Метро 2033: Край земли-2. Огонь и пепел

– Неужели все так плохо, Майкл? Улыбка незнакомца – признак агрессии для вас?

– Нет. Я вам приоткрываю секреты менталитета. В магазинах нам улыбались продавцы, а мы улыбались им. Как правило. И это не было агрессией. Вот скажите, если бы где-то в США я уступил сидячее место в общественном транспорте женщине, она подала бы на меня в суд за дискриминацию по половому признаку?

Шериф засмеялся:

– Теоретически могла бы. Но поверьте, такой глупостью мало кто занимался.

– Вот видите. А у нас ходил такой стереотип о вас. Будто ни в коем случае нельзя женщине уступать место. А из элементарной вежливости открыть перед ней дверь, это вообще сексуальное домогательство. Но это не было обыденной нормой у вас. Так и мы. Конечно, мы улыбались и улыбаемся. Но чаще, мы улыбаемся тем, кого знаем и кому доверяем. И так же нам предпочтительны улыбки от них, а не от неизвестного нам парня, сидящего напротив, глазеющего на нас и неизвестно от чего скалящего зубы.

– Я понял, Майкл. Это как с чаевыми. Вот, казалось бы, ты пообедал в ресторане, и хочешь официанту сделать приятное. Оставляешь чаевые. У нас вообще так принято. Но если ты это сделаешь в Японии, то официант решит, что ты его оскорбляешь. Верно?

– Да, – кивнул Михаил. – Я был в Японии. Ездил на международный семинар по сейсмологии и вулканологии. Меня там первым делом предупредили, что в гостинице, в которой я жил, нельзя давать чаевых. Я даже слышал историю об одном своем коллеге из Калифорнии, за которым официант из ресторана этой гостиницы гнался почти целый квартал в Токио, чтоб вернуть тому деньги.

– Поразительно, насколько разные люди населяли этот мир, – вздохнул шериф.

– Не люди разные, на мой взгляд. Я много общался с иностранцами по долгу своей работы и поражался не разности, а как раз наоборот. Тому, насколько легко можно найти общий язык и ощутить родство между различными представителями человеческой расы. А вот культурные особенности разные. Да. Разные и интересные. И их всегда следовало учитывать. И друга из Индии, с которым вы великолепно ладите, лучше не водить в ресторан, где подают говяжьи стейки.

– У нашего доктора родители были из Индии. Но стейки он любит до сих пор, хотя о говядине мы давно не слышали, – улыбнулся Карл.

– Он же вырос в Америке. В другой культурной среде. Вон, кореец Александр Цой. И он – русский. Потому что родился и вырос здесь. В другой культурной среде, которая и сформировала его как личность. И ничего плохого в этом нет. Люди похожи настолько же, насколько они разные… Особо занятно это наблюдать в употреблении идиоматических выражений. Раньше, когда Оливия еще плохо говорила по-русски, мы чаще общались на вашем языке. И она иногда говорила странную фразу: «Пахнет крысой». Меня это, признаться, долго ставило в тупик. Я принюхивался и все искал этот запах. А Оля, оказывается, говорила о том, что подозревает что-то нехорошее. Какой-то подвох. Сейчас она об этом уже и не помнит, наверное.

Шериф рассмеялся:

– То есть, занимаясь поисками крысы и ее запаха, ты стегал дохлую лошадь?![11]

– Именно!

Теперь они смеялись вместе.

– Да, Майкл, после всего, что ты рассказал, я вдруг задумался, насколько удивительный мир взаимных открытий перед нами раскрылся бы, если б люди занимались улучшением понимания друг друга. Это как лететь на звездолете «Энтерпрайз» по галактике и исследовать ее. Не разрушать то, что трудно понять.

– Да, если бы мир мог быть чуточку лучше и разумнее, то все вместе мы могли бы построить этот звездолет.

– И нашлось бы на нем место всем. И Кирку, и Чехову, и Сулу, и Споку, и Ухуре, и Скотти…[12] – кивнул с грустью Карл.

– Мы приближаемся, – строго сказал Джонсон. – Все помнят, кто и как должен стоять? Я не хочу сейчас устраивать шоу, расставляя вас по назначенным местам, как фигурки на шахматной доске.

– Мы все помним, Рон, – закивали охранники.

– Отлично. И помните. Первым запах крысы замечу я. Меня этому учили годами. Так что не дергайтесь, даже если на вас наставят оружие. Четко выполняйте мои инструкции.

