Леди Джейн

Все описанные события, как и само место действия, являются вымышленными. Совпадения с именами и событиями английской истории и литературы являются случайными, но лишь отчасти. Читатель волен, истолковать их так, как ему будет угодно.

1

Еще не доехав до поворота, я услышал мерный перестук копыт, возвещающий о приближении встречного всадника. Судя по звуку, это был не скакун рыцаря, а скорее крестьянская лошадь: ее тяжелая мерная поступь трудяги гулко передавалась дороге. Встречный всадник достиг поворота быстрее меня, и я увидел его, ярко расцвеченного лучами заходящего солнца. Скорее всего, он был фермером, причем фермером достаточно зажиточным. Несмотря на традиционное здешнее одеяние, он чем-то неуловимо отличался от местных жителей. Их насмешливые улыбки встречали меня у Траума, городка, где так бесславно закончилась наша война с герцогством Найт.

– Добрый вечер, сударь, – приветствовал я его, когда он достаточно приблизился ко мне. Всадник резко натянул поводья и недоуменно уставился на меня, видимо несколько озадаченный столь вежливым обращением.

– Всего доброго, вашей милости, – наконец ответил он, и выговор выдал его. В Найте говорят на том же языке, только все слова произносят предельно четко, почти резко. Его же речь звучала напевно, как в наших краях.

– Не подскажите ли мне, – продолжал я тем же тоном, – принимают ли сегодня в замке Найт?

По тому, как стремительно каменело лицо фермера, я понял, что вопрос мой ему более чем не понравился.

– Отчего же не принять? – тем не менее, ответил он. – Сегодня пятница, стало быть, принимают.

– Только вашей милости не повезло, – добавил он, как мне показалось, с ноткой злорадства, – сегодня всех посетителей принимает сама леди Джейн.

– Впрочем, – фермер искоса неодобрительно взглянул на меня, – если ваша милость принадлежит к друзьям его светлости…

– Я был представлен герцогине Найтской, когда она посещала столицу, – неизвестно зачем объяснил я.

– Тогда другое дело, – угрюмо пробормотал фермер, прислушиваясь к легкому перестуку копыт где-то за поворотом.

– А вот и сама ее светлость, легка на помине, – возбужденно проговорил он, пришпоривая свою лошадь. Та, и без того беспокойно танцевавшая на месте, казалось, только ждала хозяйского сигнала и тут же, с неожиданной для ее сложения прытью, помчалась прочь.

Между тем всадница приближалась, и я уже мог разглядеть острые, как выражаются поэты «орлиные» черты ее лица, безусловно, принадлежащие герцогине Найтской. Одета она была не в «амазонку» – женский костюм для верховой езды, – а в обычное мужское дорожное одеяние. Одним резким движением она заставила своего коня остановиться и вскинула в молчаливом приветствии правую руку. То была старинная привилегия правителей Найта: закрепленный законом жест дерзости по отношению к стоящим выше и одновременно знак благоволения к низшим. «Если вы относитесь к друзьям ее светлости», – вспомнил я глуховатый голос фермера. Ох, вряд ли…

– Доброго пути, ваша светлость, – приветствовал ее я по нашему обычаю.

– Вы знаете меня? – отрывисто произнесла леди Джейн – Ваше лицо мне кажется знакомым.

Она требовательно смотрела на меня, и я не счел возможным слишком лукавить.

– Питер Крэг к услугам вашей светлости. Меня представляли вам на последнем приеме по случаю дня рождения королевы Марии.

– Это была настоящая королева, не правда ли? – ее внимательные умные глаза без стеснения рассматривали меня.

– Истинная правда, ваша светлость, – я и в самом деле так думал.

– У вас дело ко мне, сэр Питер? – фраза прозвучала в равной мере вопросом и утверждением.

– И да, и нет, ваша светлость, – при всем желании я вряд ли смог бы ответить точнее.

– Интересно, – леди Джейн одарила меня неожиданным выразительно-женским взглядом. – Только не рассказывайте мне сейчас ничего. О делах поговорим в замке. А пока… добро пожаловать в Найт.

Она резко поворотила коня, и тот сходу взял такой темп, что я не сразу настиг герцогиню.

– Я чувствую, – произнесла леди Джейн, глядя на уже готовое скрыться за горизонтом солнце, – что вы не будете сегодня единственным гостем в замке. А жаль, (она помолчала, словно заставляя себя выговорить окончание фразы): мне бы не хотелось завтра заниматься правосудием.

