Метро 2035. За ледяными облаками

Липкая черная жижа плескалась во все стороны. Скользила, заставляя их зарываться и почти падать. Они бежали, подгоняемые темной волей умершего села. Злость и голод окружали, набрасывались смердящей вонью разложения и тихими шепотками ветра в развалинах умерших жилищ. Смерть щупала тройку беглецов ледяными пальцами сквозняка, проходила по коже бритвой холода. Пробовала на зуб, потрескивая приближающимися преследователями. Пугала густым липким туманом, окутывающим все сильнее.

Азамат пытался не потерять ориентир – черный гнилой столб с поникшими проводами. Перекресток манил и заставлял бежать сильнее. Пот катился по спине, стекал по лбу, заставляя щуриться. Нос забивал запах мертвечины, прущий отовсюду. Чем глубже они заходили по улице, тем плотнее становился смрад. Сладковато-гнилой привкус хрустел на зубах страхом и откуда-то попавшим песком.

Слева, разбрызгивая грязь и щепу, разлетелся забор. Черные доски, белеющие лишаями грибка, жирно плюхались в месиво дороги. Мелькнуло перекошенное мучнистое лицо с провалами белесых глаз и бездной невозможно широко раскрытого рта. Даша тоненько пискнула, брошенная в сторону Уколовой. Дробно ударил ее АК, останавливая первого. Пять сорок пять чмокнули наискось грудь, впились в подбородок, в верхнюю челюсть, в переносицу, в глаз, в висок.

Не-человек, рвущийся к живым, упал, смешно и нелепо раскинув руки. Следующий… Следующая запнулась. Тетка, дородная, в остатках телогрейки и лохмотьях цветастого теплого халата. Дрожащий студень дряблых ног, сплошь в паутине черных вен, еще нес ее вперед, заставляя падать. Редкие обломанные зубы, выпирающие через разорванные десны, выбивали дробь. Уколова, стреляя одиночными, отступала. За бабой перла почти толпа из трех-четырех подростков.

Азамат не теряя времени, выглянул в перекресток. Впился в белесое густое облако, лениво перекатывающееся перед ним. Втянул ударивший в лицо ветер. Сильнее смердеть не стало. Времени на помощь должно хватить.

Он успел. Вовремя, подарив Уколовой жизнь. Уже черт знает в какой раз.

Тетка померла окончательно. Подростки не сдавались. Прыгали хищными жабами вокруг, неожиданно хитро и ловко. Окружали, незаметно приближаясь к старлею. Та смогла попасть лишь в одного, пробив левые руку с ногой и зацепив по боку. Только чудовище, бывшее не так давно человеком, оно не остановило. И даже не замедлило. Бледно-смертельная карусель вокруг Уколовой дергалась все быстрее, заставляя ту отступать.

Дарья, уже уткнувшись спиной в проваливающийся профнастил, скользила пальцами по мокрому затвору азаматовского АК. Понятно… клин. А где его рогатина? Черт… как же так, девочка?! Азамат вскинул обрез, выбирая ближайшую цель. Промахиваться нельзя. Прыгнул вперед, понимая всю глупость поступка. Но по-другому бы не вышло.

Бледное лицо зашипело, оскалившись. Стеклянные буркалы замерли, впиваясь взглядом в глаза Азамата. Захватили, приковывая к себе, впитывая в себя водоворотом, вдруг начавшимся внутри каждого глаза. В ушах зазвенело, Азамата повело в сторону. Мучнистая страшная рожа приблизилась, заполняя собой кругозор.

Зубы, щелкая друг о друга взбесившимся метрономом, хрустели, выпирая из черных десен, сочащихся клейкой липкой слюной. Пахнуло свернувшейся кровью и гниющим мясом, смрад разложения накатил сильнее, вбивая в грязь всей своей невесомой тяжестью.

