Черные дьяволы

В годы Великой Отечественной войны по Западной Лице проходила линия фронта. Долина реки получила название «Долина смерти». На побережье много братских могил того времени.

(Справка)

Осень на Кольской земле кончалась. Море все чаще штормило, холодало. Приближалась зима.

Спустя три дня после возвращения, от командования последовал приказ о новом задании. Теперь в составе отряда. Для его выполнения, из штаба флота ожидался старший офицер разведотдела майор Добротин. Ему предписывалось возглавить операцию.

Майора в подразделении знали, поскольку тот участвовал в его создании. А еще было известно, что в Гражданскую войну он сражался против Деникина, Мамонтова и Юденича, командуя эскадроном в коннице Буденного. Награжден ВЦИКом* почетным оружием и закончил Военную академию.

– Каждого разведчика видит насквозь. Так что намотайте себе на ус, – сказал Лебедев подчиненным о Добротине.

Тот явился в отряд накануне выхода.

Возрастом был за сорок, стройный и высокий, с легкой сединой на висках. Лицо имел продолговатое, плотно сжатые губы, со стальным блеском глаза. На вид показался суровым, что оказалось не так.

После отдания Лебедевым рапорта, майор кивнул «вольно» и завязал непринужденную беседу с теми, кого уже знал, отбирая в отряд. Затем познакомился с моряками из подплава и бывшими студентами физкультурного института.

– Тех, кто еще не нюхал пороха и ищет в нашем деле приключений (обратился к новичкам) хочу предупредить, никакой такой романтики не предвидится. Наша задача проникать в тыл врага, оттягивая часть его сил на себя, совершая диверсии и сея панику. Чем успешнее будем действовать в рейдах, тем будет легче на передовой.

Больше разведки он не касался, уселся на банку, разрешив бойцам сделать то же и рассказал о замыслах врага. Он заключался в захвате Мурманска и Кировской дороги, в случае потери которых терялись стратегические коммуникации с союзниками. А еще важные для фронта источники сырья: апатита с никелем, титана, медной и железной руды.

– Особо ожесточенные бои идут сейчас на реке Западная Лица, где германское командование сосредоточило свои отборные части. Вот туда мы с вами и отправимся, – закончил Добротин. – Имеются ли у кого вопросы?

– Разрешите? – поднялась рука. – Старшина 1 статьи Червоный.

– Слушаю, товарищ Червоный.

– В чем будет заключаться операция? – встал с банки.

– Скрытно высадиться на занятый врагом левый берег, тем же порядком зайти ему в тыл и уничтожить как можно больше живой силы.

– Ясно, – опустился старшина на свое место.

– Старший краснофлотец Радышевский, – поднялась еще рука.

– Давайте, – кивнул майор.

– Сколько времени она будет продолжаться?

– Пока не выполним задачу.

Больше вопросов не было. Лебедев приказал готовиться к походу и по просьбе майора выделил ему вестового* – матроса Тарзанова. Маленький и юркий Витек, как его звали в отряде (нос кнопкой, веснушчатое, всегда усмешливое лицо) был разбитным, ловким и смелым.

Как только офицеры ушли к Лебедеву в каюту, он выпятил грудь и шутливо продефилировал по кубрику, раздайся море – дорогу вестовому командира! Все только улыбнулись, не решаясь подтрунивать над Витьком, тот за словом в карман не лез. А вот матрос Белов, зачисленный в отряд из флотского ансамбля песни и пляски, этого не знал.

– Как в разведку попал, малыш? – заступил он Тарзанову дорогу. – Слыхал, ты на траулере обретался, поваренком при коке. Это правда?

– Ага, – ухмыльнулся Витек, служивший до этого минером на «морском охотнике». – Поварское дело, брат, занятие умственное. Это тебе не на сцене ногами дрыгать.

– Уел! – грянули смехом моряки, а Белов с высоты своего двухметрового роста, отступив назад прогудел, – м-да, языком молоть горазд. Салага-салагой, а фонтанируешь словно кит.

– Нет, погоди! – уже вцепился в него Тарзанов. – Вот пойдем в разведку, держись рядом. Не пропадешь! Я тебя научу и рыбку ловить и уху варганить.

Кругом одобрительно зашумели.

