Приятная неожиданность

– Послушай, – решил я, – очень быстро принеси курицу, каравай хлеба. Что еще?

Егорка потупился.

– Так мечтали вчера о пироге с рыбой!

– Есть?

– Найдем для хорошего человека.

– Курицу заверни получше, нам на вынос.

– Постараюсь.

– Неси.

Вопрос о моей платежеспособности больше не стоял. Флейтиста пробило на слезу.

– Отработаю, отслужу. Что хотите…

– До старушки далеко?

– Я махом!

– Не торопись. Мы тут изрядно посидим. Бабульке скажешь, что харчи сам за сегодня заработал.

Его возражения типа – это же вы, я пресек.

– Ей будет приятно, а мне все равно. Там решишь: вернуться к нам или до завтра. – Повернулся к ребятам, – Знаете, как его найти?

Они задвигались, зашумели.

– У нас есть место встречи, найдемся…

Акимович принес все, что требовалось. Курица была тщательно завернута и пирог с караваем тоже. Да, для хорошего человека, все отыщется и все переделается. Я этого навидался в свое время.

Но у Егорки-то сегодня и сумки нет, свирель свою в руках вертит, думает – как все ухватить. Поможем. Я взял в руки свою сумку, широко ее раскрыл, скомандовал: клади сюда еду! Молодой растерялся: как же, надо же пораньше… Дурень этот, видимо, полагает, что старший припрет бабке жранину поздно или завтра. И эх! Ласково объяснил, что положим бабушке кушать, флейточку сверху, чтобы не изломать, и побежит он сам, немедленно и очень быстро – кормить старушку. Окрыленный Егорушка быстренько уложился, подхватился и унесся. Половой уже наносил еды и ждет указаний или дальнейшего улучшения своего финансового положения. Ну, пусть подождет, денег пока нет и неизвестно, когда будут.

– Акимович, мы поедим, нас не тревожь. Надо будет, позовем.

– А вот…

– Ничего пока не надо.

И мы набросились на гуся. После первых укусов его ноги я понял, что упущено. Водка! Мы же должны отпраздновать покупку домры. Сказал об этом музыкантам. Они одобрили, налили себе пива. Я от пенной радости отказался – не люблю.

Плеснул себе водки. Вздрогнули. Вот тут уже заели основательно. Помня о том, что между первой и второй перерывчик небольшой (мудрость алкоголиков), шмякнул вторую. Похорошело. Как иностранцы, пить по двадцать граммов в час, русский не будет. Нашему главное – не опиваться. Если ты пьешь больше меры: роняешь морду в салат, не можешь идти, говорить, делаешься буйным, опохмеляешься, на другой день тянет выпить – все, приехали. Это может длиться долго. Смешно глядится в театре и кино, звучит в анекдотах, читается в книгах – а на самом деле это надвигающийся ужас.

Ты умный, успешный, удачливый человек, лишаешься в жизни всего: с работы тебя вынуждены выгнать, жена рано или поздно, намучавшись, уходит, дети ненавидят. Поэтому как увидел первые опасные признаки – больше в рот алкоголь не бери. Иллюзиями себя не тешь. Да я волевой, брошу в любой момент – это фикция, на ней сгорели миллионы мужчин и женщин. Это ты сейчас все можешь. А втянулся в каждодневную пьянку – воля твоя слабеет, за стакан водки продашь и мать, и жену. Да, об этом много говорят и пишут, но миллионы из года в год попадают в этот капкан. Сейчас и мне пора сделать паузу.

Я взял домру в руки и начал играть разные мелодии своего времени. Кабак заинтересовался.

– А ты петь-то можешь?

Хотелось ответить: с трудом и матом. Но не время.

– А о чем петь?

– О любви! – и последовал жеребячий хохот.

– О вашей между собой? То-то я вижу, как он тебя обнимает и целует… – Ты что хочешь сказать, гад?

– Ну, что я вас любить не буду.

