500 лет назад – 3.3, или Кавалер ордена

…Так что на следующий день на встречу с выстроенным на пустыре вторым наревским полком выдвинулась необычная процессия. Полковнику могли рассказать, как все должно пройти, только в общих чертах – у князя никакой конкретики не было, поэтому он, увидев, что всадники, ту процессию возглавлявшие, на приличном расстоянии до его полка стали спешиваться – выехал с сотниками еще чуть вперед перед строем, и они слезли с коней тоже. После этого встречающий их народ прошел ближе, медленно и торжественно, и стало видно, что двумя неровными колоннами идет… точно, приезжавший к ним князь со своими людьми (они выделялись похожей одеждой), а обок – похоже, горожане, в одеждах более ярких, но разных. Сзади шла городская стража или их охрана, с оружием (немного, с десяток), а за ними, на небольшом отдалении – нестройной толпой горожане, привлеченные необычным зрелищем. Ну, и уже окончательно опознавшись, все они выдвинулись на сближение, но – перед тем, как им сойтись уже совсем накоротке, князь со своими людьми слегка ускорился, и они заняли как бы три стороны небольшого квадрата. Некоторое время люди выстраивались, и первым начал говорить князь:

–Я, Великий князь Иван Рязанский, являясь пресвитером Ордена Красного знамени, слово свое даю и поручаюсь, что не будет горожанам славного и вольного города Ревеля обид и притеснений от второго наревского полка государя Московского Василия!

Сказал он это громко и торжественно, на русском, и тут же – на немецком. После небольшой паузы слово взял толстячок в самых богатых одеждах, с дорогой цепью на шее, что стоял перед горожанами:

–Я, бургомистр города Ревеля Петер ван Баарен, гарантирую, что город, его воины и граждане, не причинят обид воинам государя Московского Василия, и окажут им гостеприимство, в случае их подтверждения мирных намерений!

Теперь сказано было сперва на немецком, а после кто-то из горожан перевел слова бургомистра на русский. Снова пауза, и пришло время говорить полковнику:

–Я, полковник второго наревского полка государя Московского Василия, посланный им по этим землям для наказания обидчиков его и клятвопреступников из Ливонского ордена, подтверждаю, что не имею злых замыслов к вольному и славному городу Ревелю, воинам и горожанам его! Гостеприимство же приму с радостью, и обещаю за все, что городу угодно будет нам предоставить, рассчитаться честно и сполна!

Полковник повторил эту фразу на немецком, и понял, что вроде угадал – несколько напряженное молчание у горожан перешло в легкое перешептывание, они заметно расслабились. Но тут же свою партию дальше повел бургомистр:

–В таком случае приглашаю вас быть гостями города, а военачальников прошу прибыть в ратушу, где мы сможем обсудить дела наши, как полагается!

Полковник поймал мимику князя, мол, «все идет как надо, так и держись дальше», отдал приказания своим, и сотни полка стали переходить через пустырь к городу. За время небольшой паузы и полковнику с сотниками, и князю с его людьми подвели коней, а бургомистр и члены городского совета (а с ним были они, конечно) успели так же торжественно, как пришли, отойти в городскую застройку. Теперь у полковника было время уже накоротке и без лишних ушей перекинуться словами с князем, и тот ему быстро пояснил, что это – православная слобода, ну, та часть посада города, где русские в основном, или выходцы с их мест живут, и церковь тут православная, так что город им это место под стоянку и отвел. Все предварительно оговорено, так что в ратуше сейчас будет небольшой пир, где надо будет пару здравиц поднять, там, за дружбу и процветание, успехи в торговле, ну, и они с бургомистром скажут…

Так, со скоростью пешего, полк вошел в предместье, сопровождаемый многочисленными зеваками (следящими за бойцами, впрочем, пока с некоторого отдаления), и дошел до перекрестка, одно из зданий (или даже группа) на котором не могло быть ничем иным, кроме как постоялым двором. Князь так же вполголоса шепнул полковнику, чтобы тот оставил тут кого из своих, им самим здесь жить и назначено, а сам двигался за ним. После небольшой задержки было оставлено два сотника с наказом размещать бойцов и выяснять, где тут что, а полковник и три остальных сотника двинулись за небольшим отрядом князя уже быстрее. На ратушной площади их снова встречал бургомистр с городским советом, но тут уже обошлось без речей, и спешившихся незваных гостей провели в главный зал ратуши. Он не был сегодня как-то украшен, лишь герб и флаг Ревеля тут были, а еще – накрытый стол, но никто не стал высказывать каких-то претензий – визит наревцев, если так можно называть, был неофициальный (правда, с четырьмя сотнями бойцов сопровождения, н-да…).

