Звезда

Молге с девушками рассматривала товар и наконец-то приблизилась к товару Го-Хора, и сразу стала перебирать цветные ленты, бусы. Отложив в сторону товар, громко стала торговаться по цене на языке тонгутов и хорошо, что их разговор не понятен для всех. Го-Хор сказал, что если она решилась, то он завтра, перед заходом солнца, будет на реке у большого камня её ждать с двумя конями. Чтобы взяла только ценности, маленький кинжал: от служанки, прямо во время купания, надо избавиться, а дальше их кони понесут в ночь – за караваном, ушедшим далеко вперёд. «Я все время думаю о тебе»: сказал он и взял деньги за товар, но стал выпрашивать ещё, а Молге кивнула и рассмеялась, уходя к товару другого купца. Сердце её то замирало, то радовалось, но надо быть невозмутимой и больше общаться с Кызле. Она ей рассказала, что скоро будет свадьба, но чья и в правду не знает. Потом вдруг ей стало жалко этих людей, свои покои у хана в ставке: впереди её ждала грозная неизвестность…

Караван уйдёт после полудня – почему-то купцы торопятся и Мунак понимал, что это обычная шпионская миссия монголов. Дав старшему стражнику важные распоряжения, удалился с барсом к себе и прилёг на подушки, в ожидании Молге, а она не торопилась, озабоченная побегом. Вошла Сауле и сказала, что будет чья-то свадьба, но никто не знает чья… «Ну ты узнай и мне скажешь, дорогая. Я что ли должен у людей спрашивать? Больше мне думать не о чём»: улыбаясь сказал Мунак. Сауле укоризненно посмотрела на него. Мунак сказал ей, чтобы отнесла мешочек с деньгами Лю за заказанный товар для семьи и сказала ему, что хан очень доволен его рассказом о северных землях и будет ждать его в любом месте кочевий. Сауле в точности передала его слова Лю, а мешочек он потряс в ладони с улыбкой и спрятав в бездонном кармане халата, стал торопить торговцев со сборами: монголы наблюдали за ним… «Караван почему-то уходит так рано»: сказала мужу, вернувшись в ставку Сауле. Мунак ответил, что купцы знают, как добывать деньги и никому не скажут секретов своих. «Переоденься и приходи ко мне сейчас. Давно ты не мяла мне спину…»: сказал Мунак и Сауле вышла в женскую половину с улыбкой на лице. Зашёл стражник и вывел барса, поднеся к его морде кусок мяса, и сразу зашла Сауле… «Что-то тяжелее ты стала»: простонал Мунак, когда Саула топтала спину и поцарапала ему плечи, когда он навалился на неё… «Пусть видит змея молодая, что не одна она у хозяина»: мстительно подумала Сауле. Уходя, накрыла лисьей шубой засыпающего мужа, а страже указала что, хозяин спит и никого не надо впускать к нему. Молге пришла и с радостью узнала, что хозяин спит: покушала и прилегла на подушки, подставив подошвы ног служанке, для массажа. «Завтра возьму на последнее купание служанку Сауле, которая всегда шпионит за мной… вот обрадуется старая ворона…»: размышляла она, засыпая. В селении наступила тишина, после ухода каравана в сопровождении воинов хана, до пригона скота.

Наступила ночь новолуния и скорее всего последняя спокойная ночь ханства киданей. Судьбы народов меняются вдруг и неожиданно сытая, спокойная жизнь людей обязательно сменяется ухудшением её и горе беспечным народам, уверовавшим в свою избранность. Расслабились, значит этим воспользуются соседние народы, накопили сокровища и за ним придут другие народы, не вложил в своё время сокровища в укрепление государства, обучения воинов, значит глупый ленивый правитель окружил себя ворами и лжецами. Всю придворную массу людей надо периодически менять вместе с прислугой правителя и тогда откроется такое… Но желания покоя и развлечений хуже маковой жидкости: правитель живёт иллюзиями, навеянными подлыми подхалимами. Никогда раб не полюбит своего хозяина и чужому успеху все будут завидовать, кроме близких родственников: рухнет такое государство, где чиновники его просто сгрызают, не ведая, что творят свою же погибель… Сколько было до киданей ханств на этой земле, а теперь только курганы напоминают о них. Никто не может прочесть таинственные надписи на камнях, а ведь их оставили прежние хозяева этой земли. Восход солнца напомнил о себе розоватым цветом горизонта, заплакали, по детски, шакалы в камышах у реки Онгю. Ударил хвостом, по глади заводи, могучий сазан, совы полетели прятаться в свои укрытия: прекрасен мир раннего утра… все обитатели земли живут по законам природы и только люди постоянно выдумывают свои эгоистические правила, от которых они же и страдают…