Тут пошел хохот всей харчевни. Двое с красными рожами подлетели к нашему столу. Да мы тебя сейчас… Я не боялся. Их двое, нас пятеро. Сейчас они проорутся, пошумят и уйдут. Но все решилось иначе. Уверенный хриплый голос сзади решил поучаствоват в этом празднике жизни.

– Что-то вы сегодня наглые… Зажились, видно на белом-то свете!

Сзади, за трактирными грубиянами, стояли, подбоченясь, три добрых молодца с саблями на боку, похоже привычные к бою. Лица, продубленные, ветром и дождем, уверенные. Ощущение, что нужно будет – и против десятка встанут. Торговцы их знали. Они торопливо сорвали шапки и кланяясь забормотали:

– Мы не хотели…мы все поняли…

– Пошли вон, – сказал, как плюнул, боец.

Наглецы махом унеслись из кабака прочь.

Я встал побеседовать с уважаемыми людьми. Они крепко пожали мне руку.

– Этих гнид мы давно знаем. Приказчиками у купца Скорина служат. На ушкуи часто берем у них крупу, муку. Уж не знают, как нас лизануть. Ну да ладно. Мы к тебе по делу. Вы ведь скоморохи?

– Ну, да. Обычно нас шестеро, сейчас один отошел. Спеть что-то надо? – Мы ушкуйники. Парень у нас молодой, атаман ватаги. Вон сидит. Печалится он последнее время. Полюбил девицу, купеческую дочь. И потерял покой. Обычно пьет по чуть-чуть или вовсе не употребляет, ну не любитель. А сегодня одну за одной, одну за одной…, почти не закусывает. И печальный, будто умер кто.

– Не любит его девушка? – вникал я дальше.

– А вот это выяснить Матвею не удалось. В дом к ней его не пускают, волкодавов спускают. Отец говорить не хочет. Ходит она только в церковь. Рядом бабка, злая, как черт. Матвей пытался поговорить, старуха-приживалка огрела его палкой, с которой ходит. А мать в другую церковь отец водит.

– А я чем могу помочь?

– Ну, присядь к нему, отвлеки чем-нибудь, спой песенку. С нами он говорить не хочет. Денег мы дадим.

– Сейчас, только подумаю.

В раздумьях прошло минуты две.

– А Матвей не трусоват?

– Отваги необычайной в бою. Один может на сотню броситься. Кличка у него среди нас – Смелый. Говорят – вон ушкуй Смелого идет. Никогда и ничего не боялся! И до баб был горазд, а тут дал слабину. Предлагали ему девчонку утащить и обвенчаться втихую. Можно и уехать в другой город. А к родителям прийти через год с внуком. Примут, куда денутся. Да и кому она после него будет нужна? Не хочет. Девушка будет сердиться! Без родительского благословения – не пойдет под венец. А силой он ее брать не будет – большая любовь парня посетила.

– Ну что ж, попытаемся помочь, – сказал я. – Только вам пока лучше здесь посидеть.

– Мы тут с ребятишками побудем.

Надо идти. Подошел к одиноко сидящему спиной ко мне юноше, сел. Он поднял абсолютно мертвый взгляд.

– Здесь занято, произнес Смелый.

Да, тяжело любить без надежды.

– Они вон присели с моими парнями.

Матвей даже не обернулся. Налил водки и выпил. Еду не взял. Я закинул ногу на ногу, устроил домру поудобнее и запел песню про любовь. На втором куплете ушкуйник заинтересовался, начал внимательно слушать. После заключительного куплета переведенных на русский англичан, – тяжело вздохнул.

– Несчастная любовь?

Понуро кивнул. Я раскручивал дальше.

– Девушка терпеть не может?

Тут его прорвало.

– Она мне улыбается, видно, что рада моему приходу, а я ничего не могу сделать.

