Отличная встреча. Он тоже думал обо мне всю эту неделю.

– Ты – дура, что в такое веришь. И помни, что ранняя беременность может искалечить всю жизнь.

– Кира, это ты – дура. Полная. Во‐первых, грубишь весь вечер, во‐вторых, лезешь не в свое дело. Ты отказалась со мной обсудить эту историю, а сейчас пытаешься на меня повлиять. Нет, спасибо, теперь мне советы не нужны и делиться новостями с тобой у меня нет охоты. Жаль, что ты такая злая сегодня.

Кира ничего на это не сказала, она вышла из комнаты и направилась к выходу. Из кухни выглянула Тамара Леонидовна:

– Кирочка, маме передай вот это сверток. Мы с ней договаривались.

– Нам ничего не надо, – буркнула Кира, но за мягкостью Тамары Леонидовны был характер. Поэтому она уже с металлом в голосе сказала:

– Я это передаю твоей маме. И очень прошу не забыть ей отдать. Спасибо, Кирочка.

Кире ничего не оставалось, как взять сверток.

Когда за Кирой захлопнулась дверь мать спросила у Лили:

– Что это с ней сегодня?!

– А я почем знаю, – пожала плечами та, – мне нагрубила тоже. Просто так.

Лиля скрылась комнате и набрала номер Стаса. Они так условились.

– Привет, – тихо сказала она, – я дома и у меня все хорошо.

– Я рад, – произнес тот, – спокойной ночи. Завтра созвонимся?

– Да, – сказала Лиля, положила трубку и счастливым взглядом посмотрела на красный кнопочный аппарат. – Зайчик ты мой, телефончик, – ласково проговорила Лиля.

Спала она в эту ночь крепко. Снился ей почему-то учитель физики, который разрешил на своих уроках прыгать через скакалку.

Стас Перов рос тоже во вполне обеспеченной семье. Его отец был начальником, только заведовал он небольшой фабрикой, где делали школьные тетради. Тогда, давным-давно, монополистом подобного производства была фабрика «Восход». Но во всех городах были маленькие фабрички, которые помогали гиганту удовлетворять спрос страны на подобную продукцию, блокноты, записные книжки и прочую канцелярщину. Пост отец Стаса занимал небольшой, но получал деньги неплохие. В доме был достаток. К чести родителей, они сына воспитали в убежденности, что высшее образование необходимо, а для этого надо в школе учиться хорошо. Мама Стаса к каждому празднику преподносила разным педагогам подарки в виде японских зонтов или чешских бокалов, но в этом не было необходимости. Мальчик и так учился прекрасно. Вот к окончанию школы он вдруг сбавил обороты и по некоторым предметам нахватал троек. Отец, который никогда не вмешивался в процесс воспитания, как-то вечером задал ему вопрос:

– Ты куда поступать собираешься-то?

– Не решил еще, – пожал плечами сын.

– То есть до выпускного два месяца, а ты не решил?

– Угу, – мотнул головой Стас.

– Понятно, – промолвил отец и сказал: – Ты имей в виду, что времена хорошие заканчиваются. Год-другой и наша замечательная экономика… того… – Тут отец выразился иначе, грубо, матерно. – И мой заводишко в том числе. Накоплений наших хватит на пару месяцев в условиях того бардака, который вот-вот наступит.

– Да, ладно тебе пап! – удивился сын таким речам. – Смотри, у нас перестройка, вон коммерция пошла, на рынках всего столько продавать стали.

– Ага, только в магазинах пусто, а тетки из Литвы на ящиках сыром колбасным торгуют. А мясо ты видел в магазинах?

– Пап, я в магазины не хожу.

– То-то. – Отец откинулся на спинку стула и слегка повернул голову в сторону кухни. Он знал, что мать оттуда прислушивается к беседе отца и сына.

– Пап, я понял, – протянул Стас, ожидая знакомых речей.

– Нет, не понял, – покачал головой отец, – не понял. Я тебя не заставляю учиться. Ты умный и способный. Умнее и способнее меня. Я просто не хочу, чтобы стал нищим или бандитом.

– Пап, ты чего?! – Стас даже опешил от таких перспектив.

