Разрешите влюбиться

Лена Сокол

Разрешите влюбиться

© Сокол Е., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

1

Если бы существовала награда за неуклюжесть, я ее точно получила бы, а потом уронила. Можете поверить мне на слово.

Возможно, это Вселенная так распорядилась или моя удивительная способность влипать в глупые истории, уж не знаю, но факт остается фактом: сегодня утром на глазах у всего универа я распласталась в позе морской звезды, да еще в луже, да еще и в ногах у самого популярного парня.

И если бы все вдруг не замерли, а потом не расхохотались, я бы, наверное, не догадалась, насколько сильно в тот момент облажалась. Подумаешь, красавчик, с которым мечтает встречаться каждая девочка. Подумаешь, сердцеед, на котором зарубки уже ставить негде – столько сердец он успел разбить. Это было абсолютно не важно, пока я не посмотрела в его глаза – злые, холодные и такие пронзительные, что тут же забыла, как дышать.

А началось все с того, что я проспала. Сидела за компьютером до пяти утра, доделывая курсовую работу, и вот, помнится, промелькнула мысль: сейчас все еще разочек проверю, распечатаю, а потом побегу к первой паре. И тут – дзынь! Будильник!

Оторвала голову от стола – и ужаснулась: вместо того чтобы распечатывать курсовую, я уснула, упав на клавиатуру.

И вот результат: последние страницы сплошь исписаны словом «ад». Точнее, различными вариациями из букв «а» и «д» и встречающимися среди них редкими «п», «р» и «о».

М-да… Моя жизнь горька, как огуречная попка, но судьба впервые так открыто об этом заявляла: слово «ад» отлично характеризовало ситуацию, в которую я влипла.

Оценив масштабы катастрофы, я вскочила, выделила в тексте упоминание о преисподней и, удалив, отправила файл на печать.

– Пожалуйста, только побыстрее. У меня совсем нет времени!

Охнув, крякнув и даже хрюкнув, принтер дернулся и… замер.

– Черт, бумага закончилась!

И, конечно, тут же порезалась об острые края листов, торопливо вкладывая их в прожорливый принтер. Вскрикнула, подпрыгнула и стукнулась головой о лампу.

– Бли-и-ин…

Вообще, у меня каждая копейка последние полгода была на счету, но, пожалуй, я готова была прямо сейчас оплатить тренинг «Что делать, когда все валится из рук».

В этом вся я – Настя Ежова, гремучая смесь из недоразумения, упорства и вполне заурядной внешности. Отличница, гордость курса, или, как говорят за глаза мои одногруппники, очкастая зубрила. Будем знакомы.

Пока принтер утробно рычал, выплевывая из своей пасти горячие и пахнущие краской листы, я бегала по маленькой комнатке, собирая в сумку разбросанные повсюду вещи. Полагаю, что девушке моего возраста следовало бы посмотреться в зеркало и расчесаться, но мне пришлось пренебречь такой возможностью в пользу того, чтобы спешно протереть очки и одеться.

Накинула вязаную кофту поверх мятого сарафана, натянула плащ и обмотала шею тонким шарфом. Потопталась немного на месте, ожидая, пока все распечатается, и, как только вышла последняя страничка, сложила листы в папку.

– Ты что, опять спала здесь? – раздался за спиной мужской голос.

Я прижала курсовую к груди и обернулась, успев придать лицу самое невинное выражение, на которое только была способна.

– Привет! Не-е-ет…

– Настен, – Костя, владелец боксерского зала и по совместительству мой дядя, вошел в каморку, оглядел царивший в ней беспорядок и обнял меня, – а что ты тогда тут делаешь так рано?

– Вот забежала распечатать, ты же не против? – улыбнулась я.

– Конечно нет. – Родственник недоверчиво посмотрел на меня (возможно, слегка помятую). – Точно все в порядке?