Чиркнуло по щеке расплавленной каплей металла, обожгло отрезвляющей болью. Резко ударило сгоревшим порохом. Даша кричала, уходя в ультразвук. Существо, почти дотянувшееся до Азамата, рычало и старалось отодвинуться. Сохранившиеся инстинкты гнали от человечка, неожиданно так больно ударившего звуковой волной. Голод не давал отступить полностью, заставлял запинаться и тянуться, тянуться к Азамату. Пуля из проснувшегося автомата Даши, раздробившая не-человеку плечо, его не остановила.

Зато пуля помогла Пуле. Прийти в себя.

Обрез толкнулся в ладони. Пороховую резь Азамат втянул, уже радуясь. Бой есть бой. Хватит осторожничать…

Оставшиеся трое сбили Уколову с ног. Спина первого, ринувшегося на ее открытое горло, вскипела кучной очередью. Вздулась багрово-черными пятнами, разлетелась подкопченными лохмотьями мяса. Магазин, выпущенный в упор, подарил Азамату нужные секунды.

Оставшийся заряд снес голову тому, что с края. Азамат стрелял в упор, не боясь задеть старлея. Ждать случая не стал, ухватился за ствол обреза и ударил остатками приклада, заканчивающимися тяжелым шаром со свинцом. Прямо в лоб обернувшегося уродца. Сильно. Черепная коробка против удара свинцовым шаром…

Физика – великая вещь. Эф равно эм на… В общем, Азамат точно не помнил формул, когда-то читанных ему Санычем. Но знал, что никакая кость не справится с ударом тяжелым тупым предметом. Особенно когда удар нанесен бешеным от ярости башкиром, десять последних лет только и делающим, что укотрупливающим всяких уродов. Не ошибся.

Не-человек осыпался в грязь, прям как… ранетки с яблони, как зубы после кастета, как… Рухнул и не вставал. С третьим Уколова разобралась сама, почти отрезав ему голову к лешему. Сразу бы так…

– Чего сразу коситься? – буркнула старлей. – Они мне нож зажали.

Азамат засопел. Привычка говорить вслух, не замечая, не нравилась. Совсем.

– Быстрее, вон туда!

«Вон туда» утопало в растекшейся жиже тумана. Полупрозрачная сметана цеплялась за все, куда дотягивалась. Паутиной обволакивала дома, остатки домов и фундаменты без домов. И самое стремное… Самое стремное заключалось в звуках, несущихся из белесого киселя. Мертвое село ожило. И тянулось прямо сюда, всем обезумевшим людоедским скопом. Беда-а-а…

Бежать Азамат решил вдоль ближайших домов. Хотя бы какая-то защита сбоку, пусть и не серьезная. Пойди по середине улицы… Тяжело отбиться, когда наседают со всех сторон. Пят'ак!

Дождь, утихший было, вернулся. Крупными редкими каплями застучал по крышам, зазвенел по ржавеющим машинам, торчавшим ржаво-моховыми клумбами, пополз мокрыми дорожками под одежду.

Азамат оглянулся на Дашу. Ее чертов талант, спящий внутри девчонки, просыпаться явно не желал. Либо тупо не работал против демонов, недавно бывших людьми. Надо же… Вот только свела между собой две команды жесточайших убийц, стравила, заставила рвать друг другу глотки. А сейчас – ничего, полная пустота.

Желто-серо-черное месиво под ногами тормозило. Вцеплялось в ноги, чавкало, не желая выпускать, тянулось, липко и нехотя освобождая подошвы. Азамат, плюнув на автомат, полностью перешедший к Даше, шел первым. Обрез зыркал на округу ощутимо зло и опасно. Будь у оставшихся странных жителей мозги – поняли бы, не лезли. Жаль, именно с этими частями организма случилось явно странно-плохое.

Небо темнело все сильнее, а туман, наконец-то, решил сдаться. Медленно, как из-под палки, потек к грязи, бывшей тут за землю. Лениво шевелился, раскидывая длинные плотные щупальца, рассеивающиеся в щели между досок, проемы штакетника, дырки металлических листов. Замеченный недавно поворот вел их верно, тут Азамат не сомневался. Такие столбы торчат только вдоль железки, серые бетонные березы, печально шевелящие поникшими хлыстами проводов.