– Да пошел ты!.. – окончательно смущенный Белов вырвался из рук Витька. – Скажи, какой учитель объявился. Это ты в походе держись около меня. Не затопчут! А когда выдохнешься, я тебя, клопа, в ранец запакую и понесу.

– Так я с полным удовольствием! – Витек нисколько не обиделся и повернулся к ребятам. – Вот старший лейтенант Лебедев рассказывал, в горной войне нет лучшего транспорта, чем вьючный – на ишаках. У нас один есть – показал на Белова.

В кубрике снова захохотали.

Когда на землю опустились сумерки, отряд погрузился в порту на мотоботы.

Был разделен на две группы. Одной командовал старший лейтенант Лебедев, второй – капитан Инзарцев. Общее руководство осуществлял Добротин.

Инзарцева, которого моряки хорошо знали, прикомандировали к отряду на время операции. Он являлся флагманским физруком бригады подводных лодок и призером флота по штанге. А еще отличным яхтсменом и футболистом. Выглядел же обманчиво: среднего роста, худой и сутуловатый.

С поста СНиС ратьер* промигал «добро» на выход, зарокотали моторы ботов. Оба отвалили от стенки. Выйдя из базы в Мотовский залив прибавили ход и вскоре исчезли в ночном мраке. Вокруг с плеском катились волны, в лица летели брызги, порывами налетал ветер.

Звезд в небе не было, береговая линия исчезла, шли по счислению*. Спустя несколько часов вошли в устье Западной Лицы, в расчетное время высадились на занятый врагом берег. Он был скалистым с участками тундры и болотами, перемежавшимися сопками.

Сняв часовых и просочившись сквозь немецкую оборону (она была здесь не сплошной) отряд зашел врагам в тыл и вступил в бой. Поначалу он складывался для разведчиков удачно. Не ожидавшие оттуда удара, немцы оставили одну сопку, за ней другую.

Уничтожив оставшихся, разведчики оказались на господствующей высоте. Внизу, в покрытых мглой долинах, противник накапливал силы для атаки. Майор приказал Лебедеву разведать соседнюю высоту.

Он предвидел ход событий. Не всегда, оказывается, самая высокая вершина является лучшей для боя. В землю не зарыться, маскироваться негде, а фашисты, скорее всего, запросят на подмогу авиацию. Соседняя сопка была значительно ниже, зато ее пересеченный и покрытый валунами хребет, идеально подходил для обороны. Сбить с него разведчиков было нелегко.

Помимо этого, опытный Добротин хотел создать у противника видимость отступления своих бойцов. И когда под натиском превосходящих сил те начнут отход к берегу, егеря, чтобы отрезать десант, вызовут подкрепление. Отряд же, по уже разведанному маршруту – узкому ущелью, ускользнет от них.

Таков был замысел командира, и, в конечном счете, майор навязал противнику свой план боя. Остаток ночи и весь световой день разведчики оборонялись и нанесли значительный урон «героям Нарвиика и Крита»* Оттянув часть их с передовой, разведчики тем самым помогли советскому пехотному полку контратаковать противника и, форсировав реку, занять более выгодные позиции.

В этом бою Леонов действовал более уверенно. Ведя из винтовки прицельный огонь, он застрелил двух фашистов, а третьего, метнувшегося навстречу, заколол штыком.

– Неплохо! – поливая врагов огнем из своего «Дегтярева», прокричал ему Лосев.

Задача была выполнена, потери отряда оказались не велики. Но в базу возвращались с таким чувством, словно его постигла неудача.

Пришвартовались к знакомому причалу, на полуторке отправили в госпиталь раненых и убитых, построились в две шеренги, зная, что команды «разойдись!» не будет.

В строю, поникнув головами, стояли четыре безоружных разведчика, а старшина отряда Григорий Чекмачев сверял по списку номера четырех винтовок – кому какая принадлежит. На шкентеле* с сапогом сорок шестого размера в руке, хмуро стоял Витек, а на правом фланге – босой Белов.

Случилось вот что.

К полудню отряд отбил несколько атак, а когда немцы получили подкрепление, начал отходить к соседней сопке. Первая группа уже заняла новый огневой рубеж, вторая прикрывала маневр.

Вражеские атаки нарастали.

