Я – хранитель света!

«Верно мыслишь, – раздался в мозгу одобрительный голос неприкаянного. – Вымогательство – то, чем порой любят грешить дилетанты. А наш с тобой общий знакомый, увы, на профессионального ликвидатора не тянет… Этот недомаг сам подписал себе смертный приговор, когда согласился тебя устранить. В любом случае он был бы покойником. Не сегодня, так спустя пару дней…»

«Но он еще не умер», – возразила я, глядя на бледное лицо.

«Но уже и не жив», – парировал дух.

«Значит, ты не знаешь, кто так жаждет моей смерти? – спросила неприкаянного».

«Имени – нет», – скупо отозвался дух, словно слова были для него величайшей ценностью, а я – коллектором, решившим ее отнять за долги.

«Но ты упомянул ревнивых баб», – припомнила я и почти сразу после этого ощутила глухую ненависть. Будто неприкаянный хотел то ли отделаться от меня поскорее, то ли просто отомстить, утаив информацию по максимуму. Мог бы он солгать – наверняка наврал бы уже на вагон с прицепом. Но… призраки не умеют обманывать. Это непреложный закон. А вот недоговорить так, чтобы исказить правду до неузнаваемости, – вполне.

«Ты такая памятливая по отцу или по матери?» – в голове послышалось шипение, словно раздраженная кобра встала в стойку и раздула свой капюшон.

«По обстоятельствам, – ничуть не смутилась я. – Хочешь, чтобы я разбила источник, – не пытайся юлить. Говори все. Иначе я решу, что эта тарелочка чудно будет смотреться на моей посудной полке…» И я задумчиво повертела предмет обсуждения в руках, словно и правда прикидывая, а не использовать ли плошку в качестве вазочки для конфет.

Уголья глаз полыхнули гневом. Провал рта беззвучно открылся… Так неприкаянного, похоже, еще не унижали. Использовать источник силы как простую утварь?..

И дух сдался. Его рассказ был коротким. Зато самым ярким из всех, что были в моей жизни. Потому как неприкаянный вместо тысячи слов… Просто показал все. Прямо в моей голове. Я видела воодушевление в глазах некроманта, когда он, похитив источник из сейфа отца, призвал к себе духа. Как мечтал заполучить её. Недоумевал, почему нужно устранить выскочку-голодранку Роук. Но если ради этого она станет его… Картинки дополняли умозаключения неприкаянного. Умудренный более чем тысячелетней жизнью дух здраво рассудил, что, скорее всего, если одна девица решила устранить другую, то речь идет о соперничестве или ревности…

Логика в этом была. Но было и одно но: покушения на меня начались еще до того, как Дэн открыто объявил, что мы вместе.

«Думаешь, конкурентки будут ждать официальных заявлений?» – подслушав мои мысли, спросил дух.

«У меня уже не осталось сил думать», – неожиданно для себя поняла я.

«Тогда отпусти…»

«И ты, потеряв якорь, убьешь меня, как и его?» – я не спрашивала, скорее констатировала факт. Мы оба: и я, и неприкаянный – стали заложниками ситуации. Когда нельзя отпустить, но и удержать не можешь.

«А если нет?» – дух прекрасно все понимал, как и я.

«Скорее да», – возразила.

«Тебе придется либо довериться, либо рискнуть и попытаться подчинить меня. Но ты не справишься».

Одно было безумнее другого. Довериться неприкаянному? Положиться на слово мертвого? Или попытаться подчинить и выгореть до конца и сдохнуть от перенапряжения… Увы, за время, проведенное в академии, я, может, не усвоила многого из лекций, но кое-что все же узнала точно – свой предел. И неприкаянный был за его чертой. Очень далеко.

– Я тебе не верю, – выкрикнула. Мне хотелось верить, что выкрикнула, хотя скорее надорванно прошелестела.

Рука замахнулась, и источник ударил о камень. Брызнула мелкая крошка. А я бросилась прочь. Сбежать от неприкаянного – столь же нелепо, как и пытаться в одиночку победить демона. Но я надеялась, что пары секунд, пока идет разрыв привязки духа и источника, мне хватит, чтобы выбраться наружу. А там… как повезет.

«И правильно!» – донеслось мне в спину. А может, почудилось. Но я все равно рванула из всех сил, так что, казалось, затрещали мышцы и сухожилия. Прочь. Прочь. Прочь. За спиной загрохотало. Было ощущение, что начался обвал. Но это лишь карточным домиком сложились остатки стен старого корпуса.