Я кивнула:

– Да! Ну, мне пора. – Поцеловала его в щеку и побежала к двери. – Выключишь компьютер, ладно?

– Хорошо… – И крикнул мне вслед: – Настя, подожди!

– Что? – отозвалась я уже на пороге тренерской.

– Кажется, небо затягивает. Возьми зонт!

Я качнула головой:

– Нет, дядь Кость, успею до дождя. Мне до универа десять минут дворами!

– Ну беги! – Он улыбнулся и махнул на прощание рукой.

А я поспешила к выходу и выбежала на тихую улицу. Еще вчера догорало лето, а сегодня – настоящий сентябрь с его прохладой, запахом сырости и жухлой травы. Я взглянула на небо и поежилась: оно действительно угрожающе потемнело. Вернуться за зонтом?

Взгляд на часы развеял все сомнения. Нужно было торопиться на учебу. И я понеслась по улице, крепко прижав папку с курсовой к груди.

Дождь всегда пугал меня, но последние пять месяцев особенно.

…Это случилось в апреле: родители, живущие в деревне, решили навестить меня. Собрали теплые вещи, запас провизии, подушку, чехол для которой мама сама вышила узорами. Она очень беспокоилась, ей казалось, что мне неуютно в студенческом общежитии – на старой койке, в серых стенах, в окружении таких же, как и я, бедных, голодных (по ее мнению) ребят.

Был самый обычный день. С утра подморозило, а днем светило солнце. Ближе к вечеру, когда родители уже подъезжали, вдруг зарядил дождь. Унылый, противный, монотонный.

Я вышла их встречать и долго всматривалась в проезжавшие автомобили. Ветер усиливался, и струи дождя хлестали по лицу, больно жалили глаза.

Мама и папа не приехали. Их машина попала в аварию на перекрестке за два квартала до общежития. Кузов всмятку – жвачка из металла и пластика. Подушку, ту самую – с вышитым мамой узором, мне отдали врачи «Скорой помощи» после того, как все случилось. Так я осталась одна. Кроме дяди Кости, маминого брата, и его дочки Алены у меня никого нет. Ни в этом городе, ни в каком-либо другом месте.

Дождь я не любила, а он меня, кажется, наоборот, очень даже. Большая черная туча гналась за мной. Ба-бах! После предупредительного выстрела грома хлынул ливень.

Инстинкт самосохранения должен был дать мне подсказку – спрятаться в тепле и уюте ближайшего магазина или кофейни, но почему-то молчал. Единственная правильная мысль, возникшая тогда в моей голове: надо срочно спрятать папку с курсовой под плащ. Что я и сделала, сменив торопливый шаг на отчаянный бег. Ливень прекратился, когда я подбежала к автостоянке рядом с университетом. Лишь редкие капли продолжали оседать на моем порядком промокшем плаще и влажных волосах. Очки запотели, и нужно было остановиться, чтобы протереть их, но я мчалась, торопясь оказаться под спасительным козырьком.

Дверца красного спорткара открылась в тот момент, когда я пробегала мимо. Если б не запотевшие очки, возможно, и удалось бы избежать позора, но моя неуклюжесть всегда успевает раньше меня: барьер я не взяла. В духе лучших фейлов из жизни бегунов с препятствиями налетела на эту дверцу с разбегу, а дальше… голова вниз, ноги вверх, задница в луже.

Мир мелькнул перед моими глазами и погас. Первое, что я увидела, очнувшись, – взгляд, недовольный и раздраженный. Видимо, пока я крутила в воздухе сальто и приземлялась, парень успел выйти из машины. Теперь он стоял надо мной, смотрел сверху вниз и хмурил брови. Очевидно, раздумывал – возмутиться или подать мне руку.

И тут раздался девичий смех. А затем обидное:

– Ой, смотрите, Страшила бросилась в ноги Гаю! Во дает!

