Рыцарь из преисподней. Цикл об Артуре Северном

Рыцарь из преисподней

Цикл об Артуре Северном

Наталья Игнатова

Ты такой же, как прежде:

Что дано – то и свято.

И не веришь надежде,

Лишь Мадонне. И брату…

Alyssa Lwuisse

Иллюстратор Катерина Згурская

© Наталья Игнатова, 2023

© Катерина Згурская, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0060-0696-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НАЧАЛО

Что-то изменилось. Он проснулся не там, где вчера лег спать. Но местность – белесая пустыня под светло-синим небом, на котором не было солнца – выглядела той же самой. Он помнил все до деталей, до количества иголок на кусте саксаула, часть которого пошла на топливо для костра. Куст был тот же. А место – другое. Но он не взялся бы объяснить, в чем отличие.

Воды оставалось в обрез. Если умыться и побриться, нечего будет пить днем. Умываясь, он думал о том, что вчера по пути не случилось никакого источника, не попалось ни одного мотеля, караван-сарая или постоялого двора. Такое бывало на границах между мирами; так он границы и определял: если трасса летит к горизонту в полном безлюдье, пропадают гостиницы у обочины, а дорожные знаки сводятся к одному-единственному, с лежащей на боку восьмеркой, значит граница близка. Нормальные люди и нелюди держатся подальше от таких мест. Для нормальных знак бесконечности – знак угрозы. А совсем нормальные вообще о нем не знают.

Под светлеющим небом по серой трассе он ехал еще два часа. Солнце так и не взошло. Горизонт по правую руку был очерчен алым светом, по левую – желтым, как будто с одной стороны закатилось красное солнце, а с другой вставала золотая луна. К полудню в зените открылась черная круглая дыра.

Взгляд фиксировал неизменные «восьмерки» – привычка запоминать все, что видишь, даже если оно кажется одинаковым, даже если не имеет значения. Потом встретился первый незнакомый знак с улыбающимся черепом, а потом начали попадаться автомобили, трейлеры и мотоциклы, поодиночке и табунками. Пограничье закончилось.

Знак с черепом означал заправку, смену аккумуляторов. Череп – человеческий символ смерти, а здесь пользовались мертвой силой, некротической энергией. Бензин тут, впрочем, тоже был – другие маркировки, но язык понятен, не бывает непонятных языков – и золото в ходу. Не везде, где довелось побывать, принимали в оплату золото, серебро или драгоценные камни. Здесь повезло. Неплохое было бы начало, если б не дыра в небе, вместо солнца.

Он покупал воду в закусочной, когда из-за дальнего столика поднялась девчонка – высокая, ладная, затянутая в черную кожу, выразительно подчеркивающую округлости. С округлостями все было в порядке, глаз радовался. Мгновением позже он отметил яркие черные глаза, блестящие, как влажные ягоды смородины, такие же яркие алые губы без следа помады. Очень белую кожу. Под здешним солнцем не загоришь, это точно.

– Привет, – девчонка улыбнулась, показав островатые зубы, – подбросишь до Эниривы?

– Да, если ты покажешь, где это.

– Клево. Мне нравится. Ты что, не местный? – она тряхнула черными кудрями. – Человек?

– Да.

– Меня зовут Марийка. А тебя?

– Артур Северный, – он взял со стойки «Карту автодорог Ахтеке», – рыцарь ордена Храма.

Глава 1

Хорошее начало не мелочь, хотя и начинается с мелочи.

Сократ.

Оказалось, что Ахтеке – это название княжества. Марийка уверенно показала пальцем:

– Мы здесь, у границы. Вот тут Кабир. А это Иду. Тоже княжества, – из нагрудного кармана куртки она достала радужно переливающуюся прямоугольную пластинку в палец длиной, потыкала в нее коротко остриженным ногтем, и в воздухе развернулась трехмерная карта. – Вот, гляди. Все княжества и даже Немоты немного есть.

Артур поглядел. Два материка, океан со всех сторон, ни намека на полярные шапки. В верхней и нижней частях карты в океане были нарисованы два круга: желтый и красный, стояли пометки: «ал. столп» и «злт. столп». Алый свет по правую руку, золотой по левую. Какие-то местные ориентиры? В отсутствие солнца и звезд без них не обойтись. Артур прикинул масштаб, уважительно хмыкнул.