Но я, лишь однажды оглянувшись, припустила по пустому парку, чтобы в последний момент успеть к закрытию общежития. Мигнул охранный контур, предназначенный, вообще-то, скорее для отлова ушлых адептов, чем призраков. Но если дух пересечет контур – должен сработать тревожный сигнал. И на него-то отреагируют те, у кого резерв полон…

Всклокоченная, ворвалась в комнату, прислонилась к двери и только тут поняла, что если бы неприкаянный хотел меня догнать, то давно бы это сделал. Не знаю, почему он не убил меня. То ли я и вправду смогла совершить почти невозможное – удрать, то ли мертвец оказался столь силен, что разрыв его с источником продлился дольше пары секунд, то ли дух просто решил не тратить время на пустышку и отправиться в сумрак. Туда, где его уже заждались…

Я нервно сглотнула и, только осознав, что все позади, поняла, что нахожусь в комнате одна. Ни Лори, ни Дары не было.

– А-у-у-у! – раздалось душераздирающее.

Я не заорала лишь по той причине, что лимит криков на сегодня был исчерпан. Поэтому я в ужасе запыхтела, не сводя взгляда с кровати. Именно из нее доносился этот вымораживающий вой.

«Он все-таки догнал. Как-то смог обойти охранный контур и догнал…» Осознание, что забег наперегонки со смертью я проиграла, ударило наотмашь. Неприкаянный сам же сказал, что магии во мне сейчас почти ноль. А это значит, я превращусь не в овощ, а в пепел.

Одеяло на кровати вздыбилось.

– Ур-р-р! – донеслось из его недр.

Я сжалась пружиной. У меня не было энергии на заклинания. Голыми руками много не навоюешь, но сдаваться без боя я не собиралась.

Приготовилась к нападению.

Секунда. Вторая. Третья. И… Ничего. Из-под одеяла все так же доносились звуки, словно там вызывают демонов Преисподней. Гора на кровати меняла свои очертания – и на этом все.

Нервы не выдержали. Я крадучись подошла к кровати, рывком сдернула покров и…

– Чтоб ты сдохла! Пуся!

Ответом мне был взор, полный укоризны. Химера сидела посреди кровати и под прикрытием одеяла что-то жрала.

Я истерично расхохоталась и там же, где и стояла, плюхнулась на пол. Глядя на эту пушистую паразитку, я осознала одно: меня убьет не таинственная ревнивица, не ликвидатор, неприкаянный или демон. Нет. Это сделает одна мелкая химера. Я сдохну от сердечного приступа рядом с ней.

Химера на мой истерический смех отреагировала весьма своеобразно: решилась на невероятное и поделилась остатком колбасы. Судя по этикетке, этот огрызок когда-то был элитным сырокопченым изделием. О последнем свидетельствовал обрывок надписи. Интересно, где она умудрилась его спер… Кхм. Позаимствовать на дегустацию. Исключительно позаимствовать, правда, безвозмездно.

Я с сомнением посмотрела на этот огрызок от взятки в особо вкусном размере. Пуся, глянув на неразумную меня, уничижительно фыркнула. Дескать, эту бездарь мзду брать еще учить и учить… А затем пододвинула обслюнявленный конец кольца ко мне, явно намекая: это лучшее средство от душевных недугов. Уж я-то знаю!

– Еще скажи, что булочки в животе можно считать влюбленностью, – скептически разглядывая подачку, вслух произнесла я. Хрипло так произнесла, словно ворона в предсмертных конвульсиях каркнула.

Химера вытаращилась на меня после этих звуков, подумала и превентивно сиганула на книжный шкаф. Не иначе как засомневалась, я ли это. Или демон в обличье хозяйкиной подруги.

К слову о Силь…

Потянулась к магофону, чтобы в очередной раз обрадовать ее новостью о побеге любимицы. Вот только пальцы отчего-то вместо того, чтобы набрать номер, знакомый со школьных времен, уверенно нажали совершенно другую комбинацию.

Тишина и темнота окружали меня, словно враги, решившие взять жертву в клещи. А над головой, где-то там под потолком, звучало утробное мурлыканье. А я сидела и ждала, не веря, но надеясь. Гудок. Второй. Третий.

Дэн. Ответь. Я знаю, ты в лечебнице. Ты не помнишь меня… Но прошу, ответь…

«Собеседник не может сейчас принять ваш сигнал», – раздалось из трубки спустя минуту. Минуту, во время которой сердце, как заправский рецидивист, на счету которого не один побег, так молотило о грудную клетку из ребер, словно хотело ее проломить и вырваться на свободу.

