Вошедшие в ковчег

– Что вы даете взамен?

– Билет на корабль.

– Вы прямо как опросчик. – Продавец насекомых допил остатки кофе и внимательно посмотрел на меня через толстенные стекла очков. – Вам еще нужно поучиться, чтобы обходить конкурентов.

– Опросчик?..

– Не знаете, что это за люди? Не знаете, по лицу вижу. Они обычно стоят на перекрестках с бумагой и шариковой ручкой.

– Видел таких, чем же они занимаются?

– «Вы, наверное, уже обдумали план летнего путешествия?..» – так они обычно начинают, а кончают тем, что выманивают деньги якобы в качестве вступительного взноса в туристское общество на весьма льготных условиях.

– Ошибаетесь. – Хоть я и колебался, но теперь уже не мог не достать заветные предметы из кожаного футляра. – Смотрите, ключ и билет на корабль. Сертификат на право выжить.

Кто-то сзади дотронулся до моего плеча. Я ощутил приторный запах напомаженных волос.

– Прекратите! Незаконная торговля. Вы обязаны оплатить место и только после этого можете начинать продажу.

Около меня стоял, злобно сверкая глазами, мужчина, причесанный на косой пробор. Могучие плечи и значок на лацкане пиджака указывали на то, что он служит в охране универмага.

– Я никакой торговлей не занимаюсь.

– Пройдемте со мной. Дадите объяснения в конторе.

Со всех сторон на меня устремились взгляды. Стена любопытных в ожидании представления. Тип со злыми глазами схватил меня за руку. Он с такой силой сжал мне пальцы, что запястье стало затекать. Знает, как нужно обращаться с подобными людьми. Я взглядом запросил помощи у продавца насекомых. Замолви он хоть словечко, все бы обошлось. Но он сидел потупившись и искал что-то в карманах. Да, по одному разговору человека не определишь. Это мне послужит уроком на будущее. Нельзя допустить, чтобы по неосмотрительности у меня из рук уплыл сертификат.

Делать нечего, я поднялся со стула. Неожиданно охранник отпустил мои пальцы. Продавец насекомых протянул ему правую руку. В ней была зажата светло-коричневая карточка.

– Разрешение. Третий ряд, восемнадцатое место.

– Не пойдет, не пойдет, торговали не вы, а этот человек.

– Он мой компаньон. В соглашении, насколько мне помнится, не содержится пункта, гласящего, что торговать может только тот, на чье имя выдано разрешение.

– Ну что ж, может быть… – заколебался охранник.

– Ничего не поделаешь, пойдем вместе в контору.

– Не нужно. Я выяснил обстоятельства дела, так что все в порядке.

– Нет, так не годится. Вы опозорили меня перед людьми, и я хочу, чтоб инцидент был улажен по всем правилам, – продолжал напирать продавец.

– Извините. Но дело в том, что мы обычно просим воздерживаться от заключения сделок в неустановленном месте.

– Понимаю. Благодарю вас.

Злобный тип извинительно сложил ладони и, быстро пятясь назад, исчез. Я обдумал случившееся. Мне стало стыдно, что я в какой-то момент усомнился в продавце насекомых.

– Спасибо, что выручили.

– Среди них много бывших полицейских. Из кожи вон лезут, стремясь выслужиться.

– Все же возьмите. – Я протянул билет на корабль. – Конечно, этот футляр не так красив, как коробка для юпкетчера, но зато кожа натуральная, работа ручная.

– Футляр-то прекрасный, а вдруг внутри какая-нибудь дрянь. Скажите честно.

– Ну что вы! Там сертификат на право выжить. Откройте и посмотрите.

– Выжить после чего?

– После катастрофы, разве непонятно?

– Какой катастрофы?

– Вы не считаете, что мы на пороге катастрофы? Природа, человек, земной шар, мир.

– Считаю. Считаю, конечно, но не представляю себе, что тут можно сделать.

– Пойдемте. Я вам все покажу.

Я поднялся, но продавец насекомых продолжал сидеть, даже не собираясь брать футляр с билетом на корабль.

– Терпеть не могу все, что именуется «общественным движением». Я из тех, кто думает: пусть все идет как идет.

– А я и не призываю вас заботиться о других. Сертификат предназначен для вас лично.

– Нет, пожалуй, воздержусь. Я не тот человек, который ради того, чтобы выжить, пойдет по трупам. Непомерное вожделение – тяжкий грех.

