Принц с маленьким сердцем. Сказки и притчи

Предсказание сбылось, не заставив себя ждать, обрекло на уныние вторую сказки часть.

      Страшный голод на землю ту вступил, сокровища на хлеб жители меняли, кто бедно жил, те сразу погибали. Король, увидев бедствия страны, советников призвал достопочтенных, решил – час чуда дивного настал, созвал народ весь и без боязни оглашал – “Честной народ, выход вижу в положенье нашем, не собрать нам урожай, почва не плодоносит, деревья сохнут, травы гибнут, дети наши радости не знают, печальны мы, ведь голодны, но будем же сильны! И смел отвагою, должно быть тот, кто отважится отправиться в путь дальний непроходимый, в пещеру жизни древа навсегда вступить, там древо волшебное высится высоко, один плод которого способен прокормить до сотни ртов, до сотни лет питать рожден из семени мирозданья. Сказания те стары, но с надеждой правы. Кто отважится на путь труднейший из путей? Кто желает нас спасти?” Молчали люди, зная, что обречены. Тут из толпы донесся детский голос – “Я, я пойду!” “Кто тот смельчак, кто решился с судьбой поспорить нашей?” – спросил монарх, так как не видел, кто сказал. “Я здесь!” – громче мальчик прокричал. “Вопиет нам детский голос, поднимите сего мальца на плечи, кто-нибудь” – потребовал король. Пекарь руками белыми поднял сорванца, и все увидели тогда, на чьи маленькие плечи возложена их надежда, их вера в спасенье. Король спросил – “Имя, каково твое?” “Изель.” – мальчик огласил сердечно. “Что ж, решено, вот кто наши тяжкие грехи отныне понесет, вот кто нас спасет. Он пойдет в пещеру вековую, где по легендам дерево волшебное растет с живительными плодами, жизнь дающими вовек, всю жизнь свою питаться сможем одним плодом, на всех не хватит, но мы разделим их, вкушать будем втроем, а то и вчетвером. Не умрем, несчастья переживем. А что потом, нам не узнать. Немедля отправляйся в путь рыцарь по имени Изель. Мальчик, сказав лишь слово, восславил имя ты свое и благодарности бегут вослед за славой. Иди же отрок на север хладный, там ты найдешь, на что согласился нынче, что так искал”. “Мой час настал!” – мальчик прокричал и народ заликовал. На руках буквально понесли его, хваля героя, к пещере мрачной и пустой, на гибель обрекая молодца. Отца Изеля принесли на кровати, дабы проститься, в видениях своих он видел предначертанное сыну. – “Сколь скоры на расправу вы, ради крохотной надежды, готовы мальчика моего кинуть в бездну”. “Что с того, он выбрал сам, самый трудный путь” – вторила толпа людская. “Окупится ли жертва ваша, есть ли смысл отдачи жизни за карающих тех людей” – говорил им старик. “Ради тебя отец, я пойду туда, и еды живой нам принесу” – мальчик кротко отвечал. “Лучше голодать, чем роптать. Отпускаю, иди же, раз выбор твой таков, врата открыты для всех, но лишь достойный в них войдет. Благословляю” – возложив руки, благословил отец. “Я вернусь” – сказал на прощание юнец и скрылся во тьме пещеры вековой, под крик толпы людской.

Зажег Изель в пещере факел восковой, в лесу сталактитов и горных пик ныне прибывал, росли здесь крючковатые цветы, сжимались при свете, скрючивались в комок, сверху капала вода, напиться ее можно было, порою, будто дождь шел внутри пещеры и мерцал далекий светоч, эхом раздавались голоса. Вторили те сказочные духи песнь воспоминаний времен былых, то мудрецов седых благая весть, и слышал юноша, внимал, но медленно становился стар. Искрили светлячки, ручей журчал, и квакала лягушка. Оказался под землею целый мир неведомых существ, хотел увидеть он горный полуросликов народ, казалось, слышен отдаленный треск кирки, чем дальше, тем всё становилось позади.

