Подобен морской волне

Я решил, что не буду стесняться своих взглядов, как раньше, а лучше сразу всем расскажу, что я баптист. Меня, конечно, спросят, что это такое, и я все объясню. Я представлял, как меня слушают и кивают головой. В своих раздумьях я совсем забыл про главное правило, что реальность не соответствует ожиданиям.

Ну вот и подошел поезд. Я могу побыть один. Еле втащил неподъемные сумки, занял место у окна и погрузился в думы. Постепенно знакомые места в моем окне сменились незнакомыми, впрочем, они почти не отличаются. Следующие пять лет я так часто буду ездить по этому маршруту что на протяжении всего пути будут знакомые места.

Аленка говорила, что нужно выйти на станции «Александровская» и оттуда на 365-й маршрутке ехать до студенческого городка. Я так и сделал. В университет я был уже зачислен по ЕГЭ. Набранных баллов мне хватило, чтобы пройти по конкурсу на бюджет. А если бы их и не хватило, у меня был козырь в рукаве – отсутствие родителей. В общем, мне оставалось только зарегистрироваться в общежитии. Я уже знал, в какое общежитие идти, потому что приезжал в гости к Аленке, когда она еще училась. Я нашел комендантшу, сказал ей, кто я такой. Она сказала, что администрация закрыта, но я могу пока выбрать комнату, а документы оформим завтра. Долго не думая, я выбрал Аленкину комнату. Она была не занята. В общаге было мало народу, потому что до первого сентября оставалось еще три дня.

Это было типичное общежитие комнатного типа. То есть длинный коридор на весь этаж, а по сторонам комнаты. На весь этаж две кухни, два душа, два туалета. Аленкина комната была в конце коридора, как раз напротив туалета. Она предупреждала меня, что не стоит заселяться в эту комнату. Потому что в конце коридора все курят. Сигаретный дым и разговорчики постепенно проникают в комнату и не дают спокойно жить. Но, несмотря на Аленкины наставления, я пошел именно в эту комнату, потому что в ней я хотя бы бывал раньше, а другие комнаты были совсем чужие.

Когда я вошел внутрь, комната оказалась не такой уютной, какой я ее видел раньше. Потому что теперь здесь не было ни занавесок, ни ковров, вообще ничего, что создает уют. Были только тумбочки, шкаф, стол и голые пружинные кровати. Я поставил сумки на середину комнаты, сел на койку и очень сильно почувствовал одиночество. Если и были какие-то люди вокруг, то они были чужие. Стало даже немного страшно. Раньше я такого не ощущал. Было непонятно, что делать дальше. Как жить? Одиночество было настолько сильным, что, казалось, будто не оно внутри меня, а я внутри него. Я даже захотел вернуться в Струги. В дом, который был не мой. В комнату, которую я никогда не любил. Я больше не мог с этим справиться и вышел из комнаты…

Я направился к выходу, но напротив лестничного пролета перед моим носом открылась дверь, и оттуда вышел парнишка с озадаченным видом. У него были татарские черты лица. Одет он был в такой же дурацкий спортивный костюм, как и я. Мы оглядели друг друга, и он спросил:

– Тоже заселяешься?

– Ну да.

– Айда ко мне в восемьдесят первую.

Это была комната, из которой он вышел. Я вошел внутрь и увидел такой же пейзаж, как в Аленкиной комнате. Такие же голые стены и пружинные кровати. Плюс здесь еще моргала лампочка. Когда я увидел чемоданы посередине комнаты, понял, что этот приятель тоже столкнулся с одиночеством. Мне стало легче. Мы познакомились. Его звали Саня. Он приехал из Татарстана, сюда поступил на платной основе, любит футбол, болеет за «Спартак». Я приехал из Псковской области, поступил на бюджет, что люблю – пока не знаю. Говорить было больше не о чем, и он предложил:

– Может, по пиву?

– Спасибо, я не пью.

– Это правильно, я тоже. Ну, пошли хотя бы за семками сходим. Да и лампочку надо купить, а то эта что-то моргает.