Разумный ответ. Попал в самое больное место.

– Неужели непонятно, ведь я предлагаю билет в обмен на оставшихся юпкетчеров.

– Поговорим об этом позже, не будем спешить.

– Вы не отдаете себе отчета в том, что нас ждет. Катастрофа надвигается, она вот-вот разразится. Вы газеты читаете?

– Что значит «вот-вот»?

– Возможно, даже завтра – я бы не удивился.

– Значит, не сегодня, а завтра?

– Я говорю условно. Может быть, в следующее же мгновение. Во всяком случае, она надвигается.

– Держу пари.

– Какое?

– Наступит ли через десять секунд, – он положил палец на кнопку секундомера своих часов, – катастрофа, как вы утверждаете. Ставлю десять тысяч, что не наступит.

– Я ведь говорил только о подобной возможности.

– Могу продлить до двадцати секунд.

– В обоих случаях пятьдесят на пятьдесят – возможно и то и другое.

– Будем ли мы спорить, что пройдет двадцать минут, что пройдет два часа, что пройдет два дня, что пройдет два месяца, что пройдет два года, – все равно вероятность та же – пятьдесят на пятьдесят.

– Без пари вам неинтересно?

– Не придирайтесь, вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Представим себе, что катастрофа разразится через двадцать секунд. Тогда выигрыш ни к чему, на том свете деньги не понадобятся. Только, если ничего не случится, тот, кто на это ставил, положит в карман денежки. Так что в любом случае пари не будет иметь никакого смысла.

– Что же тогда мешает вам взять билет на корабль?

– Надоели мне ваши разговоры.

– Почему?

– Я не люблю людей, торгующих концом света.

Хочешь подыхать – подыхай. Такая огромная голова, а набита гнилыми бобами. Наверное, и юпкетчера я напрасно у него купил.

– Пожалеете, но будет уже поздно.

– Схожу-ка я в уборную.

– Вам и вправду не нужен билет на корабль?

Продавец насекомых поднялся со стула. Я не мог допустить, чтобы столь ценные для меня билеты служили поводом для насмешек. Но тут он протянул руку, ловко схватил футляр и поправил сползающие с носа очки, лицо его расплылось в улыбке. То ли хотел помириться, то ли издевался надо мной – не поймешь.

– Подождите у моего лотка, я быстро вернусь.

– А вдруг не вернетесь, плакал тогда мой билет.

– У меня там остался товар.

– Юпкетчеры, которых вы собираетесь выбросить? Разве могут они служить залогом?

Продавец насекомых снял с руки часы и положил их на то место, где до этого лежал футляр.

– Хронометр марки «Сейко» новейшей модели. Боюсь, вы сами сбежите с ним.

3

Зазывалы похищают сертификат на право выжить и скрываются

Лоток продавца насекомых был закрыт. Видимо, у него в самом деле пропало желание торговать. Над соседним лотком слева (не помню, что там продавали) тоже сняли вывеску. Небо все еще было обложено тучами, в любую минуту мог начаться дождь, да и универмаг скоро закрывался, часы показывали двадцать минут седьмого. Зайдя за прилавок, я обнаружил лежавший на стуле большой чемодан. Наверное, в нем были юпкетчеры. Я не люблю, когда на меня смотрят посторонние, поэтому скрючился и присел на корточки. Напрасная предосторожность. Редкие покупатели суетливо бежали к выходу, как мелкие крабы на побережье, не захваченные отливом.

Часы продавца насекомых я переложил из заднего кармана брюк в нагрудный. Настроение испортилось. И не только от погоды. Неужели я раскаиваюсь, что отдал билет на корабль продавцу насекомых, думал я. Не успел объявиться товарищ, о котором я столько мечтал, тут же иду на попятный. Отвратительная манера. Нужно обдумать все как следует. Человек он совсем неплохой. Не очень-то приветливый, но это даже лучше, чем если бы он оказался болтуном. Да и не всякий способен открыть юпкетчера. Наверное, голова у него варит гораздо лучше, чем это может показаться со стороны. И это замечательно – что хорошего, если бы первым моим товарищем стал совсем уж ординарный человек.