Ор и вой метался между домами, то слева, то справа. Хотя позади слышался намного сильнее. Удача ли вдруг повернулась к беглецам тощей наглой задницей, или нет, но навстречу пока никого не попалось. Азамат даже успел про себя выдохнуть. Понимал, как такое опасно, но поделать с собой ничего не мог. Чересчур много оказалось сжато и спрессовано в два дня за спиной. Считая еще не закончившийся.

Когда вместо мороси лоб кольнула холодная игла, а следом еще несколько, он все же не поверил. Думал, пронесло, обошло стороной… Даже остановился. Замер, стараясь осмыслить, и молча ругнулся. Задрал голову, рассматривая новую напасть, явно подброшенную за недавнюю радость от пока не встреченных вражин.

Новая напасть ворочалась низко-низко, жадно занимая половину неба жирной чернотой настоящей снежной бури. Ледяные крохи, остро кусающие кожу, падали скромно и редко. Пока… Обманываться совершенно не стоило. Чрево чудовищного снежного зверя, ворочавшегося над головами, мяло само себя изнутри. Трещало рвущейся чернотой, готовилось разродиться. И чертова потомства этой зимне-небесной суки, добравшейся сюда, хватит засыпать-похоронить под собой людишек-мурашей. Всех, и беглецов, и странно-страшных хозяев села. Если вовремя не срулить или не укрыться.

Родомир, странноватый бродяга, встреченный как-то Азаматом, верил в ледяную богиню, Морану. Несущую с собой холодную черную смерть, превращающую людей в звонкие твердые статуи, с треском разрывающую морозом даже дубы, гнавшую к человеческому теплу любую живность, обезумевшую от снега и стужи. Хозяйку пронизывающих северных ветров и колких бриллиантовых крошек, мириадами валивших с черных зимних небес.

Сейчас, глядя на почти ощутимо живую стоглавую гидру, ворочавшуюся над головой, Азамат был готов поверить словам странного чудака. Почти.

Туман осел, заблестел, переливаясь разом схватившимися каплями. Грязь, застывающая на глазах, обернулась желто-серой глиной Родезии, покрытой алмазной крошкой. Азамат вздохнул. Непонятно, как хуже идти… разъезжаясь коровой на льду или залипая, как свинья в навозе.

– Половина магазина осталась, – Уколова, закрывающая тыл, сплюнула красным. – Давай выбираться, командир.

Давай выбираться… Давно пора.

Меньше слов, больше дела.

Если выпало бежать, да еще бежать с преследователями, будь внимательнее. И просто беги. Даже если скользишь, как та самая корова…

Ноги разъезжаются? Не беда, просто ставь их тверже. Береги дыхание, смотри по сторонам, держи ствол заряженным. Все просто. Ведь врагам наплевать на осторожность, и это плюс. Главное – просто успеть выстрелить. Всадить заряд в голову, чтобы наверняка.

Ноги несли беглецов. Воющий и рыкающий ужас подгонял. Село ожило. Если можно сказать именно так. Старое, бедное, выжившее в Войну и обреченное сейчас, оно рвалось за тройкой живых нормальных людей. А тех спасали лишь ноги и надежда. Ну и немного – порох со свинцом.

Мимо черной зеркальной змеи Кинеля, бегущего по своим делам. Мимо моста над рекой. Мимо храма, старого, но стоявшего. На мелькающую в такт бегу серую громаду полуразрушенного элеватора. К железнодорожным путям. То ли к спасению, то ли к отложенной смерти.

Уколова начала стрелять. Может, и зря, но Азамат ее не судил. У дома сбоку, рыкнув, калитку выломали сразу три ублюдка. Ублюдошных ублюдка с уже начавшими гнить рожами, сплошь измазанными бурым. А стреляла старлей своими подживающими пальцами, как в тире.

