В сумерках близкой весны

По стеклу постучали. Он вздрогнул. Дверца машины решительно распахнулась, впуская в салон вихрь снега.

– Добрый вечер! Вы в порядке?

Сильные руки стали быстро ощупывать его голову. Евгению это не понравилось, и он поднялся, собираясь выкрикнуть ругательство. И тут замер, тяжело дыша. Перед ним стояла женщина, которую совсем недавно он заметил на обочине дороги. Ничего общего с фотографией мёртвой старушки. Она внимательно смотрела на него, кутаясь в тёплое пальто. Красивая. Глаза яркие, молодые, хотя тонкие морщинки указывают на возраст. Спина прямая. Спортом занимается? Руки сильные.

– Мне показалось, что я вас задел, – выдавил он из себя.

– Это снег виноват, ничего не видно.

– Но мне показалось… Так реально…Чёрт!

– У вас точно всё в порядке?

– Да, спасибо.

Он узнал её. Врач в больнице. Бывшая жена Марата Прогалинского. Они не знакомы, но Евгений несколько раз видел её. Мама показывала. Было время, когда она очень болезненно реагировала на прошлое Марата. Неожиданная встреча.

– Вас подвезти? – неожиданно предложил он. – Что вы здесь делаете?

– Жду автобус. Возвращаюсь домой после смены.

– А где вы работаете?

Вопрос вырвался спонтанно. Евгений не знал, для чего эта ложь. Ведь он прекрасно знал, что она работает в больнице. Возможно, чтобы завязать разговор. Интересно.

– В больнице.

– Медсестра?

– Врач.

Их глаза встретились. Евгений дрогнул и смутился. Что за игру он затеял?

– Так подвезти? Где вы живёте?

– В центре, около парка.

– Садитесь.

Ему показалось, что она колеблется, и нахмурился. Моментально пожалел, что поддался порыву и пригласил её в машину. Ему и одному было хорошо. Но внутри остался неприятный осадок от недавнего видения. Неужели и правда из-за снега начались галлюцинации? Или из-за водки, которую он не перестает пить много дней подряд? Дверца захлопнулась и хлопнула ещё раз, на этот раз рядом с ним.

– Спасибо вам, я успела как следует замёрзнуть. Сорок минут жду автобус.

– Почему за вами не приехал муж? – Игра завлекла его.

– Потому что у меня его нет.

– Умер?

– Можно и так сказать.

Евгений пробормотал что-то невразумительное и резко сорвался с места, надеясь испугать её, – вдруг она откажется ехать с ним! Но женщина ничего не сказала. На вид он дал бы ей лет пятьдесят пять, уголки губ опущены, под глазами пролегли морщины, из-под платка выбилась прядь тёмных волос. Красивая женщина, от которой трудно отвести взгляд. Евгений сглотнул. Ему хотелось что-то говорить, но мыслей не было. Он пытался вспомнить, куда ездил, с какой целью, но не мог. На нём джинсы и свитер, старая куртка. Как он надевал эти вещи? Как доставал из шкафа? Запер ли дверь квартиры?

В голове пусто. Тщательно составить план действий не получится, потому что о выполнении не может быть и речи. С ним что-то не так. Начались галлюцинации и провалы в памяти. Ведь ещё несколько минут назад он был уверен, что сшиб эту женщину, которая сейчас спокойно сидит рядом с ним. А вдруг она призрак?

Евгений сглотнул и потянулся за сигаретами.

– Вы не против, если я закурю?

– Как хотите, – вежливо ответила она.

Он задумался, стоит ли приоткрыть окно. Вроде бы она говорила, что замёрзла. Руки вспотели, когда он доставал зажигалку из кармана. Вновь пожалел, что прихватил попутчицу. Разозлился и прибавил скорость, одновременно жадно затягиваясь сигаретным дымом. Ему казалось, что он сейчас что-нибудь сделает: выскочит из машины на полном ходу, громко закричит или засмеётся. Однако спокойно сидел, хмуро глядя на дорогу, скрипя зубами, испытывая желания кого-нибудь растерзать. Чуть погодя притворно зевнул и спросил немного надменно:

– А вы не курите?

