Кровавый рассвет

– Нам необходимо уйти подальше от людей, Анна.

– Идите за мной, Григорий.

– Да.

Она отвернулась от меня и быстрым шагом направилась к выходу из парка. Я пошел за ней. Выйдя на улицу, мы остановили кучера и уехали.

– К поместью Двинских, – сказала Анна тихим голосом, обращаясь к кучеру.

– Куда? – переспросил я в недоумении.

– Все будет хорошо. Все на празднике у Бурской.

– Верю, – улыбнулся я, взяв ее руки.

Пока мы ехали, я ни о чем не думал. Я почему-то был счастлив, хоть и понимал, что повода для счастья у меня нет. Поездка в гробовом молчании и предвкушении предстоящего нагоняла волнение.

Прибыв на место, Анна схватила меня за руку, и мы быстро вбежали вверх по лестнице в ее комнату. Я закрыл дверь, Анна стояла у кровати, затем развернулась и пристально посмотрела мне в глаза. Она набросилась на меня, я почувствовал на себе вкус ее пылающих губ. Мы замерли в поцелуе на несколько минут. В один миг она оттолкнула меня и опять подошла к кровати, медленно спустив с себя платье. Ее волнистые каштановые волосы ниспадали до самого пояса. Я подошел к ней. Мы поддались запретной милости, которая могла погубить все, но нас это не волновало. Я снова начал жить, я снова задышал полной грудью, грудью, полной любви. Спустя несколько часов, лежа на кровати, мы смотрели в потолок. Я понимал, что мне никто не нужен, я люблю, я наконец-то счастлив, я снова жив! Глаза Анны были полны страсти, она клялась мне в любви шепотом, а я был на седьмом небе от счастья.

Внезапно меня посетила мысль:

– Анна, дорогая…

– Что такое?

– Это не мое письмо, – задумчиво произнес я. – Я думаю, что нам надо в этом разобраться. Предлагаю поехать на чаепитие к Яснову и узнать, чье же оно. Ты подыграешь?

– Да, но почему ты так заботишься об этом?

– Почерк в письме показался мне очень знакомым.

– Ну и что?

– А что если это письмо принадлежит важной для кого-то из нас личности?

– Хорошо, мы разберемся, – сказала она, перевернувшись на живот и посмотрев на меня. – Но разве сейчас нас это заботит?

– Нет, сейчас нас ничего не беспокоит, – улыбнулся я. В этот момент я понял, что меня действительно не тревожат мысли, меня не тревожит ничего. Я был счастлив.

– Ты любишь Лизу?

– Что за вопрос? – Потупился я.

– Григорий, ответь, ты любишь меня?

– Анна, что происходит? Я счастлив с тобой. Мне никого больше не надо.

– Я тоже счастлива, когда я рядом с тобой, но это можно назвать любовью?

– Я не знаю, а что такое любовь?

– В том-то и проблема. Я думала, что ты мне ответишь на этот вопрос, – засмеялась Анна.

– У каждого свой ответ на этот вопрос.

– Давай просто делать то, что нам велят наши чувства?

– Ты права, это будет лучшим решением.

– Ты целовал Лизу?

– К чему ты клонишь?

– Я не знаю, меня одолевает чувство, будто ты можешь бросить меня и пропасть. Я боюсь потерять тебя.

– Я никогда тебя не брошу, клянусь. Даже на тот свет отправлюсь с тобой, – сказал я, сжав ее руку в своих руках.

– Григорий, не говори таких вещей!

– Я говорю то, что мне велит мое сердце, – засмеялся я и стал целовать ее руки.

Мы провели с ней прекрасную ночь. Было решено, что о нас никто не должен узнать. Дабы не подвергать риску наши отношения, я должен был продолжать общение с Лизой в полной мере. Анна тоже должна была вести себя с людьми как ни в чем не бывало. Всю оставшуюся ночь она старалась не подавать виду, что ей жалко Лизу, но ее глаза, ее прекрасные карие глаза были наполнены чувством вины.