Мы пошли в магазин, взяли лимонада и семечек. По возвращении вспомнили про лампочку, и я предложил открутить ее из Аленкиной комнаты. Все равно туда еще никто не заселился. Саня сказал, что это хорошая идея. Мы так и сделали. А заодно захватили еще пару тумбочек и книжную полку. Когда мы застелили свои кровати, стало хотя бы чуточку уютнее. Но главное, что одиночество оставило нас в покое. Времени было уже около двух часов ночи, и мы легли спать.

На следующий день пришлось отстоять огромную очередь, чтобы зарегистрироваться в общежитии. До первого сентября оставалось два дня. Мы с Саней потихоньку обустраивали свою комнату. Комната рассчитана на троих, так что места у нас было достаточно. Вечером появился новый персонаж. Егор. У Егора были крашеные волосы. Он был панком. У него была с собой рваная черная сумка. Он зашел в нашу комнату и спросил, есть ли у нас еще место. Мы сказали, что еще одно место есть. «Тогда я с вами», – сказал он. Он занял последнюю койку. Потом Егор достал из своей сумки небольшую чугунную сковородку и, сказав, что это очень важная вещь, вручил ее мне. «Берегите ее», – сказал он. Потом он закинул сумку на шкаф и уехал. Мы не видели его две недели.

На следующий день к нам постучался еще один человек. Он спросил, есть ли у нас еще место. Мы сказали, что места больше нет.

– А это чья кровать?

– Это Егора. Он вчера заселился, но пока его нет.

– А где его вещи?

– Вон там, на шкафу.

Тогда он подумал и сказал:

– Ну ничего страшного, я займу это место.

Мы с Саней не стали с ним спорить, потому что он производил такое впечатление, что он прав. На вид ему было лет тридцать, хотя по факту семнадцать. Мне казалось, если он стукнет, я умру. Его звали Сергей.

За лето я успел забыть, что такое будильник, но сегодня эта сволочь напомнила о себе. Потому что сегодня первое сентября. Мы быстро собрались и пошли. Благо идти недалеко. Универ в двух минутах ходьбы от нашего общежития. Перед главным корпусом уже столпились студенты. Их было так много, что я думал, это вообще все студенты. Но потом выяснилось, что только первокурсники. Перед нами выходит ректор и толкает речь о новом этапе в нашей жизни. Потом он сказал, что нужно пройти каждому в свой деканат, чтобы отметиться и получить студенческий билет и пропуск. Деканат экономического факультета находился во втором корпусе. Он кардинально отличался от первого. Если первый был изначально задуман и построен как институт, то второй раньше служил царскими конюшнями и казармами. Потом туда занесли парты, и вуаля – высшее учебное заведение. Повезло только профильным факультетам. Всяким агрономам и зооинженерам. Им достался первый корпус. Корпуса зачем-то соединялись подземным тоннелем. И когда мы впервые вышли из этого тоннеля, нам все казалось, что мы попали в прошлое. Как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Такие же старинные арки, огромные лестницы. Не хватало только макетов рыцарей. Наверняка они тоже были, об этом свидетельствовали характерные выемки в стенах. Короче, с открытыми ртами мы дошли до деканата. В деканате нам сообщили нерадостную весть о том, что завтра поедем на картошку. Я позвонил Аленке и спросил, что еще за картошка.

– О, картошка – это круто! – сказала она. – Вы там все познакомитесь, будет весело. Ну, и поработать, конечно, придется.

Я действительно там познакомился с другими студентами, но весело особо не было. Потому что, когда я уезжал со Струг, в числе прочего я думал о том, что больше мне не придется ковыряться в огороде. А тут был не просто огород, а целые поля. Нам всем, конечно, сказали, что заплатят за работу но мы сразу знали, что это неправда. Поэтому мы платили себе сами. Брали с собой пакеты и платили. Кураторы закрывали на это глаза, кроме случаев необыкновенной наглости. Так что первое время мы не голодали.

Вечерами было интересней. Мы собирались в комнате человек по пятнадцать, накрывали стол и общались. Теперь уже общага не казалась мне чем-то чужим. Одиночеству здесь не было места. Форточка открыта, но в комнате все равно душно. Музыка играет громко, но мы ее перекрикиваем.