Мои руки бессильно опустились. Магофон ударил о пол, и вдруг… переговорный артефакт ожил. Неужели… Я не глядя нажала на зеленый кристалл приема вызова и…

– Ники, моя сволочь у тебя?! – голос Силь звенел от ярости и негодования.

Пуся, услышав его звуки, вся вздыбилась, заурчала, всем своим видом показывая: живой не дамся, – что я на миг замерла, даже забыв о собственном разочаровании. Мне хотелось услышать в динамике совершенно другого человека.

– Ты о своем любовнике? – прохрипела я, пытаясь выгадать время.

– Любовник – гад, – выпалила Силь, словно «сволочь» и «гад» – были совершенно разными словами. Почти антонимами. Впрочем, чуть подумав, подруга добавила: – И второй тоже та еще зараза. И третий – мерзавец… А сволочь у меня одна. Пуся! Она опять сбежала. Кстати, что у тебя с голосом? – под конец спохватилась подруга. – Хрипишь, словно несмазанные дверные петли… Может, тебе лекарств принести каких?

Пришлось заверить, что все в порядке. Просто слегка продуло… пульсарами и неприкаянными. Но о питомице я Силь так ничего и не сказала. Увела разговор в сторону, решив, что сначала проведу с химерой воспитательную беседу. А то ведь сдам ее подруге, а она снова вернется. Пуся, конечно, а не Силь. Хотя…

Когда разговор был закончен, я пристально посмотрела на тварюшку. Та, словно поняв, что гроза миновала, пружинисто спрыгнула обратно на кровать и молочным шагом двинулась ко мне. Подлиза.

Я смотрела на то, как Пуся мнет под собой когтями одеяло, словно взбивая его, и припомнила, как папа объяснял, что значит этот самый молочный шаг и почему так назван. Оказалось, что маленькие котята, пристраиваясь к маме пососать, мяли ее живот, обеспечивая больший приток молока. А когда вырастали, память о моментах безопасности, удовольствия и всего, что с этим связано, оставалась. И если кошка топталась или кралась молочным шагом, это значило, что она чувствует себя в безопасности.

Машинально протянула руку, чтобы почесать хитрюгу по загривку, и начала менторским тоном выговаривать, какая химера нехорошая. Пуся на это так согласно и покладисто урчала, что я все больше убеждалась: эта мерзавка будет бороться за свою независимость от хозяйки снова и снова.

Вот ведь упрямая… Я взглянула на луну, светившую прямо в окно, и вдруг на ум пришла мысль: если даже эта мелочь вредная так упорото… кхм, упорно добивается своего, чем я хуже? Почему я жду вестей о состоянии Дэна, но не пытаюсь…

Рука вновь потянулась к магофону, чтобы спустя пару секунд я выставила ультиматум.

– Мор, хочешь, чтобы я помогла тебе в поисках тети? – спросила, как выстрелила. Правда, из пистолета с глушителем: уж очень тихо и сипло прозвучали слова. – Если да…

– Ники, что у тебя с голосом? – тут же сонно, но встревоженно отозвался Мор, перебив меня.

– Сорвала, – не стала вдаваться в подробности и продолжила: – Если да, то тогда ты должен мне помочь с Дэном.

– Я так понимаю, беседа с моим отцом все же состоялась? – Под конец фразы дремота с приятеля слетела окончательно, и я чувствовала, что со мной уже разговаривает хваткий делец.

– Догадался по тому, что я задала вопрос без обиняков? – напряженно уточнила.

– Нет, потому что использовала фирменный отцовский стиль дипломатии убеждения – шантаж.

– Вообще-то это было взаимовыгодное предложение. Ты получаешь тетю, я – Дэна. Мы помогаем друг другу.

– А если я не хочу тебе помогать со Стиллом? – вдруг спросил приятель.

Вот странность: мы вроде бы говорили по магофону и нас разделял едва ли не километр, а ощущение было, что мы говорим, стоя лицом к лицу, так четко я представляла перед собой Мора.

– Ты ведь меня даже не любишь… – вырвалось вдруг.

– А это обязательное условнее? – парировал Толье.

– Для меня – да. Зачем тебе та, к кому ты не испытываешь не то что любви, но хотя бы влюбленности?

– У тебя есть все, что требуется от будущей герцогини Толье: ум, характер, сильный дар, красота…

– Но не происхождение, – перебила я.