Наверное, на лице моем вопреки моему желанию промелькнула тень удивления. И герцогиня заметила ее:

– Скажите, сэр Питер, много ли сплетен обо мне вам пришлось выслушать, прежде чем я подъехала к вам?

– Я только спросил у проезжего, принимают ли сегодня в замке, – проговорил я, стараясь, чтобы речь моя не выглядела попыткой оправдаться, – и он ответил мне, хотя и неохотно.

– Это фермер Джайлс, мой арендатор, – и тут я впервые увидел улыбку леди Джейн – страшное полыхание ночи. – Когда у него появляется хоть немного свободного времени, он разъезжает по округе и рассказывает всем, желающим его слушать, что я дочь Сатаны.

– И вы позволяете ему это?

– Что же в том плохого? – в голосе герцогини прозвучало искреннее удивление. – Он-то думал призвать моих людей к бунту, а вместо этого приучил их бояться меня. А, кроме того, жители Найта едва ли могут понять, что собой представляет ваш дьявол.

– Джайлс – хороший рассказчик, – добавила она мечтательно. – Слушая его, я и сама готова поверить, что являюсь исчадием ада.

– Джайлс? – повторно названное имя что-то напомнило мне. – Ваша светлость говорит о Джайлсе из Хема?

– Совершенно, верно, сэр Питер.

Теперь я вспомнил его историю. Сразу по окончании последней войны, на севере страны, наименее от нее пострадавшей, вспыхнул мятеж. Возглавлял его фермер из селения Хем, человек решительный и весьма красноречивый. В его выступлениях разумные претензии замысловато переплетались с абсурдными, и в двух словах его позицию можно было изложить так: недоволен всем. Например, он одновременно обвинял королеву Елизавету в том, что она начала ненужную войну, ослабившую страну, и тут же называл ее вероотступницей, заключившей перемирие с Найтом. Восстание, поначалу принявшие опасные размеры, было быстро подавлено, но вожак его бесследно исчез вместе с семьей.

– Вашей светлости известна история этого человека? – осторожно осведомился я.

– Разумеется, – холодно ответила леди Джейн, – но я почти никогда не отказываю изгнанникам. – Быть может, тот, кто не сумел стать человеком Днем, станет им в Ночи?

Я почтительно промолчал, опасаясь сказать неуместное слово. В сущности, я мало знал герцогиню: наше прежнее знакомство было вполне официальным. Хотя она довольно задержалась в нашей столице, я избегал встреч с ней. Тогда никто и предположить не мог, что правлении королевы Марии уже на исходе. Напротив, казалось, ей предстоит долгое царствование. И залогом этого представлялась высокая женщина в красно-черном одеянии, чьи войска помогли королеве Марии одолеть мятежников. Потому леди Джейн была для меня символом страшного настоящего. Я же более всего стремился заглянуть в грядущее, и потому особое внимание уделял младшей сестре герцогини славной резвой девочке по имени Энн. Тем не менее, леди Джейн запомнила меня. Почему?

За поворотом дорога разделилась. Правая ветвь, более ухоженная, поднималась в гору к замку. Левая, изрядно разбитая тяжело гружеными телегами, уходила вдоль горы к довольно большому селению. Вероятно, оттуда и ехал фермер.

– Джайлс считает, что я виновна в гибели его семьи, – проследив за моим взглядом, сказала леди Джейн. – Он так и не понял, что никому не позволено безнаказанно задевать Силы Ночи. Потому что они всегда готовы напомнить о своем существовании, в отличие от множества других богов, придуманных людьми.

Я промолчал, вспомнив свой разговор накануне отъезда.

– То, что вы затеяли, друг мой, – сказал мне принц Кларенс, – есть чистейшей воды безумие.

– Отчего же?

– Будь на моем месте, отец Бенедикт, – улыбка на лице Кларенса была бледной, но голос звучал решительно, – вероятно бы ответил уместной цитатой из какой-нибудь мудрой книги. Но я скажу тебе просто (оставаясь один на один, мы всегда переходили на «ты»), есть в нашем мире вещи, постижение которых опасно, а потому не нужно.

– А, кроме того, – нарушил мои размышления низкий голос леди Джейн, – его сначала предупредили, но он не внял предупреждению.