Хан с утра был вял и раздражён: оттолкнул от себя морду барса и тот обиженный лёг, глядя в сторону входа – стал ожидать Молге. Хозяин позвал его, но барс только усами пошевелил. Вошёл старший стражник, услышав хлопок ладоней хана. Доложил новости и получил поручение: чтобы после угона на пастбища скота, пригласил всех взрослых мужчин для важной новости в жизни родов киданей. Зашли двое слуг для утреннего омовения и принятия пищи хозяином: без аппетита Мунак поел вяленое мясо, запивая его кислы молоком. Ласково позвал барса, протянув кусок свежего мяса ему – барс подошёл, виляя хвостом… Убрали остатки трапезы, и хан позвал Сауле. «После полудня пойдём с тобой на курган в простой одежде: души умерших не любят чванливых и гордецов самоуверенных… да и выбери ягнёнка для орошения могил чистой кровью»: сказал тихо Мунак и начал одеваться в походную одежду, глядя на себя в жёлтое зеркало. Отражение своё ему не понравилось, и он провел синим камнем на рукояти сабли по зеркалу: глубокая царапина засияла солнечными искрами на фоне тусклого зеркала… «Вот чем отличается молодость от старости… блеском!»: подумал он. Позвал Молге и она вошла, взглянув на него пронзающим взглядом. Мунак ладонями обхватил её головку и стал вдыхать аромат её волос и золотистой кожи, прижиматься губами к прохладным уголкам её губ… «От природы подарок… она лучшее, что у меня есть»: подумал Мунак и слегка оттолкнув её, быстрым шагом вышел…

Все мужчины от мала до велика уже ждали хана, теряясь в догадках причины схода. Хан встал на белый ковёр – только правитель мог стоять на нём, выступая перед людьми. Некоторое время вглядывался в лица мужчин, при полной тишине: многих он знал с молоду – это были закалённые воины, но время… Много молодых воинов, с вопрошающими острыми глазами, смотрели на хана. Подняв в приветствии правую руку, он начал говорить: «Многие годы кидане жили с уверенностью в хорошем будущем, растили детей, охраняли кочевья, ходили в победные походы, но сейчас в моём сердце поселилась тревога и тому есть причины. Вы видели двух монгольских воинов, которые торговали вчера товарами: мы со старшинами родов пришли к общему заключению, что они шпионы, посланные вперёд перед их ордой… Их тьма и нам не устоять с тремя десятками тысяч воинов. Они в свою орду принимают все народы, которые им покорились и счёта своему войску монголы не знают, а продвигаются они вместе с семьями, как горная лавина и их цель завоевание всей земли. Есть земли, куда они не придут много лет: готовьте кибитки, арбы, оружие – можем откочевать внезапно, но до холодов они вряд ли придут и всем воинам необходимо уметь владеть оружием: я сам всех проверю, а в других родах проверят главы этих родов. Не надо бояться, презирайте смерть – трусы хуже предателей…» Все молчали, а хан Мунак резко повернулся и пошёл к ставке: он знал, что оторопь пройдёт и все возьмутся за дело, но прежде запричитают женщины… Так внезапно к селению подошла тревога и встала у каждого аила…