На всякий случай, как только он вернется из уборной, я скажу, что являюсь капитаном, и попрошу поставить подпись под обязательством немедленно покинуть корабль по первому же требованию, решил я. Тот самый корабль, который я открыл, придумал и построил. Команда, естественно, обязана безоговорочно повиноваться капитану. На подпись, конечно, можно и наплевать. Но тогда будет приведена в действие система принуждения. Вообще-то, она носит оборонительный характер и направлена против внешних врагов, но может быть использована и против ослушника – что делать, при совместной жизни необходима хотя бы минимальная дисциплина. Я не собираюсь добиваться слепого подчинения капитану – мне это ни к чему, – но нельзя допустить, чтобы корабль превратился в братскую могилу. Бывают обстоятельства, когда без решительных действий не обойтись. Но если не идти иногда на разумный компромисс, можно навсегда остаться в одиночестве. Ведь мой корабль не рассчитан на одного или двоих. Я планирую взять на борт триста восемьдесят пять человек. И если не хочу обречь судно на заведомую гибель еще до того, как будет поднят якорь, нужно обязательно добиться, чтобы продавец насекомых взошел на борт.

На лотке напротив, где торговали этикетками (коллекция состояла из нескольких тысяч спичечных этикеток и конфетных оберток), продавщица поспешно упаковывала товар. Явно раздосадованная вялой торговлей, она укладывала в саквояж планшеты, даже не утруждая себя тем, чтобы разобрать их. Ничего удивительного, что торговля у нее не шла. Хоть и непохожий на юпкетчеров, ее товар был тоже рассчитан на слишком уж тонкий вкус. Да и стоять за прилавком в желтых солнечных очках и в изысканнейшем кимоно женщине далеко не первой молодости было не к лицу. К тому же внизу прилавка красовалась сентиментальная надпись: «В память о покойном супруге», что приводило к прямо противоположному результату – покупатели буквально шарахались от лотка. Может быть, продавец насекомых действительно прав: непомерное вожделение – тяжкий грех.

Сосед справа пытался продать водяную пушку (не ружье, а именно пушку), примостившись у какой-то странной машины, стоявшей не на прилавке, а прямо на полу. Он молчал, подперев щеку рукой, за него разглагольствовал магнитофон. Сам продавец с укоризной поглядывал на небо. Тучи поднялись еще выше и, кружась, неслись со скоростью вертолета. Дождь мог пройти и стороной. Но, по-моему, надежды, что водяная пушка продастся, все равно не было. Во-первых, она слишком дорогая – десять миллионов иен. Возможно, продавец рассчитывал на будущее повышение цен, но уж слишком велико было несоответствие стоимости ее практической ценности. Если верить голосу, доносившемуся из магнитофона, при установлении цены исходили из количества дней, затраченных на изготовление пушки. Продавец, в прошлом служащий государственной железной дороги, использовал принцип паровоза. Он заявил патент на свое изобретение, который пока якобы находился в стадии рассмотрения, но даже мне, профану, казалось, что сила пара вряд ли может соперничать с силой взрывчатки. Если возникает необходимость в стреляющем на близкое расстояние оружии, которое не производило бы шума и не загрязняло бы окружающую среду, вполне можно использовать силу растяжения резины. Внешний вид пушки тоже не отличался привлекательностью. Из бесформенной печки торчал здоровенный орудийный ствол – ну точно мужской член. Посмеяться еще можно, но заплатить за нее даже сто иен и то было жалко.

Все продавцы, как и оповещала реклама универмага, были в самом деле дилетантами. А дилетантам, по-моему, нечего соваться в такие дела. Их товары, может быть, и вызывали любопытство, но в то же время нагоняли тоску. Слишком уж явно выпирала ничем не прикрытая корысть, а о том, какое впечатление они производят на покупателей, эти доморощенные торговцы нисколько не заботились. Люди согласны, чтобы их водили за нос, – только бы было интересно. Вот юпкетчер – совсем другое дело. Он порождение мастера.

В конце прохода появился мужчина. И вдруг замер, легко, как птица. Стояла страшная духота, как в ресторанной кухне, и одетая в строгий костюм фигура сразу бросалась в глаза. Хотя на лацкане пиджака не было видно значка, я сразу же догадался, что это тот самый охранник, который привязывался ко мне в закусочной. К чему он придерется теперь? Я не хотел, чтобы мне мешали. Он может воспользоваться тем, что лоток пуст. Я взял и выложил на прилавок два оставшихся билета на корабль. Покрашенный деревянный прилавок размером меньше циновки выглядел непомерно огромным для такого товара. Нечего трусить. Охранник бесстрастно прошел мимо. Лишь краем глаза скользнул по моим рукам, у него с подбородка капал пот. По моему лицу тоже бежали ручейки.