* * *

Еще несколько дней назад он не испытывал никаких сомнений в отношении той страны, что некогда находилась по ту сторону Тихого океана и ее жителей. Но что-то изменилось, и он это чувствовал. Только вот не мог Александр понять, когда именно это произошло. В тот миг, когда он представил, как они казнят Оливию, или вчера, когда он увидел в бинокль бегающих друг за другом, резвящихся на солнце и радующихся короткому лету детей?

Если не всю его жизнь, то, по крайней мере, тот ее период, что прошел после взрыва, они и их страна была для него абсолютным воплощением зла. Но сейчас он смотрел на них с любопытством и, наверное, немного растерянно. Американцы не были похожи на монстров. У них не росли рога, не было копыт, как у карикатурных слуг сатаны, и лица их не перекашивали оскалы окровавленных плотоядных клыков.

Сейчас Цой смотрел на обычных людей, и вся нелепость ситуации заключалась в том, что долгие годы все они думали о других выживших в этом мире и, столкнувшись с таковыми по какому-то невероятному стечению обстоятельств, сразу оказались с ними на грани войны. Но Александр смотрел на них и не мог найти причин, по которым они непременно должны воевать. Он будто смотрел в зеркало и размышлял над тем, есть ли смысл в кулачном бое с собственным отражением.

Чуть повернув голову, Цой посмотрел на Андрея. Жаров, похоже, подобными размышлениями себя не занимал. Весь его вид, будь то напрягшиеся мышцы, навалившиеся на воспаленные глаза брови или сжатые как пружина губы, говорил о том, что его друг едва сдерживается от непреодолимого желания броситься в атаку на людей, что сейчас стояли в нескольких шагах перед ним.

– Здравствуйте. Рад приветствовать вас, друзья, – сухо произнес Карл, внимательно глядя на троицу с другого берега. Михаил так же безэмоционально перевел его слова.

– Друзья? – Андрей усмехнулся, и в голосе его слышалось наигранное изумление. – Когда же мы ими стали, а?

Шериф дождался, когда Крашенинников переведет, и тихо хмыкнул, чуть тронув поля своей шляпы кончиками пальцев.

– Действительно. Ведь мы друг друга видим впервые. Но ведь это не значит, что мы враги. Разве не так? Я бы предпочел в вашем лице увидеть потенциальных друзей и готов ответить тем же.

– Да пошел ты в жопу…

– Слушай, Жар, – нахмурился Михаил. – Ты уверен, что хочешь, чтобы я это перевел?

– А в чем дело, Миша? Ты чего-то боишься? Или думаешь, это я испугаюсь этих твоих заокеанских хозяев и побоюсь сказать им в лицо то, что о них думаю?

– Они мне не хозяева…

– Да неужели?! А если тебя сейчас потрясти, из тебя не посыплются тридцать серебреников, иуда? Чем они тебя купили? В этом мире разве еще есть деньги? Или они продолжают печатать свои гребаные доллары? Отвечай, предатель!

– Минуточку! – громко сказал Цой и, резко схватив Андрея под локоть, повел в сторону.

– Саня, какого хера ты делаешь?!

– Замолкни, – шикнул на него Александр и, удостоверившись, что отошли они достаточно далеко, продолжил тихо говорить. – Ты что несешь, придурок? Мы должны убедить Мишу вернуться. И как мы это сделаем, если ты будешь метать в него дерьмо?

– Да я просто…

– Заткнись и дай мне с ними говорить, пока ты все окончательно не испортил…

Карл хмуро смотрел в их сторону, потом слегка повернулся лицом к Крашенинникову.

– Дай угадаю, Майкл. Что-то пошло не так?

– Похоже на то. Но ты здесь пока ни при чем, похоже.

– Это не сильно обнадеживает.

Шериф бросил взгляд на третьего русского. Но седой пожилой человек выглядел настолько скучающим и равнодушным к происходящему, что вся эта встреча казалась каким-то сюрреалистичным, бредовым сном.

Андрей и Александр тем временем вернулись и встали на свои места.

– Слушай, Миша, ты извини нас, – обратился Цой к Крашенинникову. – Сам знаешь, какие деньки выдались. Уже забыли, когда нормально спали в последний раз. А это изрядно на нервы давит…

– Знаешь, Саня, меня бы тронули твои извинения, но после того, как вы вынесли мне и моей семье смертный приговор, пообещав убить при следующей встрече, они звучат очень странно. И это мягко сказано.