Шел Изель и день и два, появлялась и высыхала серебристая роса, надувались острова, приходилось перепрыгивать чрез скользкие берега. Вскоре закончилась еда, питался ныне едкими грибами, что светились по ночам. Скучал по солнышку и ветерку, на травку мечтал возлечь, лепешек простеньких испечь и одну хотя бы съесть. Отца послушать, который про чудеса некогда рассказывал, что где-то есть страна, где орехи произрастают размером с голову слона, внутри орехов молоко. Что за ерунда, думал мальчик, молоко в коровке, но не в орехе, но безответно верил тем словам.

И одиноко было здесь, животные все слепы и света яркого не различают, не кусают, но и не провожают, скрываются во тьме, чужака почуяв. Лишь на потолке крылья раскрыла перед ним мышь летучая и простонала – “Зачем будишь, ведь я так прекрасно спала”. “Ты устала?” – спросил Изель, на что летучая мышь отвечала. – “Наоборот, слишком много сил, вот и решила их сократить, вздремнув чуток”. “Большая ты, должно быть рост твой подобен моему росточку”. “Гораздо больше, здесь наверху всё видится гораздо меньше”. “Ответь мне мышка, туда ли я иду, там ли жизни древо?” “Вопросов два, лишь на один отвечу я”. “Тогда я не решусь какой задать” – опечалился Изель. Мышь, пожалев путника, повествовала – “Ведет путь прямо и обратно, легче вперед, чем назад”. “Почему же так, ведь назад дорогу знаешь, потому то и не страшно, да откуда тебе знать, ведь ты силы не тратишь, висишь, а не летаешь”. “Я не летаю? Хочешь знать, я была везде, и там и тут, и нигде”. “А нигде это где?” – недоумевал Изель. “Везде” – отвечала мышь. “Опасен ли путь, что предстоит мне преодолеть, и вправду ли одним плодом можно питаться целый год?” “Сколько вопросов, ответ ведь видишь пред собою” – говорила мышь. “Это как” – спрашивал Изель. “Малый путь уж позади, лишь меня ты встретил на пути, а про плоды, вот смотри, десятки лет кусая понемножку, я по-прежнему жива”. “Так сопроводи меня”. “Вот уж нет, если бы каждый человек знал что ждет его, неинтересно было бы жить тогда, ты знаешь, кто тебя за руку ведет и более ненужно знать”. “Извините, мышка, если потревожил, но здесь одиноко, не с кем поговорить”. “Зачем языком чесать, когда можно слушать” – сказала напоследок мышь.

Пожав плечами, Изель дальше двинулся, а мышка крыльями закрылась. И вправду звуков разных море, вода струится, расцветает свежая трава, мотив один, но эхо его множит, мелодия простотой полна, внешнего мира отражений. Так шел мальчик день и ночь, спал лишь несколько часов на дню, травы здешние вкушал, и конца пути не наблюдал, привычен стал ему скудный распорядок дня, спускался вниз, поднимался вверх. Пещера вела лишь вперед, и не было иных дорог.

Минуло с тех пор двадцать пять лет, и сомневаться стал юноша аскет. Столько лет бредет неведомо куда, чтобы людей спасти, отыскать плодов чудесных, ценою своей жизни. Должен он в юные лета веселиться, с девами встречаться, пробовать и ошибаться, но вместо этого туннели пещеры темной, и посему созрел в юноше младом протест. Итак, пожертвовал он многим, однако не достиг обещанья исполненья, где сокровища бесценные те горы. Тогда он слезно вознегодовал и яростью воспылал. И мышь прилетела на зов страдальца, прикрепилась к потолку, задумчиво взглянула и спросила – “Чего ты хочешь, в чем твое желанье?” “Лишь поцелуй один с девой молодой, вот всё чего желаю я сейчас ” – ответил юноша. “И обретешь покой, но после возжелаешь больше” – заявила мышь. “Откуда знать мне, раз и малого не имею я” – горько говорил Изель. “Так ничего ты не имей, и обретешь свободу, продолжишь налегке намеченный провиденьем путь”. “Быть пустым, разве это дело”. “Одно есть у тебя, у тебя есть вера” – сказала мышь и удалилась, как и в первый раз. Изель оставил гнев и сомнения отбросил, и вправду верит он, что ждет в конце пути спасительное древо, только бы дойти, только бы все преграды претерпеть. Повзрослев, он стал сильней, быстрей, ловко карабкался по лианам ввысь и змеею просачивался в самые непроходимые туннели.