Что-то продавец насекомых задерживается. Чтобы сходить в уборную, столько времени не нужно. Может, у него неладно с почками?

У лотка остановились двое. Мужчина с короткой спортивной стрижкой, в черных брюках и белой рубахе с открытым воротом. На шее, похожей на толстенную колбасину, – золоченая цепочка. Женщина, будто со специально растрепанными волосами, лиловыми губами и в майке, на которой красовался яркий гавайский пейзаж. Не туда забрели. Я ведь только делаю вид, что торгую, а настоящего товара у меня нет. Уже открыв рот, чтобы сказать им об этом, я вдруг заметил, что это та самая женщина. Несомненно, одна из тех двух зазывал, которые купили (или сделали вид, что покупают) юпкетчера. Хотя у нее тогда была совсем другая прическа и одежда, по-другому накрашено лицо, я был уверен, что не обознался. Продавец насекомых без конца повторял, что она «бабенка что надо», и действительно, стоило ей лишь немного изменить свой облик, как она стала казаться и в самом деле необыкновенно привлекательной.

Однако уверенности, что мужчина тот же самый, у меня не было. Может быть, те его длинные волосы были просто париком? Если женщина могла изменить свой облик, то же доступно и ее спутнику. Но все равно, почему-то тот мужчина и этот казались разными людьми. Когда человек тебе не по душе, судишь о нем лишь по внешнему виду. К моему огорчению, он помолодел лет на десять, и они теперь выглядели вполне подходящей парой.

– Куда девался продавец козявок?

Мужчина водил рукой по прилавку. Будто хотел выяснить, не покрыт ли он пылью. Не зная, как реагировать на его слова, я сказал, запинаясь:

– В туалете, наверное…

– Что же он, совсем закончил торговлю или новый товар притащит?

Он быстро перебирал пальцами, точно работал на телетайпе, голос тусклый, сиплый. Чувствуя, что отвечать не нужно, я все же ответил:

– Закончил. Торговать, наверное, надоело.

– Почему? – Женщина склонила набок тонкую шею и с невинным видом протянула руку к билету на корабль. – Такие были хорошенькие жучки.

Если бы руку протянул мужчина, моя реакция была бы совсем иной. Но ее пальцы казались такими мягкими, словно без костей. Можно было не опасаться, что они помнут билет.

– Да, положеньице, мы ведь пришли за деньгами. Может, вы за него уплатите?

– Торговля у него совсем не шла.

– Быть этого не может. – Мужчина делал ударение на каждом слове. Скорее всего, это у него профессиональное. – Я собственными глазами видел, что товар брали, так что ошибки быть не может.

Женщина кивала в такт его словам. Взгляд напряженный. Всем своим видом она как бы подтверждала ценность юпкетчеров. Нет-нет, раз она помощница зазывалы, чистосердечием тут и не пахнет. Обычные штучки для привлечения покупателей. Но даже это не могло повлиять на мою симпатию к ней. Неприязнь к кошкам сводит на нет ластящийся котенок. В конце концов, шутливо болтая с ними, я помог им найти предлог, чтобы задержаться у прилавка.

– Вы меня не помните? – Мой подбородок утонул в прыщавой шее и тем самым еще сильнее подчеркнул полноту. – А я вас помню.

– Вспомнила. – Женщина захлопала в ладоши, глаза ее радостно заблестели. – Вы тот самый человек, который после нас купил юпкетчера, верно?

– Да. Это был единственный проданный юпкетчер.

– Чепуха. Посчитайте как следует. Мы же тоже купили одного, значит было продано самое меньшее два.

– Не морочьте голову, я все знаю.

– Что вы знаете?

– Каким делом вы занимаетесь.

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Но в их смехе ощущалась и некоторая растерянность.

– Какое вы имеете отношение к продавцу козявок? – спросил мужчина.

– Никакого. Просто мне понравились юпкетчеры.

– Чуднó. Поручить постороннему человеку сторожить лоток.

– Терпеть, когда нужно в уборную, – значит отравлять организм.

– Что это такое?