По ходу он назвал ее имя. И рассказывал, и рассказывал. Всплыли все отрицательные персонажи: собаки, отец, злая бабка с клюкой и все подробности событий. Я уже давно его не слушал, а вспоминал песни с этим именем – Елена. Ничего достойного. И тут осенило: есть такая! Заменить имя и переделать кое-что. Не зная оригинала, не почувствуешь разницу. И очень удачный припев. Парень как раз закончил. Ну, начали!

– У меня есть одна мысль.

Он насупил брови.

– Говори. Но красть девушку – не буду.

Я собрался для броска.

– В какое время она ходит в церковь?

– Утром, к службе.

Тут уже вернулся кормилец старушек Егор, махнул мне и навалился на еду. Пошли дальше.

– Ты петь-то можешь?

– Нет. Музыку вру.

– Идея моя такова: идешь к церкви, дожидаешься девушку, потом ждешь, когда она выйдет, идешь сзади и кто-нибудь поет.

– Смысл?

– Послушай песню.

Я спел.

– И с именем-то угадал.

– Ты мне сам сказал. А главное – смысл этого пения. Отпел, и тут же сделал предложение руки и сердца! Как встретиться у нее дома, посвататься? Мать и отец поговорить вам в спокойной обстановке не дадут.

– Да, родители точно будут против.

– Ну, думаю нескольких дней ей будет достаточно, чтобы их уломать, если она захочет тебя видеть. От церкви до ее дома далеко?

– Квартала четыре.

Прикинул: спеть раза три успею. Девчонка с первого раза может не понять.

– Ну, опасно…

– А чего опасного? Ты идешь молча, не нахальничаешь. Только дирижируешь.

– Это как?

– Вот так.

– Зачем?

– А затем, чтобы Елена не подумала, что я тоже за ней ухаживаю, и поняла – все это делается по твоей команде. И поем до самого ее дома. Все за это время будет ясно – хочет девушка за тебя замуж или нет. Ты не дерзишь, за рукав не хватаешь, молчишь.

– А как понять?

– Либо она молча, и не оборачиваясь, быстро уходит домой, либо останавливается и слушает.

– А зачем много раз петь?

– С первого раза вообще трудно понять что-то, кроме своего имени. А дальше – как пойдет.

– Но я же сразу понял!

– Ты на ушкуе давно плаваешь?

– Лет пять.

– А в бою побывал впервые?

– Так же.

– Кем ты там сейчас?

– Атаманом уже второй год.

– За смелость?

– Больше за верные и быстрые решения. А трусов на ушкуях нет.

– Чего же ты ждешь от девочки, ничего в жизни не видевшей, без опыта и, наверное, моложе тебя? Всю жизнь она за отцом и матерью.

– Ну, если любишь…

– Ты на ушкуй пришел, сразу атаманом стал?

– Да ты что!

– А Елена тут же должна? Новичку надо дать оглядеться, войти в понятие. Время потребно и для принятия решения. Ты быстрый и опытный барс, а она неопытная и молодая лань. Надо будет, неделю ходи и пой!

– Ну, мне подумать надо… Там еще бабка эта…

– Думай хоть до зимы, пока Елену кто-нибудь побойчее тебя, замуж не возьмет. Скажешь – эх, не повезло, и в кабак – глаза заливать. А я все сказал, пойду поем.

Парень задергался.

– Ты тут что хочешь ешь, пей, денег возьми…

Я улыбнулся, встал и пошел. Матвей кричал вслед о моем бессердечии и жестокости, ледяном сердце… Вот и наш столик. Сел, налил себе водки, выпил. Да, трудный сегодня денек. Начал заедать, осматриваться. Ушкуйники выглядели ошарашенными. Подождав, пока немного наемся, тихо спросили:

– А чем же ты Смелого-то так донял? Мы ни в одной переделке его таким не видели.

Не переставая жевать, объяснил, что изложил парню свои мысли по решению его проблемы. А он думает. Кстати, добавил я, с вас по рублю за мою работу и пение.

– Конечно, конечно.

Ссыпали рубли. Теперь за бабушкину еду расплатимся.

