Полная версия
– Ну, я…
– Возражения не принимаются. Познакомишься с народом.
– Да, но…
– Вот и отлично. Ты на машине?
Машины у меня не было. Мы перегнали из Бруклина два автомобиля, мамину старую “хонду сивик” и папин “ниссан верса”. В Нью-Йорке мне машина была не нужна – куда бы я ездил, в библиотеку? – но я понимал, что прикатить на вечеринку на велосипеде немыслимо, меня засмеют.
– Нет, – смущенно признался я.
– Ладно, поедешь со мной. Мобильник у тебя есть?
– Есть.
Он протянул мне айфон, я набрал свой номер.
– Круто. В восемь?
– А что я родителям скажу? – выпалил я, не подумав.
Фирменный смех Харрисов.
– Скажи им, что мы с тобой поедем гулять, или есть мороженое, или как вы там развлекаетесь в Бруклине.
Он хлопнул меня по плечу и направился к себе.
* * *– Говорю тебе, эти дети совершенно другие.
За ужином мать с восторгом описывала свой первый рабочий день.
Отец положил себе еще ложку соуса к мясу.
– В каком смысле?
– Начнем с того, что они на световые годы опережают четвероклассников, которых я учила раньше, притом что эти милые малыши только во втором классе. Я не преувеличиваю, Яаков. На световые годы. Как они читают, пишут, делят в столбик. Половина из них уже знают, в какой колледж будут поступать, и рассуждают о политике. Хоть один из моих четвероклассников в “Тора Тмима” разве знал, как зовут президента?
– Шломо Мандельбаум, – сказал я, накручивая спагетти на вилку. – Он точно знал, что к чему.
– Верно. Значит, только один.
– Интересно, – произнес отец. – Светский мир понимать очень важно. Но во всем есть свои плюсы и минусы. Вряд ли они станут изучать Хумаш[58], например.
– Не знаю. – Мать отложила вилку. – Я совсем не удивлюсь, если станут, особенно если их родители решат, это все равно что изучать иностранный язык. Эти дети занимаются с репетиторами едва ли не с самого рождения. Они развиты не по годам, даже, пожалуй, слишком. На уроках сущие ангелы, хотя молиться не любят. Один пинал мячик во время “Алейну”[59]. В общем, я пока ничего не понимаю.
– Кстати, – с набитым ртом проговорил отец, – я сегодня все забронировал.
– Что забронировал? – спросил я.
– Гостиницу на бар-мицву Меира. Норман уломал меня заказать через знакомого турагента.
– Наверное, ему платят проценты с каждой сделки, – пробормотала мать. – Этому гонофу[60].
– Наверное, – согласился отец.
Я прикусил щеку.
– А если у меня в школе мероприятие, которое я не могу пропустить?
Отец нахмурился:
– В школе?
– Да.
– Время еще есть, – сказала мать. – Если тебе правда нужно, мы отменим бронь.
Отец чуть не поперхнулся газировкой.
– Он не поедет на бар-мицву двоюродного брата?
– Там видно будет. – Не обращая внимания на отцовское выражение лица, мать протянула мне блюдо с картофельным пюре. – Ари, расскажи нам, как прошел твой день.
– Хорошо. Спокойно. Кстати, вечером я пойду погуляю.
– Да? – Мать приятно удивилась. – С кем?
Я отпил воды.
– С парнем из соседнего дома.
– С Ноахом, что ли?
– Да.
– Он хороший, правда, Яаков?
Отец задумчиво уставился в свою тарелку. На подбородке его застыла капля соуса.
– Правда, – согласился он. – Но они совершенно другие люди.
Мать нахмурилась:
– В каком смысле?
Отец невинно пожал плечами.
– И все-таки мне интересно, что ты имеешь в виду. – Мать приподняла брови.
– Я имею в виду, – пробубнил отец, – что Ноах Харрис далеко не Шимон Леви.
– Глупости. По-моему, он вполне менш[61].