Хан ещё долго метал копья, пускал стрелы из лука в большой ствол высохшего дерева: люди видели это издалека – личный пример вдохновляет других. Перед полуднем искупался, натеревшись синей глиной, в большом котле, стоявшем в шатре, поел мяса с кислым молоком и уснул у низкого стола, тут же на подушках. Сауле вошла далеко за полдень и громко позвала барса – это был предлог прервать сон мужа. Мунак встрепенулся и резко встал, одел простую одежду – жена помогла ему. «Пошли пешком и прихвати маленький нож…»: сказал он. Идти пришлось долго к горе-кургану с другой стороны которого, чуть по одаль, находились развалины очень древнего города: никто не знал о нём ничего и только ветер гулял меж заросших развалин, почти сравнявшимися с землёй. Во многих местах застывшие огромные камни с надписями и колонны являлись молчаливыми свидетелями былого могущества, и трагедии исчезнувшего царства… Люди на развалины не ходили – нельзя тревожить подземных обитателей другого мира, но дети, подростки-пастухи, не смотря на строжайший запрет, навещали город. Находили после дождей оружие, наконечники стрел, кости и даже целую посуду. Однажды мальчишка провалился под землю, сильно повредив ногу при падении и его доставали арканом взрослые. Брадобрей вылечил ему ногу, но хромота осталась навсегда и это истолковали, как предупреждение духов иного мира. Невозможно запретить подросткам не ведомое – оно зовет, а из презирающих, запреты и страхи, вырастают смелые воины.

Подъём на курган отнял много сил – предки Мунака похоронены на вершине. Мунак прошептал обращение к предкам и перерезал горло барашку: кровь брызнула и ею он оросил могилы, и надгробные плиты… Под одной плитой не было захоронения – это дядя Мунака, не вернувшийся с посольством из жаркой страны, а надпись на камне гласила: «Ты ушёл прежде времени… мы не можем наслаждаться радостью твоего присутствия… мы грустим по тебе…». Хан окинул взглядом окрестные просторы: как мал и ничтожен человек на фоне этих просторов, заканчивающихся в дымке горизонта – горы с зелёными склонами и коричневыми вершинами смотрели на него. «Как там Миркен? Надо, не откладывая, сыграть свадьбу по возвращении его, не смотря на результат поиска. Пусть возглавит военное управление десятью тысячами воинов, так как я уже стар для такой деятельности»: подумал он. Солнце уже клонилось к закату и Мунак с Сауле ускорили шаги, долго шли молча, думая о своём. Подходя к ставке, Мунак сказал: «Готовьтесь к свадьбе Кызле с Миркеном – только вернётся и на другой день пускай сваты приходят. Я очень люблю свою дочь и мне будет не доставать её звонкого смеха, и песен, но останешься ты и …». Сауле выжидательно посмотрела на него, но он замолчал. К ним на встречу скакал старший стражник и подъехав, не решился сразу сказать плохую новость – на него смотрела Сауле… «Ну говори же, что там у тебя»: громко спросил Мунак. Стражник тихим голосом произнёс, что не вернулись с купания Молге со служанкой, но мальчишка видел одну Молге, переплывающую Онгю, а на берегу лежала одежда обеих женщин: мы обыскали весь берег… уже собираем конных стражников для дальнейшего поиска… «Ты что несёшь, серый пёс… догнать и живой ко мне… я сам лично головы отрублю всем ротозеям… зачем вы мне нужны, бездельники… догнать… её не смейте трогать… в мешок… ты ещё здесь?»: хрипел, задыхаясь хан. «Я знала, что ты змею греешь, хорошо, что тебя не зарезала… убей её, убей…»: кричала Сауле мужу. «Замолчи, карга… без тебя разберусь… кожу с него снимут… она не могла сама сбежать»: тихим голосом произнёс хан и присел на землю. Больнее всего ранит предательство близких людей и это происходит всегда неожиданно.

