Страницы истории русского сундучного производства

Из всех мастеров на Нижегородской выставке только Лаврентий Филиппович Кормщиков получил награду – похвальный отзыв. Именно его мастерская была самой крупной среди представленных (годовое производство в ней исчислялось в 2000 рублей57 – другие вятские мастера по торговым оборотам даже близко не могли приблизиться к Л. Ф. Кормщикову).

Вятские мастера, в отличие от уральцев, и на других выставках чаще всего получали не медали, а похвальные отзывы и почетные листы. Однако в большинстве случаев это не является свидетельством более низкого качества их изделий – справедливость присуждения наград всегда вызывала нарекания.

На Нижегородской выставке вятскими кустарями экспонировался определенный тип сундучных изделий, а именно предметы, обитые «морозом» по жести. Как известно, расписные сундуки и шкатулки предназначались для крестьян и оценивались значительно ниже. Они не были представлены на выставке.

Следует отметить, что по сравнению с предыдущей выставкой, которая проводилась в Казани (1890)58, количество вятских экспонентов увеличилось. Однако это отразило лишь количественные, а не качественные изменения в промысле. По-прежнему основным его очагом оставался Вятский уезд, на более заметные позиции вышел поселок Бело-Холуницкого завода.

Сундучные производства других регионов России были представлены единичными именами, это – мастера Н. Ф. Грачев (Московская губерния, Звенигородский уезд), А. А. Кирюхов (Нижегородская губерния, Нижегородский уезд), В. И. Федулов (Московская губерния, Московский уезд) и А. А. Ядренова (Ярославская губерния, Романо-Борисоглебский уезд). Выставила изделия своих кустарей и Орловская уездная земская управа (Вятская губерния, г. Орлов)59. Но эти сведения не могут дать представление о развитии региональных центров сундучного промысла, т.к. иллюстрируют лишь активность кустарей и земства, а не состояние локальных сундучных производств. Некоторые из упомянутых мастеров упоминаются в каталогах других, более поздних, выставок (например, Всероссийской кустарной, проводившейся в Санкт-Петербурге в 1907 году). В этих изданиях они также указаны в единственном числе, не представляя местное сундучное производство в целом.

В качестве заключения необходимо отметить следующее.

XVI Всероссийская промышленная и художественная выставка стала крупным событием в истории русского сундучного промысла. На ней было представлено множество кустарных заведений из разных уголков страны. Они значительно отличались по масштабам производства, однако доминировал один тип продукции – сундуки и шкатулки, обитые «морозом» по жести. Это свидетельствовало не только об устоявшихся предпочтениях мастеров и покупателей, но и об унификации материалов и техник, которая имела место в сундучном промысле конца XIX века. Кустари прекрасно знали технологии, применявшиеся в разных очагах производства, а материалы зачастую приобретались в одних и тех же местах, например, на Нижегородской ярмарке. Выставка продемонстрировала разнообразие организационных форм русского сундучного промысла: это и крупные («центральные») мастерские с большим количеством наемных рабочих, и мелкие домашние заведения с полным циклом работ, и домашние мастерские с неполным циклом работ (например, только производство «мороженой» жести) и прочие. Кроме того, выставка отразила преемственность, «семейность» сундучного производства, когда в каталогах встречаются одни и те же фамилии с разными инициалами.

Тем не менее, Всероссийская промышленная и художественная выставка не может быть названа зеркалом текущего состояния сундучного промысла России. Некоторые очаги были представлены слабо, другие не представлены совсем. Надо также отметить, что продукция русских кустарей в тот период вовсе не ограничивалась сундуками и шкатулками, обитыми «мороженой» жестью. Это лишь один, хотя и наиболее «выставочный», репрезентабельный, тип продукции.

Выставка оказала значительное воздействие на развитие сундучного производства в России: улучшила сбыт изделий, сблизив производителя и покупателя, расширила географию продаж сундуков и шкатулок. Одновременно она продемонстрировала определяющую роль губернских земств в истории промысла, особенно вятского.