Я ушел из дома Двинских, когда солнце еще не взошло, но небо уже становилось нежно розового цвета, местами оно напоминало мне букет сирени. Свежий, прохладный воздух, яблоневый сад, небеса, – все казалось мне таким прекрасным, я был счастлив. Я снова был счастлив!

Вернувшись и убедившись в том, что отца нет дома, я поднялся к себе в комнату, разделся и упал в кровать. «Какая ведь чудесная семья?» – подумал я про Двинских и засмеялся. Я понимал, в какую ужасную историю я вмешался, но почему-то меня не тревожили эти мысли. «Лиза, эта светлая, добрая девочка, любящая до смерти своего отца и мачеху, – я стал снова тонуть в собственных раздумьях. – Она влюбилась в такого идиота. Я люблю Лизу, я чувствую себя живым рядом с ней, но почему-то я предал ее, так еще и Анну под венец подвел. Но я не могу по-другому. Ведь Анна прекрасна, она спасла меня, я люблю Анну, я благодарен ей. Мне остается лишь надеяться на то, что Лиза поймет меня, ведь она отличается от всей этой грязи своим светлым умом. Я не попрошу прощения Лизы, будет даже лучше, если она меня не простит, а просто поймет. Так Анне и Лизе, надеюсь, будет лучше примириться, я бы просил прощения только для Анны. Так, а почему я решил, что Лиза обо всем узнает? Глупо было бы думать, что это не всплывет. Лиза меня не поймет, потому что я сам все меньше себя понимаю. Еще меня пугает то письмо, чье оно? Я будто бы знаю этот почерк всю жизнь, может это Лиза?» – задумался я, лежа поперек кровати.

Я встряхнул головой и сел, почувствовав тяжесть своего нынешнего положения. Вдруг руку стало ломить. Я подумал, что это от ранения, но нет. Начался холод в ногах, я задрал голову к потолку и застыл. Мысли путались, реальность начала искажаться. Ощущение такое, будто я выпил все запасы вина в нашем доме. Я встал с кровати и захотел гулять, но желание быстро пропало, когда я почувствовал резкую боль в ногах, пальцы свело. Я сел назад на кровать и оторвал ноги от пола, в глазах все плыло. Внезапно среди плывущей комнаты я начал различать темную тень. Страх наполнил меня. Я не мог пошевелиться и продолжал смотреть в эту тень. Она становилась все ближе, все темнее. И когда она появилась перед моим лицом, я почувствовал боль в груди от страха. Мне казалось, что это длится вечность. Внезапно тень рассеялась, и я вскрикнул. Не было ни боли, ни тени, ни холода, видеть тоже мог нормально. Но страх остался на месте. Я закутался в одеяло в кровати как маленький ребенок, хоть и было довольно жарко. Через пару минут я заснул.

Весна. Аллея посреди вишневого сада. Я иду по аллее. Аромат цветущих деревьев наполнял меня вдохновением, мне хотелось сочинить поэму и сделать себя героем грустной истории, наполненной страстью и любовью. Я шел по дорожке с закрытыми глазами и мечтал об этом. Внезапно меня кто-то позвал, и, обернувшись, я увидел Анну, идущую за мной. И еще, звук. Я слышал какой-то ужасный звук вдалеке. Такое ощущение, что этот звук доносился со всех сторон. Звук похожий на крик одержимого, одержимого демонами. Чем ближе становилась Анна, тем громче был этот рев. Остановившись от меня в двух шагах, Аннушка посмотрела в мои глаза так, будто она смотрит сквозь меня, куда-то в сердце моей души.

– Дьявол, – произнесла она, но я не мог ее нормально слышать из-за звука, потому что он был настолько сильным, что казалось, будто от него гудит каждая часть меня.

– Анна, я не слышу тебя из-за этого ужасного рева. Что это? Ты слышишь, Анна, дорогая?

– Гришенька, посмотри на себя. Кем ты стал, родной? – Я все никак не мог ее четко расслышать, но что-то понимал.