– Ну, мы пошли?

– Не советую. Придете – он начнет с вами советоваться, обсуждать. Ему сейчас решение надо принять, а не болтать. Думайте.

Они обмозговали все быстро – сразу видно, что матерые бойцы. А в бою межеваться, да раздумывать особого времени-то и нету, порубают враги в капусту.

– Посидим еще. А то Матвей чахнет все больше с каждым днем. Ты не против?

– Только приветствую. Всегда рад честной компании.

Я подозвал полового.

– Олег, нам бы еще водочки. Кстати: а где осетр?

Он убежал. Вскоре все было подано. Хлопнули еще по одной, и я впервые в жизни поел осетрины. Рыба как рыба, ничего особенного. Егорий рассказал, старушка была и ему, и харчам рада. О том, что мы с Фролом можем жить, сколько угодно. Нет денег, ну и ладно.

Потом Аграфена (её так зовут) пыталась его покормить. Егор сказал, что сильно занят, придет поздно и ждать его не нужно. Усадил ее кушать, проследил за ней, чтобы не берегла ему куски. Сообщил, что поест на работе и убежал.

Ушкуйники спросили, почему я без жилья. Объяснил, что в Новгороде второй день. И тут объявился Матвей. Он подошел железной поступью командора. Похоже мямля и рохля исчез. Оглядел всех орлиным взором.

– Оставьте нас.

Ушкуйники исчезли в момент. Мои парни глядели на меня, ожидая команды. Молодцы! Трусов не люблю.

– Ребята, погуляйте где-нибудь близко, – попросил свою команду я.

– На улицу можно?

– Подышите.

Перевел глаза на бойца-профессионала из спецназа Древней Руси.

– Слушаю.

– Подумал, решил: петь будешь ты, хочешь один, хочешь с командой.

– Они мне нужны, чтобы мешающую старушонку убрать подальше от девицы, один не справлюсь.

– Хочешь, моих еще тридцать человек возьми, в любой момент подгоню.

– Обойдемся, можем напугать девицу. Когда начнем?

– Завтра, устал я возле нее сопли жевать.

– Вот это речь не мальчика, а мужа!

– Сколько денег возьмешь?

– Сейчас мне пять рублей, завтра ребятам также.

Матвей высыпал деньги.

– Возьми сразу десять. Обязательно будь сам. Я новичок, а ты похоже, человек опытный. При ней не растеряешься. В случае чего, моего мнения не спрашивай, командуй, как своими парнями. Я тебе верю.

– Объясни музыкантам, куда пройти.

– А тебе нельзя?

– Не местный.

Он унесся, как молния. Действительно, быстр. Не успел дух перевести, как мои музыканты с Матвеем во главе уже усаживалась за столом.

– Объясняй.

Ушкуйник начал говорить. Длилось это недолго – двое из наших эту церковь прекрасно знали. Боец ушел к своим. Я начал объяснять музыкантам, что завтра будем делать. Быстро понял, что все надо показывать на местности, с прогоном текста и музыки. А то тут они отвлекутся, тут испугаются.

Ох, не зря военные устраивают учения. Когда я был студентом, нас пять лет из шести учили военному делу в теории. А потом вывезли в лагеря. Там мы жили в армейских палатках вместе с обычными воинскими подразделениями. Одели в шинели, кормили вместе с солдатами, гоняли бегом на марш-броски с полной выкладкой. Как-то на одном из этих бросков увидели гриб взрыва, знакомый каждому по фотографиям. Атомный, ахнули мы. И стояли, разинув рты, вместо осмысленных действий, которым были обучены. Наше оцепенение прервал преподаватель нашей военной кафедры, подполковник: чего встали? Залюбовались взрывом бочки с бензином? Шагом марш!