Об одном эпизоде из истории сундучной мастерской Ф. С. Корешкова (Владимирская губерния, Муромский уезд, XIX – начало XX века)

Русское сундучное производство имеет многовековую историю. На протяжении столетий менялись его организационные формы, технологии, материалы. На ведущие позиции выходили те или иные регионы. Сундучное дело играло важную роль в культурной и экономической жизни России.

Тем не менее, его научное осмысление началось относительно недавно. При этом основными аспектами, которые сегодня привлекают внимание исследователей, как правило, являются художественный и этнографический. Частности экономической жизни сундучных заведений, рутина их повседневного существования остаются вне поля зрения.

Настоящая публикация посвящена одному аспекту торговой деятельности сундучников, а именно – изображениям медалей на рекламных этикетках, вернее, их достоверности и – как следствие – надежности как атрибуционного признака. Подчеркнем, что речь идет именно о торговой, а не о выставочной деятельности, как может показаться поначалу. В качестве примера послужило сундучное заведение Федора Семеновича Корешкова (деревня Вырыпаево Муромского уезда Владимирской губернии)

Следует отметить, что особенности, анализируемые ниже, свойственны только этой муромской мастерской – до сих пор они не встречались ни в Москве, ни на Среднем Урале, ни в Вятской губернии, ни в Великом Устюге.

* * *

Сундучное заведение крестьянина Федора Семеновича Корешкова находилось в деревне Вырыпаево Загаринской волости. Это была довольно крупная (по масштабам Муромского уезда) «фабрика»60. Ранее она принадлежала Петру Трофимовичу Дворянкину. На сохранившейся рекламной этикетке сундучного заведения Ф. С. Корешкова указан 1841 год как год его основания (ил. 2).

Ил. 2. Рекламная этикетка сундучного заведения Ф. С. Корешкова.

Последний раз Ф. С. Корешков упоминается в архивных документах в сентябре 1925 года61. Исходя из рекламной этикетки, год рождения Ф. С. Корешкова следовало бы отнести к первым десятилетиям XIX века, что маловероятно. Как указывалось выше, после 1925 года упоминаний о нем и его заведении не встречено. Однако из других источников известно, что умер Ф. С. Корешков в 1945 году – об этом свидетельствуют документы, хранящиеся ныне у его потомков62. Из них же следует, что он родился в 1858 году. Таким образом, в надписи на этикетке, вероятно, имеется в виду год основания заведения П. Т. Дворянкиным, которому заведение принадлежало ранее. Статистическая литература также называет этот год в качестве даты основания П. Т. Дворянкиным сундучной мастерской63. Она существовала довольно длительное время64 и была весьма известна среди других муромских «фабрик». Вероятно, именно поэтому Ф. С. Корешков, став владельцем этого заведения, в маркировке сундуков старательно подчеркивал преемственность.

На этикетке Ф. С. Корешкова изображены медаль Вспомогательного общества ремесленников города Феллин Лифляндской губернии65 и медаль выставки сельско-хозяйственной и промышленной продукции (Рим, 1910).

На аверсе первой изображена фигура стоящей женщины (вероятно, это богиня плодородия Церера), протягивающей лавровый венок, слева от нее – надпись: «За трудъ и искуство». На реверсе представлен герб Лифляндской губернии66 и надписи по кругу: «Вспомогательное общество ремесленниковъ», «г. Феллинъ. Лифл. губ.».

В настоящее время оригинал этого изображения найти не удалось, хотя близкие аналогии встречаются (например, наградная медаль Лемзальского общества сельского хозяйства, 1810). Кроме того, известно, что у общества города Феллина была круглая печать с текстом на русском языке. Вероятно, что она могла стать одним из прототипов изображения на рекламной этикетке.