– Я понимаю, Миша, – виновато вздохнул Цой. – Мы были не правы, и чуть позже это обсудим. Но для начала, я думаю, нам надо как-то друг другу представиться, верно?

– Было бы неплохо. Для начала.

– Что ж. Я Александр Цой. Это Андрей Жаров. А это… – Он посмотрел в сторону Сапрыкина, но тот вдруг достал носовой платок и начал неприлично громко в него сморкаться. – Впрочем, не важно. Важно то, что я и Андрей представляем правительство общины выживших Камчатки.

Крашенинников кивнул и перевел.

– Рад знакомству, – Карл приподнял шляпу, тут же опустив на место. – Я Карл Монтгомери Риггз. Шериф и глава общины выживших с Алеутских островов штата Аляска. Наша община называется Нью Хоуп. Надеюсь, вы отнесетесь с пониманием к тому, что мои люди встревожены и всех волнует вопрос о ваших намерениях?

– Что?! – воскликнул Жаров, выслушав перевод.

– Андрей, погоди, – обратился к нему Цой, но тот был уже слишком взвинчен.

– Нет, это ты погоди, Саня! Наши намерения?! Это еще что, черт возьми, значит, а?! Мы на своей земле! В своей стране! У себя дома! Это мы должны, и очень настойчиво, спросить, какого черта здесь делают американцы! Вот наши намерения! А еще, наши намерения жить на своей земле и потребовать, чтоб над ней не развевался тот флаг! – Жаров вытянул руку в сторону поселения американцев.

– Чем вам мешает наш флаг, сэр? В моей стране было много мест, где реял ваш, русский флаг. Международные ярмарки, дипломатические миссии, улица перед зданием ООН. Никому у нас ваши флаги не мешали.

– С тех пор кое-что поменялось в мире, если ты не заметил.

– Наша необоснованная вражда, как я вижу, ничуть не изменилась, – вздохнул Карл. – Однако должен вам заявить, что язык ультиматумов для нас неприемлем. Мы не выполняем требований, предъявленных языком угроз.

– Ах, да, конечно! – воскликнул Андрей. – Вы не любите, когда вам ставят ультиматумы и когда вам угрожают! Потому что вы это считаете своей исключительной прерогативой! Всем угрожать! Всем предъявлять ультиматумы! Рыскать по всему миру, как банда рэкетиров по району, и требовать безусловного подчинения вашей воле!

– Слушайте, мистер Жаров. У меня складывается ощущение, что вы бросаете мне такие обвинения не потому, что вы за какую-то абстрактную справедливость, а из зависти. Будто вы завидуете тому, что моя страна могла себе позволить действовать так, как ей вздумается, по всему миру, а ваша – нет. Да, я американец. Но здесь и сейчас я отвечаю только за себя и за тех людей, с которыми мы пережили чертов апокалипсис. Мы не на кого не нападали. Мы никому не угрожаем и не предъявляем требований. И я не пророк Моисей, чтоб сорок лет водить свой народ по пустыне. Но почти половину этого срока мы и так скитались с одного холодного острова на другой. Но теперь мы здесь. Мы здесь не по своей прихоти. Мы здесь, потому что нам больше некуда идти, и мы хотим выжить.

– Мне плевать. Это не наши проблемы!

– Послушай, Андрей, – взял слово Крашенинников. – Это ведь обычные люди. Там женщины и дети. Там есть и старики. Мы же можем жить по-другому. Вопреки тем власть предержащим подонкам, мировым элитам, что привели мир к катастрофе. Если мы найдем способ мирно сосуществовать, то тем самым забьем осиновый кол в могилу тех тварей, что погубили наш мир. Давай рассуждать прагматично. Вы выращиваете рожь, картофель и много чего еще. Если вы поделитесь семенами с американцами, то они в уплату будут какое-то время отдавать часть урожая. У вас есть фермы с кроликами, курами, овцами, поросятами и коровами. У вас есть лошади. Можно с американцами поделиться частью животных, чтоб они тоже могли их разводить. Но и им есть, что отдать взамен. К примеру, их поселение не пострадало от цунами. Им нет нужды восстанавливать множество жилищ. Но они могли бы отплатить вам заготовкой дров. Кругом полно поваленных деревьев после цунами. Это позволит освободить много рабочих рук в Приморском и Вилючинске и позволит быстрее восстановить жилища. Они живут намного ближе к нерестовым рекам, и это может помочь вам быстрее собрать рыбы и икры на зиму. Неужели непонятно, что если работать и выживать вместе, сообща, то и многие актуальные проблемы будут решены очень быстро и эффективно?