Молодые ребята рассказывают друг другу о своих городах. О своих жизнях, которые они там оставили. О своих взглядах, об интересах и увлечениях. Они отстаивают свои музыкальные вкусы, болеют за свои спортивные команды и при этом замечают, как они все-таки похожи. Хотя приехали с разных уголков страны. Девчонки строят глазки пацанам, пацаны строят из себя мужчин, и все хотят быть взрослыми. Ну что ж, они будут взрослыми.

И я хотел бы рассказать им о своих увлечениях. О вере, о церкви. Но понимаю, что это так сильно отличается от обсуждаемых тем, что решаю оставить это на потом. Так что я просто молчу и слушаю. Да меня никто и не спрашивает, потому что я неприметный. Меня замечают только после тоста, когда мы «чокаемся». Потому что в моей кружке лимонад.

– Ну ты чего, выпей хотя бы пива, – говорят они.

– Спасибо, я не пью.

– Что, совсем?

– Совсем.

– И на день рождения, и на Новый год?

– Да.

– Почему? Это принцип?

«Сейчас лучше не начинать о вере», – думаю я.

– Да, принцип.

– Да ему мама не разрешает! – смеются они.

Я думаю, что очень хотел бы, чтобы она мне не разрешала. Но не говорю об этом вслух, потому что они будут смеяться и над этим.

Потихоньку алкоголь заканчивается, и все расходятся по своим комнатам. Остаемся мы вдвоем. Я и Серега. А где Саня? Оказывается, он уже спит. Когда он выпьет, он засыпает без предупреждения и абсолютно ничего не слышит.

Мы с Серегой тоже ложимся спать. Первое время мы собирались так довольно часто.

Прошло две недели, картошка закончилась, и началась нормальная учеба. Мы ходим по универу и смотрим на номера аудиторий, выискивая свою. По этому признаку всегда легко отличить первокурсников. А пятикурсников опознать еще проще – их вообще нет в универе. После школьных уроков трудно привыкнуть к лекциям, потому что они такие длинные. Однако радует то, что по многим предметам до сессии не надо ничего учить. Никаких тебе домашних заданий. Просто слушаешь себе лекции и все. А то и вовсе спишь. Поначалу пар было не очень много, и часа в три мы уже были в общаге. Пока еще у нас не было ни компьютера, ни телевизора, мы покупали журналы с анекдотами и семечки. Этого хватало до вечера, а вечером мы снова собирались все вместе.

И вот как-то мы лежим на своих койках и читаем анекдоты. Если попадается что-то особо интересное, читаем вслух. Если журнал закончился, ждем соседа и обмениваемся с ним. В такой день вдруг открывается дверь, и заходит Егор. Он смотрит на свои вещи на шкафу, потом на кровать, где лежит Серега, и говорит:

– А это еще что за натюрморт? Я же занял это место.

Серега принимает положение сидя и говорит:

– Пацаны сказали, что ты уехал.

Мы с Саней молча смотрим друг на друга. Егор оценивает размеры и возможности Сереги и говорит:

– Ладно, принесу еще одну кровать.

Я иду ему помочь. По дороге Егор спрашивает, что это еще за хмырь. Я говорю, что он с нами почти не разговаривает. Мы спускаемся к комендантше. Она дает нам ключи от комнаты с хозяйственным инвентарем. Кровати там остались самые плохие. Мы взяли одну, которая еще не совсем развалилась. Итак, теперь мы живем вчетвером. Когда Егор расположился, он достал из пакета две полторашки дешевого пива и хозяйственное мыло.

– Ну давайте знакомиться, – сказал он.

Я достал из холодильника лимонад. Все уже привыкли к тому, что я не пью, только Егор посмотрел на меня осуждающим взглядом, но ничего не сказал. Когда мы познакомились и пиво закончилось, Егор сказал, что ему нужно поставить ирокез, потому что сегодня концерт какой-то группы. Я хотел попробовать, но не знал, как это делается.