Женщина трясла возле уха футляром с билетом на корабль. В ее немного писклявом голосе чувствовалось напряжение. Уж не смущена ли тем, что мне известно ее ремесло?

– Что-то маленькое, наверное, книжный червь. – В хриплом голосе мужчины звучала издевка. Он дернул плечом и хрустнул пальцами. – Жуков этих чертовых ни за что не продашь, если они без рожек.

– Юпкетчеры без рожек.

– Вот они и не продаются.

– Нет, здесь что-то помассивнее – похоже, из металла.

Мужчина стремительно протянул руку к последнему футляру, все еще лежавшему на прилавке. Схватив, он сунул его в карман.

– Что же это за штука?

– Не продается.

– Посмотреть-то можно? – Женщина исподлобья глянула на меня.

– Есть у вас совесть? Не смейте открывать!

Женщина кончиками пальцев взяла футляр и вытряхнула содержимое на прилавок. Медный ключ с брелоком упал, зазвенев, а пластмассовая карточка медленно опускалась, кружась на ветру. Мужчина подхватил ее в воздухе, прихлопнув ладонями, как комара. Одновременно он отбросил в сторону мою протянутую руку и подался назад, озорно улыбаясь. Решил, видимо, побаловаться.

– О-о, билет на корабль. Сертификат на право выжить – какой глубокий смысл. Вербуете членов в какое-нибудь общество?

Подбрасывая на ладони ключ, женщина смотрела на карточку в руке мужчины.

– На обороте план.

Что ж это продавец насекомых так задерживается? Трудно представить, чтобы он столько времени торчал в уборной. Пять минут уже давно прошли. Может быть, он вообще не собирается возвращаться? Неужели я ему так противен, что он бежал от меня, даже бросив чемодан и часы? Как ни удивительно, у меня вдруг появился интерес к этой паре. Может, так оно и лучше, подумал я. И не потому, что не хотелось признавать свое поражение, просто мне этот продавец насекомых действительно был ни к чему. Я посмотрел на женщину. Сравнил ее с мужчиной. Если бы она не была сообщницей зазывалы и появилась передо мной одна, я бы безусловно не возражал против такой ситуации. Совсем неплохо, если именно женщина станет первым членом экипажа.

– Мой вопрос, возможно, покажется вам нескромным, но скажите: в каких вы отношениях? Партнеры по работе или?..

Действительно, вопрос нескромный. Хотя я сам задал его, мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ответа. Мужчина перестал смеяться и тыльной стороной ладони вытер уголки рта.

– Понял. Вы считаете, что мы не подходим друг другу. Каждый раз, когда мне задают этот вопрос, я вспоминаю, как ловят форель на живца.

– И часто вас об этом спрашивают? Но почему?..

– Она выглядит грустной. – (Женщина улыбнулась.) – Создается впечатление, будто она достойна жалости из-за того, что такой отвратительный тип, как я, принуждает ее работать на себя… Это действует на мужчин возбуждающе. Тут нужно не мешкая дернуть удочку – и форель на крючке.

Мужчина сказал «она» – как о чужом ему человеке. Значит, можно надеяться, подумал я. Но слышать его хвастливые рассказы о форели и живце было неприятно.

– К сожалению, я терпеть не могу рыбной ловли.

Улыбка медленно исчезла с лица женщины. Взгляд исподлобья, складки в углах рта, толстый слой косметики – все это действительно вызывало к ней жалость. Весь ее облик был рассчитан на то, чтобы произвести нужный эффект.

– Ну что ж, теперь хотелось бы получить хотя бы краткое пояснение, что это у вас за товар, – с нажимом произнес мужчина, щелкнув по карточке ногтем. – Разве можно выбирать покупателей по своему вкусу? Коль уж вы выложили товар на прилавок, нужно и вести себя соответственно. Вы, наверное, слышали от продавца козявок, что половина здешних лотков пользуется моими услугами? Я заключил контракт и тоже несу ответственность. Если продавец будет привередничать, выбирая покупателей, я прогорю.

– Ошибаетесь. Я же вам с самого начала сказал, что это не продается.

– Нет, так не пойдет. Все, что на прилавке, должно продаваться.

– В таком случае прошу меня извинить. Верните мне футляр.

– Продавец козявок, наверное, напел про меня. Что я зазывала и еще всякое такое.

– Он сказал неправду?