Общество ремесленников в городе Феллин, согласно уставу, имело «целью оказывать помощь своим нуждающимся действительным членам и их семействам и содействовать развитию ремесел среди своих членов и распространению между ними ремесленных познаний» (§1)67. Учредительное собрание общества состоялось 7 декабря 1897 года. Устав был утвержден правительством Лифляндской губернии 12 января 1900 года. Сферой деятельности организации был исключительно город и уезд Вильянди68. Для достижения своих целей общество организовывало ремесленные курсы, лекции и выставки, открывало библиотеки, выдавало ссуды и единовременные стипендии своим членам (§2)69. В состав общества входили действительные, почетные члены и т.н. «соревнователи» (§7)70. Доход складывался из членских и вступительных взносов, а также активов общества. Деятельностью организации руководило общее собрание членов и правление. В 1903 году общество построило собственный дом (архитектор Ю. Кондор). Организация прекратила свою деятельность в 1940 году71. Как указывалось выше, среди прочей своей деятельности общество могло проводить выставки и базары, однако при учете общего характера устава можно уверенно утверждать, что принимали в них участие только действительные члены (либо люди, имеющие какое-либо отношение к обществу). Поэтому какая-либо связь сундучного заведения Ф. С. Корешкова, находившегося в деревне среди муромских лесов, с эстонским обществом помощи городским ремесленникам кажется маловероятной. Муромского кустаря сложно представить действительным, почетным членом или «соревнователем» Феллинского вспомогательного общества ремесленников72.

То же самое можно утверждать по поводу выставки сельско-хозяйственной и промышленной продукции, которая проходила в Риме (1910). Изображение медали этой выставки также есть на рекламной этикетке Ф. С. Корешкова. Оригинал представляет бронзовую круглую медаль диаметром 60 мм. На ее аверсе изображен профиль женщины с атрибутами художеств и ремесел, на реверсе – гербы королевства Италии и Рима, окруженные надписью «Esposizione di prodotti agricoli industriali. Roma. 1910». Ниже расположен прямоугольный щиток, в котором, вероятно, должна была указываться фамилия награжденного экспонента, и изображение лавровых ветвей. Изображение на этикетке Ф. С. Корешкова относительно точно воспроизводит оригинал.

Муромские сундучные мастерские мало участвовали не только в иностранных, но и в российских выставках73. Вряд ли заведение Корешкова стало участником выставки в Риме. Скорее всего, изображения медали [золотой! – Г.П.] и итальянского Почетного креста [! – Г.П.] с этикетки заведения Корешкова, — лишь коммерческий ход, рассчитанный на неосведомленность российского покупателя. При этом едва ли вместе с мастерской Ф. С. Корешков приобрел и ее медали: судя по датам (устав Вспомогательного общества ремесленников – 190674, сельско-хозяйственная выставка – 1910 годы75), «фабрика» в то время уже принадлежала ему, а не П. Т. Дворянкину.

Таким образом, изображения выставочных медалей на рекламных этикетках некоторых сундучных заведений не являются достоверным свидетельством их участия в выставках и, тем более, получения «настоящих» наград. По этой причине они не могут служить опорой при атрибуции изделий. Изображения медалей, встречающиеся на этикетках мастерской Ф. С. Корешкова – лишь отражение коммерческой составляющей сундучного промысла и свидетельство существующей в нем нечестной конкуренции. В этом смысле они подобны изображениям оттисков с торцов ручек регулировки горелок керосиновых ламп, изготовленных в Лейпциге, которые наносили в конце XIX века касимовские литейщики колоколов вместо изображений выставочных медалей76.

Надо отметить, что рекламные этикетки чаще встречаются на заказных сундуках, поэтому будущие владельцы сундуков, изготовленных в заведении Ф. С. Корешкова, вероятно, знали о «необычных» изображениях медалей. Однако они были заинтересованы (из соображений престижа) в обладании сундуком, сделанным «фирмой» -призером иностранных выставок.

В названный период уже было предусмотрена уголовная и административная ответственность за использование чужих товарных знаков, самовольное изображение государственного герба или изображения, явно сходного с таким гербом77. Возможно, именно по этой причине Ф. С. Корешковым были выбраны названные организации и выставки. К тому же эти изображения находились не на самих изделиях, а на рекламных этикетках, которые к ним приклеивались и которые, как известно, легко уничтожались. Однако по сути Ф. С. Корешков почти не нарушал законодательство: товарные знаки не присваивал, изображения, сходные с государственной символикой, не наносил (кроме герба Лифляндской губернии). К тому же, как сказано выше, покупатели, вероятно, знали об особенностях изображений на его рекламных этикетках.