– Я знаю, что будет, когда все накроется медным тазом. Понимаешь, я не в телевизоре сижу. Я работаю. Я знаю, что у поставщиков, что в других городах у смежников. Я отлично понимаю, куда все идет. И очень скоро побеждать будут сильные, умные и наглые. Вот, я хочу чтобы ты был умным, а потому сильным. Но не наглым. Наглые долго не живут. Знаешь, после войны такое было – бандиты, воры всех калибров, скупщики, спекулянты. Но это было после войны. После беды. А сейчас…

– Что ж вы это все это… – Стас запнулся, – не спасли, не уберегли? Что ж вы врали нам? Про съезды и партию? Про социализм и страны социализма? Где они все? В Польше вон «Солидарность» вовсю орудует.

– Не отвечу. Не знаю. Знаю одно – учись, пока есть возможность, и поступай в тот институт, который обеспечит тебя работой. А знаешь, чего у нас больше всего?

– Чего?

– Газа и нефти. И так будет всегда. Во всяком случае, на жизнь твою, твоих детей и твоих внуков хватит. Поэтому поступай в такой институт, который всем этим занимается.

Стас долго был под впечатлением от этого разговора. Он стал внимательнее относиться к тому, что происходило вокруг, и за новыми свободами и новой явью видел то, о чем ему рассказал отец. Счастливее он от этого не стал, но стал напористее, упрямее и трудолюбивее.

Поступил в институт он без труда – большинство сверстников шли в гуманитарные вузы, шли работать или вдруг начинали свое дело. Впрочем, все эти новые фирмы или кооперативы долго не существовали. Стас упрямо учился, родители поддерживали его, снабжая небольшими карманными деньгами. Но вот к моменту знакомства с Лилией Стас уже и сам зарабатывал, помогая отцу на фабрике. Работал он разнорабочим, упаковывал и грузил готовую продукцию. Работал на общих основаниях, зарплату получал в соответствии со штатным расписанием.

И отец, и мать боялись ранней женитьбы. Им хотелось, чтобы сын получил диплом и устроился на хорошую работу.

– Потом уже можно и жениться! – говорил отец.

Очень быстро Зинаида Васильевна обнаружила, что Стас задерживается по вечерам, долго разговаривает по телефону в своей комнате, более того, вдруг стал слушать классическую музыку.

– Ты полюбил Шопена? – удивилась мать. – Хочешь, я тебе билеты в консерваторию достану?

– Хочу, – обрадовался Стас, сначала смутившийся, что его застали за таким занятием, как слушание ноктюрнов Шопена.

– Хорошо, – кивнула Зинаида Васильевна и как бы невзначай поинтересовалась: – Тебе один или два?

– Два, – отвечал сын.

– С девушкой пойдешь? – напрямую спросила мать.

– Ага, с девушкой.

– С той самой, с которой по вечерам гуляешь, а потом еще и по телефону разговариваешь?

Мать видела, что сын смущен, и ей так хотелось с ним поговорить о личном. У Стаса был контакт с родителями, но в этой истории Зинаида Васильевна чувствовала что-то необычное. «Он влюбился. По-настоящему влюбился! – думала она. С одной стороны, это ее радовало, с другой – беспокоило. – Господи, а Николай узнает! Как отнесется он к этому?!» – с тревогой подумала она про мужа.

Стас решил отмолчаться. Он не знал, как рассказать матери, что влюбился в школьницу.

Билеты Зинаида Васильевна достала, на концерт классической музыки они сходили. Сам факт приглашения на такое мероприятие повысил шансы Стаса. В доме Лили заговорили о Стасе Перове, как о «мальчике серьезном, культурном и воспитанном».

Впрочем, глава семейства весть, что дочь встречается с молодым человеком, воспринял почти равнодушно. Во‐первых, он знал, что жена держит руку на пульсе событий, а во‐вторых, его больше волновало, что поставки смежников почти прекратились, все годовые планы летели под откос и появились все признаки инфляции – из банка привозили новенькие, только что отпечатанные сотенные купюры. Такого не было никогда – сотрудники получали зарплату пятерками и десятками. Потому Шопен и консерватория прошли мимо него. Тамара Леонидовна воспользовалась культпоходом дочери:

– Пожалуйста, зайдите после концерта. В кафе не попасть в это время, а чаю выпить было бы хорошо. Я пирог буду печь.