Егеря приблизились настолько, что были слышны их крики и топот кованых ботинок. Потом на высоте остались два последних отделения – Лосева и Даманова. С ними майор и капитан. Напряжение боя нарастало, гремели выстрелы, рвались гранаты, и у Белова сдали нервы.

Оглянувшись, завопил, «уже все отошли!», вскочив, резво побежал. За ним еще три разведчика. Скатившись вниз, чтобы сократить дорогу, ломанулись напрямик, к небольшому озеру. Те, кто остался, продолжали яростно отбиваться.

Стрельба нарастала, и беглецы, посчитав что немцы уже ведут огонь по ним, побросали винтовки, а Белов стянув сапоги. Бросились в ледяную воду.

В это время майор распекал старшину Лосева.

– Где ваши бойцы? Половину растеряли? Эх вы, горе – разведчики!

Они с Инзарцевым легли в цепь, и моряки отбили еще одну атаку неприятеля.

Виктор видел в бою майора – он спокойно целился и метко бил из ППШ*. Короткими очередями вел пулеметный огонь Инзарцев. Изредка поглядывая по сторонам, Харабрии с Радышевцевым, Тарзанов и другие разведчики с ожесточением, но без страха стреляли из винтовок и, готовясь к ближнему бою, выкладывали рядом гранаты.

Даманов воевал лихо, с каким-то озорством, и Виктору было легко рядом с ним. Хотелось даже подмигнуть Николаю, и крикнуть что-нибудь веселое. Утром, когда вдали только показались егеря, настроение было совсем другое.

Томила неизвестность и смутная тревога: как сложится бой? Все это прошло. Даже в критические минуты вражеской атаки страха не было. Рядом находились товарищи. И если два отделения разведчиков с пулеметом сдерживали целую роту отборных егерей, все уже казалось нипочем.

По команде майора перебежками отошли к сопке и соединились с группой Лебедева. Позже других на сопку взобрались Инзарцев с Лосевым, Харабрин и Тарзанов. Последние двое несли на плечах подобранные у озера винтовки.

– Трофеи героического прикрытия! – объявил Харабрин. – Приказано доставить в базу в полной сохранности.

А Витек, грозно потрясая сапогом, уже направился к побледневшему Белову.

– Сейчас у меня этот ишак попляшет! – харкнул на землю, но тут же замер под строгим окриком майора:

– Отставить!

И вот отряд во главе с Лебедевым стоит в строю на причале, ожидая Добротина с Инзарцевым, задержавшихся на мотоботе. Что скажет майор? Как оценит минувший бой? Какое наказание ждет трусов?

Наконец, сойдя по трапу, оба встали перед шеренгами. Лебедев хотел было отдать рапорт, но Добротин махнул рукой, – не надо. Подойдя вплотную, заговорил ровно и спокойно. Но каждое его слово вбивалось в голову.

– Паникеров передают в трибунал, где судят по законам военного времени. Мне больно и обидно, что среди проверенных и отобранных в отряд, оказались такие. Позор! Я был с вами в бою. Знаю, для многих он был первым и, надеюсь, струсившие смоют свой позор кровью. Поэтому я не передам их военной прокуратуре.

Но никогда, слышите? Никогда и никому мы не позволим бросить тень на отряд, который дрался отважно. Кто в нем останется, тот станет настоящим морским разведчиком и будет гордиться этим званием. А теперь, товарищи, отдыхайте.

И, козырнув шеренгам, ушел вместе с Инзарцевым. Так и не проронившим ни слова.

– Нале-во! – вышел вперед Лебедев. – Правое плечо вперед. Ша-агом марш!

Строй дружно выполнил команду.

Вечером в кубрике только и было разговором о первом «чп». Виновные в нем отрешенно сидели на своих койках, пряча глаза. Их не замечали. Наконец Белов не выдержал, встал, хлопнул себя кулаком в грудь и сказал, – простите нас, ребята. Больше такое не повторится.

– Клянемся, – поднялись остальные трое.

– Ладно, проехали, – ответил за всех Витек.

Потом Лебедев собрал личный состав в ленкомнате и вместе с политруком, участвовавшим в операции, провел беседу, рассказав о призвании и долге разведчиков. Истинной и ложной романтике морской службы. А еще нарисовал картины, могущие одних отпугнуть, а других зажечь отвагой. И это тоже было своеобразным испытанием для каждого, пришедшего в отряд.