Она расплакалась и поднесла небольшое зеркальце к моему лицу. Я ужаснулся. В отражении, вместо своего лица, я увидел тень. Из всего человеческого, что во мне было, остался лишь черный силуэт с красными глазами. Звук начал разрывать голову, я упал на землю и закрыл уши руками. Все было так реально, так больно. Я подскочил на кровати в поту. «Ужасный сон», – подумал я. Мне стало душно, и я открыл окно. На улице было еще светло.

Вдалеке перед домом стояли повозки, и снизу доносился какой-то гул. Я оделся и спустился. Как оказалось, к отцу прибыли какие-то уважаемые люди. Я мельком взглянул на них с лестницы. Всего было человек десять. Из всей толпы я узнал только Бурскую, старую и мудрую, по словам всех людей, княгиню, также увидел отца, который был положительно настроен, Вицер, смеющийся с шуток отца, выпивал все больше и больше рома. Отец и Вицер всегда пили этот ром, отцу кто-то привозил его из заграницы. Граф Яснов разговаривал с Двинским. Остальных людей я не знал.

– Григорий! – Крикнул Вицер и подозвал меня рукой.

– Добрый вечер, – сказал я, спускаясь.

– Это тот самый освободитель крестьян? – Произнесла Бурская.

– А это та самая важная и мудрая персона общества? – Ответил я, высокомерно осмотрев ее.

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос, Григорий, – улыбнулась она, стараясь разрядить обстановку.

Я поймал пожирающий взгляд отца на себе и понял, что умру, если не перестану огрызаться. Тут подошла Анна Федоровна. С ней все поздоровались. Она очень хорошо держалась, даже я бы так не смог. Так холодно на меня смотреть и говорить так, будто мы не знакомы, она могла в идеале.

– На самом деле я наслышан о вас, княгиня. Простите мне мою грубость.

– Жениться нужно тебе, Гриша. Никак не угомонишься ты, – сказал Вицер.

– Именно это мы и обсуждали накануне с княгиней Бурской, – заявил отец. Я стал с подозрением смотреть на них.

– Да, и мы с Павлом Аркадьевичем пришли к согласию, – улыбнулась она, глядя меня.

– К какому же согласию вы пришли? – С опасением спросил я, незаметно поглядывая на Анну.

– На приеме у графа Яснова ты познакомишься с Екатериной Бурской, дочерью нашей многоуважаемой княгини, – объявил отец.

– О, как она прекрасна и умна, Григорий. Ах! Если б вы только знали, как она восхитительна! – Добавил с наслаждением Вицер.

Я посмотрел на Анну, она побледнела, ее щеки стали наливаться румянцем. У меня внутри все горело. Я из последних сил старался держать лицо.

– И Екатерина Бурская сама тоже не знает о вашем договоре, верно? – Спросил я.

– Сегодня вечером она об этом узнает, – успокоила княгиня.

– Не пугайся, Гриша, все в порядке. Ты ведь веришь своему отцу? – Спросил он. В какой-то момент мне показалось, что его взор – это ствол заряженного ружья, висящего на стене моей комнаты уже больше десяти лет.

– Григорий, доверьтесь своему отцу, я знакома с Екатериной. Это действительно очень умная, светлая и добрая девушка. Вышел бы действительно прелестный союз, – добавила с улыбкой Анна. Моя дорогая Аннушка сказала мне эти слова. Я обомлел.

– Что за вздор? Почему я должен это делать?! – Не выдержал я.

– Простите, господа. Григорий отойдем, – взял меня под руку отец.

– Да, конечно, Павел Аркадьевич.

Мы с отцом отошли в угол.

– Слушай меня внимательно, сынок, – сказал он очень холодно. – Посмотри на свою жизнь, как ты себя ведешь. Ты уже взрослый человек, но так позоришь меня в обществе.

– А не ты ли мне говорил про то, что репутация – не главное. Главное – это отстаивать свое мнение и бороться за правду?