– Нет.

– И никогда не курили?

– Нет. А зачем?

Она быстро взглянула на него. Он пожал плечами, готовый смерить её презрительным взглядом, она улыбнулась.

– Простите, глупый вопрос задал. Вы же врач.

– Врачи тоже люди. Но я не курю.

– Это правильно.

– Моя дочь, к сожалению, курит. Скрывает от меня, но разве это можно скрыть?

– Нельзя, наверное. А у вас есть дочь?

– Да.

– Сколько ей лет?

– Тридцать один.

– Взрослая. А чем она занимается?

– Преподаёт детям танцы.

– Интересно.

Но ему не было интересно. Дочь Марата он тоже видел. Высокая, слишком подвижная, похожа на лыжницу. Не в его вкусе. От разговора стало легче. Внезапно успокоился, остыл, не думал, что произойдёт дальше. Он убедился, что женщина не призрак. Обычная, только красивая. Он несколько раз заметил для себя, что женщина красива. Но что из того? Ей точно за пятьдесят, если дочери тридцать один. Для чего ему она, уже пожилая? Но интерес к ней плотно держался. Евгений, как ни старался, не мог его подавить.

– А мне тридцать пять лет. В конце лета исполнится тридцать шесть, – для чего-то сказал он.

– Прекрасный возраст.

Евгений докурил сигарету и выбросил окурок в окно, которое с поспешностью закрыл. Это её замечание про прекрасный возраст! Евгений утешал себя мыслью, что она ничего про него не поняла. Можно мучительно сгореть от стыда за свою ложь. Самое худшее, что ещё можно пережить: встретиться с женщиной, которая тоже знает, кто он такой и удивляется его лжи в эту минуту. Евгений не мог даже сбежать, потому что сам пригласил её в машину. Хотелось снять с себя настоящую жизнь, как грязное бельё и откинуть прочь. Затем повернуться к этой красивой женщине и улыбнуться ей. Он помолчал ещё несколько минут, а затем решился:

– У меня был сын, но он умер месяц назад.

Магические слова произнесены, и стоит ли ждать, что обрушатся небеса? Женщина, казалось, никак не отреагировала. Ему понравилось, что она не стала причитать и расспрашивать подробности.

– Мне очень жаль.

– И мне. Жизнь закончена, хотя и возраст прекрасный.

– Не говорите так. Всё будет хорошо.

– Вы так думаете? Или это насмешка?

– Простите.

Евгений был растерян и потрясён её спокойным словам. Никаких эмоций, слёз в голосе. Она не собирается жалеть его. Даже сочувствие определяется с трудом. Простите! Кому она это сказала?

Машина остановилась, женщина медленно обернулась к нему. Его глаза налились кровью, в голове шумело. Она красива! У неё сильные руки, тонкие пальцы и тело должно быть подтянутым. Отчего бы им не познакомиться поближе?

– Сколько я вам должна?

– Ничего.

– С вами точно всё в порядке?

– Да.

Он улыбнулся. Вдруг быстро обнял её и притянул к себе. От неожиданности женщина поддалась, но он успел оценить силу её тела. Поцелуй оборвался и повис в воздухе. Евгений напрягся, ожидая гнева или пощёчины. Зло уже окутало его. Старуха, а ещё сопротивляется! Радовалась бы, что на неё молодой мужчина внимание обратил! И совершенно забыл, что минуту назад посчитал её красивой. Ему ничего не хотелось ни вчера, ни сегодня, думал лишь о том, что надо брать, ничего не давая взамен, потому что взамен дать нечего! Ничего не последовало, и жалкие обвинения растворились, а на их место пришёл стыд. Щёки покраснели.

– Простите.

