Твоя игра. Начало

С некоторым облегчением и лёгким стыдом Оля решает продолжить вспоминать. Вроде ничего особенного за разговором не было, хотя её и удивило, что Александр поверил ей. Но звучал он достаточно убедительно.

Интересно, кто эта Катя? И каким образом вообще получилось, что Оля «превратилась» в неё? Она потрясла головой, словно разгоняя эти мысли: не хотелось думать о том, чего сейчас никак не понять.

В памяти всплыла карта и то, как мужчины отреагировали на крайне странное изменение в ней и в дубликате. Или всё-таки изменение местности случилось? Как такое возможно? Но как быстро они успокоились… Да они и не слишком-то изумлялись. Словно… неудачно попытались разыграть её? Да нет, будь так, они, скорее, переиграли бы. Никаких высказываний, предположений, обсуждений; разве странные вещи не обсуждаются самым подробным образом? А-а!.. Так они наверняка всё это обсуждали, пока она была в отключке! Впрочем, ладно… Но ведь и она сама отреагировала более чем спокойно для столь необъяснимой ситуации. Последствие шока? Может быть… Но она не очень в этом уверена. И ещё она поймала себя на том, что ей спокойно с ними, несмотря на все странности. По крайней мере, очутившись здесь одна, она чувствовала бы себя гораздо хуже.

Мысли, переполнявшие голову, не давали уснуть. Но поспать надо, иначе утром она себя не соберёт. С последней на сегодня мыслью – «какая тихая ночь…» – Оля отключилась. Она больше не слышала ни шума водопада, ни плеска воды, ни треска костра… ничего.

Четвёртый час утра, но Сергей не мог оторваться – очень хотелось найти решение. Он за компьютером, но смотрит больше в тетрадь, которая лежит перед ним на столе. Желтоватый свет от люстры заливает два стола, два монитора, колонки по обе стороны от мониторов, старенькое многофункциональное устройство (ему было уже лет семь), большое кресло, в котором сидит Сергей, и книжный шкаф в углу комнаты, рядом с дверью. Жалюзи задёрнуты, из колонок едва доносится что-то вроде шелеста, вокруг тишина. Сергей вертит в пальцах карандаш.

На экране монитора открыто окно редактора кода Delphi4, но пока что печатать нечего. Склонившись над графиками и последовательностями символов, Сергей пытается понять, как можно использовать экспоненциальную зависимость степеней, характеризующих каждый символ. В математике он силён не был, однако задача сейчас, как он полагал, именно математическая, поэтому несколько дней он вспоминал школьный курс, потом университетский, но это мало чем помогало. Всё-таки ближе ему программирование.

По специальности Сергей учитель физики и информатики. Программирование, как он себе его представлял, за пять лет обучения преподавали всего один семестр. Вот физики было много, что неудивительно: информатика (а не программирование) была дополнительной специальностью. Физику Сергей не очень любил. Факультет этот он выбрал, поскольку думал, что поймёт, как устроен и работает компьютер и другие электронные изобретения с физической точки зрения. Конечно, пять лет обучения принесли свои плоды, однако больше Сергей понял и узнал только благодаря собственным изысканиям и любопытству. Но несмотря на интерес к электронному «железу», программирование его притягивало больше. Ему нравилось создавать своё, вкладывать творчество в цифровой мир, видя, как выполняются команды, инструкции, подпрограммы. Точно, последовательно, безошибочно. Последнее не совсем так, но Сергей знал – компьютер никогда не ошибается, а лишь выполняет то, что ему «сказали». И если «сказали» правильно, грамотно в смысле машинного языка, логики, то всё будет работать превосходно. Правда, вряд ли стоит ожидать безотказной работы всегда – такова природа любых технических изобретений и особенно компьютера. Даже если что-то случится не с оборудованием, а с операционной системой или её компонентами, это может «потрепать» изобретение (программу), вплоть до полного отказа. Однако результат зависит и от того, насколько серьёзно программа взаимодействует с системой, совместима ли с ней и т. п. Свои нюансы, как и везде.