На врачебной стезе слушать преподавателя в тихой аудитории и возиться с больным при работе в «Скорой помощи», где я долгое время подрабатывал – две большие разницы. Человек, которого лечишь, может быть буйным, пьяным, вырывающимся, пытающимся тебя ударить (иногда ему это удается), а ты делаешь свое дело. Пациент теряет кровь, задыхается, времени лишнего нет. Решения часто должны быть мгновенными. Моих музыкантов тоже надо обкатать. Я взял с собой на завтрак сыра, колбаски, вареных яиц. Доплатил. Поговорил с Олегом насчет давешних приказчиков и ссоры с ними.

– Редкие сволочи, – заметил Акимович – на работе перед всеми гнутся, а уж тут чего творят! Ну ладно, передо мной выделываются. На копейку возьмут, а уж гонору-то, претензий – тьма. Если видят, что человек один, могут его донять и, выманив на улицу, избить вдвоем. Я не раз корчмарю рассказывал про их проделки. А он: у меня в заведении тихо, а копейку они несут. Не понимает, что приличный человек сюда больше и не покажется, знакомым тоже отсоветует. Потеряет хозяин реальные деньги. Мне не верит. Это, говорит, из-за того, что чаевых от них тебе мало. А они мне гроша сроду не давали. С тобой-то шумели бы недолго. Встали бы твои ребята – враз бы сели приказчики за свой столик без дальнейших претензий. А ушкуйники за тебя встали – торгаши больше сюда не придут. Одного на улице встретят, обегут по кривой.

– Что, бойцы так страшны?

– Покалечат, а то и убьют враз. А хозяин приказчиков, если узнает, что у них какие-то распри с такими оптовиками, выкинет мгновенно.

Я выдал полтину чаевых. Половой замаслился.

– Вы обязательно заходите к нам почаще.

– К тебе лично, – уточнил я.

Его чувства ко мне достигли апогея. Он проводил меня не только до двери, но и далеко за порог.

А мы пошли к месту завтрашней, уже оплаченной, работы. Церквушка была небольшая, но очень приятная снаружи. Подойдя к крыльцу, я осмотрелся. Вроде никаких нюансов. Отошел на три шага. Скомандовал:

– Отсюда пойдем.

Ребята молча двинулись за мной следом. Еще через несколько шагов:

– Отсюда заиграем.

Музыканты тут же сообщили, что нищие тянутся отсюда ещё изрядно: кто сидит, кто стоит.

– И что?

– Так они же заорут, драться полезут.

– Почему?

– Церковь активно с амвона призывает запретить дьяволовых слуг -скоморохов. Попрошайки, они тут активно зарабатывают, нас черт посылает, у них кусок хлеба отнять.

– Вот оно как…

Я прикинул, кто мне меньше всех нужен.

– Вот ты, – ткнул пальцем в парня с трещоткой, – пройдешь после нищих шагов пять, встанешь и будешь слушать.

– Чего?

– Мы немножко отойдем. И я заиграю на домре. Когда перестанешь меня слышать, беги к нам. Понял?

– Да, да.

И мы пошли. Заиграли и запели. И оказалось, что у меня играть, петь и идти одновременно, хорошо не получается. А рисковать нельзя. И учиться некогда. Спросил у ребят:

– Может быть, кто хоть как-то на домре играет?

После небольшой заминки отозвался парень с бубном.

– Я немножко учился.

Показал перебор струн, сыграл, спел. Передал ему инструмент.

– Пробуй.

Он попробовал, получилось. Правда не очень. Потренируем. Спросил молодца:

– Ты ночуешь у кого?

– У дальних родственников.

– Если не придешь сегодня на ночь, не сильно расстроятся?

– Двоюродный брат Семен и не заметит, а его жена Авдотья вечерок отдохнет от своего гнуса, о том, как родственник все в доме сожрал.

– Надо сегодня переночевать с нами, подучиться.

– С удовольствием.

– Ну, думаю по музыкальной части – все. Пошли по организационной. К первой службе всем подойти сюда. По моей команде идем с ушкуйником за девушкой со старухой. Махну рукой, заиграете эту мелодию, сейчас без домры. Матвей будет размахивать руками, внимание не обращать. Музыканты начали. Послушал. Приемлемо.