– Я слыхал, что тут много места, но чтобы настолько…

– Так ты знаешь, где ты? – Марийка недоверчиво перевела взгляд с карты на Артура. – Точно человек?

– Точно.

– Люди сюда живыми не попадают.

– Попадали, – сказал Артур. – Где Энирива?

– В Эсимене, – ноготь снова ткнулся в экран, на карте замигал зеленым один из бесчисленного множества городов.

Другой континент. Артур вопросительно взглянул на Марийку, та в ответ безмятежно улыбнулась:

– Ты обещал.

– Океан.

– Мы на Трассе, – карта погасла. – По ней можно куда угодно. Но в одиночку стремно, – Марийка сунула наладонник обратно в карман, – очень стремно. Вдвоем, так-то, тоже. Поехали?

По пути на стоянку Марийка держалась с Артуром плечом к плечу, но по мере приближения к «Найзагаю», замедлила шаг. Притороченный слева вдоль седла Миротворец из окон закусочной было не разглядеть, а сейчас он стал виден. Отполированная ладонями рукоять, скрытое в чехле, но безошибочно угадываемое лезвие. Нормальный двуручный топор. Хотя, наверное, не слишком нормальный по здешним меркам. Здесь принято было возить с собой другое оружие, потому что висящий за спиной Артура «Перкунас» вопросов не вызвал. Миротворец – другое дело.

– Это что? – спросила Марийка из-за спины. – Ты что, с топором, что ли, ездишь? Зачем? Ты нормальный?

Слишком много вопросов сразу. Но это водилось за девушками, почти за всеми. Артур привык. Во множестве вопросов всегда есть один, главный. Научись его находить и сможешь общаться с женщинами, не создавая проблем ни им, ни себе.

– Я на службе, – сказал он. – Это табельное оружие.

– Так у тебя что, настоящая форма? – Марийка тут же снова оказалась с ним рядом, обогнала, попятилась, разглядывая нашивки. – Ты архан?

– Рыцарь. Я же сказал.

– Сказал. Ну, мало ли. Здесь нет рыцарей-людей. А ты кому служишь?

– Пречистой Деве. – Артур достал из багажника второй шлем, протянул Марийке, начал закреплять на байке канистру.

– А кто это?

За годы, прожитые на Земле, Артур привык отвечать на такие вопросы. Правда, о том, кто такая Богородица, его никогда раньше не спрашивали взрослые люди, только дети и фейри, которые, в сущности, те же дети, потому что не знают ничего, что сделало бы их взрослыми.

– Мать Господа нашего, Иисуса Христа, – сказал он, зная, что сейчас последует новый вопрос, теперь уже о Боге. Нужно было ехать, но, с другой стороны, он ведь никуда не спешил. А если не отвечать на эти вопросы, то зачем, тогда, вообще разговаривать?

– Ты же сказал, она дева, – Марийка изумленно вытаращилась поверх зеркального синего пластика.

– Господь был зачат непорочно.

– Ну, зачат-то ладно, а рожать? Чува-ак, – она снова сверкнула зубами в улыбке, и Артур снова отметил, что зубы выглядят острыми, – ты, вообще-то, с анатомией как, дружишь? – И доверительно сообщила, чуть подавшись вперед: – Невозможно родить и остаться девственницей.

– Девой зачала, девой родила, девой осталась, – Артур столько раз слышал подобные разговоры, что начал опасаться однажды ответить на вопросы о Приснодеве, не задумываясь. А так нельзя. Каждое слово о Ней или о Боге должно идти из сердца и разума. – Это чудо. Бесконечное могущество Господа.

– Ты псих, – Марийка еще раз посмотрела на притороченный у седла Миротворец, – но я с тобой поеду. Псих, который уважает женщин, лучше нормального, который изнасилует меня на первом же привале.

Надела шлем, ловко спрятав под него свои буйные кудри, и оседлала байк.

Что ж, Артур признал, что эта его проповедь оказалась одной из самых коротких. Еще и с очень неожиданным результатом. И ведь не поспоришь же с выводами: насиловать Марийку у него и в мыслях не было, ни на первом привале, ни на всех остальных. Зачем насиловать? С женщинами по-другому надо.

Впечатления от княжества Ахтеке Артур мог изложить в двух словах: «оно ровное». Краткий путеводитель, прилагавшийся к карте, расписывал красоты горной природы, полноводные реки, сказочные города в оазисах. Но Трасса шла мимо городов, летела через пустыню, небо дышало жаром, а горы оставались на горизонте, всегда по правую руку. Синеватые, едва различимые и почти неизменные очертания хребта Хентэф.