Голос сел от волнения. Теперь он извиняется! Трус! И при одном воспоминании о доме, куда надо возвращаться, кровь стыла в жилах. Он уже потерял её, упустил. А так необходимо скрыться в чужих объятиях, зарыться в тёплую кожу, прижаться к мягкой груди. Но с этой женщиной ничего не получится, слишком поторопился, не то сделал. И снова накатывала ярость: да кто она такая? В её возрасте не до романтических прелюдий, раздевайся и получай удовольствие!

– До свидания. Всего хорошего.

В её голосе звучал лёд. Она поправила воротник пальто и платок, заправив под него плотные, кудрявые пряди волос. Как у его жены! Вдруг понял, что эта женщина сильна и пришлось бы несладко, если бы она вздумала нанести ему удар. Усмехнулся. Пусть! Ему не помешает хорошая трёпка. Но дверца машины уже закрылась. Женщина ушла. Он пытался разглядеть, в какой именно подъезд она зашла, но не смог. Через пять минут ему стало казаться, что никакой женщины не было. Он спал и ему снился сон. Снег плотной стеной обрушился на город.

3.

Ян появился без предупреждения. Евгений терпеть не мог, когда младший брат так поступал, будто хозяин жизни. И вид у него мудреца или мага, который знает все тайны человечества.

– Привет.

Евгений чуть отодвинулся, пропуская в квартиру высокую фигуру в модном пальто. От дорогого запаха парфюмерной экзотики затошнило. В душу закралось разочарование. Разлука с братом двадцать лет назад сделала их совершенно чужими людьми. Сколько было Яну, когда он переехал жить в Питер? Кажется, четырнадцать. Родная сестра матери забрала его к себе, потому что у неё не было своих детей. И мама позволила, потому что посчитала, что так для сына будет лучше. Всё-таки Питер! Большой город, большие возможности. Оправдание тому аду, который происходил в то время. Мама никогда не признается, что отдала сына, потому что не могла воспитывать его из-за бешеного отца. Она боялась, что Ян не сможет вырасти хорошим человеком. Он часто в то время убегал из дома, ночевал у друзей, пропускал школьные занятия. Хотя школу прогуливали все Обидины. И Евгений, и Анька. Умные темы не могли усваиваться в голове, где каждый нерв ожидает боли. Скандалы, драки, бессонные ночи, страх за маму. Братья и сестра родились одним целым, но атмосфера нервной жизни расколола их. Они вместе, но каждый радуется неудачам другого. Потому что на этом фоне свои разочарования не так явны. Любовь изломана, исковеркана. Обида, зависть, злая неприязнь – вот что теперь означает любовь для братьев и сестры Обидиных.

И, наверное, Яну повезло, вон какой холёный красавчик, юридический окончил! Женился, воспитывает сына.

А Евгению не повезло совсем. Хотя никто его не отдавал из семьи. Брат виделся совершенно чужим человеком, его слова раздражали. Он ничего не понимал в жизни Евгения, но ставил себя выше и мудрее, потому что проживал в большом городе, и личная жизнь его была прекрасной и безоблачной. Так казалось Евгению. Он не был с этим согласен. Брат требовал от него сплочённости и преданности семье. Но для Евгения семьи не существовало. Он до восемнадцати лет жил в аду, потом ушёл в армию. Ундюгерь изменила его, заставила поверить, что ад ушёл в параллельную вселенную и никогда не вернётся. Ян не понимал. Он хотел, чтобы они все любили друг друга. Он требовал. Евгений не собирался подчиняться.

– Я принёс конфеты. Будем чай пить.

– Может, лучше водки?

– Не могу, я обещал…

– Кому?