Двадцать-два! Передний, крепкий юнец, кубарем покатился под ноги следующим, заработав точнехонько в лобец.

Двадцать-два! Прям как на стрельбище, так же спокойно, Женя садила короткими, в два патрона, уложив второго утырка, радостно ревевшего при виде удирающего мяса.

Двадцать-два! Бывает на старуху проруха, старлей – не снайпер, АК – не винтарь с прицелом, пусть бы и ПСО… Мажет.

– Меняемся. Прямо, не сворачивая! – Азамат остановил Дашу, махнулся с Уколовой местами. Взвел курки обреза.

Третий, жирный, как барсук, заляпанный по армейскому бушлату чем-то совершенно мерзким, перекатывался колобком. Видать, мозги не у всех ссыхаются, что-то там есть. Живые, значит, зараза какая-то просто. Вряд ли мертвый толстяк додумался бы опасаться ствола. А раз так…

– Азамат! – взвизгнула Даша. – Справа!

Пятак!

Хлипкие жерди, огораживающие развалюху с провалившейся крышей, хрустко ломались. Из-за них, сопя, брызгая слюной и подвывая, лез еще пяток страхолюдин, мало похожих на людей.

Делая выбор в бою – не ошибись. Торопись не спеша, парень, говаривал прапорщик Семенов. И добавлял, скаля оставшиеся кабаньи клыки и пустые десны спереди: спешка хороша при ловле блох. И мандавошек.

Азамат оскалился не хуже Семенова или вон того утырка, совершенно безумно щелкавшего зубами и крушившего заборчик. Прям не рот, мать его, а камнедробилка. Шиш вам, упыри, дядя Азамат сегодня зол и страшен.

Мясоед-колобок уже почти подкатился к нему. Забор почти рухнул. Почти…

Не торопись, братишка. Выверяй и просчитывай наперед. Это как шахматы. Или очко. Только интереснее, ставки куда больше. Твоя жизнь… да и не только твоя.

Дах!

Первый патрон справился с полненьким любителем человечинки. Перебил ему ногу в колене, правую, бросил как раз к разлетающимся жердинам. На фига? А вот так, товарищ прапорщик, гордитесь курсантом.

Колобок дальше не побежит. Живой ты, воскресший или сразу родившийся мертвяком, фиолетово… когда ноги нету ниже колена. А еще бешеный жирный проглот сейчас свалился как раз на пути сотоварищей из-за уже падающей ограды. И вот тут…

Дах!!

Вторым стволом – в голову зубастого живчика, стартанувшего к теплому мясцу, вооруженному обрезом. Получи, оглоед, боло, срезавшее половину башки… И падай, падай, гнида… Лети назад, сбивая остальных. Вот так, валяйтесь, выбирайтесь, ломайте друг друга, желая пожрать.

АК Уколовой трещал впереди. Азамат пробежал уже по совсем мертвым теткам в стареньких пальтишках. Не смотрел, не запоминал мелочей. Нельзя. После Беды всякое случалось, а человек внутри страдал, рвалась душа, не желающая мириться с творившимся. И поди, убеди-ка ее не думать о погибших женщинах, убитых женщиной ради жизни – своей и совсем молоденькой женщины. Да даже и его, мужика-сволочи, убивца с таким хвостом забранных жизней за спиной…

Впереди, совсем близко, виднелись серые и кривые, черт пойми как державшиеся, столбы железки. Почти добрались, почти… Если есть куда добираться. Но не объяснять же девчонкам простую вещь: воевать с надеждой куда проще, чем без нее.

Холодило все сильнее. Снег, падающий какое-то время незаметно, попер гуще. Не снег, даже не снежище… Нет.

Азамат сам не понял, когда крохотные искрящиеся льдинки превратились в легкие белые хлопья, а те, не успел он моргнуть, мутировали в липкую стену, растущую на глазах. Черная небесная сука рожала все быстрее. Акушер-ветер старался, помогал, хлеща холодными плетьми, распарывая клубящуюся брюшину бури.