К дальним перегонам было не привыкать, к однообразному пейзажу тоже. Так что Артур не скучал. Да и Марийка скрашивала жизнь. Она быстро поняла, что вопросы задавать бесполезно, и начала на привалах болтать сама. В основном о своих путешествиях по Трассе, о знакомствах, которые здесь свела, о психах, которых тут было предостаточно. Кто угодно может оказаться на Трассе, но далеко не все делают это добровольно, и не мудрено сойти с ума, если не знаешь, как отсюда выбраться. А если выберешься, очень может быть, что спятишь, пытаясь вернуться обратно. Трасса такое место… на ней плохо, без нее еще хуже.

Марийка много рассказывала о себе. Могло даже показаться, что рассказывала все. Но Артур за несколько дней так и не смог составить представление о семье своей попутчицы. Он привык обдумывать любую информацию, приучили с детства, и хорошо сделали. Он и обдумывал. Марийка рассказывала правду о друзьях, но привирала про учебу и очень редко упоминала родственников. Рассматривая эти упоминания каждое по отдельности, Артур мог увидеть строгую патриархальную семью с правилами и традициями. Но вместе кусочки не складывались. Марийка была слишком самостоятельна для патриархальной семьи. Да и трудно было представить семью, в которой есть дед, отец, брат, племянник, но нет ни бабушки, ни матери, ни жены брата. Бывает, конечно, и такое, потому что кто знает каковы правила и традиции в патриархальной семье? Может, у них принято убивать женщин после рождения первенца, а Марийка как раз результат промедления в выполнении правила. Но для семьи, в которой принято убивать или прогонять женщин она, опять-таки, слишком самостоятельна и слишком весела. Редкий случай хорошего, легкого характера, оптимизма без надрыва и притворства. Ясноглазая веселая птица, радуется каждому новому дню, а на привалах щебечет, щебечет, щебечет…

Впрочем, Артуру нравилось. Хорошо, когда кто-нибудь говорит. А то он молчун, Миротворец тем более. Кроме Марийки поговорить можно было только с Альбертом, а с ним любой разговор скатывался на Конец Света. К тому же, неправильный. Куда деваться, если Альберт в этом живет, а Артур уехал только потому, что останься он, и ни мира, ни людей уже не было бы.

Братик выходил на связь каждый день и иногда рассказывал, что у него происходит, и что осталось от мира, но чаще, все-таки, старался узнать, как дела у Артура. А у того и дел никаких не было, пока сюда не приехал. Да и здесь, кроме как довезти Марийку до Эниривы ничего не намечалось. С такими настроениями полная оптимизма попутчица на Трассе – это милость Божия.

Марийка на Трассе скорее жила, чем путешествовала, все время между экзаменами и каникулами проводила, странствуя из княжества в княжество. Поэтому и не говорила всю правду об учебе. Учиться-то она училась. В Институте Управления и права Интарафийского государственного университета Эсимены. Но судя по тому, сколько времени проводила на Трассе, учеба сводилась к написанию самостоятельных работ.

– Теория! – отмахнулась Марийка, когда Артур задал ей вопрос насчет посещения лекций. – А здесь практика. На Трассе идеальное самоуправление. Нет ни одного писаного закона, только традиции, да к тому же у каждой стаи свои, но как-то все между собой уживаются и сотрудничают, когда надо. А драйверы, если не лезут никуда, то проезжают спокойненько. Даже не знают, что их безопасность непонятно на чем держится. Вообще, мало кто знает, как что на Трассе устроено.

Она выразительно посмотрела на седельные сумки, в которых, тщательно уложенные, хранились спальный мешок и каремат. Пользоваться ими за время совместного пути пришлось всего один раз. Марийка знала все до одного постоялые дворы, в том числе те, которых не было на карте. Если бы Артур планировал маршрут сам, он каждую вторую ночь проводил бы под открытым небом, просто потому что понятия не имел о том, что поблизости есть мотель, трактир, или дом, в котором можно снять комнату. А так, уже почти неделя в пути, и всего одна ночевка под открытым небом.