Столы нынче были расставлены буквой П, и сажали гостей не вразнобой, а горожан отдельно, людей князя отдельно, наревцев – отдельно тоже. Но после трех-четырех здравиц и утоления первого голода бургомистр пригласил князя и полковника куда-то вглубь ратуши, попросив остальных есть, пить и отдыхать, ни о чем не беспокоясь. Да народ, которого тут сегодня набралось всего чуть больше двух десятков, и расслабился уже, и разговоры кое-какие все же завязались… Кабинет, куда привел их ван Баарен оказался, похоже, его покоями – довольно большой и богато обставленный. Стол, что здесь тоже был накрыт (на троих, но побогаче, чем в зале, пожалуй), занимал от силы четверть большой комнаты, с мебелью из дорогого дерева, искусной выделки, кубками и еще чем-то, дорогим и подчеркивающим богатство… Но разговор зашел деловой, пили они все пока только для виду. Начал речь князь, еще раз обозначив главное – что московиты тут не по ревельское серебро, так сказать. Полковник подтвердил, несколько подробнее рассказав, что многолетнее нарушение договора, что был заключен после Дерптского мира между Московй и Ливонским орденом, нарушение тех клятв, что при том даны были, и многолетняя же неуплата причитающейся дани… (тут полковник сделал паузу, и бургомистр покивал очень сочувственно) государя довело, и… В общем, поскольку у договора того, мирного, срок в этом году истек – государь принял решение его не продлять, а взять виру за потери и обиды свои. В виру ту взята уже Нарва, и будет она городом русским, а еще – земли и города на юге, но о том он пока не может говорить (бургомистр снова закивал). Предполагается, что кроме клятвопреступников-орденцев, остальным жителям этих земель ничего не угрожает, и они готовы жить мирно, по-соседски, торговать и прочее, раз в самом Ревеле орденцев не осталось.

Тут слово снова взял князь. Подтвердив, что ливонцев не осталось, и крепость занята Орденом Красного знамени, он сообщил, что не только срок, по договору вышедший, привел Москву к началу… военных все же действий, но и иные… знаки и знамения, благословившие их на сие. Само основание его нового Ордена и его действия – есть последствия тех знаков (бургомистр снова кивал, прекрасно понимая, на что намекает князь). Ну, а полк отдохнет дня три-четыре, и пойдет дальше, да вот полковник сам и расскажет, что им нужно. Полковник уже в совсем простых словах пояснил, что надо им передышку сделать, потому как хоть шли они, считай, почти без боев, и очистили от орденцев уже все земли до самого Ревеля (тут бургомистр ожидаемо заинтересовался), все же после такого перехода требуется и одежду с обувью поправить, и самим постираться, помыться и отдохнуть… Бургомистр, теперь взявший слово, поблагодарил за сведения, еще раз выразил некоторую радость, что все так мирно выходит, а насчет просьб – сказал, что завтра же кое-кому из своих указания даст, да пошлет чиновника, русскую речь знающего, в ту корчму, где они остановились, чтоб был эти три-четыре дня при них, на всякий случай. Какие потом договоренности будут между Орденом новым и городом – тут, конечно, не обсуждали, а уже спокойно посидели за столом, выпили и закусили. Полковник по просьбе ван Баарена рассказал про Везенберг, князь, уже по просьбе полковника, раскрыл некоторые подробности последней битвы у засеки, бургомистр внимательно слушал… гостей, но сам нынче говорил мало.