Минуло еще двадцать пять лет, и вот уже пятьдесят лет он странствует по пещере, и снова вознегодовал и ярость обуяла сердце взрослого мужчины, вопил истомно он и бил кулаками о камни, разбивая их. Мышь летучая прилетела на зов страдальческий и спросила – “Чего серчаешь, тебе ли горевать и гневаться?” “Разве это жизнь, как не сердится мне!” – восклицал Изель. “Желанье, каково на этот раз?” – поинтересовалась мышь. “Хочу семью, жену и деток, чтобы любили они меня, и я искренне их любил, дом построить я желаю, землю руками этими вспахать, собрать урожай, чтобы помнили меня потомки как любящего заботливого мужа и отца” – проговорил мужчина. “Велика мечта, тогда осчастливишь ты нескольких людей, но если далее пойдешь, то многих, многих ты спасешь” – заявила мышь. “Но буду ли счастлив я, будут ли помнить грешного меня?” – в отчаянии молвил Изель. “Не тебя, но твои дела. Не всё ли равно возрадовавшийся ребенок имеет кровь твою или чужую. Иди же и боле не ропщи” – огласила седая мышь и исчезла в свете над потолком. Утёр рыданья полувековой Изель, поднял главу, вперед взошел и вершину обозрел, еще одну преграду преодолел. А за грядой раскинулась поляна. Посреди древо сказочно растет, будто яблоня в саду.

“Глупый я и неразумный, возроптал перед последним шагом, ибо не знаем мы, когда окончится наш путь” – провозгласил Изель и к древу устремился. Тонко и в то же время величественно оно, листья белые и красные плоды на нем, обычные на вид, вокруг поток струится и питает корни древа. “Позволь, позволь мне чудесные плоды сорвать. Ведаю, не заслужил. Не мне, но им” – спросил Изель. “Всего одно” – древо отвечало. “И вправду, нет у меня мешка и карманов нет, я нищ и бос, как же понесу поклажу эту”. “Если бы всё это ты имел, то ничего бы тебе не досталось” – пропело древо. “Почему?” – недоумевая, он спросил. “Чем больше имеешь, тем сильнее искушенье, с грузом легче в пещере заплутать, пропасть”. “Раз так, сорву всего одно, положенное мне. Ведь обещался я принести плод животворящий”. Сорвал с веточки благороднейший Изель яблоко, гранат иль персик. Было не разобрать, ведь позабыл он, как выглядят они. Ветвями древо зашелестело, и путник ринулся обратно, в обратный путь немедля поспешил.