Более-менее Сергей знал только один язык программирования – Pascal (Delphi), а другие только фрагментами: пара команд да чуть-чуть синтаксиса (ярчайший пример – Assembler). Возможно, Pascal ему нравился больше остальных языков не только из-за относительной простоты (это не значит, что на нём можно писать только простые программки), но и поскольку это первый язык программирования, который Сергей узнал ещё в десятом классе. Это было поразительно: отдавать команды машине, которая их послушно выполняет. Про другие языки он не знал ещё в течение довольно долгого времени после того, как впервые открыл книгу по Delphi и написал свою самую первую программу – она представляла из себя окно с единственной кнопкой «Закрыть». Разумеется, при щелчке левой клавиши мыши по ней это окно исчезало (закрывалось), то есть происходили выход из программы и завершение процесса. С годами Сергей так и не смог придумать или увидеть более примитивную программу для начинающих – весь код состоял только из одного слова (или пяти букв, или шести символов) – «Close;».

Стоит отметить, что Сергей знал только один кириллический язык программирования и относился к нему с пренебрежением. С одной стороны, кириллица в программировании его смешила, с другой – он просто не понимал, как вообще на ней можно писать программы. Но, как говорится, каждому своё…

Ещё через минут тридцать Сергей почувствовал, что его клонит в сон. И как ни хотелось найти решение, он понимал, что сейчас вряд ли это получится. Завтра воскресенье, выходной, но ему придётся продолжить поиск. Вот только выспаться нужно. Он отчасти надеялся на правдивость поговорки «утро вечера мудренее». Над задачей он бился где-то с половины десятого вечера – уже часов шесть, так что пора отдохнуть. Быстро он не заснёт – будет продолжать думать, но всё равно надо ложиться.

Сергей потянулся, разминая затёкшее тело. В соседней комнате, куда он перешёл (он называл её комната отдыха), скромную, но уютную обстановку составляли кровать, пара шкафов для одежды и других предметов, чайный столик, кресло возле него, сервант, часы на стене, дверь на балкон. Хорошо было бы проветрить комнату перед сном, подумал Сергей (так он старался делать всегда), но не стал открывать окно. Расправил кровать, разделся, бросив штаны и футболку на кресло, выключил свет и лёг.

Окно балкона наполовину закрыто шторой, и свет от фонаря над подъездом соседнего дома проникает в комнату сквозь неё. Сергей лежит на спине, до подбородка укрывшись одеялом, и смотрит на люстру. Он думает о задаче, пытаясь найти решение. Настенные часы громко тикают. Через некоторое время Сергей теряет концентрацию, мысли утрачивают чёткость. Он закрывает глаза, но ещё не погружается в сон.

Со стороны балкона слышится какой-то звук, вроде треска. Сергей открывает глаза, смотрит в ту сторону. Он уверен: ему не послышалось, – и пытается понять, к чему этот звук относится. Дом старый, стоит ещё со времён СССР, с конца 60-х вроде, так что неудивительно услышать разного рода звуки, особенно если прислушаться. Сергей поворачивается на левый бок, в сторону часов. Кровать скрипнула. Тик-так, тик-так, тик-так… – громко, бесконечно, гипнотически. Он опять закрывает глаза. Тихо. В памяти почему-то всплывает японский фильм ужасов «Проклятие». За спиной, со стороны комода, раздаётся треск, словно его издало что-то изнутри. Сергей ощутил нервную дрожь и холодок по спине. Он открывает глаза; его сердце бьётся чаще. Воображение рисует чьё-то присутствие за спиной.

«Не думай о плохом, не думай о плохом», – мысленно приказывает он себе. Он не уверен, что действительно может увидеть (и даже больше того – услышать) что-то, но ведь такие игры разума человека в предсонном состоянии могут спроецировать образы в реальность, и если думать и представлять нечто ужасное и пугающее… Главное, не думать об этом, не представлять, особенно ночью и когда ты один. Он поворачивается. Да, никого. Вновь ложится на спину и закрывает глаза. Через некоторое время он погружается в состояние между сном и бодрствованием.

Рычание. Отдалённое, но постепенно приближающееся. Звук нарастает, становится отчётливее. Нет, этого не может быть, думает он, и выступает из глубин подсознания страх. Он пытается разлепить веки, чтобы убедиться: этот звук – из сна. Не может. Вероятно, его глаза уже открыты?.. Но и сомкнуть веки он не может. Страх… Сергей чувствует, что происходит в теле: выброс адреналина, повышение уровня норадреналина. «Бей или беги» – вспоминает он «адреналиновый закон». Но бить некого, а бежать некуда. Сердцебиение усиливается, сосуды мускулатуры, брюшной полости, слизистых оболочек сужаются, зрачки расширяются, артериальное давление повышается. Что же делать?