– В разных местах разные ценности. Ты сама сказала: здешние дети на световые годы впереди.
– Вообще-то я говорила об успеваемости. – Мать положила приборы на тарелку. – Так что позволь с тобой не согласиться.
– А что они вытворяют во время молитвы?
Мать, не глядя, убирала со стола.
– Скажи мне, Арье, – отец посмотрел на меня, – куда ты идешь?
Я пожал плечами:
– Сам не знаю. – И я почти не соврал, хотя впервые в жизни утаил от родителей правду. – Ноах хочет познакомить меня с одноклассниками.
– Вот хитрюга, – еле слышно произнесла мать.
– А те девушки, – поинтересовался отец, – с барбекю?
– Что девушки?
– Они тоже будут?
– Не знаю. – Я покраснел.
– Разумеется, будут, – ответила мать. – И Ари непременно нужно с ними пообщаться. Раз уж им еще год вместе учиться, верно?
Отец вновь сосредоточенно принялся за спагетти.
– Синтия нам рассказала о девушке Ноаха, – продолжала мать, – она милая, они уже много лет вместе.
– Ее зовут Ребекка, – сообщил я.
– Подумать только, они такие юные – и уже любят друг друга. – Мать отвела глаза, покрутила кольцо на пальце. – А с другой стороны, почему бы и нет?
* * *Почти восемь. Я сидел в своей комнате, закрыв дверь, и нервно перелистывал сочинение Ноаха. Наконец у меня зазвонил телефон.
Я вскочил с кровати, посмотрел в зеркало. Густые, непослушные каштановые волосы растрепаны, кроссовки поношенные, не поймешь, мужские или женские, вместо рубашки с длинным рукавом я надел поло, отчего мой стандартный черно-белый наряд выглядел не так уныло. Я уже давно тщательно брился, почему же именно сегодня решил оставить щетину? Почему края моих бровей так упорно стремятся к вертикали? А вдруг набрать хотя бы десятую часть мышечной массы Ноаха физически невозможно? Другие люди тоже считают свое лицо совершенно невзрачным, таким, на которое взглянешь – не запомнишь? Недовольный увиденным, я глубоко вздохнул, заправил цицит в штаны и вышел из комнаты.
– Има?
Растянувшись на диване в гостиной, она читала очередную книгу из списка бестселлеров “Нью-Йорк таймс”. Как обычно, о самопомощи и воспитании детей.
– Аба на минхе[62], – не поднимая глаз, сказала мать.
– За мной Ноах пришел. Я ухожу.
Она замялась.
– Ари?
Я открыл входную дверь:
– Что?
Я ждал напутствия вести себя хорошо, вернуться не поздно и прочитать маарив[63]. Но мама бросила на меня многозначительный взгляд.
– Повеселись хорошенько, – негромко сказала она. – Это важнее, чем ты думаешь.
На подъездной дорожке негромко урчала черная “ауди” Ноаха. Рядом с ним сидела Ребекка. На миг я усомнился, не мираж ли это. И робко приблизился к ним.
Ноах опустил стекло, и на дорожку хлынула электронная музыка. Ребекка убавила звук, потянулась через Ноаха поздороваться со мной.
– Ари!
– Залезай, – сказал Ноах. – Они подвинутся.
Сзади сидели два парня. Тот, что дальше от меня, был тощий, бледный, с прилизанными светло-каштановыми волосами, тонким носом и большими очками в черной оправе, явно не из дешевых. На нем была отглаженная оксфордская рубашка и обтягивающие бледно-серые джинсы.
– Приветствую, – он надменно кивнул, – Оливер Беллоу.
Второй парень – “Амир Самсон, рад познакомиться”, – сказал он и протянул мне руку – был светлокожий, с густой бородой, редеющими каштановыми волосами и угольными глазами; когда он улыбался, они превращались в черные щелочки, а брови у него были такие густые, что казалось, Амир постоянно хмурится. Я не понял, кто он и откуда – то ли из Латинской Америки, то ли из Южной Европы; зубы у него были крупные, белые, лицо квадратное, скулы высокие, нос римский, чуть с горбинкой. Мы с ним единственные были в кипах.