Это было более чем странно: владетельная государыня, не признающая над собой никакой власти – ни божьей, ни королевской – как бы оправдывалась перед случайным гостем. И в чем? Или она все-таки догадалась? Но даже если догадалась, какой смысл – вот так объясняться со мной? Кто я ей?

– Джайлс оскорбил Человека Песка, – между тем монотонно продолжала леди Джейн, – а тот не понимает насмешек: у него нет чувства юмора.

– Точнее есть, – тут же пояснила она, и я вновь увидел полыхание ночи, – но весьма своеобразное.

Тем временем мы до половины одолели подъем. Солнце окончательно исчезло за горизонтом, и в резко наступивших густых сумерках слова герцогини прозвучали немного зловеще.

– Ваша светлость всегда путешествует в одиночестве? – желая сменить тему, осведомился я.

– Что может угрожать дочери дьявола? – не без вызова ответила леди Джейн, и снова невольно подумал, неужели этот вызов, как и прежнее объяснение, обращены к настоящему мне?

– Нет, не всегда, – между тем продолжала она уже вполне спокойным тоном, – иногда ко мне присоединяются мои друзья.

Разговор наш опять прервался, и некоторое время мы ехали молча: она целеустремленно смотрела вперед на дорогу, а я рассеяно разглядывал причудливые переплетения ветвей, свисающие на нашем пути.

Дорога еще раз повернула направо, и мы оказались прямо у внешних замковых ворот. На крепостной стене никого не было видно, тем не менее, при нашем появлении ворота без малейшего шума распахнулись как бы сами собой. Посреди широкого двора нас встретили несколько человек, одетых в цвета герцогини (красное на черном), и она молча, не останавливаясь, приветствовала их тем же жестом, каким встретила меня.

Мы въехали во внутренние ворота и оказались посреди широкой площади. Прямо перед нами горделиво возвышался замок Найт, слева от него довольно объемное строение, вероятно, казарма, справа же находился знаменитый Храм Ночи-Покровительницы, причудливое сооружение, напоминавшее дворцы, какие, каплю за каплей, лепят из мокрого песка дети. Леди Джейн склонила голову перед Храмом и тихо прошептала что-то; в ее шелесте губ мне почудилось пожелание доброго вечера. И тут я вспомнил, что храмы, посвященные Ночи – единственные, в которых нет священнослужителей, по крайней мере, в привычном нам смысле этого слова.

К главному входу в замок вела широкая лестница, и на нижней ее ступеньке нас ожидала совсем еще юная девушка, одетая в черное с золотом. Масляные фонари освещали ее миловидное лицо, выдавая трудно уловимое, но все же несомненное сходство с герцогиней.

– Сэр Питер, – тоном дежурной любезности произнесла леди Джейн, – позвольте представить вам мою младшую сестру леди Энн, принцессу Миднайт.

Девушка безо всякого любопытства взглянула в мою сторону и тут же почтительно склонила голову. А я с облегчением подумал, что принцесса не узнала меня. Неудивительно: когда мы виделись в последний раз, она была всего лишь милым резвым ребенком.

– Миледи, – теперь ее взгляд устремился к хозяйке Найта, – я позволила себе в ваше отсутствие принять гостей. Сегодня у нас сэр Генри Уайтхауз с семьей и друзьями.

Лицо герцогини едва заметно дрогнуло. Она обернулась к Храму и опять что-то прошептала.

– Вы поступили правильно, леди Энн, – наконец ровно произнесла она. – Через час я жду моих гостей к ужину.

Затем она ласково улыбнулась мне:

– Сэр Питер, мы побеседуем после ужина. Вы же знаете, у нас в Найте ночь – лучшее время для общения.

– К сожалению, я плохо знаком с местными обычаями, ваша светлость.

– В таком случае у вас впереди много интересного, – лицо герцогини искрилось весельем, но смех ее был холоден как лед.

– Леди Энн, какие покои заняли Уайтхаузы? – тут спросила она.

– Багряные, миледи, – смиренно проговорила принцесса Миднайт.

– В таком случае, окажите любезность, поместите сэра Питера в Белых комнатах.