Он хочет крикнуть – не может, не может пошевелиться, не может дышать. Абсолютная беспомощность. Слёзы давят изнутри, но не выходят наружу. Это власть пронизывающего насквозь страха, кошмара, ужаса. И никто ему не поможет – он один.

Рычание становится всё громче. Это точно какой-то монстр, оборотень. Всё ближе и ближе… Нужно повернуть голову и посмотреть назад, чтобы убедить себя в нереальности происходящего, но он не по-прежнему недвижим. Он чувствует только страх. Этот оборотень…. он его убьёт. Нельзя смотреть… Скованный страхом смерти и кошмаром сюрреалистического мира, вызванного в такую безопасную ещё накануне реальность, Сергей повторяет: «Пожалуйста, пусть это закончится…» С каждой долей секунды угасает ничтожно слабая надежда…

И внезапно – тишина. Словно кто-то нажал на паузу. Всё остановилось. Мир потерял жизнь, движение. В ушах лишь отдавались глухие удары его сердца. Некоторое время он лежал неподвижно, боясь пошевелиться. Капли пота и прерывистое дыхание, напряжённые мышцы. Воля к нему возвращается, и он медленно поворачивает голову в сторону, откуда только что доносилось рычание. Шея хрустит. Размяться бы, но ему всё ещё страшно. И вот новый звук – слабый вздох. Его глаза широко открыты, дышать он перестал, сердце готово выскочить из груди. Он ни о чём не думает, просто неподвижно лежит. Глаза заслезились. Он пробует направить свой взгляд в сторону, медленно повернуть голову – получается. Смотрит в сторону балкона, потом – выше. Никого. Ничего.

Моргнуть тоже получилось.

Белое лицо, чёрные волосы, чёрные глаза, неестественно широко раскрытый чёрный рот – прямо рядом с ним, так близко от его лица. Сердце его остановилось.

Оля проснулась от того, что её трясли за плечо. Рядом с её спальным мешком сидел Александр.

– С добрым утром. Прости, что приходится будить, но сегодня трудный день. Завтрак готов, ждём тебя возле палатки.

Когда он вылезал из палатки, Оля действительно уловила запах ухи.

Вспомнились события прошедшей ночи. Однако теперь, при свете дня, она не чувствует никаких опасений или страхов. Обычное утро, обычные тени, обычные люди. Она больше не находит ничего странного в том, что с ней произошло, словно всё это было сном, – состояние комфорта, в котором она сейчас пребывала, не хотелось нарушать. Оля махнула на всё рукой и, одевшись, вылезла из палатки.

Утро выдалось пасмурным, но тёплым. Лёгкий ветерок рябит гладь воды; от костра поднимается дым и развеивается, над костром укреплён небольшой котелок. Мужчины, сидящие вокруг костра, хлебают из тарелок. Никита уже с тростью – хотя кривоватой, но крепкой на вид.

– А вот и Оля! Доброе утро! – радостно встречает её Евгений. – Присоединяйся, твоя порция тебя ждёт.

Остальные тоже приветствуют её: кто взмахом руки, кто кивком.

– С добрым утром, – сдержанно отвечает она и садится на свободное место – прямо напротив палатки, где спала.

Евгений передаёт ей тарелку.

– Как спалось? – спрашивает.

– Хорошо, спасибо.

До конца завтрака больше не было произнесено ни слова.

Пока Евгений и Валентин моют в реке посуду и убирают её в рюкзаки, Александр изучает карту. Он смотрит то в лес, то на карту и качает головой, словно чего-то не может понять. Наконец складывает карту и идёт помогать остальным складывать палатки. Оля тоже предложила свою помощь, но мужчины заверили, что справятся сами, поэтому она терпеливо дожидается, пока те окончат сборы.

Только сейчас она обратила внимание на высоту деревьев – метров пятьдесят каждое, с жиденькой листвой или хвоей, начинающимися довольно высоко от земли, метрах в тридцати. Наверное, всё-таки её подводит глазомер, ведь такое неестественно. С другой стороны, может быть, для здешних мест это нормально. Породы деревьев ей действительно незнакомы. Вглядываясь вглубь леса, она замечает, что, несмотря на светлое утро и небогатые кроны, стволы деревьев плавно исчезают в тени. И мы пойдём туда?.. Интересно, какие там водятся звери, если они вообще есть; опасно ли в этом лесу, есть ли ядовитые растения?.. Лес выглядит мрачновато, но и пусто, словно никакой жизни в нём нет. Он притягивает, и в то же время Оля ощущает что-то отталкивающее, словно там есть нечто, что нельзя увидеть невооружённым глазом, пока не войдёшь…

– Оля, ты готова? – окликает её Александр.