Сразу же, после ухода хозяина на курган к предкам, а об этом говорили слуги ещё утром – слуги всё знают лучше хозяев, Молге захотела, впервые, заплести волосы в одну косу – служанка удивилась, но спорить не стала – одна коса для замужних женщин обязательна. Молге разделась и стала разглядывать себя в жёлтом зеркале, кривляясь и показывая язык – служанка смеялась, не сдерживая эмоции. Молге оделась и задумчиво посмотрела на служанку, а затем приказала сложить все украшения, деньги в один шёлковый платок и хорошо завязав его, положить в пустой бурдюк. «Это моё приданное»: сказала Молге, загадочно улыбаясь. «Госпожа, вы выходите замуж?»: спросила девушка. «После узнаешь, а то плохо спать будешь»: смеясь, ответила Молге и добавила, что та может идти к подругам и до вечера не понадобится. Из под подушки и войлока достала маленький острый нож, в виде заколки, и воткнула его полностью в косу – давно ещё она купила его у торговца… на всякий случай. Вошла в комнату ненавистной Сауле и сказала пожилой служанке, что та пойдёт с ней купаться, так как ее служанка подвернула ногу и хромает. С надутым бурдюком вышла наружу, а служанка поплелась сзади с недовольным видом. Все женщины плавали с бурдюками: с ним большие рыбы не утащат на дно. Мальчишка у большого камня на реке, издали, заметил идущих купаться женщин и спрятался в кусты – стал ждать… Молге долго всматривалась в другой берег и заметила шевеление в камышах. Разделась, бросив небрежно одежду, и приказала служанке идти первой, для проверки дна. Служанка, громко ворча, скинула одежду и вошла в воду – Молге за ней, толкая бурдюк впереди себя, и когда они уже плыли, воткнула нож в шею женщины, резко провернув – кровь брызнула ей в лицо… Молге спокойно поплыла к своей свободе…

С обеих берегов за женщинами наблюдали – один с радостью, а другой с удивлением и страхом. Молге вышла из воды и пошла босиком по острым камешкам к камышу, и исчезла из виду. Мальчишка побежал в стойбище, не чувствуя ног под собой. Го-Хор вышел из густых зарослей камыша с двумя лошадьми, бросил к ногам Молге грязную одежду и сказал на тангутском языке: «Быстрее одевайся – тебя видел кто-то с твоего берега и он побежал в стойбище». От вида её стройного нагого тела у него просто помутнело в голове и на время пропал голос, а Молге, морщась, одела грязную мужскую одежду, отдала бурдюк ему… Молодые скакали на конях по вечерней степи в неизвестность – вечерняя степь по красоте ничем не уступает утренней и её обитатели радуются прохладе, и готовятся к охоте, поиску пищи… Цикады наполняют, монотонным звуком, всё пространство степи. Надвигалась вторая ночь новолуния и потому, не проницаемая степная темнота, разольётся по ней. Уже в полной тьме Го-Хор указал на звезду, на которую надо ехать, добавив, что останавливаться нельзя, так как будет погоня и им надо быстрее затеряться среди каравана. «Ты будешь погонщиком моего верблюда и измажь слегка землёй руки, лицо, а ехать надо тихо»: наставлял её Го-Хор. Только к утру показался, отдыхающий у родника, караван, а по краям его в отдалении находилась охрана ханская, которая будет сопровождать караван до границ своего кочевья. Погонщики уже суетились у родника: поили коней, а верблюдам носили воду в кожаных мешках. Спешившись, Го-Хор стреножил передние ноги лошадям и, взявши их за удила они повели их к роднику. Сумели в предрассветной мгле слиться с погонщиками, а некоторые из них с интересом смотрели на грязного мальчишку у лошади – не могли вспомнить его имя… Го-Хор с Молге уселись на земле возле верблюда и стали кушать, пить, подмигивая друг другу – им очень хотелось спать и от этого они находились в ирреальном состоянии…