Лиля, помнится, тогда удивилась такому предложению и расценила его как своего рода контроль.

– Мама, одна встреча ничего тебе не даст. Стас может стесняться, что-то не так сказать, а ты уже составишь о нем мнение. Человека надо постепенно узнавать.

Мать внимательно посмотрела на дочь:

– Первое впечатление твое было именно таким? Неправильным? А сейчас ты считаешь, что он почти идеал?

– Господи, – отмахнулась Лиля, – мама, ты всегда все не так понимаешь. Я всего лишь навсего сказала, что не жди от этой встречи многого. Человек будет смущаться и может совершить ошибку.

– Твоя мать не дура, и отец не выжил из ума. Мы все правильно поймем, – отвечала Тамара Леонидовна.

На концерт Лиля надела черное бархатное платье, которое привез ей отец из командировки. Тамара Леонидовна давала очень строгие и очень точные указания, когда муж ехал в Париж. Дело в том, что точно такое платье было у одной из соседок Мельниковых. И Тамара Леонидовна видела из окна, как эта соседка, молодая женщина, дочь высокопоставленного чиновника, вечером садилась в машину. Мельникова была потрясена элегантным видом и уже через пару дней стояла с тарелкой кексов перед дверью соседки.

– Юлечка, – сказала она, – не смейте отказать, сдайте явки и пароли. У нас Лиля на выданье, а ваше платье потрясло мое воображение, – произнесла Тамара Леонидовна, как только соседка пригласила ее войти.

– О чем вы? – не поняла та, но тарелку с кексами взяла сразу же. – Как же вы готовите! Просто кулинарные шедевры.

Уже через час в руках у Мельниковой-старшей был листок бумаги с названием магазина, тщательно переписанная информация с ярлыка и даже набросок платья.

– Может, мне заказать сшить? Ателье в ГУМе прекрасно справляется с задачами, – задумчиво произнесла Тамара Леонидовна.

– И не пытайтесь! – безапелляционно сказала соседка. – Они сошьют. И это будет прекрасное платье. Но несколько другое. Все же во французских вещах есть шик. Необъяснимый.

И тут Тамара Леонидовна ничего возразить не смогла.

Следующим шагом было выяснение у мужа, когда он отправится в заграничную командировку. Такие случались приблизительно раз в месяц. И было совершенно непонятно, что начальнику стройтреста делать, допустим, в Португалии или во Франции, но тем не менее туда ехала целая делегация. По прибытии на место они осматривали муниципальные сооружения, знакомились с достижениями в строительстве, с планами, с архитектурными решениями. Впрочем, вернувшись в Москву, почти ничего из увиденного они не брали на вооружение. Тамара Леонидовна как-то спросила:

– Но почему? Ведь так удобно – закрыть подъезд на ключ. Чисто, не страшно…

Мельников посмотрел на нее и сказал:

– Чтобы нам сейчас закрыть подъезды на ключ, надо поменять всю систему. Всю политико-экономическую систему. Это смешно, но это так. Система не подразумевала ключа у каждого жильца. А теперь внедрять поздно. Хотя это и глупо. Можно и сохранить, и приумножить. Да, видно, в нашем отечестве так не умеют! – Петр Вениаминович горько вздохнул.

Но вернемся к платью. Наконец муж за ужином произнес:

– В четверг улетаем. Готовь чемодан. Две белые рубашки, одна голубая, одна в клетку или в полоску. Поеду в темном костюме, в чемодан положи серый и вельветовые брюки. Будем ездить по каким-то хозяйствам, в которых специальные кирпичи делают.

– А куда едете-то? – замирая, спросила Тамара Леонидовна.

– Я разве не сказал? Во Францию.

– И что же, и в Париже будете?

Николай Николаевич поднял глаза на жену. Или она была сегодня непонятливой, или он устал и давал неполную и неточную информацию.

– Самолет Москва – Париж. Потом дальше поедем.

– Отлично! – произнесла Мельникова-старшая, – значит, я тебе объясню, что ты обязан привезти из Парижа.