– Хорошо, ты видимо осознаешь здесь второй смысл. Тебе нужно жениться на Екатерине Бурской, потому что…

– Нет, – холодно ответил я.

– Слушай меня! – приказал отец.

– Не буду я слушать эти бредни. Ты сам прекрасно знаешь мое чувство к Елизавете Двинской.

– Хорошо. Послушай меня сейчас.

– Слушаю.

– Мы как-то поехали на охоту с Вицером и Грылевым.

– Я помню тот день.

– В тот день я решил поквитаться с Грылевым. Давно ли ты видел его?

– С момента дуэли. Что ты с ним сделал?

– Под предлогом примирения я позвал его на охоту. Мы долго шли, Вицер знает весь лес наизусть, он вел нас в самую чащу. Мы решили отдохнуть и выпить. Грылев, он глупее, чем наши гончие, даже не заподозрил ничего. Мы с Вицером напоили его, после чего я навел на него ружье и заставил идти в болото. Он долго молил о пощаде. Да, я навсегда запомню это выражение лица. Я не выдержал и застрелил его. И я стою здесь вместе с тобой только благодаря княгине Бурской и ее связям. Если б не она, я, ты и Вицер были бы казнены еще вчера, все трое, без суда. Как бы ты объяснил пропажу без вести Грылева? Все стрелки сразу же указали бы на нас. И помни о том, что думают о тебе военные после конфликта с Щетининым.

Я замер в ужасе.

– Какой же ты дурной, папа.

– Прости меня сын, ты поймешь позже.

– Не могу понять, почему ты так возненавидел Грылева и Щетинина? Они же самые обычные сволочи.

– Я расскажу тебе после вечера. Сынок, прошу тебя, можешь винить меня во всем сколько хочешь, но я смыл позор.

– Какой позор.

– Все потом, сынок. Просто помоги нам, прошу.

– Хорошо, я согласен. Но как только меня взбесит все окончательно, я уйду. Я и так в ужасе, отец.

– Спасибо, Гриша.

Мы вернулись к остальным.

Я смотрел на уже уходящую Анну, в моей груди тоска изрезала мое сердце. Я понимал, куда я влез. Но меня убивало еще одно: я почему-то был немного рад этой ситуации. Почему?

– Господа, простите за задержку, – с улыбкой сказал отец.

– О, ничего-ничего.

– Григорий, так вы подумали над моим предложением? – Протяжно спросила Бурская.

– Да, я с удовольствием познакомлюсь с вашей дочерью, – улыбнулся я так, чтобы они не заметили лживости в моей мимике.

– Прекрасно! – Крикнул Вицер и засмеялся.

– Предлагаю выпить, уважаемые, – улыбался отец.

Весь этот бал-маскарад настолько меня достал, что я хотел поскорее сбежать. Эти лживые улыбки ужасных людей, одним из которых я сам теперь являюсь, заставляли меня злиться.

– Господа! По некоторым обстоятельствам я вынужден вас покинуть, но с радостью составил бы вам компанию позже, – сказал я, выпив залпом полный бокал рома.

– Конечно, Гриша, ступай, – сказал отец так, будто какого-то козла рогатого отпустил.

Я выскочил на улицу и побежал в конюшню. Запрыгнув на Зевса, я помчался вслед за Аннушкой. Я знал, что догоню ее повозку на своем коне, ведь быстрее чем он никого нет.

Я мчался в ночи, ничего не было видно, только кое-как мог различить силуэты деревьев и дорогу. Звездное небо и луна освещали мне путь. Когда я летел на Зевсе вдоль поля, то сумел разглядеть вдали повозку. Я прибавил ходу. Спустя несколько минут я обогнал повозку и встал поперек дороги. Кучер был вынужден остановиться.

Я подбежал к повозке и распахнул двери. Анна сидела у окна, вытирая слезы платком. Ее удивлению вперемешку с радостью не было предела. Она прыгнула мне на плечи и крепко обняла.

– Поехали, Анна, скорее.

– Куда, Гриша, уже некуда бежать. Все уже решено!