Правда, у всего есть оборотная сторона, и у осведомленности Марийки тоже. Знание мест для ночлега было необходимостью: Марийка могла есть только специальные продукты, приготовленные в специальной печи. Ничего сложного, концентрат она возила с собой, а нужная печь была на любой кухне, но кухню хотя бы раз в сутки стоило найти. В ночь, когда пришлось остановиться в поле, Марийка осталась голодной, а с утра была злющей, как кошка и ядовитой, как гремучая змея. На кого злилась непонятно, но с женщинами так бывает: когда им некого обвинить в своих бедах, они злятся гораздо больше, чем когда знают виновника.

Если бы еду получилось сохранять свежей, было бы проще.

– Есть стазисные контейнеры, в них время останавливается, – сказала Марийка, – дорогие, как я не знаю что. Можно было бы один такой с собой взять, но я не подумала.

Казалось бы, дальнейшие размышления должны привести к логичному «сама виновата», а когда виновник известен, женщины злятся меньше. Но нет, Артур знал, что если женщина «сама виновата», то она злится даже больше, чем когда злиться не на кого. Такими уж они созданы. Сводят с ума во всех смыслах. Не нужно пытаться понять, нужно просто выучить правила и молиться, чтобы они хотя бы иногда работали.

* * *

Сегодня на Трассе снова было безлюдно. Марийка с утра предупредила, что Глейс и Рена, два вампира, через чьи тийры1 предстоит проехать, недавно начали войну. То, что об упырях на Трассе говорили, как о чем-то обыденном, пока еще не стало привычным. Обычно люди боятся мертвяков, ненавидят их и, столкнувшись, стараются уничтожить. Либо убежать. Это кто как воспитан.

Бояться вампиров – здоровый инстинкт. Не-мертвые оскорбляют природу и Бога, и живые чувствуют это, даже те живые, кто и к природе, и к Богу относится одинаково равнодушно. Мертвое должно быть мертво, потому, что это естественно, не-мертвого не должно быть, потому что это противоестественно.

Здесь все было иначе. Упырей считали кем-то вроде феодалов, побаивались, но при том полагались на их защиту.

Странно и неправильно.

И, все-таки, Артур не спешил с выводами. Личное знакомство с не-мертвыми многое меняет в представлениях о правильном и неправильном, учит отличать противоестественное от сверхъестественного. А тот не-мертвый, которого Артур знал лучше других, самим своим существованием, пожалуй, давал право на не-жизнь и остальным. До тех пор, разумеется, пока они могли сосуществовать с людьми.

Сцепившиеся в войне вампирские стаи – дело другое. Тут о сосуществовании речи не идет. Вряд ли кого-то будут убивать специально, но, сражаясь между собой, упыри, которые почти все еще и маги, по сторонам не смотрят. Кто не спрятался, сам виноват. Из объяснений Марийки следовало, что войны между стаями – дело обычное, однако войны «холодные». Противостояния могут длиться десятки лет, и за все эти годы дело так и не дойдет до настоящей драки, разве что молодняк встретится случайно в одно время, в одном месте и сцепится так, что перья полетят. А сейчас речь шла уже о настоящей войне. Поэтому с середины дня им не встретилась ни одна машина, и ни одна не обогнала. Марийка, перекрикивая двигатель и рев ветра, мрачно напророчила, что владельцы заправки, где предстояло переночевать, наверняка, собрали манатки и убрались подальше, пока война не закончится.

– Дверь взломаем, – откликнулся Артур.

Вломиться в чужой дом казалось ему лучшей перспективой, чем провести еще один день в компании голодной попутчицы. Вообще-то, конечно, такая зависимость от еды слегка удивляла. По наблюдениям Артура, девушки гораздо чаще стараются сделать вид, что вообще не бывают голодными, чем явно демонстрируют, насколько их злит невозможность поесть. Но, в основном, наблюдения Артура сводились, все же, к тому, что девушки все разные, а это было хорошее объяснение чему угодно.

Жизнь на заправке била ключом. На стоянке перед маленькой гостиницей гремела музыка, хаотично перемещались тени и человеческие силуэты, в черное беззвездное небо врезались лучи «люстр» с крыш тяжелых «Скадатов»2, освещавшие заодно и пустоши вокруг. Кто-то, похоже, совсем не беспокоился о том, что на этих землях война. Ну, или беспокойство выражалось только в том, чтоб осветить подходы к лагерю. Не слишком строгая мера безопасности. Артур даже часовых не увидел.

– Не надо нам туда, – сказала Марийка.