Причины появления «ненастоящих» изображений на рекламных этикетках проясняются из периодической печати начала XX века. Автор статьи в «Петербургской газете» (1907), подписавшийся как «Русский», писал: «Пустившая глубоко свои корни реклама выдвинула в сферу торгово-промышленной действительности новый и крайне нежелательный элемент, эксплуатирующий малоразвитых торговцев, играя на их тщеславии»78. М. Ю. Лачаева так описывала это явление: «В связи с ослаблением роли государства в выставочном деле страны появляется новая тенденция: торговля выставочными наградами организаторами псевдовыставок и прямого обмана экспонентов. С помощью громкой рекламы организаторы будущих выставок завлекали желающих стать экспонентами, брали с них арендные деньги и затем выдавали дипломы и награды. … В большей мере это касалось международных выставок… Заманивались… в основном мелкие и средние предприниматели, не имевшие выставочных наград, но желавшие их получить для использования в рекламных целях своего предприятия»79.

Механизм получения «ненастоящих» наград был следующий. К хозяину торгово-промышленного заведения, желающему получить выставочную награду, приходил представитель некого выставочного комитета и предлагал за определенную сумму денег получить искомое. Якобы отзыва этого представителя достаточно для получения медали, диплома, отзыва и проч. Торговля выставочными наградами шла особенно бойко на Нижегородской ярмарке. Как правило, ловкие коммерсанты (читай «мошенники») находили лазейки в законодательстве80. С иностранными выставками, как указывалось выше, было еще проще: участие и получение наград [каких угодно! все зависело от суммы – Г.П.] выставки в Люттихе оценивалось в 350 рублей, выставки во Флоренции – 150 рублей и т.д.81 На первых порах [! – Г.П.] гарантировалась золотая медаль, а потом и почетный крест с золотой медалью, и Grand Prix. Автор статьи «Торговля выставочными наградами», опубликованной в «Торгово-промышленной газете», справедливо негодовал: «Ловкие дельцы, из плеяды не слишком дорожащих незапятнанным именем и идущих к цели, не разбирая средств, обратили общеполезное дело в источник легкой наживы, не только дискредитирующий саму идею выставок, но даже вносящий растление в промышленность и торговлю»82. Дело дошло до того, что в «Правительственном вестнике» начали отказываться от уведомления об иностранных выставках, чтоб их медали не имели значения в России.

И все же справедливости ради надо отметить, что в настоящее время все аргументы об «особенностях» торговой деятельности Ф. С. Корешкова имеют косвенный характер: несмотря на множество дополнительных доводов, отсутствует окончательный, «уничтожающий» аргумент о неучастии муромского заведения в названных выставках и о присвоении (покупке) Ф. С. Корешковым медалей. Поэтому окончательные выводы возможны только после получения надежных доказательств.

Макарьевский сундук на Нижегородской ярмарке (XIX – начало XX века)

«… А тут железом все обиты

Стоят надувшись сундуки.

Блестящей краскою покрыты,

Богатой свадьбы ждут они».

(А. Эйхель. Нижегородская ярмарка)

В 1822 году врач О. О. Реман, с восхищением описывая продающиеся на Нижегородской ярмарке сундуки, восклицал: «Какое необъятное множество сундуков и ларцов!»83 Учитель Н. Н. Овсянников в 1867 году утверждал, что «ни одна ярмарка не производит такого обширного торга сундуками, как наша нижегородская»84.

Ил. 3. Нижегородская ярмарка (главное здание). Фотоснимок.

Среди сотен сундуков и шкатулок, изготовленных в разных регионах России и привезенных в Нижний Новгород, одно из главных мест занимали макарьевские изделия. А. С. Гациский писал: «… деятельный, предприимчивый и промышленный дух Поволжья наложил свою сильную печать и на жителей города Макарьева, приносящих и свою долю труда на нижегородскую ярмарку в виде сундуков»85. Конечно, не только «деятельный дух Поволжья» стал причиной зарождения промысла по производству сундуков и торговли ими на Нижегородской ярмарке. Одна из главных – в северных уездах Нижегородской губернии, к которым относился Макарьевский, было сложно вести земледелие. Урожай был крайне невелик. Подсчеты земского статистика М. А. Плотникова, которые характеризовали соотношение потребностей крестьянского населения и его доходов от земледелия, наглядно продемонстрировали необходимость {курсив мой – Г.П.} существования в Нижегородской губернии кустарных промыслов, в т.ч. сундучного86.