– Тогда я еду сам.

– Куда?

– К тебе домой, мне нужно сказать все Лизе.

– Зачем тебе все это, Гриша, оставь нас.

– Нет, Анна, я люблю тебя. Знай, что я буду верен тебе даже тогда, когда против тебя будет весь свет. Я с тобой навек, Аннушка.

– Я тебя люблю, Гриша.

Я поцеловал ее так крепко, будто бы в последний раз. Ее глаза так прекрасно блестели при свете луны, что этот блеск навеки сохранился в своем сердце. Вкус ее горячих губ я навсегда хотел оставить себе.

Я вскочил на своего коня и с огромной скоростью двинулся в сторону дома Двинских. Спустя четверть часа я уже был у ворот их дома. Я вошел в дом. Из комнаты вышла Лиза. О, как она прекрасна в своем белом платьице. В руках ее была книга. Моему приезду она явно была удивлена.

– Гриша? – Улыбнулась она.

– Да, дорогая, твой, Гриша, – говоря это, я готов был застрелиться. «Какой же страшный человек твой Гриша, Лиза, если б ты знала», – подумал я.

– Что привело тебя сюда в такое время?

– Мне срочно нужно сказать тебе что-то очень важное и ужасное.

– Что сталось? – испугалась она моей серьезностью.

– Предлагаю дождаться Анну. Я думаю, что она сможет нам чем-нибудь помочь.

– Гриша, я волнуюсь, расскажи мне.

– В общем, меня хотят женить по расчету и без права выбора. Это поможет вытащить меня и моего отца из одной крайности, о которой я узнал около часа назад.

Лиза рухнула на диван и закрыла лицо руками. Я подошел к ней и упал на колени.

– Лиза, любимая моя, прости меня за все. Это все из-за меня! Я просто не могу по-другому. Таково решение отца.

– Кто она, Гриша, ты ее знаешь? – Всхлипывая и вытирая слезы, спросила Лиза.

– Екатерина Бурская, дочь той самой княгини. Я с ней не знаком.

– Я знаю ее. Мы встречались с ней однажды. Она года на три младше меня, – холодно произнесла входящая в комнату Анна.

– Ах, Аннушка. Ты единственная, кто меня никогда не предал и не бросил, – кинулась в объятия Лиза.

– Да, я никогда тебя не брошу, Лиза. Я люблю тебя, – находясь в объятиях, ответила Анна. Она смотрела мне в глаза: вспомнил сон, что мне приснился. Только вместо того рева по комнате разносились всхлипы Елизаветы. Внезапно она повернулась ко мне и закричала:

– Где твоя непоколебимость? Где твое упрямство и сила воли?!

– Лиза, дорогая, я все равно буду любить только тебя одну. Я не хотел бы этого, но я не могу пойти против отца.

– Почему? Почему не можешь?! – Продолжала ругаться Лиза.

– Когда-нибудь я обязательно вам расскажу. Как только я сам обо всем узнаю, то сразу расскажу. Клянусь!

– Я верю ему, Лиза. Это ведь самый громкий человек – Григорий Думов. Лиза, давай поверим ему, вдруг он действительно не хочет твоих слез? – начала Анна. Какая она жестокая. Так холодно ведет разговор, хотя внутри у нее наверняка все полыхает.

– Только потому, что ты так считаешь, Анна. Да, я все также сильно люблю тебя, Григорий.

– И я тоже, я тоже люблю тебя, Лиза. Честное слово. Когда-нибудь ты поймешь, почему я вынужден это сделать.

– Для тебя двери в наш дом все также всегда открыты. Я люблю тебя, Гриша, люби и ты меня, не забывай.

– Да, Лиза, моя дорогая, любимая Лиза. – Бросился я целовать ей руки.

– Я, пожалуй, пойду. Лиза, проводи Григория, – заявила Анна и вылетела из комнаты. Когда она закрывала за собой дверь, я увидел слезы на ее щеках.

