Настоящее сокровище Вандербильтов

Крисси Мэтьюз.

– Значит, на том видео была она, – промолвила я. – И снято оно не так уж давно.

Сара даже не пыталась возражать. А что тут спорить, если это факт?

В комнату невесты вошли мои родители. Я попыталась стереть с лица ошеломленное выражение. К счастью, во всеобщей суматохе ко мне никто особо не присматривался.

– Так, родители невесты, ваш выход! – объявила Элис, входя вслед за ними. – Фотосессия!

Папа улыбнулся мне, прижимая руку к груди.

– Моя малышка выросла и выходит замуж.

– На это у вас еще будет время! – Элис практически вытолкала его за дверь.

– Пойду встречать автобус с подружками невесты, – сказала Сара, подбадривая меня улыбкой, и затем шепнула: – Все нормально. Ты молодец.

И в комнате нас осталось двое. Бабушка ждала с улыбкой, держа в руках фату. Свадебную вуаль. Эта семейная реликвия обеспечила счастливые браки трем поколениям женщин из нашего рода. Я представляла четвертое поколение.

– Пора, девочка, – ласково молвила она. Я не смела взглянуть на нее. Минувшей ночью, лежа в постели, я только и думала о том, что бабушка тоже смотрела ролик, в котором Хейз целовался с другой женщиной. Лучше бы она это не видела.

С все еще гулко бьющимся сердцем я наклонилась, подставляя ей голову. Но она почему-то медлила.

– Джули, позволь кое-что тебе сказать?

Я натянуто улыбнулась.

– Если я отвечу «нет», ты ведь все равно скажешь.

– Скажу. Просто ты должна это знать.

Я внимательно смотрела ей в лицо, думая, что сейчас она поделится со мной мудростью, откроет свой секрет счастливого брака с моим дедушкой, с которым она прожила в согласии много лет. Но услышала другое:

– Джули, ты не обязана исправлять ошибки другой женщины. Не в этом твое предназначение.

Мои брови взметнулись вверх. Я без дальнейших объяснений поняла, что бабушка имела в виду. Но как она догадалась, что я считаю своим долгом заботиться о Хейзе? Накануне меня так унизили, что теперь мне ничего не оставалось как держаться стойко и горделиво, демонстрируя невозмутимость, дабы не уронить своего достоинства.

– Знаю, бабушка. – Но ее слова посеяли в моей душе сомнения. А что если это сама Тереза должна исправлять свои ошибки?

– Ты должна это понимать, – кивнула бабушка, не заметив моего смятения.

Она поднесла к моей голове фату – ярды кружева и тюля, – но затем снова прижала ее к груди.

– Не счесть сколько раз я стояла в комнате твоей матери и наблюдала, как ты, забравшись в гардероб, доставала счастливую фату твоей прабабушки и примеряла ее. Не счесть сколько раз мы говорили о том дне, когда ты наденешь эту фату – символ удачного брака. – В глазах бабушки заблестели слезы, а я после ее слов внезапно ощутила весь груз ответственности своего шага. Я любила Хейза, но разве внутренний голос, чутье, не подсказывали мне всегда, что ему нельзя доверять?

И когда фата – со всей ее семейной историей и символизмом – почти коснулась моей головы, на меня снизошло озарение. Ничего у нас Хейзом не получится. И, выйдя за него, я запятнаю семейную реликвию, положу конец череде долгих счастливых браков в нашем роду.

– Подожди, – прошептала я и повторила громче: – Подожди!

Бабушка встревожилась.

– Бабушка, я не уверена, – объяснила я.

Она кивнула с серьезным видом и шепотом сказала:

– Тогда дуй отсюда ко всем чертям.

Я ладонью прикрыла рот. Сроду не слышала, чтобы бабушка чертыхалась.

– Мама меня убьет.

– Лучше пережить один несчастный день, чем потом всю жизнь маяться.

Я словно приросла к полу. Казалось, шлейф платья внезапно отяжелел, того и гляди свалит меня с ног.

– Пошевеливайся, – шикнула бабушка. – Мама твоя переживет. А вот ты, может, и нет. – Она покачала головой. – У меня есть идея.

В комнату вернулись мама с Сарой.

– Сара! – воскликнула бабушка.

– Автобус немного опаздывает, – сообщила Сара и тихо добавила: – Потому что Лейни напилась и потеряла туфли.

Бабушка натянуто улыбнулась.