Минуло еще лет двадцать пять, на том же самом месте он возлег. Умылся старик горькими слезами, утер взмокшие седые космы, бороду седую вокруг стана опоясал, его конечности иссохли, кожа сморщилась и потемнела, одежда износилась и практически истлела. Обессилено лежал, на груди яблоко висело, не изменилось, все также цветом и жизнью оно блистало. И тут мышь летучая совсем уж белая, слепая, прилетела на слезы старика и вопросила – “Снова слезы проливаешь по себе, спасенье для человеков отыскал, так спеши на помощь им”. “Я стар, болен и немощен, ноги уж не идут, к древу я бежал пятьдесят лет, а теперь ползу и за двести лет не доползу. Пожрет меня пещера эта” – жалостно отвечал Изель. “Чего желаешь?” – в который раз спросила мышь. Старик ответил не торопясь – “Света и тепла, отдых, ведь заслужил умиротворенье, знанье, что все задуманное я сотворил, памятник воздвиг нерукотворный, вот и всё, что необходимо мне в конце века своего”. “Свет отыщи в себе и тепло отыщешь там же, ведь слово дал ты людям, идти избранным путем, не время отступать, после будешь на постели возлежать, а знанье есть у тебя – что ничего не сотворил, иди же, всему свое время”. “Смилуйся и помоги, хотя бы раз” – возроптал на мышь старик. “Каждый час я оказываю помощь, но не замечаешь ты сего” – ответила на это мышь и закрылась ветхими крылами. “Я старик, чего мне более желать, как не быть спокойным, продолжу путь свой, пока вовсе не обессилят тело и душа”. Со словами оными Изель далее побрел, минуло ему тогда более семидесяти пяти лет, не считал те цифры, но знакомы ему были многие места.

Минули последние двадцать пять лет. Столетний ветхий человек по имени Изель безмолвно шел по пещере, где он дар божественный обрел. “Сей дар не мой, отдам же его скоро”. – каждый день он себе твердил. Повторял одно единственное слово – “Верую” – и на том стоял.

К тьме привыкшие глаза не сразу различили свет, то выход был, и он к нему поспешил отрадно. Вот еще несколько шагов преодолел. И показался мир, в коем родился он когда-то малышом, теперь же он стал стариком в лохмотьях, седой и почти слепой. Думал увидеть запустенье, голодом замученных людей, но, сколько бы он не шел, средь лесов и деревень, четверть королевства обошел, но уничиженья не увидел. Плод волшебный на груди бесполезно по-прежнему висел, не нужен, стало быть, он, вокруг веселье и достаток, прошли те мрачные времена, умерли и его отец и король, забыты их имена. “Ради чего я преодолевал тот нелегкий путь, не уж-то зря, обрек себя, и жизнь свою обрек на пустоту, сто лет искал спасенье, но нужно ли оно кому, все накормлены без меня, я всё только потерял, и ничего не приобрел” – внутренне кричал старик. В отчаянье на землю он возлег, на площади людной, никто не заметил старика, все были заняты делами, имея изобилье, они не вопрошали ничего, и не помогали никому. Изель так ослаб, что даже плакать не хватало ему сил. И вскоре к нему подошла семья, бедная на вид, стары, изношены одежды их, дети не умыты и хромы. Молвил отец того семейства – “Подай малыш, ты человеку бедному тому, смотри, ему хуже, чем нам, мы есть у друг друга, и солнце греет кожу нашу и река поит наши животы, а он одинок и бледен, словно давно не бывал под ясным солнцем”. Ребенок кротко к старцу подошел, и кусочек хлеба от буханки отломил, протянул, и взять попросил. Очнулся Изель от забытья, на дитя воззрился и сразу повеселел, вот те люди, которые невольно страждут. “Благодарю, давненько не ел я хлеб” – сказал старик. – “А вот и мой дар прими, сей плод волшебный, вы все сможете питаться им целый год, аль более того”. “Спасибо дедушка, но кажется это яблочко простое” – сказал малыш. “Али так, всё равно Божий дар, взалкаете и насытитесь в тот же час” – оповестил Изель. И мальчик откусил. – “И вправду папа, кажется, не захочу я есть как будто никогда, попробуйте”. “Незнакомец, за что мы заслужили сей спасенье?” – спросила матушка семейства. “Дела показали, что чисты ваши сердца” – улыбнулся ласково старик. “Почему ты здесь лежишь?” – его спросили. “Искал я голодных, но только сытых всюду лицезрел”. “Так мы не одни, еще есть семьи, они также голодают. Нет ли у тебя ещё плода жизни? Не для нас, но для них” – просили люди бедные. Изель восстал с земли, прах отряхнул, и зашагал к пещере. Спросили старика тогда – “Куда же ты?”