Полтора десятка внедорожников, длинная фура для перевозки скота и пятерка байков. Интересный набор. Странный.

Буйное веселье, дикарские пляски и далеко разносящиеся над пустошами звериные вопли – все вместе требовало объехать заправку как можно дальше, помолившись по дороге за ее владельцев, если те не успели сбежать. Так и следовало сделать. Но Артуру очень не понравилась фура. Маловероятно, что в ней везли лошадей на скачки…

Нет, он не мог объяснить себе, что ему не нравится. Просто странно она смотрелась, длинная, нелепая, между мощными автомобилями и дорожными мотоциклами.

– Теней меньше, чем людей, – Артур остановил байк, разглядывая фуру.

– Поехали! – Марийка вцепилась ему в ремень. – Не все они отбрасывают тень. Поехали, Артур!

– Кто в фуре?

– Я не знаю…

– Не верю, – он опустил подножку. – Ты же все о Трассе знаешь.

– Это людей в Пески везут.

– Зачем?

Про Пески Артур уже знал. Огромная территория к востоку и северу от княжества Эсимена. Южная половина Песков почти целиком захватывала пустыню Сельему, отсюда и пошло название. Северная половина забиралась далеко в горы, отхватив изрядный кусок Дорсума, горного хребта, занимающего большую часть континента. Пески были землями вампиров. Не государством, просто местом, где обитали вампиры, только вампиры и никто, кроме вампиров. У них не было ни законов, ни правил, ни хоть какого-то порядка… ни еды. Вот оно что! Там, где никого нет, кроме вампиров, что им жрать?

– Это неправильно, – сказал Артур.

– Это не наше дело!

Он впервые увидел ее испуганной. Марийка на Трассе как рыба в воде, знает тут все и всех, ничего не боится, но охотники за живой добычей опасны даже для нее. Этот участок Трассы на время войны не подчиняется никаким законам, а значит, для живых на нем нет никакой защиты.

Артур слез с седла, отстегнул ремни, которыми был приторочен чехол с Миротворцем.

– Садись за руль.

– Ты больной?

– Садись за руль, – повторил он, – если что, успеешь уехать. Сама говорила, что умеешь водить тяжелые байки.

– Никуда я… ты придурок! – Марийка соскочила на землю. – Ты что, – она яростно вцепилась в его рукав, тряхнула несколько раз с неожиданной силой, – их тридцать! Это большая стая! Это значит, что они очень сильные! Футуй… Ты что, не понимаешь? Да… какая разница? – она злобно оскалилась, но голос по-прежнему не повышала, вампиры слишком хорошо слышат, об этом Марийка помнила даже сейчас. – Тридцать! Хоть бы и молодняк. Их тридцать, а ты один! Что ты, блин, хочешь там сделать?! Их даже из этой штуки всех не положить! – она сердито ткнула кулаком в чехол с «Перкунасом».

– Садись за руль, – сказал Артур, – храни тебя Господь.

И пошел к биваку.

Ну, а что, спорить с ней, что ли? Время-то идет.

У всех упырей есть эта особенность: они не боятся смертных, если только не распознают в них магов. Часовые засекли Артура издалека, им и видеть не надо, они живых чуют, но тревоги не подняли. Чего дергаться из-за смертного? Стрелять тоже не стали: еда сама идет, зачем ее отпугивать? Когда он поравнялся с двумя мертвяками, охранявшими проход между «Скадатами», один из охранников принюхался.

– Нет, не дурь, – сказал он второму так, будто Артура тут вообще не было.

– Значит, псих, – подытожил второй. – Сгодится.

Вообще-то, им и обдолбанный до невменяемости наркоман сгодился бы, судя по тому, какое веселье царило на темной стоянке. Почти все, кто отбрасывал тень, были пьяны, некоторые курили «травку», кто-то уже валялся без сознания, у кого-то только начинался приход, но все выглядели абсолютно счастливыми. Стадо. Упыри их для того с собой и возят, для праздников, когда хочется заменить консервы свежатиной или опьянеть от алкоголя и наркотиков в крови.

– Кто у вас тут старший? – спросил Артур у охранников.

– Тебе зачем? – откликнулся тот, который назвал его психом. – Иди, раз пришел.