– Давайте-ка вы с Джулией сфотографируетесь во дворе перед церковью.

Все, включая маму, последовали за бабушкой из комнаты.

– Мередит, дорогая, у тебя сзади волосы немного растрепались. Прическу бы нужно поправить, – сказала бабушка.

– Господи помилуй, – вздохнула мама, поведя глазами. – Так и знала!

Мы с Сарой посмотрели друг на друга, и я догадалась, что она без лишних слов поняла, что сейчас должно произойти. Мама направилась в церковь, а бабушка повернулась ко мне.

– Бежим!

Не дожидаясь дальнейших указаний, втроем мы кинулись к стоянке, где стоял бабушкин кадиллак. Сара помогла мне запихнуться в своем громоздком платье на заднее сиденье. Бабушка села вперед. И, хотя меня раздирали противоречивые чувства, едва мы тронулись с места, меня захлестнула волна облегчения, будто я уклонилась от пули.

И только потом у меня возник резонный вопрос.

– Кто, черт возьми, мог прислать то видео?

Может быть, это было сделано со злым умыслом. Может быть, по доброте душевной. Как бы то ни было, человек, приславший видео, только что уберег меня от самой ужасной ошибки в своей жизни.

Барбара. Кнут. В наши дни

Не могу объяснить, когда и как это началось – знаю только, что ситуация теперь такая. С течением лет в какой-то момент наши дети решили, что они вправе вести себя с нами как родители. Происходило это постепенно. От случая к случаю они отпускали замечания или давали советы. А потом и вовсе установили свой диктат, как будто это и не мы их воспитывали.

И вот теперь я сидела в собственной гостиной с потрясающим видом на океан. Меня окружала мебель, доставшаяся мне в наследство, антикварные вещицы и всякая всячина. А я пила чай, который моя дочь заварила для меня не в качестве жеста доброй воли, а чтобы заманить меня в ловушку. От чашки хорошего чая я никогда не отказывалась, о чем она прекрасно знала.

– О чем ты только думала? – сердито спросила Мередит, перестав расхаживать перед камином.

Миновало всего-то два дня с несостоявшейся свадьбы моей внучки, так что, наверно, мне не стоило строго судить дочь. Я, конечно, не собиралась подыгрывать ей, позволяя, чтобы меня отчитывали как ребенка, но все же не удержалась и ответила с вызовом, будто подросток:

– Не знаю, Мередит. Наверно, не хотела, чтобы моя внучка была несчастной до конца своих дней.

И я сразу невольно вспомнила своего покойного мужа – Рейда. При мысли о нем – а я думала о Рейде тысячи раз на день – я почувствовала, как сердце пронзила боль. Он скончался год и почти два месяца назад. Да, мне теперь удавалось вставать с постели – не с нашей постели, конечно: в ней, я была уверена, я больше никогда не смогу спать, – а с кровати в гостевой комнате. Я снова посещала клубы, где играла в бридж и принимала участие в обсуждении книг, сидела в гостиной с последним номером «Ридерз дайджест», хотя стоявшее рядом обшарпанное кресло, в котором Рейд обычно читал книгу, пустовало. Но я буду любить его до последнего вздоха. В моей жизни он был единственный мужчина, моя настоящая любовь, потому я готова была подписаться под каждым своим словом, когда сказала:

– Мередит, прости мне мой эгоизм, но я считаю, что моя внучка достойна вечного счастья.

– Мама, – вздохнула она, – я знаю, что у вас с папой была сказочная любовь. Знаю и понимаю. Но не каждому суждено встретить любовь всей своей жизни и шестьдесят лет прожить в полном блаженстве. Не всем это дано.

– И напрасно, – ответила я.

Моя дочь, элегантная, грациозная в черных брюках-дудочках, благодаря которым она казалась выше своих пяти футов пяти дюймов[6], снова закружила по комнате. Ее волосы до плеч были стянуты на затылке лентой. Прелестная малышка превратилась в очаровательную женщину. Обе мои девочки, женственные, с длинными лебедиными шеями, были очаровательны. Мередит и Элис, мои зеленоглазые красавицы. Мне и Рейду они доставили много радости.

– Милая, не пойми меня неправильно, – произнесла я, зная наверняка, что именно так она и воспримет мои слова, – но мне очень горько видеть, как ты несчастна. Меня это убивает.

– Я не несчастна, – отрезала Мередит, резко останавливаясь.

Я примирительно выставила перед собой ладони.