2

Я даже не сразу поняла, что эти слова обо мне. С неба падали одинокие капли и, покалывая, приземлялись на мое лицо, а меня все глубже затягивало в холодные голубовато-зеленые глаза.

Да, лежать в луже под оглушающий смех сокурсников – нелепо, конечно, но я, кажется, потеряла ориентацию в пространстве. А может, ударилась затылком об асфальт так сильно, что не могла даже пошевелиться.

Секунду-две (или больше?) просто лежала и смотрела на него.

Высокий, достаточно крепкий. Воротник кожаной куртки не скрывает небольшой яркой татуировки на шее. Мокрые каштановые волосы взъерошены, на лице презрительная ухмылка. Все такое знакомое, ведь я видела его десятки раз в коридорах, но все же какое-то другое. Необычное. То ли потому, что мне не доводилось видеть его так близко, как сейчас, то ли потому, что я без очков. А кстати, где мои очки?

Не то чтобы я ничего без них не видела, но мир определенно выглядел иначе. Тех, кто остановился, чтобы позабавиться над моей неловкостью, видно было прекрасно, а те, кто стоял метрах в десяти от нас, на ступенях перед входом, легко узнавались по фигурам, одежде и голосам. Еще вчера они слезливо просили меня помочь по учебе, а сегодня так легко язвили.

– Ром, девчонки на тебя уже сами бросаются! – послышался женский голос.

Кто-то простучал каблучками и остановился в паре шагов от нас.

– Ага, даже Ежиха! – другой голос.

– Смелости набралась и кинулась!

Подружки остановились за спиной Романа и расхохотались.

Я приподнялась, опираясь на локти, и замерла, потому что он протянул мне руку. Сам Гай! Роман Гаевский, который никогда не замечал таких, как я, который выбирал самых красивых девушек. И он смотрел сейчас на меня, протягивая руку.

Я испугалась.

Смех почти затих, и все глазели на нас… Внутри меня встрепенулось недоверие. Оно подсказывало, что Гаевский хочет всего лишь посмеяться – подает руку, а стоит мне протянуть свою, тотчас отдернет под новые взрывы хохота. И это еще обиднее, чем позорно пасть к его ногам.

Но Гай казался серьезным.

– Все нормально? – спросил он сурово и холодно. Неужели бесится, что я налетела на дверь его машины и растянулась под ногами? Он, этот парень – весельчак и сердцеед, который с легкостью завоевывает сердце очередной красотки, а потом с таким же легким сердцем дает ей от ворот поворот и идет дальше, он разглядывает меня с таким вниманием.

– Что там, Гай? Что стряслось? – спросил кто-то насмешливо.

И в эту же секунду я вложила свою ладонь в ладонь Гаевского. Он подтянул меня к себе рывком: сильно, но осторожно. И у меня впервые в жизни перехватило дух от близости другого человека. Едва не воткнувшись носом в его грудь, я отпрянула, выдернула руку и прижала к груди.

– Ого, привет! – бросил подошедший к нам высокий брюнет в модном пальто шоколадного цвета и узких брюках. У него даже брови вздернулись от удивления. Он уставился на меня: – Кажется, я тебя где-то видел. Ты же… ты…

Но я его уже не слышала. Приложив руку к груди, я поняла, что плащ распахнут. А значит… Обернулась и обомлела. Курсовая, которую мне сегодня позарез нужно было отдать, разлетелась: какие-то листы порхали по воздуху, остальные, рассыпавшись, плавали в лужах.

Нет! Нет, нет, нет, нет…

– Гай, это что, твоя подружка? – усмехаясь, спросил парень.

Задыхаясь от волнения и ужаса, я посмотрела на Гаевского. Не могла не посмотреть.

– А похожа? – скривился он, глядя на своего приятеля.

Словно что-то переключилось у него внутри. Раз – и к Роману разом вернулись и веселье, и небрежность, и ленивая самоуверенность. Совсем другой человек – тот, к кому все здесь привыкли.