– Да так…

Евгений усмехнулся, провёл ладонью по небритому лицу. Конечно, Ян пообещал своей жене. Ей не нравится, когда тот выпивает. Несколько лет назад между ними произошла крупная ссора как раз из-за того, что Ян много выпил. Без этого никогда не обходилось, когда он приезжал навестить родственников. Но сейчас он держит себя в рамках, хотя мама и выговаривает ему, что он стал подкаблучником. Мама, мама! Что с тобой стало? А ведь ещё несколько лет назад, когда был жив отец, ты ненавидела алкоголь. Конечно, ты выпивала вместе с ним, но ненавидела алкоголь всем сердцем, каждой клеточкой души. Ты так говорила! Евгений вздохнул. Он всегда верил маме.

– Ну, ты чай пей, а я водку.

– Уверен?

Проигнорировав вопрос брата, Евгений бухнул чайник на плиту и зажёг газ. Ян тем временем снял пальто, обувь аккуратно поставил в шкаф. Вошёл на кухню, быстро протёр стол влажной тряпкой, выложил на него кулёк шоколадных конфет.

– Конфеты наши, питерские!

Наши, питерские! Было от чего скрипнуть зубами.

– Я не ребёнок.

– А мне нравятся. Попробовал бы. Вкусные!

– Попробую на закуску. Лучше бы колбасы привёз или рыбы копчёной.

– Я матери привёз.

–Ты один приехал?

– С женой.

– А сын?

– У него секция, уроки.

– Не захотел?

Ян пожал плечами, и Евгений понял, что Соня против. Соня всегда против этих поездок, потому что не избежать бурных застолий. Она не высказывается вслух, но всегда имеет сто поводов не приезжать, когда мама зовёт в гости. Евгений никогда не задумывался о Соне. А ведь она много понимает в их сложной жизни. Они пытались уйти от алкоголя, когда был жив отец. Ненавистное злое чудовище. Но уйти не удалось. Сейчас с мамой Марат, мировой, добрый мужик. Алкоголь остался. Куда без него? Соня не смирилась. Ей не нравится, когда Ян засиживается у мамы. Она тянет его назад, в Питер. Боится, что он станет похожим на отца? А ведь в Яне что-то есть от него. Дикость в глазах, родинка на щеке, кривая усмешка, когда раздражён. Но Соня – не мама. Она разберётся. Не позволит Яну пропасть. Так получается, что отец спился из-за мамы? Если бы у него была такая женщина, как Соня, он не стал бы алкоголиком? Вопросы без ответов. Сломанные судьбы взрослых и детей. Мама не стала бы выпивать, если бы не отец. Круг замкнулся. Как они вообще нашли друг друга и для чего родили трёх детей? Евгений нахмурился. Мысли разъедали голову кислотой. Заболели глаза, и пришлось их прикрыть на несколько мгновений.

– Надолго приехали?

– Нет, на несколько дней.

Евгений достал бутылку водки, кусок старого сыра и хлеб. Поставил перед гостем большую чашку и коробку с дешёвыми чайными пакетиками. Ян поморщился, но ничего не сказал.

– Анюта позвала на день рождения Андрея. Поэтому мы и приехали.

– Сколько ему?

– Один годик исполняется. Разве ты не знаешь?

– Знаю, – неуверенно ответил Евгений. О племяннике он думал меньше всего.

– Чего же спрашиваешь?

– Забыл просто.

Ян с обиженным удивлением посмотрел на брата. Евгений напрягся, понимая, куда повернётся разговор. Будто смотрел в серую небесную даль, куда ушло детство, и видел свои низменные мерзкие чувства. В душе поднимался гнев и бунт против обиженного удивления Яна. Видно Ян давно определился на кого возложит груз вины. А Евгению противно ощущать себя жертвой.

– Как это забыл? Всё-таки Аня наша родная сестра. А Андрюшка её сын.

– Об этом я помню.

– Она нуждается в нашей любви. Об этом помнишь?

– Не начинай, ладно?

– Какой же ты сухарь, Женька!

Разговор заходил в тупик. Поводов для этого было много. Ян начал заводиться, хотел потребовать от брата уважительного отношения. Ему казалось, что Евгений слишком равнодушен и погружён в себя.