Все уже собрались. Никита опирается на крепкую с виду трость, Александр держит в руке ещё один рюкзак (её рюкзак) – все готовы отправиться в деревушку.

– Да, я готова, – отвечает она и подходит к Александру, чтобы взять у него свою поклажу. Надевает рюкзак на спину. Регулировать ремни не пришлось. «Катя…» – загорается в голове мысль.

– Ну что, если все готовы, то идём! – командует Александр. – Валентин, веди.

«Надеюсь, деревушка не успела исчезнуть», – усмехается она про себя, но от этой мысли не по себе.

Через несколько минут они шагают среди высоких деревьев, углубляясь всё дальше в мёртвый лес: ни звука, ни шелеста листьев. Вверху тоже никакого колебания листьев. Она вспоминает о беззвучной ночи. Лёгкий холодок пробегает по спине. Прочь неприятные мысли – хватит того, что она не знает, как здесь оказалась. Может, это некий сверхреалистичный и сверхкрепкий сон и она просто не может проснуться?..

Мужчины идут как ни в чём не бывало, о чём-то негромко болтают. «Ладно, – успокаивает она себя, – сейчас в деревню придём, и всё будет хорошо; узнаем, где мы».

Путь до деревни обошёлся без приключений. Делали несколько остановок, чтобы Никита мог отдохнуть. Наконец деревья поредели, и впереди показались одноэтажные деревенские дома. Первое, что они увидели, – пустую улицу, вдоль которой располагались десятка два ветхих изб: где-то обвалился деревянный забор, облупилась и потекла краска на стенах, где-то вместо стёкол на окнах полиэтилен или просто прибитые деревянные доски, где-то обвалившаяся печная труба.

– Странное место, – замечает Евгений.

Никита говорит, будто бы в оправдание мрачноватой деревни:

– Возможно, жители сидят по домам или, наоборот, работают на полях или в огородах, оттого мы их не видим.

– За домами они не особо ухаживают, – вставляет своё слово Оля.

– Здесь что-то не так, – произносит Валентин. – Ещё вчера, когда я нашёл эту деревню, обратил внимание, что улица совсем пустая. Дело было к вечеру, но не слишком поздно, до сумерек.

– Думаю, стоит пройтись по домам и всё разузнать, – говорит Александр. – Кто-нибудь тут да есть. Никита, – обращается к товарищу, – потерпи немного, сейчас кого-нибудь найдём, – ещё пару секунд он всматривается в кажущуюся пустой улицу и указывает на ближайший дом: – Сначала предлагаю зайти сюда.

Оля обращает внимание, что их шаги практически не нарушают тишину, в которую погружена деревня. Дорога словно покрыта толстым слоем пыли, сквозь него кое-где проступает пожелтевшая трава. Оля оглядывается – они оставляют следы, достаточно чёткие, чтобы понять, откуда и куда они идут.

– Ребят, смотрите, – говорит Оля, указывая на следы. – Похоже, этой дорогой очень давно не пользовались.

Все останавливаются.

– Впереди, видимо, то же самое, – произносит Валентин, глядя впереди себя на дорогу.

– Хм… – хмурится Александр. – Не будем спешить с выводами. Сначала заглянем в дома.

У первого дома, за остатками забора, валяется деревянная калитка; от неё короткая заросшая дорожка ведёт к низкому крыльцу с почерневшими деревянными ступеньками и покосившейся дверью. В одном окне нет стёкол, в другом они настолько грязные, что в них невозможно ничего рассмотреть. Сам дом одноэтажный, с чердаком, который, по всей видимости, неплохо сохранился – он заперт на замок и кажется нетронутым разрухой.

– Что ж… – произносит Александр и осторожно обходит калитку. – Подождите меня здесь, – он заглядывает через окно без стёкол; складывает руки «окошком», чтобы лучше разглядеть внутренности дома.

– Здравствуйте! Есть здесь кто? – зовёт он громко.

Оля и Валентин инстинктивно оглянулись – в тишине деревни голос Александра звучит чересчур сильно.