Он улыбнулся лишь уголками губ, но девчонки не упустили новую возможность засмеяться.

– Эй, милая, ты бы смотрела под ноги в следующий раз, – нарочито вежливо обратился ко мне тот, второй парень.

Не слушая его, я бросилась собирать с асфальта мокрые листы.

– Куда же ты так торопилась?

– Отстань от нее! – голос Гая звенел насмешкой.

Ну как же так? Почему? Я ночь не спала, торопилась доделать. Всю неделю провела в библиотеке, отыскивая нужную информацию для этой курсовой. Да, от нее зависит судьба человека. И даже не одного! Ну почему со мной постоянно такое происходит?!

– Пойдем, Дэн!

– Может, нужно помочь ей? – спросил парень с издевкой.

– Сама справится.

Я опустилась на колени, шмыгая носом, и стала собирать влажные листы. Мокрые волосы падали на лицо, мешали, приходилось откидывать их назад. А толпа, кажется, не спешила расходиться.

– Эй, замарашка, научные труды растеряла? – выкрикнул кто-то и засмеялся.

Я встала, прижав к груди грязные листы, и воинственно подняла подбородок. Посмотрела с вызовом. Они могут считать меня кем угодно, могут шушукаться и показывать пальцем, как делали это раньше, но я не позволю унижать себя прилюдно!

– Помолчи, Лид! – попросил Гай. Его просьба прозвучала так резко, что девчонка тут же замолчала, видимо, прикусив свой наглый язык. Роман нагнулся и подобрал что-то с земли. Нахмурившись, протянул мне: – Твое?

Я посмотрела на его ладонь, на ней лежали выпачканные в грязи мои очки. Быстро схватила их, стряхнула и чуть не разрыдалась: стекла треснули. Этого мне только не хватало! Я, конечно, обойдусь без очков какое-то время, купить новые денег нет.

– Бедняжка, разбила свои окуляры, – хихикнул кто-то из собравшихся. – Как теперь крот без своего бинокля?

– Лида, ты чего такая злая сегодня? – Парень в пальто обнял смеющуюся девчонку за талию. – Пристала к девчонке. Она, видишь, увидела Гая и забыла, что под ноги нужно смотреть. С кем не бывает!

Я тяжело вздохнула и продолжила собирать разлетающиеся на ветру листы.

– И ничего я не пристала, – прозвенел с обидой голосок, – мне на нее вообще плевать!

– Может, к Ромке приревновала? Так его ж на всех хватит.

– Чего-о-о?

– Да не смущайся ты! Гляди, какой он красавчик, приехал в дождь на тачке с открытым верхом, чтобы спор не проиграть. Только все равно проиграл.

– Руки убери, Дэн! – попросила Лида.

– Да я тебя просто приобнял, лапочка, – расхохотался он. – Или это только Гаю теперь можно?

Я с трудом сдерживала слезы. Чувствовала, как сырая одежда противно липнет к телу, и почти задыхалась от нахлынувшей стремительной волной обиды.

– Слушай, как тебя? – раздался уже знакомый насмешливый голос над ухом. Гай. Перед глазами предстали его идеально белые, несмотря на осеннюю грязь, кроссовки. – Брось ты их, пусть валяются.

Он не понимает! Я не могу их тут бросить. По крайней мере, нужно найти и спрятать от чужих глаз титульный лист.

– Нет! – я всхлипнула.

– Брось, говорю.

– Нет!

Мне хотелось, чтобы все исчезли, чтобы отстали от меня.

– Ну как знаешь, – бросил он, переминаясь с ноги на ногу.

– Что происходит? Почему все тут собрались? – громыхнул откуда-то знакомый бас. – Настя?

Я не обернулась, только еще быстрее начала собирать остатки курсовой.

– Ежова! – голос преподавателя по физической культуре Андрея Павловича приблизился и раздался теперь уже над моей головой: – Что происходит?