Очевидно, что макарьевские сундуки продавались на ярмарке уже с XVIII столетия и к XIX веку стали вполне привычным товаром87. Существовал даже особый торговый ряд, в котором продавались макарьевские (и уральские) сундуки. В ведомости товаров, привезенных в 1812 году на Макарьевскую ярмарку, значатся макарьевские сундуки88. В 1814 году в Сундучный ряд привезли изделий на 179500 рублей, а продали на 154750 рублей89.

После переноса ярмарки из Макарьева в Нижний Новгород (1817) сундуки привозились на судах по Волге на пристани города и ярмарку с 15 июня по 1 сентября. По словам Д. В. Прокопьева, после перевода ярмарки из Макарьева в Нижний Новгород «сундучному промыслу был нанесен удар, и он медленно начал сокращаться, прожив, впрочем, до войны 1914 года»90. Это не совсем верно – макарьевское сундучное производство благополучно пережило и перевод ярмарки, и Первую мировую войну, и две революции, и прочие социальные катаклизмы.

Макарьевские сундуки отправлялись из Нижнего Новгорода в Казань, Симбирск, Астрахань и другие приволжские города. Русские крестьяне покупали множество сундуков – без них не обходилась ни одна свадьба. Особой популярностью русский «сундучный товар» пользовался в Индии, западных областях Китая, Турции. Повышенный спрос также предъявляли жители Персии, Армении, Бухары. Л. Ю. Варенцова писала: «Восточные купцы закупали макарьевские сундуки целыми партиями, развозя их по своим странам не только как удобную для транспортировки ценных малогабаритных товаров тару, которую затем использовали и дома, но и как образное свидетельство русской жизни»91.

Ил. 4. Суда на Нижегородской ярмарке. Фотоснимок.

О популярности макарьевских сундуков свидетельствуют произведения художника Б. М. Кустодиева (1878 – 1927), например, «Сундучник» (1920) и «Купец» (1923)92, где изображены многочисленные сундуки, поставленные в виде «горки». Несмотря на то, что изображения сундуков достаточно условны, особенности их внешнего облика угадываются: можно отметить использование мастерами «мороза» по жести93, яркой росписи и фигурных накладок с гравированным орнаментом.

Одним из самых известных макарьевских сундучных «фабрикантов», торговавших на ярмарке, был Иван Петрович Аникин, который основал свое заведение в 1875 году. Известно, что в 1897 году на него трудились 15 наемных рабочих в мастерской и 13 мастеров «на стороне». Они работали 220 дней в году и делали сундуков на 15 000 рублей94. В 1890-е годы Аникин торговал на Нижегородской ярмарке сундуками и другими товарами (Александро-Невская ул., №151 и 153)95. Сведения на 1903 год: годовое производство на 4 000 рублей, число рабочих – 1096. В настоящее время известно два варианта рекламных этикеток заведения И. П. Аникина (ил. 5, 6). Сохранились крупные сундуки его мастерской, покрытые жестяными и железными листами с трафаретными узорами97. На лицевой стороне и крышке листы разной формы образовывали квадраты с размещенными в них ромбами. В произведениях «фабрики» И. П. Аникина просматриваются элементы импровизации, призванной разнообразить внешний вид сундуков. Это редко встречается в русских сундучных изделиях XIX – XX веков (имеется в виду поточная продукция). Кроме того, им не свойственна унылая «конвейерность», ставшая характерной чертой многих крупных очагов сундучного производства. Для изделий мастерской И. П. Аникина типичны логичность конструкции и декоративного оформления, их равновесие, гармоничность. Часто обнаруживается продуманность в декоре, расчетливость в выборе орнаментальных мотивов.

