Убийство в городе без имени

Маё смотрела на лицо дяди, который, казалось, не говорил ничего необычного. Все вполне логично.

– Ну ты даешь, Самурай, – произнесла она.

С грохотом опустив кружку на стол, Такэси уставился на Маё.

– Не произноси это имя!

– Почему?

– Нипочему. Никогда!

Маё наклонила голову.

Самурай Дзэн – это был сценический псевдоним Такэси, когда он работал фокусником.

7

Маё была в шестом классе начальной школы, когда она впервые узнала, что у ее отца Эйити есть брат на двенадцать лет младше. Это произошло после смерти бабушки Томико, когда они готовились к поминальной ночи[6] в похоронном зале.

– Сегодня не успевает, а на похороны завтра приедет, поэтому я решил сказать тебе заранее.

Тогда Эйити впервые назвал ей имя брата – Такэси.

– Никогда о нем не слыхала. Почему ты раньше мне не рассказывал?

Отец наклонил голову, затрудняясь с ответом.

– Главная причина, наверное, в том, что не было повода. К тому же я и сам с ним не встречался больше десяти лет. Виделись, наверное, когда ты еще не родилась. Даже с мамой он встречался до нашей свадьбы только раз. Мне казалось, что мы с ним так больше и не увидимся. Поэтому я думал, что вообще не стоит говорить тебе о нем.

– А почему вы не встречались? Были в ссоре?

– Совсем нет. – Эйити грустно улыбнулся. – Причина проста: брат работает в Америке, к тому же переезжает с места на место и с ним очень трудно совпасть.

– Вот как!

– Но, когда я сообщил по почте о бабушкиной смерти, он ответил, что приедет на похороны. Я ожидал ответа, что он не сможет вернуться, и даже немного удивился.

Эйити объяснил, что Такэси сейчас летит из Флориды и завтра утром должен приземлиться в Нарите. А похоронная церемония назначена на полдень.

Маё не спросила, чем брат отца занимается в Америке. Это даже не пришло ей в голову – после удивительной новости, что у нее вообще есть дядя.

С ним она встретилась на следующий день в комнате ожидания при похоронном зале. Высокого роста, стильный, как фотомодель, с правильными чертами лица и совсем не похож на Эйити.

Тот представил брату Маё, и она поздоровалась, поклонившись.

– Я про тебя все знаю. – Такэси улыбнулся ей. – Хорошо рисуешь и любишь кошек. Я Такэси, будем знакомы. – Сказав это, он протянул руку для пожатия.

Маё робко ответила. То, что он сказал про рисование и кошек, было правдой. Наверное, отец ему о ней рассказывал.

Такэси поздоровался и с Кадзуми, ее мамой. Маё услышала фразу «четырнадцать лет не виделись». Такэси сожалел, что не смог приехать на их свадьбу.

Бабушка Томико мало с кем общалась, поэтому на похороны пришло не так много людей, в основном родственники. Церемония прошла быстро, и очередь, выстроившаяся, чтобы последний раз проститься с покойной и положить цветы в гроб, оказалась не очень длинной. Последним в ней стоял Такэси. Маё его вид показался необычным – цветов в руках у дяди не было.

Приблизившись к гробу, он обеими руками провел по щекам Томико, потом медленно поднял их и сложил вместе над ее грудью. Подвигал руками вверх-вниз.

То, что произошло потом, Маё запомнила на всю жизнь.

Из сложенных рук Такэси стали медленно падать лепестки цветов. Красные, белые, фиолетовые. Их становилось все больше, и в одно мгновение они укрыли всю грудь Томико. Вокруг раздались возгласы удивления.

Когда лепестки перестали падать, Такэси, со все так же соединенными руками, замер в молчании. Потом открыл глаза, опустил руки, поклонился покойной и отошел от гроба среди всеобщего ошеломления.

Маё посмотрела в лицо подошедшего к ним дяди. Оно было совершенно спокойно, словно он не сделал ничего особенного.

После кремации были поминки для родственников. Внимание Маё очень занимал дядя, которого она увидела впервые. Ей очень хотелось спросить, что это было, как он смог такое сделать. Но к Такэси, который ограничился обменом несколькими фразами с Эйити и Кадзуми, было почему-то неловко подойти, поэтому оставалось только смотреть издали.