Два дня полк отдыхал. Народ отсыпался, отъедался, стирался, чинился… (примерно в такой последовательности). Как только новости после встречи в ратуше разошлись, а произошло это, с учетом общего интереса горожан, практически мгновенно, наиболее шустрые из городских торговцев и ремесленников попытались на этом заработать. Так что уже на следующий день полковник распределял, кто из сотников и полусотников за что при этом отвечает. Понадобились и кузнецы, и шорники, и сапожники, а действительно присланный из магистрата чиновник одним своим видом несколько… сбивал излишний торговый настрой ревельцев, да и князь отправил к полковнику Торгаша, который тоже подсказывал по ценам, так что тот не переплачивал. Но – полковая казна похудела, конечно. А как подарок от города – плата за жилье с них не взималась (тот постоялый двор, куда руководство полка заселили, и так почти пустой стоял, как они выяснили, но все же). Бойцы, отоспавшись и поев нормальной еды, сходили в православную церковь (верно тогда разглядели) и… перекинулись на пиво и иные… доступные развлечения, скажем так, но пока в меру. Полковника с сотниками двумя следующими вечерами приглашали в ту самую ресторацию, где они практически с теми же советниками, что в ратуше, и сидели, но уже в неформальной обстановке. Князь со своими тоже там был, так что знакомства устанавливали все три группы взаимно.

Городская стража усилила пост возле того предместья, где расположился полк, но не совалась, пока в одной корчме не случилась драка между наревцами и местными. Было это на третий день, обошлось без жертв, мордами разбитыми, но на следующий день был назначен уход полка. Сделали почти все, что хотели, бойцы отдохнули, вон, морды бить начали, так чего тянуть? Прощального пира устраивать не стали, но… полковнику пришлось задержаться. Вечером того же третьего дня в гавань Ревеля пришли три лодьи из Нарвы. Было на них, кроме команд, с полсотни русских бойцов, а вел первую лодью Рыжий Дан…

…Послание, что получил тогда Данило от Пимена через ревельских рыбаков, было коротким: «Побратим, у рязанца все получилось. Передай купцам, пусть поторапливаются, как бы им не опоздать». Вроде, ничего такого, а с другой стороны – мало кто мог в Ревеле знать, что Дан давно побратался с Пименом, и если про рязанца – Ивана, князя Рязанского – знали теперь многие, то про задумку псковских купцов Ждана и Тверда насчет города Хапсала – нет. А Дан знал, конечно, купцы с ним еще с зимы советовались, и к весне, когда намекнули ему, что пока он вполне может по зову князя Московского к Нарве пойти, а вот позже – они хотят ему доверить важное дело, и на это лето, и далее. Так что он, отпустив рыбаков (они, кстати, удачно вернулись в город, и получили от Пимена обещанное серебро, уже из его денег), на докладе нарвскому воеводе твердо стоял на том, что узнал от Пимена – сведения были верные.

Раз так, и ожидать по морю какого-то нападения от ливонцев в ближайшее время не следовало, его отпустили в Псков, заодно грамоты тамошнему воеводе передали – воеводы теперь, раз такие дела затевались на этих рубежах, сговорились между собой тоже новостями обмениваться. «Добежав» на своей лодье до Пскова, он первым делом те грамоты в крепости и отдал, вестями поделился, а из дома сразу заслал человека к купцам. У тех сборы и иная подготовка какое-то время еще заняли, одна лодья, например, где-то в пути была, но примерно через пару седмиц три лодьи, загрузив почти пять десятков купеческих бойцов и Ждана, отправились по озерам и реке Нарве в путь. Дорога прошла без задержек, в самой Нарве они узнали, что ушел по берегу к ливонцам целый полк, по указу государя (но – без подробностей, хоть слухи и ходили, конечно). Стало понятно, о каком опоздании говорил Пимен, хотя – как он тогда-то мог знать?… Ответа не было, но сейчас это было уже не важно – лодьи, особо далеко от берега не отходя, группой двинулись на запад. Обошлось без штормов, да и путь-то тут близкий, так что в гавань Ревеля, защищенную крупным островом и россыпью мелочи, они входили вполне бодро – были среди них кормщики, хорошо знавшие эти воды, все-таки Ревель был ближним к русским землям морским портом.

Ну, а в порту их встречали. И стража, и люди Торгаша были на местах, а что князь оказался в порту раньше чиновников из ратуши – так от Торгаша раньше успели узнать, а он, хоть и не точно ждал, но знал, что могут приплыть люди, тем более, что полковник про замыслы нарвского воеводы еще кого-то к ним морем отправить ничего не говорил. Так что князь успел переговорить с Даном раньше всех. Они узнали друг друга сразу, еще издалека, да и обоих трудно было с кем-то другим спутать… Ну, а тут и Ждан подоспел (его переправляли с другой лодьи, не с Дановой). Быстро обсудив в разговоре главное, к приезду бургомистра (а тому донесли, конечно, что к этим новым приплывшим московитам поехал сам этот фюрст) они уже выдали ему скорректированную общую версию: люди эти из Пскова, князю хорошо известные и… близкие, но против Ревеля ничего не замышляют, а главными у них купец Ждан и кормщик Дан. Оказалось, что оба они заочно были ван Баарену известны, и тот, познакомившись теперь лично, пригласил было их в город, но те отказались, сославшись на необходимость завтра поутру следовать дальше.