В далеке возникли два пыльных облачка, поднятые всадниками, и ханские воины вскочили, взяли в руки луки и стрелы, но на пиках приближающихся всадников развевались значки киданей – свои… Старший стражник спешился и подошёл к старшему отряда охраны. «Не видели ли вы беглецов, примкнувших к каравану – мы их ищем по оставленным следам, которые ведут к вам?»: спросил старший стражник. Воин ответил, что рано утром купец с погонщиком привели стреноженных лошадей к водопою и больше никого не заметили. Все пошли к купцу Го-Хору и спросили его: «Где погонщик – утром видели вас вместе»? Тут кто-то в тюке, на боку верблюда, пошевелился. Го-Хор молчал, «Это всё»: подумал он… Стражник рукояткой кнута поднял его голову за подбородок и насмешливо посмотрел ему в глаза, а затем кивнул на него головой и купца стали вязать воины, накинув аркан на шею, а другим концом связали сзади руки. Развязали тюк с товаром и из него появилось запачканное, мокрое от слез лицо Молге – на неё тут же натянули шерстяной мешок и завязали на поясе. Старший стражник сказал купцу Лю, что закон хана Мунака запрещает трогать торговцев, если они не совершили преступления, а у тебя укрывается ханский беглец… Лю ответил, что чтит ханские законы и пусть преступники отвечают, за содеянное, сами. «Караван двинется завтра утром – жди и если не приедем, то отправляйся в путь, а всё имущество Го-Хора мы возьмем с собой»: сказал старший стражник. Поодаль стояли монголы, не вмешиваясь в происходящее. Купца и Молге усадили на лошадей, верблюда с товаром верёвкой привязали к седлу лошади и отправились в обратный путь, с чувством исполненного долга…

На Го-Хора одели колодки у столба, для свежевания баранов, а мешок с Молге положили рядом и из него торчали ноги, в войлочных, облепленных колючками, сапогах. Много людей стояло вокруг несчастных, и все ждали развязки. Хан из большого шатра наблюдал, а сердце рвалось из груди… Мысли сплелись в клубок противоречий и мешали принятию решения. Вошёл старший стражник и рассказал хану о поимке преступников. «Расспроси шакала, что он делал с ней, но не калечьте его»: сказал хан. Воин ударил кнутом несколько раз купца – в мешке послышался громкий плач Молге… Старший стражник тихо сказал Го-Хору: «Скажешь правду – умрешь легко, соврёшь – с живого кожу снимут… Говори, что с ней делал?». Го-Хор, плача, сказал, что, переплыв реку, она оделась и они всю ночь ехали на конях, а у каравана люди всё видели и ему не зачем врать… он ни разу к ней не дотронулся, а сбежать она сама захотела и он только помог – на свою беду… Хану передали его слова и он сказал, чтобы осторожно привели её к нему. Молге подняли с земли и, не снимая мешок, под руки повели к хозяину. Ввели в ханские покои и за ней ворвалась Сауле с криками: «Убей её, привяжи к лошадям – пусть люди видит…». Хан заорал: «Старая карга, иди к себе – я сам разберусь… снимите мешок и уходите… народ пусть уходит… я пока ещё хозяин всем вам…». Перед Мунаком стояло не знакомое, грязное, существо с косой и мокрым от слез лицом… Хан отшатнулся: «Кто это? Позвать служанку, Брадобрея!». У Молге сверкнул в руке маленький нож, который она приставила к своему горлу, крикнув: «Не подходи ко мне… отпусти его… он лучше тебя!». Мунак рухнул на колени и пополз к ней, причитая: «Ну убей меня… ты моё солнце… ты мой воздух… всё сделаю для тебя…». Молге упала и начала рыдать – служанка и Брадобрей сняли с неё грязные тряпки, обтёрли мокрым войлоком. Брадобрей насильно влил ей в рот лекарство, и она успокоилась. «Пусть пришлёт мне письмо на тангутском языке, когда будет в караване»: тихим голосом сказала она. Мунак ответил тихим голосом: «Ты спи, а его доставят в караван, как ты и захотела…». У него тряслись руки, и он сам накрыл её лисьей шубой… Пришёл барс и улёгся рядом, лизнув её ручку. Горная кошка с удивлением наблюдала за суетой людей. Молге совсем успокоилась и начала засыпать: в головке проносились странные картины… люди… река… она летит над всеми… мама хватает её за руки… У стены сидели служанка с полусонным Брадобреем. Мунак выпил вина, из стоящего на столике кувшина и присел у головки Молге, взял в руки прядь её волос и тихо запел, покачиваясь: « Я виноват перед тобой своим возрастом… без тебя мне нет жизни… ты красива и глупа… я тебя спас от смерти и позора… тангуты убили бы тебя… ты не знаешь настоящей жизни… молодому бедному мужу ты родишь много детей, но половина из них умрёт от холода и болезней… сыновья и муж погибнут на войне… в три десятка зим ты станешь старухой… мы уйдём в другие земли… мне от тебя много не надо… ты будешь командовать моим кочевьем… самое приятное это сон… выздоравливай и всё забудь… улыбайся мне, как раньше…». Над стойбищем стоял красивый, но ещё тонкий серп луны и потому всё погрузилось во тьму непроглядную и только звёзды яркие неустанно мерцали – это души людей…