Позади справились… Выли, неслись за ними, как ошпаренные… Или как легавые, погнавшие зайца. Зайцем Азамат становиться не хотел.

Заскрежетало особенно сильно. Стоявший на перекрестке «уазик»-«буханка», ржавый и сжавшийся внутрь, дергался… Азамат, смотря на него, остановился. Торопливо перезарядил, прикидывая – чего ожидать?! Не может же машина стать… существом с руками и ногами. Это ж бред…

Стекло, чудом сохранившееся, отлетело от удара изнутри. Взревело, наружу полезло что-то огромное, заросшее длинными волосами и бородищей. Азамат покачал головой, не стал тратить патроны, предпочел обежать. Вдруг пронесет?…

Замаячило здание станции. Уколова оглядывалась, ждала подсказки: куда, как, зачем…

Грохнуло одиночным. Впереди. Со стороны еле заметного белого пакгауза на путях. Мастерской или депо, чего-то такого. Стреляли оттуда. Подавали сигнал. Азамат кивнул старлею, мотнул туда головой. Да, не подвела чуйка, вывела куда нужно. Надо торопиться.

Из-за снежной стены, разносимой ветром и тут же вытягивающейся вновь, ревели и выли. Сколько голов злобного безумного зверья там? Больше, чем было еще пару минут назад. О, вот и первый… Стоило стрелять сразу. Пожалел сухих патронов. И вот, получите…

Огромный бородач с серым изъеденным лицом не отставал. Пер танком, разбрасывая мусор на привокзальной площадке, в труху разнеся остатки невысокого заборчика. И молчал. Проревевшись, выползая из машины-дома, молчал. Страшно и неумолимо пер позади. И догонял.

Те-то, за снегом, выли и орали. Этот упорно шел следом. Патроны у Уколовой почти закончились, а с обреза на таком расстоянии не особо постреляешь. Задерживаться не стоило. Пути уже виднелись впереди.

Сбоку, с треском обрушив ветхий забор, выскочили три пса. Тощие, злые, почти лысые, мутноглазые… И очень голодные. Азамат выругался.

Белое здание впереди манило к себе. Теперь-то точно казалось, может, и зря, что там спокойно и можно укрыться. Отдохнуть, переждать, высушиться. Глупость, что и говорить. Добежать бы сперва…

Но без таких глупостей порой куда тяжелее. А с целью хотя бы хочется двигаться, а не покорно ждать судьбы. Особенно мерзкой судьбы с клыками в палец длиной.

Данг! Первому псу размозжило голову пять сорок пять. Разнесло в лохмотья, оставив только огрызок с нижней челюстью.

Дах! Азамат сбил второго, влепив картечь в разинутую крокодилью пасть.

Данг!.. Третья тощая тварь увернулась в последний момент, прыснула в сторону, скакнула по-лягушачьи, почти добравшись до Даши.

Уколова подставила заткнувшийся АК, зубищи клацнули по цевью, хрипнула голая кожа шеи, ходуном задергались мускулы… Азамат выпалил последним зарядом по бородачу.

Влепил неудачно, оскользнувшись на замерзшей грязи, промахнувшись из-за липкого холодного комка, брошенного ветром. Попал в живот, разворотил, выпустив наружу черноту вместо алого. Но здоровяк все же упал, хрипя, задергался, размахивая руками-ногами, начал вставать…

Данг! Уколова заорала, когда остатки разлетевшейся собачьей башки липко чавкнули ей по лицу. Стрелок из пакгауза, стоя у крохотной калитки в стальных воротах, стрелял опасно. Очень опасно для старлея. Но попал. И разбираться стоило потом.

– Вперед! – Азамат поднял Уколову, толкнул, судорожно ища на поясе патроны. Кармашки оказались пустыми. Он зацепил один-единственный почти с поясницы, вставил, чуя, как немеют пальцы. Холод звенел все ощутимее. И плевать Беде на валящий с неба снег. Должно потеплеть? Хрена. Ловите мороз.