– Ну, что там? – спрашивает Евгений. Вместе с Никитой они неотрывно наблюдают за Александром.

Тот пожимает плечами.

– Не видно ничего, не знаю.

– Как это ничего не видно? – удивляется Евгений.

– Не знаю. Сейчас попробую посветить фонариком.

– Подожди, я к тебе.

Евгений подходит к Александру и тоже заглядывает в окно.

– Чёрт! И правда, ничего не видно, – подтверждает. – Не понимаю, как такое может быть. Сейчас же утро, светло.

Александр включает фонарик, который только что вынул из нагрудного кармана.

– Отойди-ка, – говорит он Евгению и светит внутрь.

Прямо перед ним возникла кирпичная печь с многочисленными трещинами и свисающей с потолка паутиной, направо – проход в комнату. Налево – скособоченная дверь в другую комнату. Вместо пола – потрескавшиеся и местами проломленные доски, трава.

– Мда… – протягивает Евгений. – Думаю, тут никого нет, и уже давно.

– Ладно, пошли, – коротко бросает Александр, выключая фонарик.

– Ну что? – спрашивает Оля, когда они вышли из дома.

– Ничего, – говорит Александр. – Похоже, здесь уже долгое время никто не живёт. Этого следовало ожидать, учитывая внешний вид дома, но проверить стоило. Странно, что внутри так темно… – он пожимает плечами. – Давайте теперь заглянем в соседний дом.

– Думаю, можно не заглядывать, – подаёт голос Валентин. – Он примерно так же выглядит.

И действительно, отличался второй дом только тем, что забора вокруг него вообще не было, а дверь чердака норовила отвалиться.

На перекрёстке из-за угла дома в конце улицы, по правую сторону, показалась собака.

– Смотрите-ка, кто-то тут есть, – Никита улыбнулся.

Собака не спеша пересекла дорогу и скрылась за углом последнего дома слева.

– Пойдёмте-ка туда, за собакой, – говорит Александр.

Никто не возражал, только Валентин нахмурился, но промолчал.

Здешние дома мало чем отличались друг от друга – все они выглядели так, будто многие годы в них никто не заходил. Эта часть деревни, по предположению Евгения, мёртвая и только продолжает гнить и разрушаться.

– Но, возможно, остальную деревню это не затронуло, – закончил он свою мысль. – Сейчас дойдём до перекрёстка, увидим.

Валентин скептически отнёсся к этому предположению:

– В одном ты точно прав: здесь всё мертво.

С его словами Оля невольно вздрогнула. Ей снова вспомнилась странная ночная тишина, видение светловолосой девочки в ванной, которая назвала её мамой… В голову пришла мысль, которая одновременно и напугала, и успокоила её: «Ничего не происходит просто так, всё взаимосвязано. Я должна быть здесь».

Вскоре они дошли до перекрёстка. По обе стороны от них уже нормальная просёлочная дорога, с камнями, ухабами и небольшими ямками, местами трава вытоптана. Дома выглядят намного лучше – покрашенные, с целыми окнами и ставнями, заборами и калитками, чердаками и трубами. А возле двухэтажных домов и гаражей стоят автомобили. Компания словно переместилась из одного времени в другое.

– Какой контраст! – удивляется Никита.

– Это точно, – согласился с ним Александр.

Потрясённые таким изменением, они не обратили внимания на то, что собака исчезла.

На улице по-прежнему ни одной живой души.

– Ладно, пойдём заглянем в дом, может, есть кто, – Александр указывает на видневшийся за высокой сеточной оградой угловой одноэтажный дом.

Ставни на окнах закрыты. Красивые высокие ворота – по-видимому, для проезда автомобиля.

– Смотрите-ка, звонок даже есть, – улыбаясь, говорит Александр, осмотрев ворота. Ему, как и остальным, приятна эта в некоторой степени приветливая атмосфера (по крайней мере, в сравнении с оставшейся позади).

Он уверенно нажимает кнопку звонка – доносится приятная мелодия. Александр чуть отходит назад, чтобы поприветствовать хозяина или хозяйку. Но мелодия умолкает, и вновь воцаряется тишина.

– Разве не должна залаять собака? – замечает через некоторое время Валентин, но ему никто не отвечает, словно надеются: или хозяин сейчас выйдет, или пёс обнаружит себя лаем.