Распоряжение прозвучало буднично, но, тем не менее, юная принцесса слегка побледнела. Впрочем, старшая сестра вовсе не смотрела на нее. Она медленно уходила, и до меня донесся ее еле слышный шепот: "И это тоже падет на мою голову… ты слышишь: и это тоже"…

2

До ужина оставалось около пятнадцати минут, а я сидел посреди роскошных покоев и пытался решить, что мне делать далее. Точно исполняя распоряжение старшей сестры, леди Энн лично привела меня сюда. В какой-то момент мне показалось, что юная принцесса хотела что-то мне сообщить, но это видение тут же рассеялось. Она была гостеприимно-любезна, но не более того. И вот теперь я находился в этой ослепительно белой великолепно отделанной и освещенной комнате. В ту нашу последнюю встречу Кларенс, между прочим, сказал мне:

– Очень важно, какие тебе отведут гостевые покои. Если Багряные или Белые, считай свою миссию погубленной и помоги тебе…

Он споткнулся на полу фразе и смущенно посмотрел на меня.

– Ты бывал в Найте, Кларенс? – не скрывая удивления, спросил я.

– Да, – не сразу и неохотно признался он, – когда Елизавета проиграла войну, и мы вынуждены были согласиться на перемирие с этой заступницей Марии.

Похоже, главным грехом Кларенса была не снисходительность: даже сейчас через десять лет после смерти Марии, он не мог простить ей того, как она, законная наследница своего отца, стала королевой.

– И в каких комнатах ты жил?

– В Зеленых, – по-прежнему нервно ответил Кларенс. – В Белых жил Нокс, а Грей с семьей в Багряных.

– Джон Нокс? – наверное, голос таки выдал меня. – Которого герцогиня казнила прямо во Храме?

– Который сгорел прямо во Храме, – упрямо поправил меня Кларенс. – Ты просто не ощущаешь разницы…

Он обречено махнул рукой и замолчал. Некоторое время я ждал, не скажет ли он еще что-нибудь, но Кларенс лишь с беспомощным отчаянием смотрел в пламя, весело плясавшее в камине. Иногда его взгляд поднимался выше к полочке, на которой лежали три мешочка, напоминавшие кисеты. Это было несколько странно, поскольку принц никогда не курил.

– Объяснимся! – наконец не выдержал я. – Сначала ты говоришь, что не должен ехать в Найт, а потом возмущаешься тем, что я чего-то не понимаю.

Кларенс неохотно оторвался от созерцания огня и устало посмотрел на меня.

– Я не могу приказать тебе, да и никто не может, – тихо произнес он. – Ты делаешь вид, что исполняешь поручение ее величества, но я-то понимаю, кто на самом деле посылает тебя в Найт. И я всего лишь пытаюсь втолковать тебе, что ты неудачный посол, поскольку стремишься измерить чуждый мир здешнею меркой.

И тут я, каюсь, сорвался:

– А ты… ты, Кларенс, был хорошим послом?

– А я, – неожиданно твердо проговорил мой старинный друг, навеки опальный принц Кларенс, – я был только военнопленным, жалким военнопленным.

В дверь негромко, но настойчиво постучали, затем она приоткрылась, и в проеме показался один из слуг герцогини. Наши взгляды встретились, и я внезапно задался неуместным вопросом: где и когда я уже видел этого человека. Может в ту давнюю встречу в свите герцогини?

– Сэр Питер, – мне показалось, что он чуть помедлил, прежде чем произнести мое имя, – ее светлость приглашает вас к столу. Позвольте мне проводить вас.

Мы медленно шли по сумрачному коридору.

– Могу я узнать, – повинуясь внезапному порыву, спросил я, – в какой части замка находятся Зеленые покои?

– На нижнем этаже, – ничуть не удивляясь моему вопросу, на ходу ответил слуга. – Окна выходят прямо на площадь перед главным входом во Храм Ночи. Замечательный вид, особенно в дни казней.

Он остановился и, широко распахнув узорчатые двери, торжественным отработанным голосом провозгласил:

– Сэр Питер Крэг.

Комната, куда меня привели, не была столовой, скорее малой гостиной, где приглашенные дожидались выхода герцогини. Общество собралось уже в полном составе. Сам сэр Генри (я прежде встречал его при дворе королевы Марии), дочь с мужем, сын с женой, брат зятя, а также двое дальних родственников. Знакомясь с ними, я подумал, что, вряд ли, среди них есть настоящие «друзья ее светлости». Насколько, я знал, Уайтхаузы были честными сторонниками королевы Марии, как законной наследницы престола, немало сделавшими для ее восхождения, и потому после ее смерти были вынуждены спасать свою жизнь. Герцогиня Найт приняла их, как и всех прочих беженцев, хотя они и не были ее единоверцами. Более того, заключая перемирие с королевой Елизаветой, она добилась для всех изгнанников права пользоваться доходами с вынужденно покинутых имений. Теперь, после поражения, моя государыня, была вынуждена его принять, хотя именно эта претензия герцогини и послужила одной из причин войны с Найтом.