– Здесь, на Севере, мы столкнулись с очень сильным и опасным врагом, – продолжал старший лейтенант. – Немецкие егеря поднаторели на войне в горах, имеют боевой опыт в Греции с Югославией и Норвегии. Поэтому чтобы их сокрушить, надо быть сильнее.

Хочешь победы – будь не только смелей и отважней противника, но и превосходи его мастерством, хитростью и сноровкой. Это придет не сразу. Опасность вам будет угрожать на суше, море и в воздухе. Предстоят тяжелые и непрерывные бои в ближних и дальних тылах фашистов.

Скоро наступит зима, а с нею полярная ночь и тогда для нас начнется самая страда. Воевать и спать придется на скальном грунте, под леденящим ветром, в метель и пургу. По несколько дней, а то и недель не будет горячей пищи – в походах нельзя разводить костер. Ходить нужно будет многие километры, по горным кручам, болотистой тундре, перебираться через пропасти и ущелья. И на всей этой местности вести бой.

Но если ты решил стать разведчиком, в сердце не должно быть робости и страха перед врагом. Одна только ненависть.

Действуешь ли в составе отряда, взвода, мелкой группы – вся твоя надежда на оружие и умение владеть им. А еще на товарищей, за которых нужно стоять горой. Но самое главное оружие – любовь к Родине и делу, которому служишь. А еще чистая совесть.

Об этом говорил бойцам их командир, те внимательно слушали. Никто ничего не спрашивал. Все было предельно ясно. Выбор – продолжить службу в отряде или вернуться туда, откуда пришли, был за каждым. И он был сделан. Все остались.

После этой беседы Виктор долго не мог уснуть. Перед глазами чудился строй на пирсе и разутый Белов на правом фланге. Он отчетливо представил себе позор, хуже которого для себя не знал. Лучше пасть геройской смертью Саши Сенчука или на худой конец умереть от ран, как Коля Рябов, чем подобно бывшему танцору, здоровому и невредимому, не иметь сил смотреть в глаза товарищам и командиру.

В один из таких дней, из Москвы, в отряд прибыл корреспондент «Красной Звезды» Константин Симонов. Его заметки и статьи многие читали, состоялась встреча. Журналиста интересовали боевые будни разведчиков, их настроение и досуг. Задержался в подразделении на несколько дней и даже сходил в поиск. А на прощание, в кубрике, прочел свои новые стихи.

Жди меня и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,

Не желай добра

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души…

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: – Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой,-

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Когда закончил, возникла звенящая тишина, за ней грянули аплодисменты.

Потом состоялся третий рейд, на мыс Пикшуев.

Он находился на побережье Мотовского залива, в семи километрах от устья Западной Лицы. Был отлогим и заболоченным с тундровой растительностью и многочисленными ручьями, сбегавшими по камням в море.

Поскольку через залив шло снабжение советских войск, оборонявших горный хребет Муста-Тунтури, фашисты придавали мысу особое значение. На нем имелись их наблюдательные пункты, доты и блиндажи. Многочисленный гарнизон горных егерей (пехотинцев с артиллеристами) прикрывал участок с суши и моря.

Накануне похода к разведчикам прибыло пополнение и в его числе девушка. Звали ее Ольга Параева, по национальности карелка. Это была невысокая миловидная блондинка, хорошо знавшая финский язык. В отряд ее направили в качестве санинструктора и переводчика. Согласно разведданным, мыс кроме егерей, обороняли финны.

Появление прекрасного пола вызвало изрядное оживление в подразделении. Некоторые моряки, вспоминали старую примету о незавидной судьбе корабля, принявшего на борт женщину.

– Да какая она женщина, девчушка, – возражали другие, принявшись с усердием следить за своей внешностью. Едко подтрунивали над многочисленными «больными», повалившими на прием к санинструктору, имевшему чуть скуластое, с румянцем личико и озорные, с пушистыми ресницами, глаза.

Виктор демонстративно высказывал равнодушие к «разведчику в юбке», зло подшучивая над болящими и поплатился, став объектом ее внимания. Санинструктору не понравилась его пышная шевелюра. В присутствии других ребят сделала замечание и посоветовала подстричься.