– Йоу, двигайтесь, – рявкнул Ноах. – Дайте сесть.
– Оливер, сядь в середину, – сказал Амир. – Ты тут меньше всех.
– Не там, где это важно, – парировал Оливер. – Это бесчестье, если можно так выразиться, выпало тебе.
Ребекка обернулась ко мне:
– Я бы сказала, что они не всегда такие зануды, но они всегда такие.
– Давайте я сяду в середину, – предложил я, смутившись под ее пристальным взглядом.
– Как великодушно со стороны нашего гостя, – произнес Оливер, когда я неловко пролез между ними. – Погодите, а что, за Эваном не поедем?
Опять это имя.
– Не-а, – ответил Ноах, – он еще не вернулся.
Ребекка переключила радио на “99 Джемз”.
– А когда он приезжает?
– Вроде на этой неделе, – сказал Амир. – В четверг или в пятницу.
Оливер зевнул, поставил ноги на спинку сиденья Ноаха.
– И где он сейчас?
Амир потеребил бороду.
– Разве ты не знаешь, где твой босс?
– Не помню.
– Тебе травка память отшибла?
– Он в Испании, – сообщил Ноах. – Учится и отдыхает.
Оливер принялся грызть заусенец.
– Испанцы крутые, ты в курсе?
Молчание затянулось, но я наконец сообразил, что он обращался ко мне.
– Нет, не в курсе.
– Отстань от него, Оливер, – сказала Ребекка.
Оливер не сводил с меня глаз:
– Ты был в Испании?
Амир фыркнул:
– Ишь ты, как Оливер разговорился.
– Нет, никогда, – ответил я.
– А где ты обычно отдыхаешь? На Мальдивах? Суккот в Израиле? Песах в Греции?
– Дурак ты, Оливер, – не сдержался Амир.
– А ты лысеешь, Амир, – не остался в долгу Оливер.
Амир достал телефон, принялся машинально листать инстаграм, лайкнул пост какой-то фирмы, консультирующей абитуриентов.
– Ребс, теперь ты понимаешь, почему я говорю, что он ненормальный?
– Думаю, она давно это поняла, – ответил за нее Ноах, – классе во втором.
– Чего вы? Я просто хочу познакомиться, – сказал Оливер. – Ну да ладно. Эван. В Испании. Наверняка отрывается по полной.
Ребекка взглянула в зеркало заднего вида:
– Не будь свиньей.
– Ладно тебе. Ты просто защищаешь Софию, – парировал Оливер. Я насторожился, смущенно огляделся. – Между прочим, никто не запрещает Софии делать то же. Я уж точно. Я бы никогда себе этого не позволил.
– Размечтался, – отрезала Ребекка. – Фу, гадость.
Оливер подмигнул мне. Я в ответ поджал губы.
– Где она была этим летом? – переменил тему Амир. – Я ее месяца два не видел.
– За границей, – ответила Ребекка. – Но уже вернулась.
– Где за границей?
– В Кении.
Амир нахмурился:
– А разве она не проводит исследование по интервенционной кардиологии в университете Майами или что-то типа того? Вроде бы друг ее отца там заведует лабораторией?
– Да, но это было в конце июня, – пояснила Ребекка. – А потом она поехала в Кению.
Амир рассеянно, усердно хрустел костяшками.
– И что в Кении?
– Она волонтерит в какой-то организации, которая учит сирот музыке. Что-то в этом роде.
– Сироты и музыка, да? – Амир покачал головой. – То-то ее анкета заиграет.
– Внимание, леди и джентльмены, – объявил Ноах, – крысиные бега! Смотрите, Амир Самсон ведет, кто бы мог подумать!
– Пошел ты, – сказал Амир.
– Расслабься, шучу я. – Ноах свернул на подъездную дорожку. – Успокойся уже. Мы приехали.