Наконец Евгений произносит:

– Вообще-то да, в деревне в каждом дворе собаки.

– Кстати, – говорит Никита, – та, которую мы видели, куда-то делась.

– Попробуем ещё раз, – Александр снова нажимает кнопку звонка.

И снова звучит мелодия, потом – ничего.

– Может, эти хозяева не держат собаку? – спросил Евгений.

– Похоже, здесь никого нет. Собаку с собой забрали, – высказал догадку Никита.

– Странно, что из других домов тоже не лают, мы ведь чужаки здесь, – отвечает Валентин.

Александр выходит на середину дороги, чтобы оглядеться.

– Да, здесь слишком тихо для обитаемого места, – говорит он.

– Давайте пройдёмся по дороге, может, увидим кого, – предлагает Оля. Но при этом думает: здесь точно никого нет.

– Выбор у нас невелик, давайте пройдёмся, – говорит Александр, а потом поворачивается к Никите: – Похоже, придётся тебе ещё немного потерпеть.

– Ничего, переживу, – улыбается Никита.

И они снова идут по дороге, Александр – впереди остальных.

Дома по обеим сторонам аккуратные, кое-где машины, и некоторые такие чистые, что даже поблёскивают на солнце. Заборы и ограды деревянные и металлические, некоторые настолько высокие, что за ними невозможно ничего рассмотреть. Но дворы, которые удавалось разглядеть, удивляли чистотой и ухоженностью, заботливо разбитыми цветочными клумбами, подстриженной травой. Стены домов казались свежевыкрашенными. Но ставни везде закрыты. И ни малейшего движения, ни слабого звука. Если в той части деревни они увидели умирание, то в этой всё напоминало декорации, что ли.

Чем дальше они идут, тем больше Оля обращает внимание на беспокойное поведение Валентина. Он беспрерывно оглядывается назад и кусает губы, точно чувствует: что-то здесь не так, – и никак не может отогнать это чувство. При этом остальные как будто ничего такого не чувствуют. Как при таких странностях можно спокойно идти… Но в то же время ей хочется надеяться, что они найдут помощь, даже если шансы почти нулевые. Однако Валентин, кажется, боится – скорее что-то найдёт их. Да, именно что-то, а не кто-то. Окружающая тишина, отсутствие какого бы то ни было движения давит всё сильнее, даже то, что товарищи рядом, не успокаивает. Но лучше быть в группе, чем одному. Вчера, когда он ходил вместе с Евгением на разведку, он даже обрадовался деревне, а теперь, по-видимому, жалеет, что они её обнаружили. Что-то здесь не так… Что-то найдёт их, обязательно найдёт… Или уже нашло и выжидает. Что-то кошмарное, несущее смерть. А бежать некуда, да ведь от него и не скроешься…

Резкий звук: ударилась о камень дверь погреба у дома, мимо которого они только что прошли. В мёртвой тишине этот звук выдался оглушительным. Валентин обернулся и едва не упал, пошатнувшись.

– Боже! – рука его сама прикрыла сердце, которое, как ему казалось, едва не выскочило из груди от испуга.

Остальные тоже обернулись на звук. От неожиданности Евгений, который помогал идти Никите, сделал слишком резкое движение, Никита за ним не успел и упал, почувствовав острую боль в голени.

– А, чёрт! – заорал он, схватившись обеими руками за больную ногу. Из его глаз потекли слёзы, которых он не замечал.

Евгений и Александр бросились ему помогать.

– Отпусти ногу, не держи её, хуже будет! – кричит Евгений. – Саня, не тащи!

Александр, который помогал Никите подняться, послушно опускает его на землю.

– Господи, как больно! – стиснув зубы, кричит Никита. Ногу он отпустил.

– Похоже, импульс от падения передался в повреждённую область, но шина на месте, – говорит, кончив осмотр, Евгений. – Если бы ты продолжал держать ногу, то мог бы сдвинуть шину, и тогда было бы плохо, – кратко объяснил он.

– Сейчас-то что делать, Склифосовский? – морщась от боли, спрашивает Никита.

– Немного полежи. Когда боль утихнет, мы тебя поднимем.

– Долго лежать?

– Когда почувствуешь, что уже не так больно, скажешь.

– Хорошо.

– Сань, подложи ему под голову рюкзак пока.

Валентин, в прямом смысле оглушённый, не мигая смотрит на погреб, из которого никто не выходил.