Впрочем, под их переговоры быстро была… освобождена стражей одна из портовых таверн, почище. Место было… совершенно не по их статусу, но на короткий разговор хватило. А тут подоспел и Пимен, и его горячая встреча с побратимом (они не виделись с зимы, считай, несколько месяцев) и теплое приветствие со Жданом – сняло у ганзейца подозрения, если они у него еще оставались. Так что ван Баарен распрощался (князь намекнул ему, что кое-что расскажет позже), а князь и Пимен задержались в порту, куда подоспели и остальные рязанцы, и Седов, и вызванный спешно полковник. Первым делом представлены они со Жданом были друг другу, и планы насчет Хапсала уточнили. Полковник только порадовался, что ему такая неожиданная помощь будет, да отбыл к своим – надо было теперь уже с руководством полка решить, как им идти дальше с учетом новостей. Да и народ в корчме долго не рассиживался, но успели вспомнить такие вроде уже совсем давние деньки – Углич, Волга, усадьба Сига… На обратном пути в замок, под вечер уже, Николай Федорович даже порадовался за Данилу – по тому сразу было видно, что ожил, помолодел даже как-то, все-таки во все времена были любители адреналина, хоть и не знали еще долго такого слова…

Полк проводили на следующий день, после полудня только получилось у них выйти. Через город не пошли, вернулись на нарвскую дорогу, и по ней, обходя Ревель с юга, пошли на запад. Впрочем, дорога должна была вскоре свернуть сперва на юго-запад, а потом и на юг, к Хапсалу, но сегодня полк успел верст на 15 всего отойти. Все бойцы были отдохнувшими, ну, а тех, кто кулаки почесать успел, сотники с десятниками обещали первыми на ливонцев послать – вот с ними надо драться, а не ревельцев мутузить. Ну, и приятной неожиданностью, кроме обещанных и поставленных князем припасов, стали подарки от бургомистра – несколько бочонков пива и немного хорошего вина офицерам. Как в первый же вечер они и решили за этим вином – ван Баарен понимающий человек, хоть и католик, бургомистр и ганзеец…

А князь прямо в день ухода полка поехал в ратушу с небольшим сопровождением. Там бургомистром и было официально озвучено чуть сократившемуся городскому совету, что падение Ливонского ордена, предвиденное… некоторыми лицами, должно было изменить ситуацию на этих землях, и чтобы избежать всяких… непредсказуемых случайностей, им, бургомистром, и были предприняты некие… шаги для установления дружеских отношений с фюрстом Иоанном и людьми его. Сейчас же, когда фюрст не только словом, но и делом подтвердил… свои договоренности с иными лицами, и полк русский ушел из города, можно перейти к главному, а именно – к заключению нового договора между вольным городом Ревелем и Орденом Красного знамени. Советники все это уже более-менее знали, но на намек (об ушедшем полку), что все могло быть иначе, отреагировали ожидаемо.

Сказал речь и князь. Щедро раздал авансы, сообщив, что имеет желание своей столицей Ревель сделать, а на землях развивать ремесла и торговлю, благо, само расположение к тому подталкивает. Плеснул мистики, упомянув о неких предсказаниях. Добавил конкретики, уточнив, что вера, конечно, дело личное, но – получать священников от епископа, Римом установленного?… Отдавать свои деньги на церковь, на которые те епископы и кардиналы роскошествуют до совершенного неприличия, в то время, как мастера днем и ночью трудятся, а простой народ вообще в нищете и невежестве прозябает? Ему кажется это несправедливым, не соответствующим заветам господним, например, рабство на его землях он собирается отменить… Все время его речи среди советников проходило вполне благожелательное перешептывание – намеки тут понимали, и перспективы видели. Ну, а после князь заявил, что новый договор, конечно, будет на основе старого, и все права города будут сохранены, они хотят лишь привести его в соответствие временам нынешним. И верно – договору между ливонцами и Ревелем было больше сотни лет, экземпляр его, найденный в замке, занимал со всеми приписками и дополнениями здоровый фолиант, и Ефим, которому поручено было проект нового написать, предвидел много работы. Но – договор, конечно, это не сейчас, пока они лишь обозначили такое намерение, неофициально, и на этом совещание было закончено, вполне к удовлетворению сторон.