– В нашей семье важна не чистота крови, а сила, что в ней течет. А еще мы отлично понимаем друг друга. А в браке, как я убедился на примере отца, главное – понимание и взаимное уважение.

– Значит, не поможешь?

Пауза в несколько секунд, пока я ждала ответа, хотя уже знала, каким он будет. Во время нее я ощутила, как натягиваются мои нервы. Словно струны. Тронь – и то ли пронзительно зазвенят, то ли порвутся…

– Да, демоны тебя подери, Ники, помогу. Но с условием. Я сделаю все, чтобы вы встретились, поговорили… но если он тебя не узнает, если все это будет напрасно… Ты отступишь. И мы попробуем… Ты попробуешь быть со мной. Только на таких условиях.

Теперь настала моя очередь замолчать и задуматься… Сглотнула и произнесла:

– Да.

И удивительная штука: всего два звука прозвучали так ясно и отчетливо, словно я и не срывала голос. Но на это ушли, сдается, все мои силы. Потому что больше я не могла произнести ни звука. Словно онемела. Совершенно.

Отключила переговорник и уставилась в потолок. Ну вот и все. Я заключила сделку на свою любовь. А ведь кто-то совсем недавно сторговался с некромантом на мою жизнь.

Меня снова затрясло. Мозг, до этого пытавшийся оградить меня от впечатлений пережитого, заслонил делами насущными, как то: Пуся, разговор с Силь, истерика. Но сейчас она, запоздалая, вдруг накрыла меня. Я беззвучно хохотала и ревела, не в силах подняться, и… В какой-то момент сама не заметила, как силы покинули меня и я… хотелось бы сказать – уснула, но, похоже, все же потеряла сознание.

Очнулась оттого, что мне настойчиво совали под нос что-то пахнущее столь противно, что, казалось, мозг вот-вот вытечет из ушей.

Я распахнула глаза и увидела склонившуюся надо мной Лори. В ее руке был флакон. Судя по логике – с нюхательными солями, судя по ощущениям – с универсальным химическим оружием массового поражения. Сдается, оно могло как упокоить слабых нюхом (и духом), так и воскресить заспавшихся умертвий.

– Убери эту гадость подальше, – закашлялась я.

Голос звучал слабо, но хотя бы был уже моим. И я, заподозрив, что причина тому – ядреный запах, резко сменила мнение. И, перехватив руку кудряшки, которую та отводила, вновь приятнула флакон к носу со словами:

– Хотя нет, оставь.

– Что с тобой случилось? – в свою очередь обеспокоенно спорила Лори. – Я тебя даже в комнате не заметила, пока не споткнулась.

Оказалось, что амулет отвода глаз, который она мне дала, не только подзарядился за эту ночь, но и отлично выполнял свои функции. Кудряшке даже пришлось его с меня снять, чтобы не потерять обморочную соседку.

Говоря это, Лори протянула мне артефакт. Удивительно, но тот был заряжен энергией под завязку. Только почему-то я не чувствовала с магией внутри контура артефакта привычного сродства. Словно она была моя и не моя одновременно. И да, мой собственный резерв снова был пуст.

Впрочем, эту загадку я оставила на потом. Лишь попросила соседку оставить его у себя еще на время. Все же новость с демоном еще не улеглась и излишнее внимание меня напрягало.

– А что у тебя с голосом? Ты как будто простыла немного…

Мне пришлось рассказывать о том, что я его сорвала (без подробностей), о Пусе (с подробностями) и не рассказать вовсе о своей ночной истерике, а солгать, что просто от усталости упала в обморок.

От первого мне был выдан эликсир (нюхательную соль, увы, отобрали). Химере – провиант (тварюшка обрадовалась), а за бодростью мы с Лори отправились в столовую. Хотя я бы предпочла тарелке сытной каши порцию сна, но кто мне его сейчас даст? Даже за доплату.

Глава 4

Впрочем, дрему как рукой сдуло, когда я вспомнила о том, до чего вчера договорилась с Мором. Потому, наскоро проглотив завтрак, я поспешила в аудиторию, где Толье… не было! Не появился он, впрочем, и на практикуме по зельеварению. И даже на лекции Смерти… в смысле, профессора Морригана приятель не появился. Я чувствовала себя невестой у алтаря, от которой жених сбежал прямо с порога храма.

И даже переговорник Толье молчал, сообщая, что собеседник вне зоны чар. Зато мама до меня дозвонилась на раз. Думаю, что если бы магофон оказался неисправен, то, зная матушку, она бы просто смогла до меня докричаться. Даже с другого конца не то что столицы – империи.