Оливер посмотрел на дом:
– Только мне хочется свалить отсюда и пойти в “Трес амигос”?
– Хватит, – сказала Ребекка. – В кои-то веки веди себя прилично.
Перед домом стояли четыре машины; сам дом был средних размеров (по крайней мере, по сравнению с теми особняками, которые я здесь видел), но все же решительно больше любого в нашем квартале в Бруклине. К моему облегчению, в доме было тихо. Я с ужасом представлял оглушительную музыку, лужи рвоты и полуголых людей.
Оливер постучал в дверь. У него был рюкзак с логотипом “Майами Хит”[64].
– Бухло и наркотики, – пояснил он, заметив мой взгляд.
Дверь приоткрылась, и показалась невысокая веснушчатая девчонка с огненно-рыжими волосами, в которых действительно виднелись синие пряди.
– Привет! – При виде моих спутников она просияла. Чуть погодя озадаченно уставилась на меня: – Я тебя знаю?
– Это Ари Иден. – Ноах шагнул ко мне, приобнял меня за плечи. – Он с нами.
Недоумение на ее лице сменилось улыбкой. Рыжая протянула мне руку:
– Лиза Ниман. Рада познакомиться, Ари.
– И я.
– Очень трогательно, – вмешался Оливер, – ты нас пустишь или как?
Она распахнула дверь, шагнула в сторону.
– Все на заднем дворе.
За домом было человек десять. Они сидели на складных стульях вокруг маленького бассейна, курили полупрозрачный кальян. Оливер оглядел компанию, что-то пробормотал, выражая недовольство составом гостей, порылся в рюкзаке, выудил свернутый косяк и заложил за левое ухо.
– Шмалишь?
Я устремил на него озадаченный взгляд, и он ответил мне взглядом не менее озадаченным.
– Ты куришь марихуану? – медленнее и отчетливее повторил он, точно для иностранца, кем я, пожалуй, и был.
– Ах, это. Нет, спасибо.
Он сунул мне рюкзак. Я нащупал внутри бутылку.
– Тогда сделай доброе дело, подержи. – Он повернулся к Ноаху и Амиру: – Ну что, по-быстрому?
Амир отошел в сторонку, чтобы его не увидели рядом с косяком.
– Смешно.
– Извини, приятель. – Ноах взмахнул большими руками. – Баскетбольный сезон.
– Он еще не начался.
– У меня начался. Я уже месяц тренируюсь.
– Господи, когда же Эван вернется. – Оливер раздраженно покачал головой, достал из-за уха косяк и обернулся к собравшимся: – Будет кто?
Встали два парня.
– Барух ха-Шем, – сказал Оливер. – А то я уж боялся, что летом вас всех кастрировали.
Двое парней – один блондин-латиноамериканец, второй широконосый, в очках – направились за Оливером к дому. Я же следом за Ноахом нашел свободный стул и сел, чувствуя, что на меня все смотрят. Я заметил, что Софии здесь нет. Предвкушение, вихрившееся в груди, утихло.
– Познакомьтесь, – откашлявшись, властно произнес Ноах, – это Ари Иден. Он переехал из Нью-Йорка.
Я вежливо кивнул, жалко помахал рукой. За недолгими равнодушными улыбками не последовало ничего. Правда, сидевшая справа от меня девушка, блондинка с длинным тонким носом и внимательным взглядом, протянула мне руку:
– Джемма.
– Ари.
– Рада познакомиться. Ты только что переехал?
– Да.
Она скептически посмотрела на меня.
– Вау. Ты, наверное, готовишься к смихе?[65]
– Нет.
– Кажется, в Корал-Гейблс учат раввинов.
– Откуда мне знать.
– Просто ты так одет. – Она обвела рукой мой наряд: болотные штаны сидят мешком, поло болтается. Другие, казалось, следовали негласному кодексу: обтягивающие джинсы, белые кроссовки, футболки с V-образным или круглым вырезом, украшенные вызывающими рисунками.