На что ответил он – “Искать спасенье ваше, туда, где растут для вас плоды”. И глас с неба возгласил – “Сей раб мой, его самый легкий путь”.

Не окончился на том дальний путь Изеля, а только начался отныне он.

Принц с маленьким сердцем

Существовал некогда в мире созданным Творцом, принц, и было у него маленькое сердце. Еще в раннем детстве, мудрая бабушка, прикоснувшись к груди внука, поведала ему о том пороке, обрекая на вечное одиночество сей чадо. И не могла в нем поселиться та любовь, что так лирично воспета всеми бардами и певцами, юными девами, оглашающими всему миру стоя на балконе, о той непонятной и непостижимой магии, которая сближает двух людей на всю оставшуюся жизнь, но не суждено было любви пустить корни в столь крохотной обители. То сердце не ведало боли разлуки, безответности, боли холодности заблудшей души, ни счастья, ни секунды, ни мгновения, ведь они могли бы погубить юного принца, так слабо и мало было его девственное сердечко.

Он рос в пустоте пустот, среди безжизненных стен и блуждал в тысячах комнатах королевского замка, там, где все люди носили только черные одежды и белые бесформенные маски без эмоций и чувств, на поясе у них висели колокольчики, дабы каждый раз предупреждать о своем передвижении, чтобы не пугался принц. Их манеры были четки и медленны, они были глухи и немы, лукавы и слепы к чужим невзгодам. Замок был построен на самой высокой и неприступной горе, там, где даже птицы не решались летать. Он видел лишь темноту замка, и свет, просачивающийся из окон сквозь прутья решеток и тут же растворяющийся в бесформенных тенях. Он не читал книги, ему не читали сказки, он не видел то, что находилось снаружи, и поэтому для принца с маленьким сердцем окружающее душное пространство стало знакомым и обыденным, об ином он даже и не догадывался, лишь изредка задумывался – а откуда появляется свет. Так он жил, покуда его слабое сердечко билось.

Изучая стены, прикасался к ним, помня и запоминая каждую трещину и впадину, углы также не оставались без его любопытного вниманья, обходил одну комнату за другой и когда доходил до последней, начинал с начала. Воспоминания о родителях давным-давно истерлись из его юной памяти. Принц не знал, как он выглядит, потому его белокурые волосы свисали до земли, когда ему минуло двадцать лет, борода и усы начали касаться его груди, но ему была безразлична внешность, которую он не ведал. Со временем став частью тех камней, что его десятилетиями окружали, он должен был стать призраком замка, вечно блуждающим сквозь однообразные миры.

Но однажды, у принца первый раз в жизни кольнуло сердце, когда он увидел луч белого лоснящегося света, краешек необычного света. К тому времени он достаточно вырос, потому с легкостью отворил ставни, ибо пруты состарились и погнулись, и озарился он небесной благодатью. Взобрался на окно, посмотрел вниз, увидел горы и черные точки, то были человеческие домики, затем поднял взор и увидел небесно-голубое небо, облака, слепящее солнце, что жгло его глаза. Принц был одет лишь в мешковатую пижаму, и потому явственно чувствовал тепло и ветерок. Он с усиливающейся болью в сердце, обуреваемый интересом и наслаждавшийся свободой, стал лезть вниз по стене, минуя все препятствия, но руки его были слабы, а грудь словно пронзала шпага. Он чуть было не хотел повернуть назад, туда, где нет всей этой красоты, где не столь больно жить, дабы забиться в темный угол. Но терять было нечего и он начал карабкаться вниз еще быстрее.

Вскоре он добрался до вершины скалы, спрыгнул на землю, врылся руками в почву, рассматривая ее крупинки. Затем перед ним предстало раскинувшиеся селение, где несколько домишек устилали равнину. Охваченный чувствами ныне ему неизвестными он двинулся дальше. И вскоре, словно сомнамбула, от неожиданности остановился, оторопел, и будто безумный вскинул руками.