– Разумеется, ты про себя все знаешь лучше меня, но, Мередит, за последние десять лет ты дважды расходилась с мужем. Не думаю, что ты очень уж с ним счастлива.

Вздохнув, она устало посмотрела на меня.

– Но теперь мы вместе. Именно это я и хочу донести до тебя. Да, у нас с Алленом были проблемы. Но мы любим друг друга и уладили свои разногласия.

– За это я тебя уважаю, – кивнула я, – больше, чем могу выразить словами. Но для твоей дочери судьбы такой не хочу.

А она разве хочет?

Мередит наконец села рядом со мной на длинный диван, обитый тканью с узором из морских раковин, который она ненавидела. Недолго ей осталось его ненавидеть.

– Мама, ты увезла ее на своей машине! О чем это говорит?

Я поставила чашку на столик возле дивана и сложила руки на груди. Приняла негодующий вид, хотя знала, что в срыве свадьбы есть и моя вина. Только у Мередит на этот счет было не совсем верное представление.

– Это говорит о том, что внучкой я дорожу больше, нежели своей репутацией. Что ее счастье я ставлю превыше всего. Зато ты постоянно ей твердишь, что лучше Хейза она никого не найдет. А это о чем говорит?

Мередит закатила глаза.

– Мама, ты же знаешь, какая она. Капризная, как бисквитное тесто. Хейз – сильный, надежный. Сама о себе она не сможет позаботиться. Он нужен ей.

В ее словах была доля правды: моя внучка, действительно, больше, чем следовало бы, полагалась на своего жениха. Особенно после того, как безо всяких объяснений бросила университет, не закончив курс по архитектуре. А ведь она с шести лет всюду носила с собой альбом и делала наброски. А тут вот на тебе. За несколько месяцев до окончания учебы, сдачи экзамена на получение лицензии и достижения своей мечты взяла и бросила университет.

– Мередит, ты должна выяснить, что случилось. Должна. – Я снова взяла фарфоровую чашку, которая после долгих лет использования по-прежнему оставалась гладкой и изящной, и глотнула из нее чаю, вдыхая пряный аромат корицы.

Она опять повела глазами. И мы вернулись к своим изначальным ролям: я снова была мать, она – дочь.

– По-твоему, если б я знала, не попыталась бы это предотвратить? Ты хоть представляешь, чего нам с Алленом стоило выучить ее? Мы во всем себе отказывали, экономили на чем только можно. Я с ужасом думаю, что она выплачивает студенческую ссуду за два семестра последипломного курса, который так и не окончила. И теперь, не выйдя замуж за Хейза, лишившись его поддержки, как она будет жить дальше?

А, на мой взгляд, в этом были свои плюсы.

– Что ж, придется ей научиться самой заботиться о себе. Этот урок приходится усваивать каждому, и, поверь мне, чем старше человек, тем тяжелее дается этот урок.

Мне хотелось добавить, что я давно могла бы сама заботиться о себе, задолго до того, как стала восьмидесятилетней старухой, которая боится жить одна в собственном доме. Но я просто обняла ладонями горячую чашку, грея натруженные пальцы.

– Мама, она всегда возвращается к нему. Да, я не скрываю, что желала этого брака. Мне нравится Хейз. Можешь подать на меня в суд. Но сейчас она вырыла себе такую глубокую яму, что дело даже не только в том, что она его любит. Она нуждается в нем, в чисто практическом плане.

Я происходила из другого времени. Мой долг был воспитывать детей, во всем остальном я полагалась на мужа. И я не стала бы критиковать выбор Джулии, если б была уверена, что это именно то, чего она хочет. Но я так не считала. Однако проблема была куда глубже.

– Он изменил ей, Мередит. А ведь они даже еще не были женаты.

– Вот именно, – наставила она на меня палец. – Об этом я и говорю. Они не были женаты. А будь они мужем и женой, он бы ей не изменил.

В этом вопросе мы с Мередит руководствовались разными приоритетами и знали, что каждая из нас останется при своем мнении.

– Более того, – вздохнула Мередит, – она снова примет его. Так было и будет всегда. И он не отстанет от нее. Так было и будет всегда. Это в характере обоих: они расстаются и снова сходятся. Им нравится острота ощущений, драматизм их отношений. Они не могут жить вместе, но и порознь находиться тоже не могут. Через неделю она мне позвонит и сообщит, что они все-таки женятся, и мне придется заново обзванивать гостей и устраивать свадьбу.