– Я запою, когда решу.

Махнул рукой. Понеслось. Вступил, когда они сыгрались.

– Далее – играем без перерывов до дома девушки. Если она встанет, поем дальше. Пойдет к Матвею, быстро перехватываем бабку. Она ни в коем случае мешать им не должна. Старуху держим за руки, поворачиваем к молодым людям спиной, затыкаем рот тряпкой. Завязываем сверху платком, чтобы не выплюнула. Прячем сзади под волосы. Стоим, беседуем. Бабуся сурового нрава, попытается укусить или пнуть. Не удивляться, не вскрикивать. Что надо делать дальше, скажу завтра по обстоятельствам. Вам молчать до раздачи заработанных денег. Кто чувствует, что не справится, откажитесь сразу. Вопросы?

– Если боюсь не справиться и откажусь – прогоните?

– Нет. Играйте по харчевням вместе с нами. Но и денег, конечно, не выдам. Подумайте за ночь. Кто не хочет, просто не приходите. Теперь: кто сможет принести тряпки в рот и на завязку?

– Я!

– Тряпки чистые?

– У меня сестра – швея.

– Всё. По домам.

И мы разошлись. По дороге выяснил у моего заместителя по игре на домре, как его зовут. Бажен. Зашли сообщить Фролу, куда я делся – его на месте не оказалось. Минут через десять пришли. Дом, действительно, справный. Зримых дефектов нет. Бабуля нас встретила ласково.

– Проходите, гости дорогие, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Оно и понятно. Пришла не неведомая пьянь и рвань, а сослуживцы любимца. Посидели, поговорили о том, о сем: про погоду сейчас и в прежние годы, о ценах на все. Это было очень удачно: у меня опыт был незначительный, всем ведал Фрол. А тут, вроде, мы люди не местные… Заодно узнал о положении на Руси. Сейчас в Новгородской Республике сел княжить Давид Святославович. Обычно такие сидят год – редко два, его Киев Новгороду вместо любимого горожанами князя Мстислава Владимировича навязал. Впервые таких слышу. Думал имена не наши. Хотя Давыдовы не редкая и у нас фамилия.

Однако, пора обучать молодого. Старушка выделила по комнате. Топчаны были в наличии. Ну вот, сегодня ночуем с парнем, а завтра он уйдет, и заселится Кузьмич. А сейчас – забренчим!

Мы сели, он взял в руки домру.

– С чего начнем, мастер?

– Времени у нас мало, а я устал. Поэтому сегодня отрабатываем только песню для Елены.

Бажен пожал плечами.

– Как скажешь.

Начал играть. Слабенько. Что же, отшлифуем. Стал показывать – как правильно держать руку, как перебирать пальцами и так далее. Через три часа парень играл уже сносно.

– Все, на сегодня хватит. Беги в свою комнату.

Юноша ушел. А я разделся, упал в кровать и уснул.

Подняли меня утром. Умылся, пошли завтракать. Оставил хозяйке полтинник, попросил что-нибудь купить и приготовить еду по ее вкусу. Пора идти. И понеслось!

На ходу думал, кто может не прийти. Меня волновали только тряпки. Не держать же бабке рот зажатым. Во-первых, она укусит. Во-вторых, девушка может увидеть. И вся наша экспедиция будет сорвана. Заказчик будет роптать страшно. Перенести на другой день он тоже не даст. Хотя есть вариант – сказать, что скрутило живот и спеть завтра. Что ж, можно. Появилась церковь и прыгающий возле нее Матвей. Рядом стоял паренек с тряпками. Вздохнул с облегчением. Лживых объяснений и переносов не будет. Орда буйных нищих стояла, сидела, ползала с обеих сторон дорожки. Пока они лаялись между собой. Сейчас, после окончания службы, должен выйти народ. Музыканты пришли все. Подождем. Через некоторое время из церкви потянулись прихожане. Ну вот и Матвейка рванулся. Сейчас увидим писаную красавицу.