Он увидел колодец, а рядом с источником девушку, она черпала воду, он никогда в своей жизни не видел ничего подобного, ничего более прекрасного. Почувствовал великое чувство, видя самое удивительное, что есть в мире. И тогда его маленькое сердце будто стало умирать, сделать вдох было невозможно. Но вопреки страданьям принц приблизился ближе к видению, он полюбил ту деву, в одно мгновение и навсегда. Упал на колени перед девой и приковал руку к груди, впервые слезы умиления скользнули по его юному лицу.

Девушка испугалась, увидев столь длинные волосы и бороду, но вопреки предубеждению подбежала к нему и стала осведомляться о самочувствии старика. А он не мог ничего произнести в ответ, потому что не умел говорить. Он лишь молчаливо, смотрел в ее небесные глаза, будто заново родившись, в другом мире, за той гранью, блаженно покинул темницу сковавшую душу.

Маленькое сердце перестало биться, и принц испустил дух.

Вскоре он был похоронен на заброшенном кладбище как неизвестный старик. Изредка та девушка и поныне навещает незнакомца оставившего неизгладимый след в ее судьбе.

В прошествии нескольких лет, королевская могила покрылась бурьяном, но в тех местах по-прежнему призрачно слышен тихий стук биенья сердца, напоминающий каждому о ценности человеческой жизни.

Тот замок по-прежнему высится над королевством, но минут несколько столетий, и его сотрут с лица земли.

Принц с маленьким сердцем не предался забвению, но забвение предало его.

Любовь всей моей жизни

В королевстве некогда жили три юноши, одинаково статны они были, трудолюбивы и отважны. Будучи друзьями, они нередко уединялись в каком-нибудь тихом месте, беседовали о жизнях своих, мечтали о будущем. Время шло, и мечты начали воплощаться именно так, как были ими задуманы. Среди людей господствовал обычай жениться, одиночество не принималось и всячески отвергалось. И вот однажды собрались три друга поговорить и обсудить свершения. Молвил первый друг – “Принцессу на картине я увидел, полюбил ее в тот же миг, прискакал к дворцу, сразу предложил идти вместе под венец, под благословенье подоспел к отцу. Завтра очередное свидание у нас, поздравьте, отыскал в той деве счастье я”. Молвил друг второй – “Это хорошо. Но вот послушайте историю мою. В отличье от тебя я повстречал вовсе простую, не родовитую, не расписную, но столь умную, разумную, что я склонился пред нею на одно колено, полюбил ее, отныне мы только вдвоем гуляем”. Выслушал друзей третий юноша и сказал – “И я однажды полюбил, но не описать мне ее, чудесна, и неведома она”. “На первых парах всегда так бывает, вот минет год, и мы получим то, что так долго ждали” – сказал лукаво первый друг.

Ровно через год собрались юноши вновь около очага домашнего, счастливы были они и весьма довольны. Молвил первый – “Слыхали, а я женился, ныне принцесса принадлежит мне вся, познал я нежность и ласку, мы пара, мы влюблены, мы плотью едины стали”. Молвил второй – “Великолепно. А у меня еще пуще благолепно, женился так же на крестьянке я, и жарко мне даже здесь от ее тепла”. Призадумался третий и ответил – “И я женат, только вот не прикоснусь я к ней, как бы не была тяга велика, не оскверню благое”. “Это ж как?” – спросил друг второй. “Она прекрасна и умна, но недостоин я” – ответил третий друг. Не поверили ответу женатые друзья, решили, что стесняется он правды всей.

Тот третий друг был братолюбив, всегда всем помогал, просящим всегда давал, слабых и сильных не обижал, никто с женщинами его не видал, думали, хранит он верность избраннице своей.