Ну, а вечером князь пояснил пришедшему ван Баарену насчет Ждана и его планов на Хапсал. Поскольку был город тот эзельского епископа, у бургомистра вообще вопросов не было. Зато были по рассказу старца, и тут князь подтвердил, что именно такие планы и есть, но первым делом хочет он установить мир и порядок на этих землях, потому как считает это вполне им по силам, ну, а получатся ли те… большие задумки – бог весть, бургомистр и сам должен понимать. Бургомистр понимал, и еще раз подтвердил, что послана им весть в Любек, и надо ждать людей, что получше его разбираются… в подобном. На этом, договорившись слать гонцов, если что, они и расстались. Бургомистру еще надо было работать над законами и правилами города – как-то установить единичную теперь должность бургомистра в документах, с магистратом разобраться, выборы недостающих членов провести… А князь со своими людьми на следующее утро уехал в Озерск, все так же оставив в замке Петра за главного. По городу пошла новая волна слухов, теперь уже правдивых, как ни странно, в которой сведения от русских войск (народ из наревского полка в пивных да на постое у хозяев не молчал, конечно) смешивались со сведениями от бургомистра и магистрата. Ну, и кумушки обсуждали, какой красавчик фюрст, особенно в новой одежде, да какая обаятельная улыбка у господина Петера, что в замке нынче главный, да оба неженаты… У мастера Лео прибавилось посетителей и заказов… Начали возвращаться и те горожане, которые решили покинуть город на всякий случай, и им, по возвращении, рассказывали все эти слухи уже вообще в эпическом варианте. Были эти сплетни не особо конкретными, но в целом – благожелательными и оптимистичными, и город стал забывать и те страшные ночи, и пожары, и погибших тогда людей… А еще – совершенно незамеченной для всех прошла (как и планировалось) отправка на попутном корабле до Любека двоих – Грека и еще одного из людей Петра, знавшего южные языки, которые тихо просочились в город еще за пару дней до второго приезда князя, переночевали где-то в тайниках у Торгаша, да и уплыли. Князь решил, что все же пора отправлять давно написанные ими от имени старца послания на юг.

В Озерске все было в порядке, леса по дороге стремительно покрывались зеленью, преображая все окрестные виды, а сильно похудевший и загоревший, но вроде уже отоспавшийся Федор дожидался их в замке. Гридя с Семеном сразу уехали на юг, к засеке, сменить Черного, да Гридя собирался начать со своими… пошаливать, и что там у орденцев происходит, узнать надо было. Ефим засел за фолиант с договором, и заскучавший было Малх взялся ему помогать. Ну, а Федор, дожидаясь Черного (решил он, что в Ревель они поедут вместе – на всякий случай), нашел время заняться старыми задумками, которые вызнал он от старца. Речь шла об инструментах. И если таких топоров, как у Седова, они делать не собирались (железа в нем хватило бы на три типичных топора 16 века), то вот остальное, о чем рассказывал Николай Федорович, Федору хотелось попробовать повторить. Он еще в конце зимы, в метели, показывал как-то старцу местный инструмент, плуги его в первую очередь заинтересовали. Увы, мало чем мог помочь Седов, честно рассказавший, что у них давно пашут тракторами, и все оборудование там сделано под совсем другую мощь (да он и не знает тонкостей). Но кое-что они договорились испытать. А тут и время пришло – после второй схватки у засеки у них добавилось трофеев, и брони, и оружия, и какое-то время спустя все они были все же разобраны – что на починку, что в арсенал, что – сразу кто из бойцов себе поменял… Нашлось там и то, что, по мнению Семена и Гриди (основными экспертами в итоге они были, конечно), только на выкидку. То есть, разумеется, на перековку – железо пока никто не собирался выкидывать, и еще долго не будет, лет четыреста…