– Хочешь сказать, я немодный?
– Извини, я не хотела тебя обидеть.
– Да что ты, так и есть. Я шучу. Видела бы ты меня до того, как я переоделся в это.
Она великодушно улыбнулась.
– Откуда ты знаешь Ноаха и парней?
– Я их не знаю.
– Не знаешь?
– То есть мы только что познакомились.
– Ясно. А Эвана знаешь? Где он, кстати?
– Я часто слышал это имя.
– Да кто его не слышал. Это же Эван Старк. Говоришь, откуда ты – с Верхнего Вест-Сайда?
– Нет. Вообще-то из Бруклина.
– Гм. – Джемма проверила сообщения в телефоне. – В Нью-Йорке его точно знают.
– Я не знаю.
– Не может быть. Он самый умный в школе. У него IQ под 190.
– Ничего себе.
– Да, учителя от него в восторге. С директором они лучшие друзья. Не говоря уж о том, что раньше Эван встречался…
– Мы с ним незнакомы, – перебил я.
У нее вытянулось лицо.
– А.
– Я сосед Ноаха, – добавил я, стремясь побороть ее разочарование.
Скучливый взгляд ее прояснился.
– Ноах лучший. Его все любят.
– Похоже на то.
– Я серьезно. Вообще все.
– И я понимаю почему.
– Ты знаешь, что он капитан баскетбольной команды? Он всегда был хорош.
– Догадываюсь.
– По-моему, у них это семейное. Его сестра играет в волейбол за колледж. И все равно. – Она придвинулась ближе: – Это правда, что о нем болтают?
– А что о нем болтают?
– Да много чего, все не упомнишь. Якобы они швыряли “ролексы” в океан. А их отцы – я, разумеется, не про отца Амира – вели торговые войны. Окей, скорее всего, это выдумки, мало ли что говорят, но вдруг?
– Мне правда нечего тебе сказать, – вежливо ответил я.
– Просто они… особенные, понимаешь? Обычные люди не могут просто так взять и приехать с ними на вечеринку, вот что я имею в виду, тем более… – она окинула меня взглядом, – если они только что переехали в наш город, скажем так.
Я не обиделся на ее намек. Она была права: достаточно пообщаться со мной полминуты, чтобы понять, до какой степени я категорически зауряден. Особенно в эти первые дни я часто воображал, каким меня, должно быть, видят люди – те, для кого социальный капитал прямое следствие богатства, ума, красоты и романтических достижений. Я представлял, как наблюдаю за собой со стороны: вот я сижу рядом с Джеммой, силюсь подобрать слова, отираю пот. Из прибежища этой второй сущности я наслаждался двумя новыми ощущениями: схожестью с людьми обычными и общением с людьми особенными.
Я посмотрел на Ноаха. Оживленно жестикулируя, он с помощью Амира рассказывал какую-то историю. Слушатели хохотали. Джемме передали кальян. Она чрезмерно глубоко затянулась и протянула трубку мне. Я отказался:
– Я не курю.
– Я тоже, – произнесла она. – Это не считается курением.
– Почему?
– Потому что от этого не поймаешь кайф. – Она затянулась еще раз, сунула мне мундштук. Я снова отмахнулся. – Как хочешь, – сердито сказала она, – он не вызывает рак.
Неожиданно вернулся Оливер, глаза у него были болезненно красные.
– Иден?
– Что?
– Рюкзак верни.
Я поднял с земли рюкзак, протянул ему, чувствуя тяжесть бутылки внутри.
– Не хочешь присоединиться ко мне и накидаться как следует?
Джемма вскочила на ноги:
– С удовольствием.
Оливер раздраженно моргнул.
– Я имел в виду тебя, мой новый друг, – пояснил он, не сводя с меня взгляда.
Джемма завистливо уставилась на меня.
– Нет, – пробормотал я, едва не лишившись дара речи от такого неслыханного предложения, – вообще-то я не…
Оливер закатил глаза и, потеряв ко мне интерес, обернулся к остальным:
– Кто хочет нажраться?