Ил. 5. Рекламная этикетка сундучного заведения И. П. Аникина (первый вариант).

Ил. 6. Рекламная этикетка сундучного заведения И. П. Аникина (второй вариант).

Среди макарьевских сундучников также известны А. М. Баранов, А. А. Кобылина, В. Ф. Носов, А. Л. Суворова, А.Н. и Е. Я. Суворовы (мать с дочерью), Т. М. Фомина. Их фамилии нередко встречаются среди хозяев мастерских, торговавших сундуками на Нижегородской ярмарке в 1890-е годы98. В 1905 году названы И. П. Ермаков, В. А. Мясников, С. Н. Чурин, Т. М. Фомина, Н. И. Зайцева и А. И. Зайцев99.

При рассказе о макарьевских сундуках на ярмарке необходимо упомянуть изделия мастеров Ново-Ликеевской волости Нижегородского уезда. В дореволюционный период волость была одним из заметных сундучных центров не только Поволжья, но и всей России100. Поначалу промысел находился в явной зависимости от макарьевского (был, в некотором смысле, его филиалом), однако со временем сумел создать ему конкуренцию. По масштабам производства Ново-Ликеевская волость никогда не превосходила Муромский уезд, Средний Урал и город Макарьев. К тому же, в отличие от них, была ориентирована, как правило, на внешний рынок. Следует признать, что среди массы изделий, ранее считавшихся муромскими или макарьевскими, некоторую долю занимают ликеевские. Однако выделить их крайне трудно, поскольку они далеко не всегда отличались и не имели клейм и рекламных этикеток. Кроме того, просматривается некая эклектичность в стиле ново-ликеевских изделий: сундуки делали на образец макарьевских, шкатулки и погребцы – по типу уральских. В ярмарочной литературе ликеевские сундуки всегда упоминаются рядом с макарьевскими. Например, И. С. Рачков из д. Сосновка торговал на Нижегородской ярмарке в 1890-е годы (Александро-Невская площадь, №71)101; А. М. Баранов упоминается в 1890—1893 годах, он арендовал лавки по Александро-Невской улице №№163 и 165, затем переехал в №154102, также упоминается И. Ф. Хижин из д. Лобково103. Одной из самых крупных мастерских было заведение С. И. Бербасова (д. Сосновка), который не только торговал на ярмарке, но и участвовал в выставках104. Следует отметить, что ликеевские торговцы не были так тесно связаны с Нижегородской ярмаркой, как макарьевские. Сюда они привозили лишь те сундуки, которые не удалось продать в период до ярмарки.

Макарьевские сундуки, которые продавались в Нижнем Новгороде, были разнообразны. Уже в 1846 году П. И. Мельников так описывал один из их видов: «деревянные, окрашенные красной или голубой краской и окованные полосами листового железа, иногда просто покрытые лаком, иногда же грубо разрисованные разными цветными узорами»105. С обозначением росписи как «грубая» сегодня вряд ли можно согласиться. А в литературе, связанной с ярмаркой, указывалось, что в начале XX века в Макарьеве было три основных вида сундука: «русский» (размерами 6 – 9 четвертей106, обит белой жестью с «морозом», продавался в Нижегородскую губернию, Поволжье, Москву), «донской» (6 – 9 четвертей, обит желтой жестью, продавался на Дон и по Волге) и «персидский бурлак» (4, 5 и 6 четвертей, обит красным листовым железом, сбыт – в Персию)107. При этом все виды изделий изготавливались из ели (из ольхи – только сундуки крупных размеров). Со временем «персидский бурлак» стал наиболее популярным видом макарьевских сундуков. Его покупали торговцы из Персии и упаковывали в него стекло, щепной товар и посуду108.

Начало Первой мировой войны стало предвестником больших перемен в истории макарьевского сундучного промысла. Этот период (с 1914 до 1917 года) лучше всего просматривается по «Отчетам о ходе торговли на Нижегородской ярмарке», в которых не только публиковались цифровые данные о привозе и продаже сундуков, но и описывалась текущая ситуация в промысле.