Но какое все это имело отношение к «дружбе»? «Другом герцогини» мог быть сэр Чарльз Стентон, один из двух дальних родственников: у него взгляд умного хищника. И, возможно, Мартин Кеплен, молодой человек, в поведении которого развязность странно сочеталась с неуверенностью. Похоже, что-то всерьез беспокоило его. Впрочем, кто может наверняка судить о том, как на самом деле выглядят истинные друзья герцогини Найт? Юная принцесса тоже была здесь и старательно поддерживала общую беседу, что удавалось ей, сколь могу судить, не без некоторого напряжения.

Противоположные двери распахнулись, словно от резкого толчка, и в комнату безо всякого доклада стремительно вошла хозяйка дома. Похоже, в этот момент ей было глубоко безразличны любые церемонии. Тем не менее, на ней было вечернее платье (все то же красное на черном), для небольших приемов в почти домашней обстановке. Создающее видимость парадной пышности, оно все же не стесняло порывистых движений герцогини.

– Господа, – ее голос звенел по-мальчишески отчаянно весело, – прошу всех к столу.

Быстрые глаза леди Джейн обнаружили меня в кучке шокированных столь несомненным нарушением этикета гостей:

– Сэр Питер, могу я попросить вас вести меня к столу?

И мне не оставалось, как почтительно, прижав правую руку к сердцу, склониться перед неслыханной милостью и при этом мучаться загадкой, означает ли это, что миссия моя раскрыта и меня ожидает участь несчастного твердолобого Джона Нокса? И как теперь узнать, что хотел сказать Кларенс своим тонким замечанием? Разве что на собственной шкуре. В одном он оказался, безусловно, прав: меня мало интересовали оттенки, пока я сам не оказался в замке Найт.

Рука герцогини невесомо легла поверх моей, а походка ее стала женственно-мягка, и, казалось, она не имеет ничего общего с той лихой наездницей, которую я встретил по пути в замок. Выражение ее лица так же смягчилось, и я почувствовал, как мучительно ей хочется быть всего лишь любезной хозяйкой, радушно принимающей случайно завернувших на огонек гостей. И действительно: какие бы чувства ни испытывала герцогиня к своим незваным гостям, стол ее не уступал королевскому, а по изяществу убранства, пожалуй, и превосходил его.

Как ни странно, щедрость леди Джейн удручающе подействовала на гостей. Я заметил мимолетные встревоженные взгляды, коими они обменялись между собой. Один лишь Стентон чувствовал себя превосходно, хотя теперь я уже всерьез сомневался, относиться ли он действительно к друзьям герцогини. Оттенки, проклятые оттенки.

Сама герцогиня, напротив, держалась с милой непринужденностью, и даже теперь, после всего произошедшего, перед лицом Того, Кто направил меня к ней я готов свидетельствовать, что невозможно было, не зная, кто она, угадать силу, скрытую в ней. Впрочем, иное мучило меня в тот вечер: угадывает ли она меня?

– Сэр Питер, – услышал я дружелюбный голос Стентона, – вы часто бываете в Найте? Если вы здесь впервые, испросите у ее светлости разрешения войти во Храм.

– Боюсь, что вам этого не избежать, сэр Питер, – тут же отозвалась леди Джейн, а Чарльз Стентон понимающе улыбнулся. И улыбка эта совсем не понравилась мне.

– Простите мою прямоту, – вступил в беседу ничего не понявший сэр Генри Уайтхауз, – но, честное слово, в Полуденном королевстве вы не найдете ничего подобного.

– О да, – многозначительно подтвердила его племянница мисс Пиил, и я увидел, как Стентон исподтишка погрозил ей пальцем.

Весело трещал камин, как в тот день, когда я последний раз говорил с Кларенсом. Он вновь отвернулся к огню и, словно глотая слезы, произнес:

– Знаешь, чем кончится твое посольство? Ты обязательно влезешь не в свое дело, поднимешь против себя Силы Ночи и войдешь во Храм, как Нокс.