Его слова приняли благосклонно; затянувшись напоследок кальяном, гости (а с ними и я) перебрались на кухню, Оливер достал из рюкзака бутылку текилы “Хосе Куэрво”, ткнул мне в грудь красный стаканчик:
– Пей. – Оливер расплылся в дурацкой улыбке, взгляд его остекленел. – Если уж Амир бухает, тебе тоже можно.
– Не обращай на него внимания, – скривился Амир. – Он гонит.
Оливер отпил большой глоток.
– Между нами говоря, – прошептал он, когда Амир отвернулся, чтобы с кем-то поздороваться, – на его месте я бы уже и на крэк подсел. Неудивительно, что он пьет.
– Почему?
– Из-за ситуации в семье. Мама, дед. Сам увидишь. – Оливер поднял стаканчик и отошел от меня.
Подплыли две девицы. Первая, невысокая шатенка, не обращая внимания на меня, обняла Амира. Вторая, светло-рыжая, повыше ростом, оглядела меня с интересом:
– Что пьем?
– Вообще-то ничего, – ответил я.
– Текилу Оливера, – пояснил Амир.
Та девица, что обнимала Амира, выхватила у него стаканчик.
– У Оливера хороший вкус.
– Очень спорное утверждение, – возразил Амир. – И не увлекайся. Мы не хотим, чтобы было как в прошлый раз.
Голубоглазая рассмеялась. Та, что пониже ростом, с деланым возмущением шлепнула Амира.
– Дамы, это Ари Иден. Ари, это Лили, – Амир указал на невысокую, – и Николь, – он указал на вторую, улыбавшуюся с нескрываемым безразличием.
Лили отшвырнула пустой стаканчик, схватила Амира за руку:
– Пошли за добавкой?
Амир кивнул мне и позволил себя увести. Я остался с Николь. Я таращился на нее, нервно кусал губы. Чуть погодя сказал со слабой улыбкой:
– Рад познакомиться. – Я поморщился от своего писклявого голоса.
– Да, – ответила она (голос у нее был низкий, приятный), замолчала, точно не хотела продолжать, привстала на цыпочки, заметила подругу. – Извини…
С пылающими щеками я смущенно глядел ей вслед, молясь, чтобы никто этого не видел. И тут, разумеется, меня хлопнули по спине, в ушах раздался знакомый смех.
– Да уж, бесит.
Стоящая рядом с Ноахом Ребекка сочувственно взяла меня за руку:
– Не обращай на нее внимания, Ари. Николь на всех смотрит свысока.
Все вдруг умолкли. На пороге кухни, скрестив руки на груди, стоял крепкий бородатый мужик средних лет, небрежно одетый.
– Блин, – сказала Ребекка, – это, часом, не Лизин дядя?
Все застыли, с опаской глядя на пришедшего. Лиза Ниман изумленно вскрикнула, ее дядя молча таращился на нас. Мы стояли не двигаясь, точно хотели обмануть хищника. Вдруг на кухню ввалился Оливер, пьяно прищурился и нарушил тишину громовой отрыжкой.
– Кто выключил музыку?
– Оливер! – прошипела Ребекка. – Иди сюда.
Оливер рассмеялся, подошел к Лизиному дяде:
– А это еще кто такой?
– Уходите. – Дядя трясся от злости. – Советую вам…
Оливер, к нашему ужасу, медленно поднял стаканчик и вылил его содержимое прямо на голову Лизиному дяде. Тот машинально залепил Оливеру пощечину, Оливер пошатнулся.
– Вон! – крикнул дядя. С его нечесаной бороды капала текила. – Вон, или я вызову копов!
Лавина стаканчиков, массовый исход из дома. Ноах схватил пьяного Оливера, который спотыкался и ругался (на его правой щеке краснел отпечаток ладони), и потащил прочь. Мы выбежали из дома, бросились к машине. Ребекка вырвала у Ноаха ключи (поскольку сочла, что он пьян и ему нельзя за руль), и мы набились в “ауди”.