Сами пригласили. Нет, в отличие от упырей, рыцари в приглашении не нуждаются, но все равно лучше быть званым гостем. А старшего найти не сложно. В стаях всегда действует право сильного, вожак остается вожаком только до тех пор, пока не найдется кто-нибудь, кто сможет его победить, ну, а того, кто сильнее всех, издалека видно. Вот и здесь, стоило присмотреться, как стало ясно, старший – вон тот длинноволосый русый дядька в кресле. Он был без куртки, одежда не закрывала ни шеи, ни рук, даже браслетов или ошейника не было. Достаточно уверен в себе, чтоб не думать о том, что это провокация для всей стаи. И достаточно уверен в стае. Все-таки, право сильного у мертвяков не волчье, а человеческое. Совокупность множества факторов, в том числе и личной привязанности остальных.

Артур направился прямиком к вожаку. Его появление в круге «Скадатов» не осталось незамеченным, упыри потянулись было поближе, но он пошел к старшему, и остальным осталось только ждать, что будет дальше. Правда, две девушки, державшиеся поблизости от вожака, преградили Артуру путь, когда он был шагах в пяти от кресла. Что ж, Артур остановился. Хоть он и смертный, хоть он и не маг, а подходить вплотную ему нельзя. Вожак, уже сытый, особого интереса к нему не проявил. Что он, психов не видел? Сейчас прикажет сунуть в фуру, к остальным, и весь разговор.

– Отпусти этих людей, – Артур кивнул на фуру.

Вот теперь вампир заинтересовался.

– С хрена ли? – спросил он весело.

– Потому что они пошли с вами не добровольно, – объяснил Артур.

Он понимал, что переговоры необходимы. Если против тебя тридцать мертвяков и дюжина людей из Стада, нельзя просто прийти и всех уничтожить. Не потому что силы неравны, хотя, конечно, неравны, тут Марийка права, а потому, что людей убивать нельзя, а они же кинутся. Но… объяснять элементарные вещи тому, для кого они так же элементарно неверны – это не очень похоже на переговоры. Это ерунда какая-то. К счастью, вожак не пожелал вступать в дискуссию.

– В скотовозку его суньте, – буркнул он. – И не жрать!

Артур увидел краем глаза, как вампиры, державшиеся позади, превратились в смазанные тени. Ждать не стал. Стряхнул чехол с Миротворца и отступил на шаг от девчонок-телохранительниц. Они, в свою очередь, отпрыгнули назад на десяток метров. Одна зашипела, оскалив клыки и зажмурившись. Вторая закрыла глаза ладонью, из-под пальцев поползли кровавые слезы. Обожгла сетчатку. Бывает.

Вожак кувыркнулся назад вместе с креслом, и одним прыжком взлетел на крышу «Скадата». В руках у него появился пистолет, да толку-то, если он даже не видит, куда стрелять? Никто из них не видит.

Артур огляделся. Над опустевшей стоянкой гремела музыка. Люди из Стада, пьяные, накачанные наркотиками, не понимали, что происходит. Они вообще еще не поняли, что что-то происходит. Упыри попрятались за машинами, затаились на крыше фуры, кто-то рычал, кто-то шипел, кто-то ругался вполне по-человечески.

– Что это за дерьмо?! – рявкнул вожак. – Ты кто такой?

– Артур Северный, рыцарь ордена Храма, – ответил Артур. – Я пришел, чтобы освободить людей. С тобой останутся только те, кто сам этого захочет.

– И куда ты с ними денешься? Эта штука не будет светиться вечно.

– Будет.

– На сорок человек ее не хватит. Ты, долбак придурочный, да я их лучше убью, чем отпущу. Пара очередей вдоль борта, и внутри только мясо останется.

– Тогда я убью тебя, и тех, кого успею, кроме тебя.

Вот это уже были переговоры. То, с чего следовало начинать. Они нашли общий язык, осталось прийти к соглашению.

– Чтобы не быть голословным… – Артур за время жизни на Земле поднаторел в переговорах, теперь он умел это делать правильно. Ждать вопросов не стал, сразу указал правой рукой в сторону упыря на крыше фуры. «Копье Святого Георгия» лучом золотого света сорвалось с пальцев, испепелив руку выбранного мертвяка. Тот заорал, когда вокруг взвихрился белесый пепел. Они боятся сгореть, огонь может убить их насовсем, и парень пока не понял, что лишился только руки, что этот пепел – не последнее, что он видит.

– Заткнись! – рявкнул вожак. Его голос раскатился над стоянкой рыком, таким же страшным и мощным, как рев льва в ночной саванне.