Утром Молге проснулась очень рано и ушла со служанкой в свою комнату. Сказала служанке: «Принеси, лук, стрелы, копьё, аркан, пращу к сухому дереву за шатром и разогрей воду в большом котле – сегодня буду вступать в права, которые мне вчера обещал хан». Полусонные стражники очень удивились молодой госпоже в простом синем халате и растрёпанными волосами, но с почтением поклонились, провожая её взглядами… Молге и на родине обучалась боевому искусству, но время обнуляет прежние успехи, хотя вспоминать всегда легче, чем учиться заново и потому долго пускала стрелы, метала копьё в дерево, а затем накидывала аркан на череп архара с рогами. Особенно метко она раньше, да и сейчас метала пращой камни. В конце тренировки громко произнесла боевой клич: «Ур-р-р», рассмеялась и пошла к себе. У неё был отличный короткий лук, купленный у купца и усиленный местным мастером, и с тридцати шагов легко попадала в дерево стрелой. Зашла к хозяину и задорно сказала ещё лежащему: «Эй, Старый Бык, приходи в шатёр купаться». На что Мунак улыбнулся и сказал: «Натрёшь меня синей глиной». Он был просто счастлив от такого обращения к себе. Служанка уже натёрла синей глиной Молге, когда хан вошёл – она поклонилась и ушла. Хозяин сбросил синий утеплённый халат и Молге начала натирать его глиной. «Что за царапины у тебя на плечах»: спросила она. Он ответил, что барс разыгрался с ним не на шутку. «Понятно, что барс – кто же ещё?»: улыбаясь сказала Молге. Она встала в воду и смыла с себя глину, обмывая себя из кувшина, а он был очарован видом её молодого гибкого гладкого тела. «Что окаменел? Становись в воду, и я помою тебя, а то некому больше за тобой ухаживать, ведь барс может только царапать и кусать»: сказала весело Молге, вернув его к реальности. В конце купания хозяин всё-таки попытался притянуть её к себе, но она ловко вывернулась и убежала, накрывшись халатом.