Мы с Лизой крепко обняли друг друга. Я любил ее в этот момент так, как не любил никого за всю свою жизнь. Мы вышли на улицу. В небе сверкала молния, и вдалеке гремел гром. Воздух был влажным, ветер колыхал ветки кустарников и деревьев. Я смотрел в ее сверкающие глаза. Мы стояли молча около пяти минут, я на ступеньке, чуть ниже, а она стояла на крыльце у дома. В какой-то момент мы одновременно бросились друг на друга и слились в жгучем и крепком поцелуе.

Внезапно засверкала молния, и раздался раскат грома. Я почувствовал, как Лиза вздрогнула, мне хотелось укрыть ее от всего этого. Это маленькое, хрупкое тельце, сколько же всего ей придется пройти. Столько предательства, и все из-за такого урода, как Григорий Думов. Что же я за человек такой?

Спустя четверть часа я ехал к себе домой на своем быстром коне, но ехал очень медленно. Понял, что бардак в голове вперемешку с бардаком в жизни способны завести в тяжелую трясину. Складывалось ощущение, что из этой бездны мне уже не выбраться. Я будто распадаюсь. Мне действительно хотелось разорваться и быть рядом и с Аннушкой, и с Лизой, и отцу хотелось помочь, но за человека я его больше не считаю. Как и себя.

Еще одно мне не давало покоя. Я чем-то был воодушевлен в свете последних событий, о которых я узнал и в которых принял участие лично. Я радовался чему-то. Внезапно я остановил Зевса и посмотрел в небо. Что же я за человек такой, Боже? Неужели я нужен в этом мире для того, чтоб приносить всем неприятности? Мне бы хотелось задать этот вопрос Анне и Лизе.

Прибыв домой, я застал своего отца в пьяном виде. Он сидел за круглым стеклянным столиком, на котором стояла корзинка с цветами, неполная бутылка рома и пустой бокал. Его ноги были раскинуты в разные стороны. На нем был костюм. Все его костюмы имели цвет древесной коры при солнечном свете. Его голова была опущена вниз и длинные седые волосы скрывали его лицо. Я подошел к нему и сел за другой стул.

– Папа, нам нужно поговорить. Мне нужны ответы.

– Гриша, ты вернулся. Я почему-то начал думать, что ты насовсем уехал, – сказал он, с трудом подняв голову.

– Я бы хотел это сделать, да бежать некуда.

– Ладно. Гриша. Начнем.

– Зачем ты убил Грылева?

– Я хотел отомстить, Гриша. Ты и не помнишь того времени, ведь ты был еще совсем ребенком, но когда-то мы все очень дружили. Я, Вицер, Двинской, Щетинин, Грылев и Стокин. Стокина ты помнишь?

– Нет, отец, не помню я никакого Стокина. Я помню только то, что ты не любил Щетинина и Грылева, а ваша прошлая дружба стала для меня открытием. Ближе к делу, папа, – попытался я ускорить его рассказ.

Он наполнил бокал.

– Сынок, слушай. Так тебе будет легче все понять.

– Хорошо.

– Стокин был таким же врачом и профессором во всем, как и Вицер. Твоя мать была прекрасной женщиной. За ней бегал Грылев, Стокин и я. Но она вышла за меня. Казалось, это никак не повлияло на нашу дружбу, но я все равно чах над твоей матерью, как Кощей над златом. Я любил ее до потери сознания. В свою очередь, она была моим спасением. Она была единственной, кого я слушался, единственным человеком, который мог меня понять, выслушать, дать совет. Сынок, я был самым счастливым человеком. Каждый день для меня был как день праздник. – Отец, пустил слезу. Я удивился, никогда я не видел таким своего отца.

– Я смутно помню маму. Мне было года два, когда ее не стало. Но мне кажется, что она была великой женщиной.

– Ты даже не представляешь насколько. Каждый божий день я просыпаюсь и обращаюсь к ней: «Снова без тебя. Надеюсь, ты видишь, каким большим и умным стал наш сынок».