В ее тоне был металл и непреклонность. Петр Вениаминович хотел было вспылить, но, узнав, что дочери надо купить особенное платье, смягчился. «В самом деле, что это я. Единственная дочь. Хорошая дочь. Как она будет жить без нас. Кто ее будет баловать. И будет ли баловать. Почему бы не купить это чертово платье. Радости будет у всех – у нее, у Томы, у меня!» – думал он, глядя, как жена раскладывает перед ним бумажки с информацией.

– Привезу, не бойся. Давай рассказывай, что там надо купить! – сказал он и приобнял жену. Все чаще ему было уютнее и спокойнее дома. Чем больше непонятного и тревожного происходило за стенами квартиры, тем безопаснее ему казался этот уютный старый мир.

Платье было найдено, только размер не подходил дочери, а другого не было. И все же Мельников купил это платье. Из красивого чехла он достал его со словами:

– Тома, дети имеют обыкновение вырастать. Вот и наша дочь вырастет. И будет в нем ходить.

Тамара Леонидовна недолго сокрушалась – куда семикласснице было выходить в роскошном платье? А муж прав, время идет быстро.

И вот уже Стас Перов шепчет на ухо Лиле:

– Ты – потрясающе выглядишь! Ты очень красивая! На тебя все смотрят.

– А если бы не смотрели? – усмехнулась Лиля. – Ты бы не считал меня красивой?

Перов смутился:

– Я хотел сказать, что ты очень красивая. И это вижу не только я, но и остальные.

Лиля улыбнулась – ей так нравилась эта игра – взгляд, комплимент, прикосновение. Она уже была влюблена в Стаса, только себя обманывала, говорила себе, что ей нравится не он сам, а то, что он старше, что умеет себя вести в разных ситуациях, и это делает их отношения «взрослыми», такими, как принято их представлять.

После концерта, когда Стас довел ее до подъезда, она сказала:

– Мама ждет нас. Она хотела бы с тобой познакомиться.

– Хорошо, – пожал плечами Перов. Было видно, что его это не испугало и не смутило.

Консьерж со спортивной выправкой, два лифта, красная ковровая дорожка в холле первого этажа – если все это и произвело на него впечатление, то виду он не подал. Тамара Леонидовна открыла дверь, сразу же захлопотала и пошла накрывать на стол, одновременно задавая вопросы о концерте.

– Понравилось? Я так боялась, что вы уйдете раньше, не дослушаете…

– Очень хороший концерт, прекрасные исполнители, – серьезно отвечал Перов, – я всегда считал, что Селиверстов прекрасный музыкант. Лучше него никто такие вещи не играет.

– Откуда вы знаете? – изумилась Тамара Леонидовна. – Откуда вы знаете про Селиверстова?

– Знаю, я не очень увлекаюсь классической музыкой, но если слушаю, то предпочитаю исполнителей первого ряда.

– Даже так… – Мельникова внимательно оглядела парня.

«Красивый. Очень. Породистый, – подумала она и тут же себя одернула, – господи, что это я?! Совсем с ума сошла! И манеры у мальчика хорошие – помог Лиле пальто снять. Держится просто. Интересно, кто его родители? Надо бы выведать. Лиля, скорее всего, даже понятия не имеет. Впрочем, это правильно…» – думала она.

Между тем Лиля и Стас уже сидели за столом и с аппетитом ели пирог.

– Мама очень хорошо готовит, особенно у нее торты получаются хорошо, – сказала Лиля.

– Вкусно, да, – кивнул Стас, – у нас и мама хорошо готовит, и папа.

– Папа?! – удивилась Лиля. – А у нас папа только работает у себя в кабинете.

– Петр Вениаминович занимает руководящую должность в строительстве, все время в своих бумагах и на совещаниях, – сказала мама Лили.

Стас внимательно посмотрел на Тамару Леонидовну.

– Какое совпадение, мой папа тоже руководит. Фабрикой. На которой печатают тетради и делают разные канцелярские товары.

Мельникова-старшая скрыла улыбку – ее развеселило сравнение. Одно дело – Петр Вениаминович – величина в масштабах восьмимиллионной Москвы, и другое дело – директор малюсенькой фабрики. Но, с другой стороны, ей понравилось, что парень гордится родителями.