Зато сидевшие рядом с Маё родственницы стали перешептываться насчет него. Услышав их разговор, она узнала, что тот работает фокусником в Америке.

– Фокусами можно прокормиться?

– Не знаю, но я слышала, что он там довольно известен.

– Правда? И сколько же он зарабатывает?

– Не могу представить. Но сегодняшний фокус и вправду крутой.

Маё навострила уши. «Так это был фокус…»

Вскоре после этого Эйити поблагодарил собравшихся, и поминки завершились. Поговорить с Такэси так и не удалось.

Вечером за ужином, втроем с родителями, Маё снова спросила у отца про Такэси.

– А что, родственниц на похоронах услышала? Это правда, Такэси работает в Америке фокусником, – сказал Эйити, словно и не собирался ничего скрывать.

– А почему он решил стать фокусником?

– Этого я тоже понять не могу, хотя меня часто спрашивают, – сказал Эйити с озадаченным видом, при этом они обменялись взглядами с Кадзуми.

Наверняка родители часто обсуждали эту тему. Скорее всего, Кадзуми знала про обстоятельства этого дела от мужа, поэтому только улыбалась молча.

Эйити посмотрел на Маё.

– Он с детства был необычным ребенком, мечтал о сверхспособностях…

– Сверхспособностях?

– Ты слышала имя Ури Геллера?

Она помотала головой.

– Ури Геллер утверждал, что обладает сверхспособностями. В семидесятые годы он был очень популярен. Приезжал и в Японию; из-за него тут случился бум увлечения сверхспособностями. Его выступления, где он взглядом гнул ложки, собирали массу людей. Мы с приятелями пытались ему подражать.

– Ложки? У него правда получалось?

Эйити улыбнулся и покачал головой:

– К сожалению, скоро выяснилось, что это был просто трюк, и бум сошел на нет. Такэси родился за несколько лет до этого.

После этого он рассказал такую историю.

* * *

Еще в начальной школе Такэси почему-то заинтересовался давнишним бумом вокруг сверхспособностей и стал собирать информацию. Раздобыл где-то старые видеозаписи Ури Геллера и постоянно их пересматривал на только что появившемся в доме видеомагнитофоне. На расспросы родителей, почему он это делает, отвечал только, что ему интересно. В школе он учился хорошо, скорее даже отлично, и родители решили оставить его в покое. Им казалось, что рано или поздно ему это надоест.

Однажды вечером произошло вот что. На ужин был рис с карри, и Такэси, протянув Томико ложку, сказал:

«Мама, этим трудно будет есть».

Эйити посмотрел на ложку – ничего необычного, ложка как ложка. Томоко, наклонив голову, тоже спросила, почему трудно есть.

«Смотрите, ну как этим есть?» – спросил Такэси и слегка повернул запястье.

В следующий момент произошло невероятное. Ложка в его руке как бы обмякла и согнулась.

Эйити был поражен. Все знали, что сгибание ложки – это просто трюк; на самом деле фокусник, отвлекая внимание зрителей, сгибал ее обо что-то. Но Такэси не делал ничего подобного. Ложка сама согнулась у него в руках, прямо в воздухе.

Это произошло на глазах Эйити и родителей. Некоторое время все ошеломленно молчали. Потом поднялся страшный шум. На Такэси набросились с расспросами, как он это сделал. Но тот ничего не говорил. С легкой улыбкой он сходил за новой ложкой и как ни в чем не бывало принялся за карри. Эйити с родителями по очереди рассматривали ложку, ища какой-нибудь секрет. Но это, несомненно, была обычная ложка, одна из тех, которыми всегда пользовались в доме Камио.

«Такэси так и не раскрыл свой секрет. Так что я и сейчас не знаю, в чем там было дело, – сказал со смехом Эйити. – Это был первый и последний раз, когда он проделал это с родными. Не знаю, о чем он размышлял потом. Из-за разницы в возрасте мы редко откровенничали друг с другом».

«Но все-таки, наверное, это не сверхспособности, а фокус, – сказала Маё. – Значит, дядя уже с тех пор мечтал стать фокусником».