Девушка часто оборачивалась, строила парню глазки. Тот млел. Все идет по плану. Баба-Яга тоже никуда не делась. Семенит рядом, палка при ней. Обе в белых платочках. Тряпки у нас тоже такого цвета. Побирушки и убогие галдят во весь голос. Я повернулся к ребятам.

– Никто возле попрошаек не остается. Ждите моего взмаха рукой.

От просящих отошли, махнул рукой. Полилась музыка, следом песня. Дирижер, похоже, озяб окончательно. Эх, что любовь с людьми делает! Ладно, дергать его не буду. Купеческая дочь заинтересовалась, стала оборачиваться почаще. Смотрела уже больше на меня. Очень громким голосом объявил:

– Ушкуйник Матвей заказал мне эту песню для самой красивой девушки Новгорода. Он очень сильно ее любит и хочет на ней жениться.

Схватил его за плечи.

– Матвей, скажи любимой все сам!

Подтолкнул парня вперед. Смелый поплелся с трудом. Елена уже стояла лицом к нам и глядела только на него. Я скомандовал парням:

– Вперед очень быстро!

Бабка хватала девушку за плечо и орала, как мартовский кот. Та не обращала на нее внимания. Мы подлетели, схватили старую за руки, оттащили в сторонку, забили кляп в рот. Ленусе на судьбу приживалки было глубоко наплевать. Тут решается судьба, а эта караульщица мешает. Белую тряпку на фоне такого же цвета платка прятать не понадобилось – не видно. Бабка в руках ребят билась как лев, извивалась и пыталась их пнуть. Пока не получалось. Да, это пора пресечь. Я зашел со стороны лица и внятно сказал:

– Послушай меня, старая карга, если хочешь выжить.

Мерзкая старуха перестала возиться, что-то стала мычать.

– Матвей только при вашей девчушке тихий и добрый. А так он зверь и убийца. И на его ушкуе еще тридцать таких же. И все его команды исполняются беспрекословно. Поэтому если ты, сволочь, поднимешь шум сейчас или полезешь в это после – тебя убьют. Если Елену не отдадут за него, он возьмет дом купца приступом и утащит ее невесть куда. А охрану, собак и особенно одну мерзкую приживалку – вырежут. Они к этому все привычные, руки постоянно по локоть в крови.

Бабка сникла, поняв в какую кашу может влезть. Велел своим орлам: на всякий случай держите пока. От этих женщин никогда не знаешь, чего ожидать. Их поступки логике не поддаются. Эмоции и чувства перешкаливают. И это там, в нашем времени, где они живут, работая. А здесь, думаю, это еще сильней выражено. Сам отвязал тряпку с головы, велел: выплюнь платок изо рта. Ну все – улик против скоморохов нет. А главное, как пишут в милицейских протоколах, – следов побоев не обнаружено.

Парни было взялись переговариваться. Они еще не знают, что даже подчиненные сотрудницы навек запомнят сказанное тобой неосторожное слово. На работе, даже если от этого зависит человеческая жизнь, могут забыть все, что угодно. Но сказанное тобой о себе, всегда может быть использовано. А что мои тут лишнего сейчас сболтнут, не угадаешь. Негромко, но очень внятно сообщил:

– Кто еще без команды раскроет рот, выгоню навсегда! Никакие объяснения, извинения, уговоры не помогут.

Заткнулись. В блаженной тишине внимательно следил за влюбленными. Вот они закончили, и взявшись за руки, медленно пошли.

– Старуху отпустить!

Проплыли мимо нас. Елена тихо и задумчиво позвала.

– Ефросинья… домой…

Мы приотстали и пошли следом. Девушка с жаром живописала:

– Буду бороться! Закричу, докажу!

Матюшка от сладких речей любимой тихо млел.