В этих бросовых остатках были в основном обломки шлемов, полосовых, не цельных, обрывки кольчуг и тесаки короткого орденского стандарта, но, видать, из самого плохого железа. Федор, после уточнений со старцем, задумал сделать лопату, пилу и косу – сперва по одной, а там видно будет. Сказано – сделано, они пошли к деревенскому кузнецу, и Николай Федорович нарисовал тому прямо на земле, как эти вещи должны выглядеть. Свою лопату он прихватил для примера, остальное пришлось объяснять словами, но они с Федором справились. Ну, и задержались возле кузни почти на полдня, пока кузнец занимался черновой обработкой. Надо сказать, что виденный пока Седовым местный инструмент (кроме того, что весь был поменьше, под рост и руки местных мужиков) не сильно отличался от инструмента будущего в принципе. То, что сейчас называлось ручными пилами, например – было очень похоже на садовые ножовки из будущего, с тонким, слегка изогнутым полотном. Он разглядел это в той мастерской, что нашли они в замке – у ее неизвестного (погибшего при захвате) хозяина был собран неплохой набор инструментов, которыми потом пользовались бойцы отряда для починки своих вещей – умельцы нашлись. Те же орденские знаки там изготавливались, например.

Но были и отличия. Так, у лопат в лучшем случае железом оковывался край штыка (и весило такое весло многовато для Седова даже), кроме ручных пил, большая пила, под бревна (была в замке и такая), представляла из себя сложную лучковую конструкцию, с натягиваемой веревкой, а косили сейчас чем-то похожим на серпы-переростки. Причем в приседе, как он уточнил у Федора, о косьбе стоя тот не знал (и очень заинтересовался, разумеется). Так что надо сказать, что книжно-киношные представления о древности, сложившиеся у Седова, в целом оправдывались – железо было ценностью и дефицитом, и на орудия труда его пускали самый минимум. У тех же плугов железным был сам лемех (размером с треть штыка лопаты, на глаз), да еще какая-то железка для его крепления, остальная конструкция – дерево. У крестьян же, как ему рассказал Федор, были сохи, у которых железным был только насошник – ему показали небольшой клиновидный кусок железа, больше всего похожий на наконечник железнодорожного костыля. А многие и просто крепкое корневище обжигали да приделывали. Федор рассказывал, морщась, что тут, где почвы песчаные, оно еще бы и ничего, но… Он вообще любил вот такие хозяйственные разговоры, а, поскольку Седов искренне интересовался, они много общались на эти темы – и до начала весенних работ, пока Федор сидел в замке, и после, в его короткие приезды…

А вот еще кое-что заметил Николай Федорович, что отличало его сложившиеся на основе книг и фильмов представления об этих веках от реальности. Если режиссеры и писатели, показывая и описывая быт этих веков, обычно изображали постройки мелковатыми и грязноватыми, то на деле – размеры, конечно, люди делали под себя, и ему постоянно приходилось следить за притолоками. А вот внутреннее обустройство тех мест, где люди жили и работали, они все-таки старались делать удобным и даже уютным, ну, по мере возможностей, конечно. Сарайчик, где Никодимыч работал с деревом, торговые ряды во Пскове и комната, где у травницы девки занимались отварами, амбары у Сига, мастерская в замке, которую уже упоминали – все они были устроены и организованы так, чтобы человеку там было работать удобно, чуть ли не как и в 20 веке будет (с поправкой на стекло и электричество, конечно).

Вот и кузница, возле которой они с Федором сегодня торчали. Безусловно, сама кузница была черной и закопченной, но… Руда и уголь были сложены под отдельным навесом в здоровых коробах вполне аккуратно. Утоптанная земля возле них была чисто выметена. Сама кузня, в которую они заглянули, когда кузнец только разжигал горн, тоже была обустроена, как мастеру надо – две наковальни в разных концах, бочки с водой, инструменты под руками в нужных местах – все говорило, что это не времянка, и ее хозяин не криворукий неумеха, а вполне себе приличное заведение хорошего мастера. Да и сам кузнечный сруб был довольно большим. А еще, снова ломая один из шаблонов, высота стен кузни была такой, что Седов спокойно разогнулся в ней во весь рост, только сейчас сообразив, что там, где машут молотами и плавят и куют железо, тесниться и толкаться просто нельзя – это опасно, и образ кузниц как кривых закопченных сарайчиков, продуваемых всеми ветрами – не более, чем художественный вымысел (тратить с трудом поддерживаемую температуру в горне на ветер? Ха-ха!).