В принципе, Мередит не преувеличивала. Много раз внучка звонила мне и плакала или ликовала в телефон из-за Хейза. Наверно, я всегда надеялась, что в один прекрасный день она стряхнет с себя его чары и поймет, что заслуживает лучшего – степенного парня, с которым ей будет спокойно. Но, возможно, покой – это не то, к чему она стремилась. Возможно, покой даже не входил в ее планы. При мысли о том, что эти двое снова будут вместе, я почувствовала, что у меня начинает болеть голова.

– Так или иначе все разрешится, – только и сказала я. А разрешится ли?

Потом у меня мелькнула еще одна мысль, от которой я фыркнула от смеха.

Мередит сердито посмотрела на меня.

– Интересно, что тебя так рассмешило?

Успокоившись, насколько это было в моих силах, я ответила:

– Да вот представила, как бедняжка Элис снова пытается организовать свадьбу.

– А что если Элис решит, что Хейз с Джулией должны выпустить голубей на церемонии, и один из них опять вырвется в церкви? – Теперь и Мередит засмеялась.

– Представляешь, если б бракосочетание состоялось? – Слезы сочились из уголков моих глаз. – Всё и все были бы в птичьем помете!

Когда мы вдоволь нахохотались и немного развеселились, я обвела взглядом комнату. При дневном свете гостиная не таила в себе угрозы. Лишь по ночам во мне просыпался страх. Я убеждала себя, что это нелепо. Что в этом доме я десятки лет жила с любимым человеком. Здесь я вырастила детей, организовывала для внуков поиски пасхальных яиц, смеялась, наблюдая, как они съезжают по перилам. Даже устроила чаепитие по случаю помолвки Джулии.

Но теперь это не мой дом. С уходом Рейда мой дом перестал быть моим. По ночам, когда я оставалась одна, меня поглощал страх и охватывала паника. При каждом скрипе половицы, стоне ветра, бое часов сердце едва не выскакивало из груди. И я решила: почему бы не сейчас?

– Мередит, мне нужно еще кое-что с тобой обсудить.

Выглядела она утомленной, что, на мой взгляд, было вполне объяснимо, ведь ее дочь только что сбежала со свадьбы, бросив жениха у алтаря.

– Что-то серьезное? На сегодня мой потенциал исчерпан.

– Тогда в другой раз, – кивнула я.

Она со вздохом поднялась с дивана и вновь стала мерить шагами комнату, но через несколько минут остановилась и заявила:

– Нет. Давай сейчас. Я должна знать.

– Тебе ведь известно, что мои друзья Джуди, Энни и Фред переселились в уютные маленькие квартиры?

Те уютные маленькие квартиры находились на территории поселка для престарелых, где можно было купить квартиру или коттедж и переехать туда на постоянное проживание под присмотром медперсонала. Дети многих моих друзей практически насильно отправили родителей в богадельню, чуть ли не кнутом выгоняли. У меня ситуация была другая: я сама хотела переселиться в приют для престарелых. Мередит и ее сестра Элис не часто в чем-то соглашались друг с другом, но в данном вопросе придерживались единого мнения: это наше родовое гнездо, мне еще только восемьдесят, я нахожусь в хорошей физической форме и не должна бросать свой дом.

– Да, мама, – вздохнула Мередит. – Я знаю, что твои друзья довольны своей жизнью в «Летних угодьях». Но у Джуди болезнь Паркинсона, Энни почти девяносто, а Фреда его дети фактически вышвырнули из дома, чтобы самим его занять.

Все это, конечно, так. Но правда и то, что, потеряв своих супругов, мои друзья осознали: дом теперь приносит им не счастье, а душевные муки.

– А вы с Элис разве не хотели бы заполучить мой дом? – с усмешкой спросила я.

Элис мечтала перебраться со своей семьей в мой дом и не скрывала этого. И, думаю, что деньги, которые Мередит выручит от продажи своей доли сестре, несколько облегчит финансовое бремя, что постоянно давит на них с Алленом, – особенно теперь, когда им пришлось серьезно потратиться на несостоявшуюся свадьбу. Она никогда не объясняла мне причины своих расставаний с мужем, но клялась, будто виной тому не измены – ни с одной, ни с другой стороны. Мередит дорожила своим положением в городе, но у Аллена последние десять лет постоянно возникали проблемы с трудоустройством, и они, конечно же, жили каждый на свои доходы. Более стрессовой ситуации трудно представить.