– Нокс был всего лишь человеком, чрезмерно о себе возомнившим, – отнюдь не восхищенный таким сравнением парировал я.

Кларенс обернулся: глаза его были жестки и сухи.

– Ты думаешь, перед лицом Ночи это имеет какое-либо значение? – изумленно осведомился он. И я замешкался с достойным ответом, погруженный в глубины его искреннего удивления.

– Ты слишком долго жил устранившись от всего темного, купаясь в лучах Света, – продолжал мой принц, не замечая, что говорит все громче и громче, – и теперь даже не представляешь, что значит погрузиться во Тьму. Одни, столкнувшись с Ночью, загораются мятежом и словно шальные мотыльки сгорают в пламени Тьмы. Другие, как им кажется, более благоразумные, стараются обойти Ночь стороной, но рано или поздно черный водоворот все равно затягивает их в середину.

– Ты хочешь сказать, что Найт – это бездна, с которой у нас не может быть ничего общего?

– Не должно быть ничего общего, – поправил меня Кларенс. – Можешь ли ты договориться с вольным ветром, управлять морским прибоем или указывать луне, когда ей светить?

– Могу, – сгоряча выпалил я и уж потом сообразил, что имел в виду мой принц.

– Гордыни в тебе, – покачал головой Кларенс, – что сам Всевидящий не исправит.

– И что же нам делать? – раздраженно поинтересовался я. – Молить Всевидящего, чтобы он уничтожил Найт? Или самим дружно взяться за дело?

Мой принц лишь печально улыбнулся: из всех людей, похоже, лишь он один видел меня насквозь.

– Наш долг – не дать распространиться злу.

Тут бы мне и покинуть Кларенса, оставив его наедине с собственными печальными мыслями. Но меня обуревали простые и вполне человеческие чувства.

– И чтобы преуменьшить зло, ты пытался свергнуть законную королеву?

– Мария желала превратить нашу землю в еще один Найт, – в словах моего принца не было и тени сомнения.

– Она просто следовала вере своей матери, – кротко заметил я. – Можешь ли ты осуждать ее за это?

– Разве нам легче оттого, что Мария убивала нас, движимая искренней заботой о благе нашем? – Кларенс так посмотрел на меня, словно только что доказал мне нечто необыкновенное. Беда же заключалась в том, что не объяснил решительно ничего. Все мы оставались на прежних местах, и меж нами тлело синее пламя невидимой войны.

– Кларенс, – задал я последний абсолютно ненужный вопрос, – как же ты уцелел в Найте?

– Есть еще и третий путь: отступить, – глухо проговорил мой принц. – Я отступник, друг мой…

Вероятно, последнюю фразу Кларенса я негромко произнес вслух, потому что вдруг заметил внимательный взгляд мисс Пиил, сидевший напротив меня. В отличие от прочих гостей она почти не участвовала в общем разговоре, скорее наблюдала, но по ее лицу невозможно было судить, наверное, насколько увиденное нравится ей. Леди Джейн, увлеченная беседой со стариком Уайтхаузом, казалось, не заметила ничего.

– Честно говоря, – разгорячась, заявил сэр Генри, – мне по душе, что с нашими соседями вот-вот установятся полностью мирные отношения. И с позволения вашей светлости я хотел бы выпить за это.

Лицо юной принцессы побледнело, словно старый рыцарь позволил себе непристойную шутку в присутствии дам. Герцогиня, напротив, одобрительно улыбнулась и первой подняла бокал. Мисс Пиил последовала ее примеру и, потянувшись через стол ко мне, прошептала:

– За отступничество! Каждый из нас отступник пред самим собой.

Наши бокалы печально звякнули.

Застолье оборвалось весьма неожиданно. Герцогиня внезапно встала и, покинула гостей, сославшись на неотложные дела, кои нужно исполнить еще до полуночи. Гостям же она любезно предложила продолжать развлекаться без нее. Но едва леди Джейн покинула зал, как общий разговор расклеился, и гости стали расходится. Первым исчез (никто потом и вспомнить не мог, как он вышел) Мартин Кеплен. Затем степенно удалились его старший брат с супругой, дочерью сэра Генри. Потом Стентон, на ходу завязавший какой-то казуистически нелепый спор с сэром Генри. За ними потянулись и все остальные. Последними шли я и мисс Пиил.