– Погоди, – сказал Ноах, когда Ребекка завела машину. – Где Амир?
Из дома донесся вопль – Лизин дядя, схватив за шкирку Амира и Лили, собирался вышвырнуть их из дома.
– Отпустите меня, – орал Амир, пытаясь вывернуться. Растрепанная Лили раскраснелась от смущения.
– В доме моего брата! – кричал Лизин дядя. – В доме моего родного брата!
Вдруг за ним мелькнули огненные кудри: Лиза подпрыгнула и своим крохотным тельцем повисла сзади на дядиной шее. Тот от неожиданности выпустил Амира и Лили, и они ринулись к машине. Амир протиснулся мимо меня к Оливеру, Лили забралась ко мне на колени, захлопнула дверь и крикнула Ребекке: “Поехали!” – на меня даже не обернулась. Впрочем, роль невидимки меня устраивала.
За всю дорогу я не проронил ни слова, молча вдыхал густой кожаный запах салона “ауди” и поражался увиденному: курево, выпивка, взрослый ударил подростка. Домой я вернулся во втором часу ночи. Я разулся на крыльце и на цыпочках прокрался к себе. Лежа в постели, думал о том, как сильно Флорида отличается от Бруклина, представлял, как отреагировал бы Шимон, плюхнись Лили к нему на колени. Засыпая, я вспомнил, что Сократ говорил Симмию: дорога в Аид проста[66].
* * *Проснулся я рано, чтобы пойти с отцом на шахрит[67]. Глаза у меня слипались, и в машине я ехал молча, радуясь, что отец тоже ничего не говорит. В синагоге мы сели на заднем ряду (что было для нас внове, поскольку в бруклинском шуле[68] отец всегда стремился занять место в первом ряду), повязали тфилин[69] на руку и лоб, отец накинул на голову талес[70] и спросил, нет ли здесь кого из тех ребят, с кем я был вчера. Я покачал головой. Во время Шмоне-Эсре[71], пока отец раскачивался, я разглядывал мозаику, украшающую синагогу (лестница в небеса, расступившееся море, разноцветный плащ Иосифа), как вдруг в боковую дверь тихонько вошел Амир. Он вел под руку тучного пожилого израильтянина с тросточкой. Я оцепенел: Амир, которого совсем недавно застукали с Лили, сейчас выглядел точь-в-точь как призрак из моей прежней жизни.
Миньян завершился, Амир сидел, склонив голову, и я не мог поймать его взгляд. Когда мы с отцом уходили, я указал ему на Амира. Отец улыбнулся: известие о том, что кто-то из моих новых знакомцев ходит в синагогу, явно его утешило.
* * *Все утро я редактировал сочинение Ноаха. Оно оказалось, мягко говоря, посредственным. Я исправил грамматические ошибки, вычеркнул опрометчивые замечания о сексуальных наклонностях Шейда и в конце концов сунул бумаги в почтовый ящик Ноаха. Я сидел у нашего бассейна, перечитывал собственное сочинение (я вдруг с тревогой осознал, что до начала учебного года осталось всего ничего, считаные дни), как вдруг у меня зазвонил телефон.
– Алло?
– Это твой любимый сосед.
– Привет, Ноах.
– Здорово ты исправил сочинение. Теперь совсем другое дело. Спасибо тебе еще раз.
– На здоровье.
– Кстати, я могу заплатить.
– В смысле?
– Многие берут за такое деньги.
– Нет-нет, не нужно.
– Точно? Ты можешь брать за это деньги. Если ты будешь писать сочинения за других, тебе будут хорошо платить. У тебя талант.
– Спасибо, не стоит.
– Ладно, но если передумаешь, говори. Я расскажу о тебе народу.
– Хорошо, – неловко ответил я. Мне на руку сел комар, попытался украсть мою кровь. Я раздавил его. – Спасибо.
– Ну что, как спалось после вечеринки? – спросил Ноах.