Я лихорадочно продолжала хватать мятые сырые листы и прижимать их к груди.

– Так, расходимся, – решительно сказал физрук. – Ты, Гаевский, хочешь помочь? Если нет, дуй на пары. И живо!

Послышались шаги, затем мягкий хлопок двери, мотор ожил, и красный спортивный автомобиль отъехал на несколько метров в сторону, чтобы там припарковаться.

– Что тут у тебя, Ежова? – Андрей Павлович наклонился, вглядываясь в мое лицо.

– Ничего! – я воскликнула слишком громко, выдав свое беспокойное, взвинченное и близкое к истерике состояние. – Просто…

И замолчала. Оставалось собрать еще пару листов.

Преподаватель сделал несколько шагов, поднял с асфальта то, что осталось от курсовой, и молча протянул мне.

– Спасибо.

– Поторопись, – вздохнул он, глядя на меня с жалостью, – занятия вот-вот начнутся.

– Угу.

Я развернулась и помчалась по лужам к мусорному контейнеру. Слезы застилали глаза. Было чертовски обидно, хоть вой. Видок, наверное, у меня еще тот. Я бросила в мусор ком смятых надежд и вытерла лицо сырым рукавом. Как теперь объясняться? А главное, где взять денег, которые нужны сегодня и срочно? Всхлипнув, я развернулась и припустила к входу.

Уже на лестнице не удержалась и обернулась. Гай стоял возле машины и курил. Я не могла знать точно, но почему-то была уверена: он наблюдал за мной. И от этой мысли по спине побежали мурашки. Трудно будет забыть его взгляд – злой и холодный, забирающийся, кажется, в самую душу. Но еще я запомнила жар его ладони: та, словно назло ледяным глазам, была горячей и мягкой. Такой уютной, что не хотелось отпускать.

Я забежала в вестибюль и понеслась прямиком в туалет, чтобы привести себя в порядок. Но уже знакомый девичий смех за дверью уборной меня остановил.

– Какая же Ежова стремная! – сказал кто-то. – И не стыдно в бабушкином плаще ходить? Фу!

– Курица мокрая!

Не хочу! Не хочу сталкиваться с ними, встречаться взглядами, знать, что они болтают про меня. Я развернулась и побежала в раздевалку, протянула старушке гардеробщице мокрый насквозь плащ.

Студенты подтягивались ближе к аудиториям. В коридоре почти никого не было, наконец-то на меня не глазеют.

– Ох, что это с твоей одеждой, деточка? – Бабулька наградила меня испытующим взглядом.

– Так. Промокла, – вздохнула я, пытаясь пригладить непослушные волосы.

Мои кудряшки в обычные дни жили своей жизнью и с моим мнением не считались, а сегодня, напитавшись дождевой водой, так и вовсе торчали в разные стороны. Безобразие. Кошмар. Просто ужас.

– Так с плаща вода течет! – Старушка нахмурилась. Подалась вперед, наклоняясь на стойку, оглядела меня с головы до ног и поспешила отворить дверцу, пропуская внутрь: – Так, милая, давай-ка проходи.

– Нет, мне…

– Проходи скорей.

Она втянула меня за руку.

– Но…

– Ничего не хочу слышать. Ты же вся мокрая! Гляди, даже колготки сырые. И платье! – запричитала она, подталкивая меня. – Простынешь ведь! Идем, у меня здесь обогреватель. Вмиг высушим тебя.

– Не могу! – Я попыталась сбежать, но не вышло, старушка уже преградила мне дорогу. – Мне на занятия надо.

Она забрала из моих рук разбитые очки и покачала головой:

– Вижу я, как ты со своими учебниками вечно носишься. Второй год уже от библиотеки и обратно, туда-сюда, туда-сюда. То чертежи у тебя под мышкой, то папки с работами. Лучше бы ты в столовку так быстрее всех чесала и пирожки там ела, вон тощая какая стала!