А между тем скот уже угнали на пастбища и народ стал собираться для соревнования в боевом искусстве. Хан с Сауле и Кызле на конях приехали к месту состязаний и уселись на почётном месте, приготовленном для семьи хана. Сначала старшие воины показывали умение обращаться с оружием и уже настала очередь молодых, как вдруг все увидели, что на верблюде к ним приближается молодая всадница. Она, не торопясь, сама спрыгнула и подошла к хану – на ней был одет синий утеплённый халат, жёлтые кожаные сапоги плотно облегали ножки, на голове была одета белая шапка из шкуры молодого ягнёнка и из неё, сверху, высунута толстая коса, сплетённая с красными и зелёными лентами. Через плечо и шею перекинут изящный лук, на спине висел колчан, а в руке она держала короткое копьё, и поклонившись хану, спросила разрешение говорить с людьми. Хан кивнул, с удивлением глядя на это чудо. Люди притихли – все своим глазам не верили, что из шерстяного, вчерашнего, мешка вдруг явилась красавица редкого очарования. Молге спросила, обращаясь к людям: «Здесь ли муж утонувшей во время купания жены, и если здесь – то пусть он подойдёт ко мне». К Молге подошёл высокий пожилой воин и сказал, что это он муж. «Прости меня, что не спасла твою жену – у неё не было с собой бурдюка, а мутное течение понесло её вдаль и мне очень жаль, что твоя семья осталась без хозяйки, на вот возьми моего верблюда и горсть серебра – это немного возместит вам утрату». Воин, опустив голову, молчал, потому что все знали причину гибели женщины. Из толпы кто-то крикнул: «Кырпас, её не вернёшь, а верблюд – это хорошо…». Воин взял серебро и верблюда. Молге спросила его: «У тебя есть ещё вопросы ко мне?». Он громко сказал: «Нет!» и пошёл в толпу – обычай примирения был соблюдён. Молге весело сказала ему в догонку: «Не забудь вернуть узду и верёвку» – таков обычай. Хан засмеялся и всем людям вдруг стало весело, смех красивой женщины и господина очень заразительны. Кровная вражда отягощала единство родов. Молге подошла к самому главному для неё вопросу – её статуса в народе киданей. Она громко сказала, обращаясь к людям: «Вчера вечером великий хан Мунак предложил мне командовать его кочевьем вместе с ним и я прошу, великий хан, подтвердить свои слова при всём народе». Стояла абсолютная тишина – было слышно только пение жаворонка в небе. Мунак был ошеломлён её напором, но деваться некуда и потерять Молге – это стать самому до конца своих дней несчастным… а день так хорошо начался, не взирая на то, что она увернулась от его объятий – вечером придёт танцевать… Он медленно встал и начал говорить, оглядывая всех: «Я не молод и поэтому мне трудно решать, быстро, безотлагательные текущие вопросы кочевья, а они копятся каждый день. Молге умна и знает грамоту, говорит на трёх языках, сможет руководить стройкой – её отец научил этому искусству и главное – она любит киданей и назад её дороги нет – там убьют её, согласно их закона. Я назначаю Молге главой кочевья, на ряду со мной. Она будет моей левой рукой, а правая рука находится в горах, выполняя мои указания.» Постояв в тишине, он приказал продолжать состязания и не отвлекаться по пустякам. Люди разом заговорили, но никто не выкрикнул протеста – приняли… хан с облегчением сел, а Сауле украдкой вытирала слёзы на глазах. Молге торжествующе оглядела людей и сказала, что сейчас покажет свои навыки владения оружием. Не торопясь, взяла в левую руку лук, вложила стрелу и натянув, пустила её в дерево, а потом ещё две стрелы воткнулись рядом с первой: все были удивлены. Подкинув в руке несколько раз короткое копьё, метнула его в дерево и оно воткнулось рядом со стрелами, удачно бросила аркан на шест, подняла камень, и вложив его в кожинку пращи, быстро раскрутив, метнула на много шагов в торчащий из земли камень – только осколки и пыль увидели все на фоне камне. Уже в толпе послышались крики восторга, но Молге подняла руку и подошла к дереву на десять шагов, вынула из под халата нож, найдя центр тяжести, метнула его – нож воткнулся, зазвенев. Хан сказал воинам: «Среди вас есть такие, кто не сможет повторить?». Все молчали. Молге подошла к хану и села между ним и Кызле, слегка потеснив сидящих. Власть не выпрашивают, а берут ловкой комбинацией действий. В дали, со стороны гор, показался всадник с белым знаком на пике – срочная весть и никто не мог ему препятствовать в пути, а только должны были помогать. За рекой появились два всадника, вероятно вернулись, проводив незадачливого купца Го-Хора. Хан резко встал и вглядываясь во всадника, тихо прошептал: «Нашли». Наказал Сауле и Кызле дальше присутствовать на состязание воинов, а Молге позвал с собой, и они поехали, на ханской лошади вдвоём, к ставке.