Минуло с тех давних пор несколько долгих лет. Повстречались друзья вновь, на скамейке в саду. По старшинству первый молвил – “Родился сын у меня, поздравьте, искренно поздравьте, плод любви так сказать, продлил я свой род, значит, будут помнить обо мне”. Вслед молвил друг второй – “Прекрасно. Но этак чепуха, всего один, а у меня аж три дочки народилось в один день, славные малютки, и это знаете ли, не предел. И сколько похвал и славы в народе, и, конечно же, забот, чем больше детей, тем более собою ты гордишься, стал я еще счастливей”. Улыбнулся скромно третий друг и тихо произнес – “И у меня дети родились, но не сосчитать мне их, да и не к чему, позабыл я их имена, и за них меня каждый Божий день благодарят, и Господа славят за то, что у детей такой отец”.

Вознегодовали тогда два друга – “Так, где же дети твои, и где жена твоя, не видел их никто. Хватит лгать нам, обманывать нас прекрати, правду расскажи, всё как есть на самом деле!”

Увидев злобу людскую, третий юноша поведал им кого он любит и каковы его дети. “Я люблю саму любовь, и дети мои есть добрые дела, и они меня покоят и увековечат, жена моя – любовь, она меня вдохновляет, утешает. Я говорил вам правду, но вы не познали меня. Сей есть любовь всей моей жизни”. Успокоились два друга, поняли, что он не от мира сего, оставили того смутьяна.

Долго прожили они, но о двух вскоре позабыли, ибо не делали они добрых дел, а лишь ублажали желания свои, а одного доброго помнят вечно, во веки веков не позабудут.

Отражение в себе

В доме над мостом жил джентльмен, скромно и без излишеств. И была у него одна особенность, он просто терпеть не мог свою внешность, весь облик свой, лицо, всё вызывало жуткое негодование, перерастающее в ненависть. Оттого прослыл он домоседом, думали, что он нелюдим, что не любит людей. И вправду он сторонился многих, боялся взглядов, когда смеялись, подозревал, что о нем злорадно хохочут. Не желал, чтобы люди видели его, и сам себя не желал видеть. Несчастен он был, уныл стался взор джентльмена.

Зеркала в его доме всегда были занавешены. И вот однажды они начали скидывать с себя покрывала, зашагали на подставках, невольно пробегая мимо хозяина. Джентльмен вдруг увидел ненавистное отражение свое в живом зеркале, и, не выдержав, в ярости разбил все зеркала.

Прошло некоторое время, но зеркала собрали друг друга по черепку и стали как новые. Вновь джентльмен проходил мимо гостиной. Увидел и опешил, как такое может быть – спросил, но ответ не получил. А вынес зеркала вон из дома, дабы те больше не мешали ему жить в неведении уродства своего. Сотворив задуманное, рукавом утерся, сразу легче стало на душе.

На третий раз, зеркала ножки расправив, пришли обратно сами на своих двоих, повисли на знакомые крючки. Радостно висят, злорадно правду кажут. Проснулся джентльмен, на стену воззрился, так и в кровать обратно рухнул. “Что вы мучаете меня, не желаю себя видеть я, свое уродство!” – возопил тот печальный обделенный разумом человек. Зеркала промолчали, а лишь отраженье показали, что красноречивей всех словес. “Вы поселились в моем доме, пускай, отныне я от вас уйду” – пообещал и тут же замысел исполнил джентльмен, вышел из дому что под мостом. Обернулся, видит, а зеркала вслед за ним поскакали, вот уж нагоняют. Он кричал, бранился – “Не желаю я смотреть, пощадите!” Прохожие удивлялись, не ведали никогда, чтобы за человеком бежали зеркала. Устав, остановился господин. “Чего хотите?” – жалостливо спросил джентльмен. Зеркало вплотную подошло. “Сказать хотите, что уродство я придумал, дабы отстраниться от людей, не правда, они мне сами про это говорят, но внешность не главное, ведь, правда. Должен я быть хорошим человеком, а не картиной плоской и пустой. Пусть так, всё равно не отвяжетесь вы от меня” – сказал тот человек и направился к дому под мостом, а зеркала поковыляли вслед за ним.