– Что ты несешь? – скривился Андрей. – Мы поделимся с ними семенами и животными для разведения ферм, и они со временем станут сильнее! А что потом? А потом они просто истребят нас, как индейцев! И захватят нашу землю!

– Слушай, ну это же глупо! Эти люди не имеют никакого отношения к тому, как кто-то когда-то обошелся с индейцами! Ведь среди вас есть люди, среди предков которых были люди разных наций… И это замечательные, достойные люди! Но ты же не будешь им предъявлять претензии за нашествия на Русь тевтонского ордена, гитлеровской армии или конницы из Золотой орды?

– Наши люди – это наши люди! А эти американцы – не наши!

– Андрей, погоди, – Цой положил руку на плечо Жарову. – Послушай, Миша, а давай это обсудим дома? В твоих словах, безусловно, есть здравый смысл. Но чего мы здесь об этом спорим? Давай ты вернешься домой, мы с тобой посидим за столом, и в деталях об этом поговорим.

– Вернуться? – изумился Крашенинников. – Я не ослышался?

Александр вздохнул:

– Послушай, Михаил, мы все очень виноваты перед тобой. Мы были не правы. Никита Вишневский даже перестал с нами общаться. Он с самого начала был на твоей стороне, но мы не прислушались к нему. А потом, когда мы вас изгнали, уже и дядя Женя, – он кивнул в сторону Сапрыкина, – обругал нас последними словами. Он объяснил нам, как мы были не правы. Но в тот момент мы пошли на поводу у эмоций. Это было глупо и я со всей ответственностью заявляю тебе об этом. Мы хотим, чтобы вы вернулись и стали полноправными членами нашей общины.

– Саня, а ты не забыл, что моя жена – американка?

– Ничего страшного, Миша. Мы не имеем ничего против…

– Тогда что страшного в том, что эти люди тоже американцы?! Чем они хуже ее, меня или тебя?!

– Вот я и говорю, мы все это обсудим с тобой. Только дома. Возвращайтесь…

– Майкл, не мог бы ты объяснить, о чем вы говорите? – спросил Карл.

Крашенинников быстро довел до него их короткий разговор, и теперь пришла очередь изумляться шерифу.

– То есть основная причина их визита вовсе не в том, что они обнаружили на своей земле американское поселение, а в том, чтоб уговорить тебя вернуться обратно? Майкл, вы не находите, что здесь что-то не так? И вы, конечно, вправе решать, как вам поступить. Но я не могу позволить американской гражданке вернуться туда, где очевидным образом ей может грозить опасность!..

Рон Джонсон не мог не слышать весь этот разговор. Он и должен был его слышать, но не вмешиваться. Перед ним стояла другая задача – безопасность их лидера. Джонсон держался позади всех, и так ему проще было контролировать охранников. Он внимательно наблюдал за тем, чтоб его люди стояли так, как он приказал, чтоб они держали руки так, что можно было быстрее привести оружие в боевую готовность. Они все делали правильно, как он их инструктировал, но Рон не мог себе позволить ослабить контроль. А еще его заботили окрестности. Ближайший полукруглый холм и дальняя гряда из нескольких холмов, плавно переходящих друг в друга. Уж очень удобные позиции для снайперов. Но кроме этого, озабоченность Джонсона вызывал этот седой пожилой человек. Он держался чуть в стороне от русских лидеров и, казалось, что его не очень заботило происходящее. Джонсон не сразу понял, что тот, при всем своем отсутствующем виде, изучает охранников и его. Этот седой будто кого-то из них выбирал. Теперь было ясно, что пожилой невысокий человек может быть куда опасней, чем тот крикливый русский или его корейский напарник. Рон снова посмотрел в сторону холмов. Солнце светило на них с его стороны, и он искал малейший намек на блик от снайперского прицела. Расстояние, на котором эти холмы находились, позволяло эффективно поражать цели из снайперской винтовки. Но, с другой стороны, если там хорошо обученный стрелок, то наверняка он предусмотрел фактор солнечного света и прикрыл оптику блендой, которую, в конце концов, можно сделать из подручных средств. Что-то не так с этими холмами и старик уже трижды бросил взгляд в их сторону. Что-то не так и с этим стариком.

Рон снова взглянул на него, и теперь седой пристально смотрел Джонсону прямо в глаза. Холодно и с каким-то вызовом. Профессиональное чутье подсказало Джонсону, что сейчас должно что-то произойти.