Госпожа Роук заявила, что будет меня ждать у ворот академии сразу после полудня. У меня, познавшей все прелести родительской заботы и внимания, просто не было ни единого шанса отказаться от прогулки.

– Мама, у меня вообще-то лекция еще одна есть… – я все же предприняла попытку если не отменить этот поход во имя шопинга с обязательным штурмом лавок «все по одной цене», то сократить его время.

– Лекций у тебя много и каждый день. А мама одна! – тоном полководца, уже наметившего план блицкрига, отозвалась госпожа Роук.

Я вздохнула. Потом еще раз вдохнула… Отличие тайфуна от моей мамы было в том, что если первый быстро пройдет и от него все же есть шанс укрыться, то госпожа Роук – это надолго и от нее не спрятаться.

– К тому же я скоро уеду, – чувствуя дочернее сопротивление, добавила она.

Зная мою матушку, я могла сказать, что «скоро» у нее было понятием растяжимым. Она и в первый декрет хотела сбегать по-быстренькому, наскоро, так сказать. И задержалась в нем на десять лет! Пока Джеймса Роука-младшего не родила. Так что и со столицей могло статься так же… Я и моргнуть глазом не успею, а будет не только не уехавшая мама, но и все мое семейство сюда перебравшимся…

– Хорошо, – обреченно согласилась я.

Ровно в оговоренный срок я вышла из ворот академии, чтобы тут же быть заключенной в материнские объятья. Никакой маскировочный амулет не помог. Глаз госпожи Роук был зорче соколиного, а чутье всем демонам на зависть.

А затем меня прямо на ходу попытались накормить. Хотя нет, накормить – это слабо сказано. Точнее будет – откормить. До фигуры, являющейся идеалом для математиков и теоретиков от магии, – шара.

Матушка не поленилась притаранить с собой кастрюльку с мясными шариками в тесте, лично ей испеченный капустный пирог, запеканку… она явно переоценила мои поглотительные способности. Но нельзя было просто так взять и не съесть то, что готовила мама. Поэтому я сидела на лавочке, спрятавшись за самым раскидистым кустом, и пыталась впихнуть в себя стряпню. Пирог даже удалось победить, но перед остальным я позорно капитулировала.

– Деточка, на тебя страшно смотреть. Одни кожа да кости остались… – меж тем причитала мама.

Но когда она поняла, что в меня уже не лезет, как ни запихивай, все же сдалась. Но она бы была не она, если бы не вручила мне кастрюльку с мясными шариками.

И вот когда дитятко было накормлено, мама решила, что мне нужно купить одежды. И как я ни пыталась заверить, что у меня все есть… Нет! Когда говорит инстинкт заботы о потомстве, даже самые чуткие родители бывают глухи.

Меня все равно протащили по магазинам. И я стала счастливой (нет) обладательницей коричневой кофты фасона «прощай, юность, привет, пенсия», серого платья с начесом и гамаш. Еле отбрыкалась от теплой вязаной шапки, за что получила зловещее обещание: «Свяжу сама и пришлю на день первого снега». И все это было сделано, чтобы я, не приведи небесные заступники, не простудилась.

Хотелось сказать, что магическая броня была бы для меня в современных реалиях актуальнее шапок, но промолчала.

На этом мама счастливо, с чувством выполненного долга вздохнула, и мы распрощались. Она села в монорельсовый вагончик и, смахнув слезу, помахала на прощание рукой из окна. А я побрела к своей остановке. Та располагалась недалеко, но нужно было пересечь центральный парк.

И вот я, груженая, точно мул, с кастрюлькой мясных шариков под мышкой двинулась в путь. Кто же знал, что он окажется настолько неисповедимым…

Потому как я услышала голос. До боли знакомый, любимый, родной… Дэн!

Не помня себя, я ринулась вперед, через кусты и… Кто же знал, что я выскочу прямо к центральному фонтану – современному чуду маго-инженерной мысли. У этого творения не было не то что чаши для воды, даже центральной фигуры! Ее образовывали струи воды, вырывавшиеся из мрамора, которым была выложена вся небольшая площадка. Прямо из-под ног незадачливых прохожих, ступивших на белый гладкий камень.

Струи, взлетая ввысь, переплетались меж собой, сталкивались, образуя причудливые фигуры то животных, то растений, то драконов, а то и вовсе сцены из мифов и легенд.