Белая круговерть закрыла все. Весь окружающий их мир. Вернее, мир сжался до пяти, не больше, метров, где еще оставалось немного других цветов.

– Эй, бедолаги, туда не ходи. Там вашу мала-мала кушаньки будут! – донеслось из-за снежной толщи. – Сюда ходи, здеся тепло.

Твою мать, он что, слабоумный?!

«Такое разное прошлое: хозяйка счастья»

Счастье – очень простая штука. Настоящее счастье заключается не в лазурном покрывале океана да белом песке и коктейлях в стаканах муранского стекла с трубочками. Совсем не в кофе в постель после страстной ночи и пяти оргазмов. Абсолютно не в новеньком внедорожнике без кредита и в деньгах. Совершенно нет. Это лишь надстройка, и у каждой отдельной личности она своя.

Обычное счастье банально. Встать утром из сухой постели в теплой комнате и сунуть ноги в тапочки. Умыться горячей водой сразу из крана. Открыть холодильник и достать оттуда пакет с молоком, масленку, любимую колбасу или сыр. И, куда важнее, сделать все это в здоровом состоянии и без боли. Любой, от суставов с зубами до реакции на погоду за окном.

Ноющая, впивающаяся дрелью и стучащая дятлом в висок, разрывающая голову килограммом тротила. Твою мать… И счастье тут заключается только в маленьком кругляше таблетки. И в томительных минутах ожидания. О, да у вас нет ничего? Ай-ай-ай, так нельзя.

Хозяек счастья, совершенно не пахнущего лекарствами и аптекой, рядом с моим домом несколько. Но Айсылу стоит отдельно. Единственная, кому хочется улыбнуться и с кем хочется поздороваться не из вежливости.

Луноликая – это, типа, почти насмешка. Мол, лицо плоское, и все такое. Кому как. Айсылу это определение подходит прямо как нельзя лучше. Не нужно смотреть на бейдж, чтобы понять, чем занимались ее предки. Они кочевали. Айсылу работает провизором. Остро-кареглазая, с черными выгнутыми бровями-луками, всегда улыбающимися губами и крохотными ямочками на щеках.

Ей жутко идет белый форменный халат. Белизна оттеняет туго заплетенные или густо спадающие черные волосы. А крохотные веснушки делает заметнее, и оттого их хозяйка становится милее и уютнее. У нее очень аккуратные маленькие руки. Они спокойно и не торопясь делают свое дело и так же спокойно показывают ханыгам на дверь, если те не понимают спокойных слов. Ее беспредельное спокойствие утихомиривает даже парочку совершенно настоящих психов со справками, регулярно чего-то добивающихся в аптеке.

Точно так же, плавно и без суеты, Айсылу двигается по своему маломерному дворцу счастья для страждущих и больных. Невысокая, широкобедрая, чуть полная и очень гибкая, она, само олицетворение азиатских богинь плодородия, мягко скользит по плитке за пустышками, бутылочками, памперсами для взрослых и, в нашей аптеке почему-то редко, презервативами и смазкой. Наверное, в соседних домах смущаются показывать наличие личной жизни.

Глава 3

Белая смерть черной ночи

Самарская обл., с. Кинель-Черкассы

(координаты: 53°27′00'' с. ш., 51°26′00'' в. д., 2033 год от РХ)

Азамат убрал руку с обреза только после скрипа тяжелого засова, прочно легшего в пазы двери. Спустя пару секунд с той стороны в нее кто-то врезался. Сильно и жадно. И что-то даже высказал с помощью рыка, куда как больше подходящего медведю, чем человеку. Пусть и не похожему на нормального.

Бах! Бах! Сталь ворот гудела от живого тарана, бившего снаружи. Бах!!

– Хреново быть такими ядерно-неудержимыми дебилами… – спаситель понюхал стволы двустволки. – Но без них порой скучно. А так… сплошное удовольствие в виде адреналина и запаха пороха. Черт, это же так возбуждающе.

– Что? – Даша хмуро смотрела на него. – Что возбуждающе, кровища и смерть?