– Четыре, пять, альфа, – тихо произнес он и двое из охранников тут же сменили позиции, сдвинувшись на несколько футов и отгородив Карла.

Старик вдруг улыбнулся, посмотрел еще раз в сторону холмов и неожиданно опустился на одно колено и начал возиться со шнурком на своем военном ботинке. Джонсон не сомневался, что это какой-то знак. Одна рука чуть сдвинулась к штурмовой винтовке, висящей на плече. Вторая рука поднесла к глазам монокуляр.

На одной из вершин теперь был виден человек. Он стоял в полный рост, что совсем не характерно для снайпера. Человек подошел к дереву и взмахнул рукой. Затем еще раз и еще. Он чем-то и по какой-то причине бил по дереву. Затем человек отошел и в солнечных лучах что-то мутно блеснуло. Оптика?! Нет… Джонсон пригляделся и понял, что на стволе дерева висит сплющенная пластиковая бутылка…

Переговоры достигли тем временем такого накала, что никто из участников просто не мог обратить внимание на поведение Сапрыкина, Джонсона, охранников и уж тем более на происходящее где-то в семи сотнях метров от этого места.

– Эта бестолковая болтовня уже достала! – сорвался на крик Андрей. – Выгоняют – он не доволен! Просят вернуться – опять не доволен! Все, хватит!

– Андрей, погоди, – пытался унять его Цой.

– Нет! Все! Ты достаточно сказал и все без толку! А вот теперь говорю я! – Вставив два пальца в рот, он громко свистнул и тут же на ближайшем холме показались вооруженные люди. – Вот так будет лучше! Вам не нравится язык ультиматумов? Посмотрим, как вам понравится язык автоматов и пушек!

– Ты что творишь? – это были первые слова Евгения Анатольевича.

– Что я творю?! То, на что у тебя духу не хватит! Я творю историю!

– Андрей, ты не можешь один… – возразил было Александр, но Жаров не дал ему говорить.

– Один?! – усмехнулся он. – А ну ребята, готовы ли вы освободить нашу землю от иноземных захватчиков и американских империалистов?!

– Да! – закричал хор голосов со стороны холма.

– Ну что, Саня. Я один? Итак! Американцы! Наш разговор подзатянулся и теперь он будет окончен! Я даю вам сутки, чтоб этот человек и его жена вернулись на подконтрольную нам территорию! Если через сутки наши требования не будут удовлетворены, вы на своих шкурах испытаете все, что связано со словом «возмездие»! Мы уничтожим вас всех, до единого!!!

Американцы отходили, выставив во все стороны оружие и прикрывая лидера. Джонсон теперь не стоял за их спинами, а находился между своими американцами и русскими. Он двигался спиной назад и палец уже лежал на спусковом крючке штурмовой винтовки.

– Миша! Крашенинников! – крикнул Сапрыкин и шагнул за ними, но тут же на него уставился холодный оружейный ствол.

– Стоп! – решительно крикнул Рон.

– Черт, – выдавил Евгений Анатольевич, и последний раз посмотрел в глаза уходящему смуглому здоровяку. Затем резко повернулся и обрушился бранью на Жарова. – Тупой кретин! Ты хоть понимаешь, что наделал?!

– То, что и должен был! А ты, выбирай выражения!

– Теперь любой выстрел будет результатом твоих действий, и любая смерть будет на твоей совести!

– Победа, – усмехнулся Жаров. – Победа тоже будет на моей совести.

Глава 4. Черная птица

Маленькому полуострову досталось крепко. Кто-то даже пошутил, что у полуострова Крашенинникова такая вот несчастливая карма. Много лет назад он принял основной удар термоядерного взрыва, а несколько дней назад мощный удар стихии, именуемой цунами.

Узкий перешеек, по которому проходила дорога, размыло настолько, что полуостров практически превратился в остров, и отряду Вишневского понадобилось около суток, чтоб проложить гати, которые позволят проехать к бывшей базе подлодок телегам и машине.

Несмотря на все беды, что обрушивались на этот клочок земли длиной чуть более пяти километров и шириной около двух, здесь все еще было чем поживиться. Перед войной рядом с поселком Рыбачий велись строительные работы по расширению инфраструктуры военной базы и сейчас все эти железные балки, арматура, трубы были весьма кстати для восстановительных работ. Именно этим занял себя Никита Вишневский, желая находиться некоторое время подальше от своих друзей, с которыми сейчас пребывал в ссоре. Работа для общего блага позволяла отвлечься от плохих мыслей и уж конечно помогала приносить это самое общее благо.