Но сейчас меня волновало не это, а Дэн. Он. Точно он! Стоял в нескольких десятках метров, повернувшись ко мне боком, в кругу приятелей и о чем-то беседовал.

Я в первый миг растерялась, а затем поспешила, совершенно забыв, что под ногами скользкий, облитый водой мрамор фонтана. Сделала шаг и…

Покатилась. Пытаясь сохранить равновесие, взмахнула руками. Сверток с покупками тут же улетел куда-то в кусты. А вот кастрюля осталась при мне.

Потому-то, когда я все же упала, лязг был такой, словно грохнулся рыцарь ольфтонского ордена в полном боевом доспехе.

Инерция была сильной, и даже то, что я растянулась во весь рост, не замедлило моего движения. Затормозила я лишь о мужские ноги. Врезалась в них со всего маху, так и продолжая обнимать пакет с кастрюлькой.

Первое, что увидела, – мужские ботинки. Дорогие, сшитые явно на заказ, из тонко выделанной телячьей кожи с тиснением мастера. Выше – брюки, стрелки на которых были столь острыми, что казалось: дотронься до них – и порежешься. Белая шелковая сорочка, расстегнутая на две верхние пуговицы, стильный пиджак, подчеркивавший широкие плечи…

– Стилл, смотрю, девицы падают тебе под ноги сами, – хохотнул рыжеволосый мажор, сверкнув ехидной белозубой улыбкой. – Поднимать будешь? Или пусть дальше лежит? Хотя эта вроде симпатичная. На один раз поднять, чтобы уложить, можно…

А я вскинула голову и встретилась взглядом с бесконечным, таким родным океаном… чужих глаз.

Дэн смотрел на меня, словно видел впервые. Холодно, отрешенно и задумчиво.

– Помочь? – спустя секунду, показавшуюся вечностью, произнес Стилл и протянул мне руку. Сильную, крепкую, надежную. Я помнила прикосновения его ладоней. То, как Дэн обнимал, удерживал, ласкал, защищал, поднимал и уносил прочь от проблем, мог украсть у всего мира.

А сейчас пальцы, на которых красовались несколько перстней-артефактов, меня пугали. Точнее, даже не они, а жест. Он был деловым, лишенным эмоций.

Не узнал – понимание произошедшего разлилось во рту полынной горечью. Обида и обманутые надежды обожгли гордость. И именно она, уязвленная, заставила меня проигнорировать предложение о помощи.

Я вскинула голову, а затем медленно, словно прорастая из мрамора плит лозой, начала подниматься. И сделала это в лучших традициях Силь. Подруга утверждала: каждая девушка в жизни падает. И случается это не единожды.

Но чтобы тебя запомнили, нужно сделать две вещи: красиво упасть и красиво подняться. И подруга не отступала от этого правила. Потому, даже если встреча с землей была неизбежна, Силь, грохаясь, тянула носочки. А вставала так грациозно, что мужчины гулко сглатывали слюну. Никогда она не оттопыривала ягодиц, не раскорячивалась черепахой, не ойкала, не причитала над разошедшимся швом или испачканной юбкой…

Вот и я не стала обращать внимание на промокшие штаны и блузку под кожаной курткой, которая, вобрав в себя влагу фонтана, прилипала ко мне, будто вторая кожа. Я сосредоточилась на движениях, чтобы они превратились в одно слитное, медленное и грациозное.

Ступни и пятки завела перекатом под ягодицы и начала подниматься, чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно ядовитая змея под дудочку заклинателя, переводя вес с коленей на носки сапог. Ощущения были словно на марш-броске. Я выкладывалась на пределе сил. Но что-то мне подсказывало: со стороны это выглядело легко и непринужденно. В лучших традициях восточных красавиц.

И едва я выпрямилась, как получила тому подтверждение.

– Ого! – раздался свист позади. – Малышка, я впечатлен! Не дашь номер своего магофона? Может быть, встретимся завтра?

– А со мной можно и сейчас, – перебил его второй, насмешливый.

Аристократы за моей спиной забавлялись. Эта игра, когда непонятно, то ли все сказано в шутку, то ли всерьез, похоже, была у высших в заводской комплектации. Что у Толье, когда ночью на кухне он вроде бы говорил об одном, имея в виду совершенно другое, что сейчас…

Я успела пожалеть, что решилась на эффектный подъем. Не огребла бы столько сальностей. Хотя… даже изобрази я неуклюжесть, не убереглась бы от насмешек. Правда, другого толка.