– Да очень просто, – сказал он, – натираешь волосы мылом и сушишь феном, кстати, у вас есть фен?

– Я схожу к девчонкам, – сказал Саня.

Он вернулся с Танькой из 63 комнаты. Она принесла с собой фен и лак для волос.

– Я умею ставить ирокез, – сказала она.

– Давай. Только без лака, – отрезал Егор.

– Без лака не получится.

– Да все получится! Я так всегда делаю.

Танька принялась за работу. По бокам у Егора волосы были сбриты наголо. Так что нужно было просто поставить то, что сверху. Выяснилось, что это все-таки не так просто. Сначала волосы все заваливались то направо, то налево. Потом они кое-как встали, но все равно верхушка была как у пальмы, и Егор согласился-таки на лак. Мы спровадили его на концерт и не видели еще две или три недели.

По выходным я ездил домой в Струги. Точнее, я ездил не домой, а в церковь. А если еще точнее, церковь – это и есть мой дом. Я же здесь вырос. Я не мог без нее. Только одно меня терзало. Я так и не рассказал никому о своей вере. Я хорошо общался с моими новыми приятелями, хоть и не перенимал их привычек. Я же сам себе обещал, что сразу раскрою все карты, а подходящего момента все не было.

Сейчас я вынужден отвлечься от прошлого в пользу настоящего. Потому что легко ворошить прошлое, когда ничего не происходит в данный момент. Но сейчас я думаю только об одном…

Я хожу по городу с грустной мордой и музыкой в ушах. Меня не тревожит шум машин и не радует красота осени. Я не могу нормально есть, не могу нормально спать. Не хочу ни с кем разговаривать. На работе меня спрашивают, что случилось. Я придумываю отмазы. А случилась она. Я видел такое в жизни моих друзей и знакомых тысячу раз. Да и со мной это случается не впервые. Это очень распространенная болезнь. Я знаю все симптомы и чем это может закончиться. Я знаю это, но вот незадача: когда ты влюблен, все что ты знаешь, не имеет значения. Важно лишь то, что ты чувствуешь.

Три недели назад я приехал в свою церковь. Тогда я посещал ее не так часто. Уже не из-за веры, а от одиночества. Я ездил к друзьям. В субботу все прошло как обычно, мы попили чаю, пообщались и разошлись. А в воскресенье на собрание к нам приехали гости. Они приехали из Питера. Три женщины. Мама с дочкой и девушка – их подруга. Это она. Они пели песню втроем. Красивая песня, и они пели ее очень красиво. Так, как не принято петь в нашей церкви. От сердца.

Нет, я не влюбился с первого взгляда. Просто она показалась мне интересной. Так что я уехал обратно в Питер со спокойной душой. Я нормально ел и спал. На работе тоже все было спокойно, без авралов, и следующие выходные были свободны. Почему-то я снова решил поехать в Струги, хотя раньше так часто не ездил.

В субботу вечером в церкви я снова увидел ее. Но на этот раз она была одна.

– Она что, приезжает каждые выходные? – спросил я Васю.

– А она никуда и не уезжала, она тут живет, – отвечает он.

Я ничего не понимаю и говорю:

– Понятно.

Я в замешательстве сажусь за стол. Сейчас у нас будет небольшой перекус и общение. Мы разбираем четвертую главу первого послания Петра. Зашла речь о любви. Что значит «Любовь покрывает множество грехов»? (1 Пет. 4:8). Прозвучало несколько вариантов, и вот говорит она. Мне очень интересны ее мысли. Она говорит очень воодушевленно и открыто. Видно, как важна для нее эта мысль. Она говорит о Христе, о Его учении и Его поступках.

– Только в любви и есть избавление от грехов. Христос такой… – говорит она и не находит больше слов.

Она не боится показывать свои чувства. Быть открытой – ее кредо, и в этом она полная противоположность мне. Моя жизненная позиция совсем другая. Все в себе. Ни слова никому. Мои друзья не знают меня достаточно близко. Родственники и коллеги не знают меня даже отдаленно. «А как это – быть открытым? – думаю я. – Может, она меня научит?»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.