– Откуда вы… Я думала, никто меня не замечает… – Подталкиваемая морщинистыми руками, я буквально рухнула на стул.

– Ну, оно, может, и так. – Старушка живенько ухватилась за громоздкий радиатор и придвинула его к моим ногам. – Но от моего глаза ничего не скроется. Каждый день на вас смотрю. – Гардеробщица бесцеремонно ухватилась за мои коленки и подтянула их ближе к радиатору. – Одни красятся, как пугало, и хвалятся километровыми ногтями, потому что хвалиться больше нечем. Другие курить за угол каждую переменку бегают: «Дай куртку, на куртку, дай снова, забери обратно». Но ладно хоть ума хватает одеться, а то давно бы остатки мозгов простудили!

Я всхлипнула и провела ладонями по сырым колготкам.

– Лучше б я красилась, – я с сожалением посмотрела на разбитые очки в руках старушки, – тогда бы меня не называли страшилой.

– Кто страшила?! Ты? – Она быстро-быстро захлопала белесыми ресницами. – Да я такой красавицы давно не видывала, честное слово! Нашла кому верить, лучше меня послушай, чем этих куриц размалеванных: люди не обязаны выглядеть так, чтобы всем нравиться.

– Но…

– Никаких «но»!

– Мне на пару пора, – жалобно протянула я, глядя, как пожилая женщина заботливо расправляет края моего плаща, чтобы он равномерно высох.

– Нет уж, милая, никуда я тебя не отпущу. – Она замерла, заботливо и по-отечески оглядывая меня. – Посидишь здесь с часок, высохнешь. Ничего с твоей учебой за это время не случится.

– Не могу! – Мне хотелось разреветься.

– Это еще почему?

– Сегодня важная лекция. Пропущу – ничего не пойму. А не пойму – придется материал самой искать по разным учебникам. На это времени совсем нет, у меня работа.

– Откуда же ты такая? Ответственная.

– Из Степановки, – пробормотала я, утирая подступившую слезу кулаком.

Раздался звонок, и кто-то требовательно позвал старушку.

– Хорошо, – вздохнула она, протягивая мне очки, – кофта сухая у тебя? В мокрой никуда не пущу!

Я поежилась, ощупывая рукава, те были терпимо влажными.

– Сухая, – слукавила я.

– Второй звонок прозвенит, и побежишь. А пока пусть колготки твои сохнут, – приказала она. – Придвигайся ближе. Вон, стучишь зубами. И волосы сырые. Караул!

– Пять минут, – словно заклинание, проговорила я и взглянула на висевшие на стене часы. Ровно две минуты до начала пары. – Спасибо вам.

– Не за что, – ответила гардеробщица и, осуждающе качая головой, поспешила к стойке.

– И зачем вы со мной только возитесь? – уже в спину сказала я ей.

– Потому что ты меня всегда благодаришь, а так не все делают, – прозвучало в ответ.

Я опустила голову вниз. Не плакать! Не плакать! Нельзя! Но стоило только вспомнить позорную сцену с падением в лужу, как к горлу снова подкатил здоровенный ком. «Стремная она. Курица мокрая!» – звенело в голове.

– Слушай, Дэн, – где-то совсем близко послышался знакомый бархатистый голос, – давай серьезно!

– Серьезнее не бывает, – ответил собеседник, рассмеявшись.

Меня вряд ли бы услышали в шуме голосов и топоте ног, но я тихонько встала, стараясь не обнаружить себя. Подошла на цыпочках к штанге, завешанной куртками и плащами, и повернулась боком, чтобы лучше слышать. В полуметре от меня находилась решетка, прислонившись к которой и стояли эти двое.

– Твоим условием было прокатиться в дождь на тачке с открытым верхом, – сказал Гай низким, густым, как шоколадный сироп, голосом, – я сделал, как ты хотел. Так?