Еще две телеги, загруженные необходимыми материалами, отправились в общину, и Никита присел на поваленное дерево, передохнуть. С ним осталось еще четыре человека. К прибытию из Приморского нового рейса из трех телег они должны будут подготовить еще партию груза. Но это случится через пару часов, а пока можно позволить себе отдых.

Вишневский подошел к их машине, «УАЗ – 469» и, достав оттуда свою флягу, отпил немного воды.

– Ребята, а Захара не пора еще менять? – спросил он у своих товарищей.

– Витя уже пошел туда.

Несмотря на то, что нападений зверей больше не было, гигантская росомаха была уничтожена и не менее гигантская медведица больше не показывалась, они все-таки выставили пост на самой высокой точке полуострова, в полукилометре от места погрузки. Именно оттуда и спускался сейчас Захар Золотарев – молодой светловолосый парень, которому на момент всемирной катастрофы было всего года два. Из-за характерных инициалов, Захара иногда назвали прозвищем «Тридцать три».

– Что нового в мире творится, Захар? Что удалось разглядеть? – спросил Никита, когда тот спустился к ним и присел на бампер «уазика».

– Со стороны пролива этот полуостров выглядит еще хуже. Будто там не цунами было, а гигантской бритвой прошлись.

– Понятное дело, – хмыкнул пожилой уже Демьян, водитель машины. – Там волна еще в полную силу бушевала. Это до нас она добралась уже ослабленной этим полуостровом, и то делов наделала.

– Слушай, Халф, а чего это тральщик наш гоняют по бухте без устали? – спросил Захар.

– Ну, так они на северном берегу лагерь для сбора нерестящейся рыбы оборудуют, – устало пожал плечами Никита.

– Да я понимаю. Но вчера тральщик туда ходил. Потом сегодня утром. Вон, Лопухов, когда за трубами приехал, сказал, что туда куча народу с оружием погрузилась на рассвете. И с Вилючинска в том числе. Потом я видел, как корабль вернулся и буквально недавно опять ушел.

– Опять ушел? И сколько он пробыл дома?

– Ну, минут сорок, – пожал плечами Захар.

Никита задумчиво посмотрел в сторону Приморского.

– Ладно. Там Цой, Гора и Жар. Они знаю, что делают. Ну что, товарищи. Продолжим работу?

– Это можно, – кивнул Демьян. – Захар, ты передохни минут пятнадцать и присоединяйся.

– Да я и не устал…

– Потому и пятнадцать минут тебе даем, – улыбнулся Никита.

– Хорошо. – Захар кивнул и уставился в небо.

* * *

– Гленн сказал, что их корабль возвращается, – произнес Джонсон.

– Так, наверняка на нем идет подкрепление, – вздохнул Карл, склонившись над картой. – А что с оружием этого корабля?

– В носовой части есть орудийная башня. Конечно, я не уверен, что она до сих пор в рабочем состоянии. Но, учитывая ситуацию, надо исходить из того, что она боеспособна.

– Проклятье. Может этот корабль войти вот в это устье? – шериф ткнул в карту пальцем.

– Это то место, где у нас был разговор с русскими?

– Да.

– Я сильно сомневаюсь, Карл. В воде я разглядел много мусора и бревен. Даже очень опытный экипаж едва ли пройдет до этого места.

– А если они расчистят реку здесь?

– Это может занять не один день. При условии, что будет работать много людей.

– Ну, хорошо, Рон. Давай по худшему сценарию. Теоретически. Они расчистили. Корабль вошел сюда. Он сможет вести огонь по нашему поселению из своей орудийной башни?

– Да, – кивнул Джонсон.

– Тогда нам надо придумать, как уничтожить корабль до того, как это произойдет.

Рон с усилием потер лоб, и в выражении его лица угадывалось какое-то сомнение.

– Что? Ты не согласен, Джонсон?

– Я бы предпочел захватить его, а не уничтожать. Работоспособный корабль в наше время, это ведь…

– Это угроза, Рон! Я не возражаю! Если ты знаешь способ, как его захватить и при этом избежать с нашей стороны потерь, то действуй! Но сейчас, в данный момент, ответь на простой вопрос – ты можешь его уничтожить? У тебя же остался твой костюм для дайвинга и у нас есть взрывчатка.