– Что вы, Олечка, – тут же вмешался в разговор Витек Тарзанов. – У старшего краснофлотца Леонова вся сила в волосах, как у Черномора в бороде. Читали «Руслана и Людмилу»?

Но Параева, не воспринимая шутку, укоризненно смотрела на Виктора своими серыми глазами.

– Разве у вас прическа? Лес дремучий. И потом, это негигиенично. Хотите, я вас подстригу?

– Еще как хочет! – увивался вокруг Параевой Витек. – Принести ножницы? Мы из Черномора Беломора сделаем.

Леонов вспылил и потребовал от девушки оставить его в покое. А потом в сердцах добавил, – займитесь лучше своими пациентами, их хоть отбавляй.

– Вот значит как? – хмыкнула санинструктор и отошла.

А в походе напомнила этот разговор.

В самом его начале Виктору не повезло. Сразу после высадки осколок мины впился в правую ступню. Боец, раненный в тылу врага, особенно остро переживает свое бессилие. Он видит, как трудно товарищам, не может им помочь, и сам им в тягость, если рядом нет санитара.

Виктор находился в группе старшего лейтенанта Клименко. С моря к Пикшуеву направились взводы Лебедева и младшего лейтенанта Бацких во главе с майором Добротиным. С ними была санинструктор Параева.

Разведчики Клименко должны были перерезать дорогу к тылам противника, когда остальные ударят по гарнизону мыса. Чтобы не ослабить группу, Виктор отказался от сопровождающего и попросил лейтенанта оставить его одного. Пусть все следуют по заданному маршруту.

Разрезав финкой голенище, Степан Мотовилин снял с него полный крови сапог и перевязал раненую ногу. А Клименко, оставив Леонову две гранаты, сказал:

– Это на всякий случай… Спрячьтесь пока в камнях. После боя вернемся за вами.

– Не тужи, Виктор, придем! – подбодрил его Степан, и оба побежал догонять ушедших вперед разведчиков.

Леонов остался один и вскоре понял, что одиночество тяготит его больше, чем ранение. Кругом стало тихо, и эта тишина настолько томила своей неизвестностью, что он обрадовался, когда в горах возобновилась стрельба. Она то приближались, то опять удалялась.

Взошло и стало пригревать солнце, олений мох – ягель оттаял, в камнях зажурчали невидимые ручьи. А шум боя все стихал и не в том месте, откуда следовало ждать. Леонов знал, что в горах звук обманчив, но начал беспокоиться. Возможно, бой складывался не по плану.

Потом решив, что рана пустяковая, встал, попробовал опереться на пальцы правой ноги и зашипел от боли.

– Твою мать, – снова опустился наземь и, прихватив винтовку с гранатами, пополз вперед. Голова кружилась, ногу разрывала боль. Через сотню метров ощутив слабость во всем теле, пожалел, что оставил место, где будут искать.

Стрельба между тем прекратилась, без нее потерялся ориентир, за каждым валуном чудилась засада. Отчаяние придало сил, снова встал и, опираясь на СВТ, запрыгал на одной ноге от одного к другому, поднимаясь на вершину мыса.

Через час догнал разведчиков, чтобы вновь расстаться. Сбив боевое охранение егерей, группы ушли дальше и сосредоточились для атаки гарнизона мыса. Добротин приказал Параевой задержаться с раненым, а в случае опасности дать сигнал.

– Что там у вас? – недовольно спросила санинструктор, когда остались одни. От этого тона Виктора покоробило.

– Ничего, – угрюмо отвернулся. – Отдохну и двинусь дальше. А вы, между прочим, можете идти сейчас. Я вас не задерживаю.

– Послушайте, Леонов, вы не в базе, и мы не о прическе спорим. Что за капризы?

Чувствуя себя виноватым промолчал. Оба сидели на куске гранита спиной к спине. Легче от того, что рядом санинструктор не было. Где-то впереди началась шквальная стрельба, доносились гранатные разрывы.

– Слышите? – тревожно обернулась девушка.

Виктор не выдержал и закричал, – что же вы сидите! Там идет бой, давайте туда!

– Но майор? Он мне приказал…

– А мы, Оля (впервые назвал по имени) пойдем вместе. Только помогите.

Опираясь на винтовку, встал, санинструктор положила его левую руку на свое плечо, и оба направились на звуки все более нараставшего сражения.