– Брат, ты реально думаешь, что так легко отделался от меня? – Дэн рассмеялся. – Просто прокатившись в тачке, которую мне же и проиграл? Не-е-ет, ты проиграл мне тачку. Будь мужиком, выполняй условие и гони мне ключи.

3

Мне становилось все интереснее. Я моментально забыла и о влажной одежде, и о стучащих от холода и обиды зубах и протиснулась поближе. Замерла, чтобы не выдать себя, и еще сильнее вытянула шею.

Что, что вы там сказали? Погромче, пожалуйста!

– Денис, мы ведь с тобой друзья, – выдохнул Гай, – это же просто шутка. Неужели ты заберешь у меня машину? Тем более я сделал так, как мы договаривались.

Ох, снова этот голос – низкий, с хрипотцой. Напрочь лишающий воли. Понятно, почему все девочки курса замирали, едва этот парень появлялся в поле зрения. Они чуть не визжали от радости, если он замечал их. А я в такие моменты всегда кривилась, потому что не понимала, отчего такой ажиотаж вокруг его персоны.

Ну красавчик, конечно, даже спорить бесполезно. Не смазливый, а как-то по-мужски, что ли, привлекательный. Четко очерченные скулы, грубоватые черты лица и яркие зеленые глаза с длинными, как у девчонки, ресницами. И губы – отдельная песня. Оружие массового соблазнения: так и тянуло к ним – проверить, действительно ли они такие мягкие, какими кажутся.

В этом парне всегда чувствовалась особенная сила. Он выделялся бешеной, бьющей через край энергетикой. Я запрещала себе обращать внимание на красивых и избалованных женским вниманием парней, да и не было у меня времени на всю эту ерунду из-за учебы, но, надо признаться, даже я реагировала на его появление.

Когда Гай входил, какие-то девчонки глупо улыбались, одновременно поправляя прическу, и шли в наступление, а другие – молча застывали статуями, будто пораженные одним его случайным взглядом.

От Романа исходил аромат денег, славы, адреналина и дорогого парфюма. В его глазах всегда читались превосходство и пренебрежение по отношению к сокурсникам, и то, как он смотрел на девочек, словно на товар в магазине, говорило лишь о том, что скучающий прожигатель жизни любит лишь себя.

Может, поэтому я никогда не стала бы одной из его обожательниц. И именно поэтому же предпочитала не замечать его вовсе.

– Гай, это была твоя идея. Так? – Голос Дэна стал тише. – Ты хотел этим заниматься. Ты все затеял. Тебе это было нужно. Я не знаю, почему и зачем, но я тебя поддержал. Не задавал вопросов.

– Потому что это весело, – усмехнулся Роман.

– Только ли весело? – Дэн многозначительно хмыкнул. – Я знаю тебя много лет, Гай. Изучил всех твоих тараканов, но это что-то новое. Ты можешь мне не говорить, но я и так все вижу, поэтому и согласился. Если от этого тебе станет легче, о’кей. Всегда готов поддержать. Но, черт возьми, ты запускаешь игру, а потом сам тормозишь, делаешь шаг назад. В чем тогда смысл?

– Потому что нам нужно найти другой способ, – ответил твердо Роман.

– Ты просто испугался, – голос Дэна стал жестче, – признайся!

Видимо, кто-то прошел мимо, потому что они замолчали. Или я себя выдала?

– Ром, привет! Приве-е-ет! – Несколько звонких женских голосков. – Как дела-а-а? – И сухо: – Ой, привет, Дэнчик.

Ну конечно, эти парнокопытные. Неужели они сами не слышат, насколько фальшиво звучат и выглядят? Того и гляди помрут от счастья, что могут поздороваться с самим «мистером Красавчиком» и его свитой.

– Привет, – бросил Гай.

– Привет, куколки-и-и! – пропел Дэн.