– Мама, почему ты всегда идешь у нее на поводу? Почему? Она постоянно хитрит и интригует, а ты ей потакаешь.

– Не надо обвинять ее в коварстве. Она просто легковозбудимый человек. – Мередит переживала за дочь, и потому я на нее не сердилась. Но Элис из кожи вон лезла, чтобы организовать для Мередит и Джулии безупречную свадьбу, и это нельзя было не принимать во внимание. Я также догадывалась: она понимает, чего ждать дальше, и это разрывало ей сердце.

– Милая, сядь рядом со мной, пожалуйста.

Мередит неохотно опустилась на диван.

– Я знаю, что ты скажешь, – произнесла она. – Ты решила переселиться туда. Мне только непонятно: зачем?

А ей и не надо было понимать. Причину знала я одна.

– Элис, вероятно, переедет сюда?

– Наверно.

– Что ж, ладно, – кивнула Мередит. – Так тому и быть.

Позже, проводив дочь, обняв ее на прощание, я вернулась в свою спальню и стала думать, как организовать свой переезд. Я перебирала вещи в ящиках комода, решая, какие из них взять с собой, какие выбросить, какие отдать на благотворительность, а сама воображала, что сказал бы мой муж, будь он сейчас рядом, как отреагировал бы на мое решение оставить дом, в котором мы с ним вместе прожили целую жизнь. Но его рядом не было. И, подобно моей внучке, я была обязана сделать то, что, в моем понимании, являлось самым правильным, – как бы к этому ни относилась Мередит.

Улыбаясь, я достала из верхнего ящика комода потертый студенческий значок, который холодной тяжестью осел в моей руке. Позолота почти стерлась, из-под нее тускло поблескивал темный металл. В каком-то смысле этот значок напоминал мне саму себя. Я тоже стала другой, изменилась, поблекла. Но этот значок хранил те волшебные чувства, что я испытала, когда получила его, за неделю до свадьбы, – правда, от человека, за которого я не вышла замуж. В нем по-прежнему таилась надежда, которая была скрыта от глаз, но запечатлелась в каждой клеточке моего существа. И этот значок заставил меня задуматься, задаться вопросом о том, а могло ли быть иначе. Впрочем, нет, не могло. Да и что теперь ломать голову? Поздно уже.

Этот студенческий значок был материальным свидетельством тяжелого урока. В жизни каждой женщины наступает такой момент, когда она должна поставить во главу угла свое счастье. Я усвоила этот урок позже, чем следовало бы, и пойду на все ради того, чтобы моя внучка избежала несчастливой судьбы.

Джулия. Не по графику

Бегство с собственной свадьбы – смелый шаг, и мне понравилось, что своим поступком я фактически сделала категорическое заявление (которое никогда не решилась бы произнести вслух: не хватило бы храбрости или самоуверенности): я не вернусь! Но, глядя в окно машины, я вспомнила, каким раздавленным был Хейз в тот вечер, когда я с ним познакомилась, в тот самый вечер, когда его бросила мать. Нельзя же просто сбежать безо всяких объяснений, правда?

– О нет, – простонала я.

– Только не говори, что передумала, – отозвалась бабушка.

– Джули! – укоризненно произнесла Сара.

– Я не передумала, – ответила я. – Я там сумочку забыла.

– Не беда, – сказала Сара. – Барбара, притормозите у церкви. Я незаметно зайду с бокового входа и заберу ее.

Но когда мы остановились, я заметила Хейза. Он стоял на краю газона и искал глазами… Меня, наверное. Я поняла, что должна с ним поговорить.

Лицо Хейза вспыхнуло от радости, когда он увидел, как я выбираюсь из машины.

– Слава богу! – воскликнул он. – А я уж испугался, что невеста сбежала.

Хейз пытался демонстрировать присущий ему оптимизм, но по его лицу было ясно: он понимает, что происходит.

Со слезами на глазах я покачала головой.

– Джули, – тихо начал он. – Все нормально. До начала церемонии еще пять минут. Будем считать, что ничего этого не было.

Меня захлестнуло чувство вины. Я же поклялась, что никогда его не покину.

– Хейз, я не могу выйти за тебя. Прости.

– Ну что ты, Джули. Мы ведь уже все обсудили.

– Я люблю тебя, – прошептала я. – Но не могу так жить.