– Я тебя не понимаю!

– Почему?

– Как так можно относиться к Анюте?

– Отвяжись.

– Женька, она же чуть не умерла, помнишь? Инсульт в двадцать три года – это серьёзно. Конечно, она нуждается в нашей любви! Нельзя отталкивать её, нельзя забывать об Андрюше!

Евгений выключил плиту и налил кипятка в чашку. Он не хотел говорить о сестре. Взял с подоконника сигареты, закурил. Но что толку говорить? Если бы Аня не пила самогон с пятнадцати лет и не гуляла с мужчинами, то, возможно, инсульт не случился бы. Об этом не скажешь Яну, он укрылся в Питере. Удобно на расстоянии идеализировать человека. Удобно прятаться за обвинениями «не любишь», «не ценишь», «не понимаешь». Что он видел из Питера? Аньке было четыре года, когда он уехал. Ян не знал, что её нельзя жалеть. От этого она раздувается, как мыльный пузырь, и наглеет. Требует и просит. Просит и требует. Денег, конечно, можно дать. Но вот любви и сочувствия не выдашь по требованию. Мальчишка ни в чём не виноват, её маленький сын, но и Евгений не виноват в том, что не замечает его. Нежеланный ребёнок нежеланен для всех.

– Ну, что ты молчишь?

– Согласен, инсульт – это серьёзно. Только она уже совсем большая. Разберётся.

– Я поражаюсь твоему равнодушию. Ты кого-нибудь любишь, кроме себя?

– Нет.

– Ты реально спятил!

Евгений подавил вздох раздражения. Он не хочет говорить о сестре. Думал о собственном сыне. Голова разрывалась от вопросов, которые оставались без ответов. Нужно сменить тему, поговорить о том, что действительно волновало и не давало покоя.

– А я думал, что вы приедете на поминки. Сорок дней было.

Повисла неловкая пауза. Лицо Яна покрылось красными пятнами, губы плотно сжались. Он возмущён, сразу видно. Но отвечать нужно, и Ян сделал это, собравшись с мыслями спустя несколько минут, сухим колючим голосом:

– Прости, мы не смогли. Но, кажется, и поминки не собирали.

– Разве? Не может быть.

– Мама говорила, что не собирали.

– Она могла не знать.

– Мама всегда всё знает.

– Она не общается с моей женой, поэтому не может знать точно.

– А ты сам-то был?

– Тоже не смог. Не люблю я это. Тяжело, – буркнул Евгений, прячась за сигаретным дымом.

– Денег дал?

– Она не просила.

– Говорят, что она больна.

– Я не знаю. Кто говорит?

– Мама что-то говорила. Ей кто-то рассказал? Не помню, если честно.

– Поэтому и поминки не собирала.

– Возможно. Постарайся забыть. Теперь всё будет хорошо.

– Что забыть?

– Всё, что с тобой случилось. Всё забудь. Нет смысла думать об этом.

Разговор посторонних людей. Сухие вопросы, короткие ответы. Никому нет дела до чувств друг друга. Евгений усмехнулся, покачал головой. Ян улыбался. Он прекрасно видел, каких трудов стоило старшему брату соблюдать по отношению к нему правила приличия. Холодное лицемерие воздействовало на Евгения, как яд кобры. Он не мог продолжать. А поговорить хотелось, слова резали горло. Но что сказать? Он пил и пропустил день поминок, который слился в общую чёрную зловонную массу остальных дней. Весь ответ. Но почему Ундюгерь не стала поминать сына и собирать друзей? Или поминала, но очень скрытно? Собрала подружек и коллег из библиотеки? Или неужели и правда заболела? Евгений не мог поверить. Ундюгерь никогда ничем серьёзным не болела, кроме простуды. Ходила в бассейн и каталась зимой на лыжах, любила походы и бег на длинные дистанции. Он задумался.

А Ян уже снова заговорил о сестре:

– Анюта хорошо себя чувствует, но я боюсь, как бы не повторился прошлый кошмар.