Минут через десять Леонов уже лежал в цепи, рядом с пулеметчиком, показывая тому цели, и сам вел огонь из винтовки. Параева присоединилась к разведчикам, атакующим укрепления.

В каждом бою есть критический момент, когда решается судьба победы.

Мотовилин с Дамановым, Лосев и Радышевцев – все из группы Клименко, огибали железобетонный дон на вершине Пикшуева. Из его амбразур егеря поливали свинцом камни внизу, где засели разведчики Лебедева.

Виктор наблюдал, как Мотовилин с Дамановым швырнули туда по связке противотанковых гранат, на секунды ослепив врагов взрывами. Этого было достаточно, чтобы бойцы Лебедева бросились в атаку. Господствующий над местностью дот пал.

Допрыгав до него, Леонов увидел искореженные стволы пулеметов в задымленных амбразурах. Внутри уже находились майор с Клименко, Параева и пятеро разведчиков. На стене висел портрет Гитлера, по периметру тянулись нары. В углу чернела железная печка

На полу, с разбитой головой, подплывал кровью немецкий обер-лейтенант. В разных местах валялись еще трупы.

Второй офицер – рослый финн, стоял навытяжку перед санинструктором и что-то быстро говорил. Еще шесть обезоруженных финнов выстроившись у нар, мрачно косились на Параеву.

Здесь же, на столе, лежали несколько автоматов «Суоми»*, винтовка с оптическим прицелом и стоял полевой телефон.

Ольга беспокойно поглядывала на него, переводя речь пленного офицера.

– Это фендрик, – по нашему младший лейтенант. Зовут Лаури Хейно, – сообщала Добротину. – Говорит, немецкий офицер прибыл сюда из штаба, что в Титовке, договориться о смене. Егеря должны их сменить через два часа.

– Вы вели наблюдение за заливом? – спросил майор фендрика по-немецки?

– Да. Блокнот с записями забрал обер-лейтенант, – слегка коверкая слова, дернул кадыком. – Последние я помню наизусть. Повторить?

– Не стоит. Блокнот уже у нас. В чьем подчинении находитесь? С кем поддерживаете связь по этому телефону?

– С комендантом укрепрайона Титовка подполковником Герлахом. Ему и подчинен непосредственно.

– Ясно! – майор не отрывал взгляда от финна, который, прижав руки к бедрам, ел его глазами. – Какое последнее донесение передали коменданту?

– Час назад доложил о вашем нападении на опорный пункт и тут же побежал к переднему краю.

– Эй, кто тут? Где майор? – закричали снаружи.

В дот спустился по ступеням матрос Куприянов из взвода Лебедева. Увидев командира, близко подошел к нему и глухо доложил, – старшего лейтенанта убило. Разрывной – прямо в голову. Наповал.

Добротин, побледнев, негромко вымолвил, – не может того быть. Потом так же тихо Куприянову, – возвращайтесь во взвод, скажите скоро приду. Тот выбежал из дота.

– Переведите фендрику, – обратился майор к Параевой, – ему и его солдатам ничего не угрожает. Пусть лягут в котловине за укреплением. – А охранять их будет… Сможете? – взглянул на Леонова.

И, не дождавшись ответа, скомандовал, – остальные за мной!

Но тут загудел зуммер телефона. Добротин подошел к аппарату, взял трубку и, подражая голосу фендрика, заговорил по-немецки.

– У аппарата Хейно. Я вас слушаю… Нет, не надо открывать огня. Атака отбита, русские сброшены с высоты. Обер – лейтенант в соседнем доте. Скоро прибудут? Благодарю!

Все застыли, настороженно прислушиваясь к разговору, и облегченно вздохнули, когда майор положил трубку.

– Комендант Титовки благодарит вас, Хейно! – обернулся к финну. А потом сказал своим, – обещает прислать подкрепление и сам сюда пожалует. Что ж! Встретим, как следует.

Вслед за этим, взяв в руку ППШ, поднялся наверх. Разведчики последовали за ним.

Пленные, отведенные Леоновым в котловину, вели себя тихо и лишь тревожно зыркали в одну сторону. Насколько можно было понять, оттуда ожидалась опасность.

К доту подошел раненный в руку матрос Волошенюк с трофейным автоматом на плече.