Бах! Бах! Не живые и не мертвые живчики явно решили действовать количеством, атакуя вход.

– Разве нет? – поинтересовался человек с ружьем. – Разве после такого жизнь не ощущается ярче и полнее? И, что куда важнее, ценнее… Нет?

Глупый момент для таких рассуждений, но крыть было нечем.

– То-то… И запах пороха, спасшего ваши жизни, не может не будоражить. Не желаете нюхнуть, красавица?

Старлей, непонимающе уставившись на него, даже покрутила головой. Не обнаружила никаких других красавиц, но не ответила.

– Откуда бредете, бедолаги?

– От реки, – буркнул Азамат, – с Отрадного.

Смысла врать не видел. Так даже лучше. Если странноватый чудак – человек Клыча, может и проявиться. А такого и убивать не жалко.

Ответ тому явно понравился, во всяком случае, головой мотал очень даже одобрительно.

– Да вы, как посмотрю, отмороженные по самое не балуй… Красавцы-ы-ы!

Да уж… Но стоило и поблагодарить. Азамат кашлянул.

– Рахмат.

– Костыль.

Азамат непонимающе уставился на него. Точно, больной на голову. Потом понял…

– Спасибо, говорю, по-башкирски. Я – Азамат. Для друзей – просто Пуля.

Человек кивнул. Поднял кожаную плотную маску с вшитыми металлическими очками. Стянул вторую, шерстяную, закрывающую лицо наполовину. И повторил:

– Нэзэчт, типа, как у нас говорят. А я – Костыль. Для друзей – просто Игорь. Но мы-то с вами точно не друзья.

Худое, если не сказать – тощее, лицо. Сивые тонкие волосы вспотели, торчали гнездом. Щетина тоже казалась светлой.

– Женя, – Уколова сплюнула, потрогала нижнюю челюсть. И кивнула куда-то на левую руку сивого. – Ты так свои политические взгляды показываешь всему миру? Воля або смерть? Анархист-махновец, да? Ну, думаю, явно не пират, морей и пиратских бригов под черным флагом с такой картинкой тут нету.

Азамат покосился на черный круглый шеврон, украшенный черепом и костями. Старлей умела работать по своей профессии, вычисляла криминал и опасные элементы сразу, наплевав на усталость и безумных людоедов на улице.

– Хо, – тощий ухмыльнулся, криво и крайне паскудно, – так и есть, красотка. Весь я, как есть, насквозь пронизан верой в свободу. Всех и от всего. И помогаю, как могу, другим приобрести такую же веру.

– Да ну? – Уколова тощему не доверяла. Как и ствол ее АК, поднявшийся незаметно и споро. – Хорошо еще, про мировую революцию и черное знамя не завернул.

– Анархия – мать порядка, милаха… – ухмылка стала еще жестче, – хаос – порядка отец.

Даша вздрогнула, глядя на него. Уколова сглотнула, заметно побелев и положив палец на спусковую скобу. Азамат сплюнул. Это ж, мать его, просто это… ну, как его… дежавю. Точно, именно так. Анархист, бандюга, наемник. И где такой недавно встретился каждому из их тройки?

Пусть и внешне не похож. Длинный, тощий, сивый. Глаза блестят серым наглым полубезумием, зубы все целые, видно, мастак по щам раздавать. С таким-то языком, наверное, постоянно приходится с кем-то цепляться.

Старая, залатанная, но надежная кожанка. Теплые брюки «вудленд» с накладными карманами. Высокие ботинки на шнурках и крючках, с заправленными в них меховыми чулками. Выцветшая черная толстовка выглядывает из-под куртки капюшоном. Перчатки-самоделки, отделанные металлом и с чем-то мелко-кольчужным с внутренней стороны. На портупее, затянутой на последние и самодельные дырки, нож, пара подсумков, фляга и сумка с противогазом. Шерстяную маску Костыль спустил в самом начале разговора, блестя сахарными целыми зубами и серебристой негустой щетиной.