– С чего бы ему повториться?

Каждый пытается говорить о том, что ему интересно и близко. Ян искренне переживает за сестру. Думает, что она мученица, ангел во плоти, больна серьёзной болезнью. Но вся болезнь – недостаток серого вещества в голове. Евгений бы не удивился ещё одному инсульту. Сестра по-прежнему любит выпить и мужчин. В её жизни ничего не изменилось даже с рождением Андрея. Да и для чего нужен Андрей? Для получения алиментов и прочих выплат, которые полагаются одинокой матери. Циничные мысли яростно царапали Евгения, но он не останавливал их, был согласен. Чего уж тут! Но Ян гнул своё:

– У неё хрупкое здоровье.

– Зато пьёт, как лошадь! Постоянные вечеринки и праздники! – не выдержал он.

Разозлился от того, что брат не поддержал разговор, который был ему интересен. Про Ундюгерь и смерть Антона. Яну наплевать на переживания Евгения.

– Прекрати! Это недостойно, так говорить о родной сестре. Козёл ты после этого!

Евгений щурился на едкий дым, пить расхотелось. Ещё не хватало разругаться с Яном и набить ему морду. Он не собирался раскрывать душу и говорить о своих проблемах, об одиночестве. Не хотел напоминать о том, что месяц назад потерял сына. Попытался, но ничего не вышло. Ян предлагает забыть и не вспоминать. Не вспоминать своего ребёнка! Не вспоминать свою жену! Мама пыталась подружиться с Антоном в раннем детстве, но Ундюгерь быстро прекратила это. Евгений попытался вспомнить. Они разговаривали на повышенных тонах. Ундюгерь просила маму не давать Антону мороженое из-за больного горла. Но мама дала три штуки. Конечно, Антон заболел. Это был первый раз? Или первым поводом для ссоры был майонез, от которого у Антона была аллергия и его совсем не давали. А мама дала. И мальчика положили в больницу с осложнением. Ундюгерь испугалась и заявила Евгению, что никогда больше не даст сына. Мама кричала и всё отрицала. Она обвиняла Ундюгерь и заявляла, что не обязана следить за её ребёнком, что Антон сам взял майонез из холодильника.

Словно сквозь туман он услышал голос брата. Мысли разлетелись, но кружили неподалеку. Евгений не верил, что мама специально так поступала с Антоном. Он просил Ундюгерь успокоиться. Просто непонимание. В жизни бывает. Но она не собиралась уступать. И мальчика к бабушке больше не водили.

– Жень, ты самый старший из нас и должен быть выше сплетен и склок, – возбуждённо продолжал Ян, осторожно трогая длинными пальцами горячую чашку. – Почему ты перестал общаться с нами? Почему забыл маму? А к Анюте вообще равнодушен!

Обвинения несправедливы, но Евгений не хотел отвечать, чтобы не выглядеть оправдывающимся. Злость к брату нарастала.

– Я не понимаю, как ты веришь тому, что говорят? Про нашу родную сестру! Не про кого-то там. Да, она родила прекрасного сына. Да, она не замужем. Ну и что? Кому до этого дело? Мы, её братья, просто обязаны быть рядом. Защищать! Стеной стоять!

– Так уезжай из Питера! Снимай здесь квартиру, как я. Будь рядом. Защищай. Будь стеной.

– Я не это хотел сказать! – ещё больше взвился Ян. – При чём тут Питер или не Питер?! Какая разница, где я живу? Я, в отличие от тебя, каждый день общаюсь с сестрой по телефону. Деньги присылаю, когда она просит, и даже тогда, когда не просит. Я чувствую, когда ей плохо, когда она одинока! У меня множество фотографий Андрюши! А у тебя есть хоть одна?

– Зачем мне?

– Вот видишь! Ребёнок-то в чём виноват, Жень? Он наш племянник, несмотря ни на что. И не важно, кто его отец! Главное, что Анюта его мать!