– Но…

Я прервала его, подняв руку.

– Я не могу выйти замуж за человека, которому не доверяю.

– Мы с тобой много лет вместе, любим друг друга, а ты веришь старой видеозаписи больше, чем мне?

В том-то и дело: неизвестно чьей видеозаписи я верила больше, чем человеку, за которого собиралась замуж. И все же я позволила ему обнять и поцеловать себя – в последний раз. Действительно, мы были вместе уже много лет, а я по-прежнему млела в его объятиях; именно потому, что мы были вместе много лет, мы идеально подходили друг другу. В объятиях Хейза я забывала дышать. Я уже хотела отказаться от своего намерения и остаться с ним, но вдруг вспомнила о Крисси Мэтьюз. Она тоже млела в его объятиях? С другими женщинами он был так же нежен, как со мной? Казалось, сердце мое снова разбилось вдребезги.

– Нет, Хейз, не могу. Прости.

Он молча покачал головой, глядя себе под ноги. Потом снова посмотрел мне в глаза.

– Езжай в свадебное путешествие.

– Что?

– Прямо сейчас. Поменяй билет на сайте «Дельты». Забери свои чемоданы из моей машины. Отдохни, проветрись. – Он потер мои плечи. – Ты все обдумаешь и вернешься ко мне. Я уверен.

И в этот момент я прониклась твердой убежденностью, что он мне изменял. Отвергнутый мужчина не станет дарить женщине бесплатное свадебное путешествие, если он не чувствует за собой никакой вины. Не станет и все.

Только я села в бабушкину машину, намереваясь, второй раз за день, уехать из церкви, и тут увидела, что к нам бежит Элис, с планшетом в руках.

– Где тебя носит? Мы выбились из графика!

– Элис, – Хейз приобнял ее за плечи, – думаю, график теперь можно выбросить. – Он казалось, забавлялся.

Три часа спустя я летела в маленьком самолете, выполняющем местный авиарейс.

– А вам что, милая? – вывел меня из раздумий звонкий голос. Я вздрогнула от неожиданности. Ко мне обращалась бортпроводница в синей униформе авиакомпании «Дельта». На лице – толстый слой макияжа, вид усталый. Наверное, то же самое она могла бы сказать обо мне.

– Алкоголь, – ответила я.

У нее поднялась бровь.

– Хм, мм. – Она ложечкой бросила кубики льда в пластмассовый стаканчик, налила мне водки. – Все так плохо, да?

Я кивнула в ответ. Она добавила в стаканчик лаймовой воды «Дасани».

– Лечу в свадебное путешествие.

Стюардесса огляделась вокруг и, вероятно, не увидев никого, кто мог бы сойти за моего новоиспеченного мужа, просто сказала:

– Это – за счет заведения.

Я глотнула водки. Горло будто огнем опалило. Стюардесса дала мне упаковку печенья и покатила тележку дальше.

Должно быть, несколько глотков водки сделали свое дело, потому как следующее, что я услышала, это объявление командира экипажа: «Бортпроводникам приготовиться к посадке».

Я заморгала, просыпаясь, и сразу все вспомнила. Сегодня должен был быть самый счастливый день моей жизни. Я должна была выйти замуж. Но всего несколько часов назад в туалете аэропорта я переоделась и отдала свое свадебное платье Саре; сама она оставалась в платье подружки невесты. Покидая главный зал аэропорта, Сара обернулась и сказала мне:

– Джулия, ты заслуживаешь настоящей любви. И еще встретишь мужчину, который будет присылать тебе цветы и любовные письма. – Я обняла подругу, слезами заливая ее плечо. Сара ушла, и я остро почувствовала, что осталась совсем одна. Даже в самолет не хотела садиться. Но в глубине души понимала, что должна улететь. В глазах щипало от слез.

Я, наверное, проспала бы до самого Сент-Томаса, если б в Шарлотте не нужно было делать пересадку. Шарлотт.

Крисси Мэтьюз. Мной опять овладела ярость. Как он мог?! Слезы мгновенно высохли, жалость к себе сменилась праведным негодованием.

Я вышла из самолета и встала у «рукава» в ожидании своего чемодана. Через окошко в двери я заметила, как мой багаж – обычный черный чемодан – выгружает работник аэропорта в оранжевой куртке. Едва мой чемодан коснулся пола, я схватила его и быстро зашагала прочь, на свежий воздух. К тому же оказалось, что я ужасно проголодалась.