– Отец, я никогда бы не подумал, что ты такой.

– На самом деле, я оставался верен ей с момента ее смерти. Боже, я так ее любил. Гриша, я просто должен был поквитаться с этими скотскими детьми.

– Рассказывай, папа, я должен знать.

– Прошел месяц с момента нашей женитьбы. Стокин и Вицер стали навещать нас все чаще под предлогом того, чтоб следить за беременностью твоей матери. В один день, я и Вицер должны были ехать в город, чтоб отдать какие-то документы, и поэтому твою мать должен был навестить только Стокин. Я верил ему. Но как только мы отъехали, я вспомнил, что забыл взять сумку с бумагами в кабинете на столе. Пришлось вернуться. Я быстро поднялся в свой кабинет, схватил бумаги и побежал вниз по лестнице, к выходу. Внезапно, прямо в тот момент, когда я уже стоял возле входной двери, раздался испуганный крик твоей матери. Я запомнил этот вопль на всю жизнь. Я развернулся и рванул вверх, в комнату твоей матери, распахнув двери, я застал ужаснейшую картину. Мой друг стоял над кроватью твоей матери с ножом. Наталья забилась в угол. Ее прекрасные глаза были полны страха. Я схватил деревянный стул и ударил Стокина по голове. Нож вылетел из рук этой твари. Стокин упал. Я сел на него и начал избивать, мне хотелось убить его собственными руками. Через какое-то время Стокин перестал сопротивляться. Увидев рядом с собой нож, я поднял его над моим другом, взмахнул рукой и… – Отец громко хлопнул руками.

– Папа ты убил эту сволочь?

– Нет, меня сбил с него Вицер, который услышал грохот и крики с улицы и залетел наверх. Нож воткнулся в пол прям над головой и задел лишь волосы Стокину.

– Почему Вицер тебя остановил? Эту тварь я бы сейчас и сам казнил! – меня стала переполнять ненависть к Вицеру и этому Стокину.

– Меня бы казнили. Да и Стокин сам повесился через два дня после нападения на твою маму.

– Неудивительно.

– Он хотел украсть ее.

– Удивительно.

– Он хотел украсть Наталью. Ему не помешало даже то, что она была в положении. Представляешь? Насколько сильно он любил твою мать. Но я не отдал бы ее ни за какие деньги.

– Хорошо. Это понятно, папа. Но причем тут Грылев?

– С ним было то же самое. Спустя два года, после твоего рождения, твоя мама заболела. Вицер уехал тогда на несколько месяцев на какой-то съезд за границу. Я не знал хороших врачей, и тогда Грылев посоветовал мне одного хорошего врача, который мог бы помочь ей. Я послушал своего друга, потому что мне очень хотелось помочь твоей маме. Я не мог смотреть, как моя Наталья, моя душенька болеет. Так вот недели две этот врач помогал ей. Казалось, будто он действительно хороший врач. Я попал впросак. Это моя вина, во всем виноват я. – Отец выпил ром и заплакал.

– В чем ты виноват? Рассказывай, папа, прошу.

– Этот самый врач оказался посланником Грылева. В один прекрасный июньский день Грылев прислал Наталье письмо через этого самого «врача», в котором говорилось о том, что если она не уедет по-тихому к нему домой, то его посланник убьет и ее и сына. В тот день я и Грылев были на охоте. Он решил позвать меня, якобы отвлечься немного от этой суеты с болезнью Натальи. Я все равно не мог перестать думать о ней.

Она ничего не могла поделать в тот момент. Попросив подождать посланника за дверью, она выглянула в окно, рукой подозвала Михаила к двери своей комнаты и вернулась в кровать.

– Что было дальше?

– Когда Михаил поднялся наверх – дорогу ему преградил тот самый врач, сказав, что Наталье сейчас плохо и она не может встать с кровати. Но почувствовав ложь в его словах, Михаил толкнул врача – и дверь открылась удара. Там была ужасная картина… – Голос отца сломался и наполнился тоской. В его горле застыл ком.