Евгений вспыхнул, по спине пробежала нервная горячая волна. Не важно, кто отец Андрея, вон оно как. Но отчего тогда важно, кто отец Антона? Почему все ненавидят Ундюгерь? И он сам её ненавидит! А фотографии, которыми так гордится Ян? Есть ли у него хоть одна, на которой изображён Антон? Евгений готов был поклясться, что нет! И у мамы тоже нет! И никогда не было.

– Да пошёл ты к чёрту! Учить пришёл?

– Нет, поговорить.

– Мать, что ли, прислала?

– Не то чтобы, – смутился Ян, хватаясь за коробку с чайными пакетиками и выбирая из нее один. – Просто переживает она. Ей хочется, чтоб мы, как раньше, все вместе были. Друг друга поддерживали. Это же хорошее желание, Жень. Очень хорошее.

Евгений ощутил во рту горечь. Открыл окно, впуская снежный ветер, сплюнул. На глаза навернулись злые слёзы, он нарочно повозился с задвижкой, закрывая окно, чтобы дать себе время успокоиться. Но успокоение не приходило. Несогласие с братом сдавило горло. Спустя много лет они разделены, и настолько неудачно, что мечтать о взаимопонимании невозможно.

– Что ж, желание хорошее.

– И я говорю!

– Только она поздно спохватилась. Не надо было тебя в Питер отсылать! Были бы вместе, «как раньше»! И отца вернуть? Нервов не хватит «как раньше».

Ян не ответил. Ему не хотелось вспоминать отца. Под гнётом воспоминаний не знаешь, что делать, потому что воспоминания отвратительны. Евгений, прищурившись, читал мысли Яна, но пожалел его, не стал продолжать. Тема отца – до сих пор болезненна для всех. Его до глубины души задело, что Ян пренебрежительно отнёсся к его семье.

– Только ты не всё говоришь! Андрюша, Андрюша! И только?

– Да, а что не так?

– Но отчего ты забыл ещё одного нашего племянника? – зло усмехнулся Евгений, пристально вглядываясь через сигаретный дым в лицо брата. – Сколько ему сейчас? Лет семь-восемь? Как его зовут?

Они будто играли в шахматы. Один выпад, другой выпад. Шах тебе, а тебе мат. Ян поперхнулся чаем, но тут же взял себя в руки. Вытаращил глаза в немой ярости. Сначала что-то нерешительно пробормотал. От вопросов Евгения лицо загорелось. Но тут же попытался перейти в наступление:

– К чему ты?

– А-а-а, вспомнил? Запретная тема в нашей семейке дружной. Мы любуемся только правильными племянниками. Только такие входят в нашу прекрасную семью, да? Прав я, что ли?

– Прекрати! Не понимаю, о чём ты.

– Я напомню, если ты забыл.

– Не нужно.

Но Евгений не слушал. Он начал закипать, желая разнести кухню вдребезги.

– Тебя здесь не было, когда Анька родила в первый раз. Ей было шестнадцать лет. Она бегала за женатым мужиком, которому перевалило за сорок. У него своя семья и дети. Конечно, разводиться ради сумасшедшей озабоченной девчонки он не захотел. Ты знаешь, когда она забеременела, то говорила о том, что родит обязательно и потребует алиментов. Много денег, ведь в этом смысл жизни! Дурочка считала, да и сейчас считает, что весь смысл человеческого существования в деньгах! О малыше не думала, в том смысле, как за ним ухаживать или воспитывать. Ну, обычно беременные девчонки собираются в группы в интернете, делятся советами, учатся вязать разные носочки, шапочки. Анька нет. И вот родился мальчик. Да не совсем здоровый. Ты помнишь, что с ним было? Нет? ДЦП. Мама слегла с сердцем в больницу. Она всегда так делает, когда в семье проблемы. Ты не замечал, куда там! А может, ты помнишь, как вела себя наша сестра?