– А мама работает?

– Нет, мама дома сидит. Но раньше работала. В библиотеке.

– А, это очень сложно… – глубокомысленно заметила Тамара Леонидовна.

– И тяжело, и как-то… – Стас замялся, – и как-то очень… Даже не знаю, как сказать… Понимаете, билеты на этот концерт нам достал музыкант, которому надо достать обои для ремонта. А тот, кто достанет эти обои, нуждается в каких-то хвостах.

– В чем? – изумилась Лиля.

– В хвостах. Бычьих. Из них что-то делают. Но они – дефицит. Не достать, а мама сумела. У нее связи на базах.

– И на базах наших скоро ничего не будет, – раздался зычный голос Мельникова.

Стас вскочил и поздоровался с хозяином дома.

– Петр, не пугай детей!

– А чем тут можно испугать? Наша дочь не будет ходить в платьях из Парижа, а молодой человек будет стоять в очереди в кассу, – отвечал Петр Вениаминович.

– Думаете? – задумчиво посмотрел на него Стас. – Если так, то ничего страшного. Плохо будет, если концертов не будет. Такое тоже может быть.

Мельников внимательно посмотрел на парня. Тот вслух произнес то, о чем он, взрослый, прошедший достаточно сложную карьерную жизнь, даже боялся подумать.

– Почему вы считаете, что такого может не быть? Не может быть нормальной культурной жизни?

– Я читал о Чили. Там тоже наступили перемены. Потом была хунта. Страшно читать.

– Где вы читали?

– В «Иностранной литературе»[1]. Там воспоминания тех, кто жил в те годы в стране.

– Ужас, кошмар, но сейчас… – Тамара Леонидовна попыталась перевести разговор в другое русло. Но Петр Вениаминович остановил ее жестом.

– Значит, в «иностранке» читали?

– Да, мы переехали на новую квартиру, а там были подшивки. От старых хозяев.

– Я надеюсь, что такого не случится у нас, – вздохнул Мельников, – но перемены грядут. Все ли с ними согласятся, вот вопрос. Люди обозлены.

– Чем? – удивился Стас. – Сейчас так хорошо стало. Музыка любая, говори, что хочешь, телевидение другим стало. А это важно. «Взгляд»[2], Невзоров из Ленинграда. А еще можно коммерцией заниматься. Это тоже немаловажно. Получается, что кое-что зависит от самого человека.

– Да, пап, мы тут в таком кафе были. Однокурсники Стаса открыли. В помещении бывшего металлоремонта.

– Сами все сделали. Сами и работают. И у них все классно так.

– А почему они не открыли такую же мастерскую?! – неожиданно спросила Тамара Леонидовна. – Ведь она нужна была людям. Ключи сделать, молнию отремонтировать, сумку.

– Почему, как думаешь? – Лиля спросила у Стаса.

– На алкоголе легче заработать, – усмехнулся тот.

– Вот как получается. На алкоголе легче заработать! – воскликнул Мельников.

– Ладно, давайте чай пить, а то ребята под таким впечатлением после концерта, а мы тут о грустном.

– Да, концерт – отличный, спасибо твоей маме! – воскликнула Лиля.

– Между прочим, это платье я дочке из Парижа привез! – вдруг похвастался Петр Вениаминович. – Тома мне все наводки дала, а я уж там искал-искал…

– Ладно тебе, поди твоя Зверюгина искала. Ты ей поручил, – хмыкнула Тамара Леонидовна. Было понятно, что подшучивать над некой Зверюгиной и Петром Вениаминовичем здесь было нормой.

– Зверюгина?! – расхохотался Стас, а вслед за ним рассмеялись все остальные.

– Это помощница папы. Калерия Никаноровна.

– Еще и Калерия Никаноровна, – продолжал смеяться Перов.

– А что, очень деловая тетка. Ей уже очень много лет, но она ездит со мной во все командировки и цены ей нет. Четыре языка, стенография, умение разбить палатку на Северном полюсе и высечь огонь из полена. Она умеет решительно все.

– Только характер – звериный, – улыбнулась Тамара Леонидовна.

– Да, она не любит моих домочадцев. Но я же не могу заставить ее полюбить их. Работает отлично, на том и спасибо.