– В словаре написано, что зазывала является компаньоном торговца и, будучи заодно с ним, убеждает людей купить товар. Или же это человек, вступивший в сговор с актером для возбуждения ажиотажа среди зрителей. Сейчас слово «зазывала» вышло из употребления. Но в этом занятии нет ничего зазорного. Теперь зазывалу называют «стимулятором торговли». В универмагах он считается вполне правомочным предпринимателем, и ему открывают счет.

Женщина дернула мужчину за руку. Пытаясь разобраться в плане, нарисованном на обороте билета, тот беспокойно вертелся, и это, видимо, действовало ей на нервы. Такого удобного случая упускать было нельзя. Я быстро протянул руку за билетом. Мне казалось, что она двигается достаточно стремительно. Полнота не помеха проворности, если в движении участвует только верхняя половина тела.

Ничего не вышло. Билет исчез из руки зазывалы. Настоящий фокусник. Не успел я и глазом моргнуть, как он взмахнул другой рукой. Между пальцами появилась карточка. Он дунул на нее. Она начала кружиться, точно детская вертушка.

– Сдаюсь. Отдайте. А уж потом поговорим.

– Видно, ценная штука, коль вы так дорожите ею.

– Вы добьетесь обратного результата. – Женщина, смеясь, переводила взгляд с меня на карточку. – Мы подумаем, что она еще ценнее, чем на самом деле, только и всего…

– Она действительно ценная. – Мой голос зазвучал жалобно. – Что же касается стоимости, здешним покупателям она покажется несообразной.

– Вы их недооцениваете.

– У меня и в мыслях этого нет. – Чертов продавец насекомых, навеки он поселился в уборной, что ли? – Карточка ни к чему, если не знаешь, как ею воспользоваться. – У меня не было иного выхода, кроме как ждать, пока он вернется, и попросить его о помощи. – Вам от нее никакого проку… – Могу ли я рассчитывать на поддержку продавца насекомых? – Это не обычная вещь – заплатил деньги и бери. – Если говорить о физической силе, то на продавца вполне можно положиться. Но зазывала ловок и, наверное, умеет драться. Схватка будет что надо. Зазывала обладает остротой иглы, а продавец насекомых упрямством, чтобы обломать ее. Да и у меня тоже силенка есть. Мой вес – немалая боевая мощь, нужно только правильно его использовать.

– Вы называете это «билет на корабль», значит должен быть и сам корабль. Что это за корабль – вот в чем вопрос, – заявила женщина.

– Нет, главное – ключ, – возразил ее партнер. – От чего он – вот что хотелось бы узнать.

– Ничего, разгадаем… – прожурчал оживленный голос женщины, будто она разглядывала не мой план, а страницу туристского путеводителя. Дурачась, она у самого моего носа потрясла ключом словно колокольчиком.

С билетом на корабль ничего не вышло, надо было попытаться вернуть хотя бы ключ. Ведь я так ловко ловлю мух. Я внимательно следил за движением руки женщины. Пусть мужчина меня перехитрил, но с ней, я был уверен, справиться удастся. Однако что-то заставляло меня колебаться. Видимо, самодисциплина, не позволявшая дать волю эмоциям. С какой настойчивостью я пытался всучить билет на корабль продавцу насекомых, не проявлявшему к нему никакого интереса, а теперь стараюсь изо всех сил отобрать билет у зазывалы, который сам клюнул на мою приманку. Было бы глупо отталкивать его. Во всяком случае, нужно потянуть время и дождаться возвращения продавца насекомых. Главное – любым способом не допустить, чтобы сертификаты на право выжить разошлись по чужим рукам и я потерял контроль над обстановкой.

Разразился ливень. Словно с неба свалился огромный водяной шар. Сплошная пелена дождя заслонила все вокруг. Загромыхал бетонный пол – это покупатели опрометью бросились к выходу. Торговцы стали поспешно убирать свои товары.

Воспользовавшись суматохой, мужчина с женщиной тоже убежали. Я даже не успел окликнуть их. Хотел было погнаться следом, но в тот момент, когда протискивался сквозь узкий проход между прилавками, опорный столб под тяжестью воды, налившейся в тент, накренился, поперечная балка рухнула и ударила меня по ноге. Я грохнулся на пол. Колено обожгла боль. У толстяков колени – самое слабое место.

Кто-то поддержал меня сзади и помог подняться на ноги. Я почувствовал запах пота. Это был продавец насекомых.