«Да, скорее всего. Но узнали мы об этом несколько лет спустя…»

И Эйити продолжил свой рассказ о прошлом.

Вскоре после того, как Такэси перешел в третий класс старшей школы, он заявил, что, окончив школу, хочет поехать в Америку, чтобы стать фокусником.

Такэси признался деду Ясухидэ, что мечтал об этом с детства. Он утверждал даже, что именно для этого появился на свет и если этот путь ему закрыт, то он не видит смысла в жизни.

Ко всеобщему удивлению, Такэси уже решил, где будет учиться в Америке. Он даже подал заявку на учебу в школе фокусников в Бостоне.

Такэси попросил Ясухидэ одолжить ему миллион иен, который он обещал обязательно вернуть через пять лет. А если не сможет вернуть, то оставит свою мечту и вернется в Японию.

Почувствовав целеустремленность Такэси, Ясухидэ дал свое согласие. Более того, он сказал, что даст не один, а два миллиона иен. Но поставил и свое условие: «Ни за что не возвращайся в Японию, пока не добьешься успеха». Такэси согласился, но сказал: «Может быть, я не вернусь и после того, как добьюсь успеха».

Довольный убежденностью младшего сына, Ясухидэ завершил разговор: «Ладно, так тоже пойдет».

Весной следующего года сразу после окончания школы Такэси уехал в Америку. Видя, как младший брат в одиночку готовится к этой поездке, Эйити был уверен, что с ним все будет хорошо.

Вскоре после этого он женился на Кадзуми. Такэси на свадьбу не приехал. Пришла только поздравительная телеграмма из Бостона. С Кадзуми Такэси познакомился незадолго до своего отъезда.

Через год после свадьбы Кадзуми родила дочку. Девочка, которую назвали Маё, росла здоровым ребенком. Но в семье Камио происходили не только счастливые события. Слег Ясухидэ. У него нашли рак легких, и уже на довольно поздней стадии. Сказали, что жить ему осталось полгода.

Лежа в больнице, Ясухидэ запретил Томико и Эйити сообщать что-нибудь Такэси. «Он еще только на пути к своей мечте. Я сказал ему не возвращаться, пока не добьется успеха. Не беспокойте его ненужными пустяками».

Родные, зная, что добрый Ясухидэ был при этом человеком твердым, подчинились его воле. Томико было, наверное, тяжелее всех, но она ничего не сказала.

Вскоре после этого Ясухидэ ушел навсегда. Эйити сказал об этом Такэси по телефону спустя 49 дней[7]. Он объяснил, что Ясухидэ запретил сообщать ему раньше.

«Понял, – сказал Такэси тихо. – Приезжать на могилу пока не собираюсь, прошу за ней ухаживать».

Спустя года три через знакомых дошла интересная история. «В Америке очень популярен фокусник из Японии. Не ваш ли это младший брат?» Знакомый прислал DVD.

Включив воспроизведение, они поразились. В артисте, выступавшем под псевдонимом Самурай Дзэн на роскошной сцене, они узнали Такэси.

Одетый как монах-отшельник ямабуси, он извлекал из большого ящика охапки соломы и обматывал ими красивую девушку, стоявшую посреди сцены. Такэси делал это удивительно ловко, так что вскоре фигура девушки совершенно скрылась, а вместо нее на сцене можно было видеть только соломенную куклу в человеческий рост.

Затем Такэси взял в руки катану, извлек ее из ножен и, размахивая клинком, так чтобы подчеркнуть блеск лезвия, медленно подошел к соломенной кукле. Остановившись, поднял меч над головой обеими руками и тут же обрушил его на куклу. Меч разрубил куклу по вертикали на две равные половины. Но лезвие было настолько острым, что они продолжали стоять. Тогда Такэси еще раз разрубил куклу пополам, теперь по горизонтали. Полетели клоки соломы, но кукла не упала. Такэси с неуловимой для глаза скоростью продолжал размахивать мечем, рубя куклу под углом справа и слева. По воздуху разлеталась разрубленная солома.

Наконец Такэси остановился. Упавшая солома образовала кучу в середине сцены. Он подошел ближе и, опустившись на колени, стал читать заклинания.

В следующее мгновение солома ярко вспыхнула, появился столб огня. Он поднялся выше Такэси. Из-за нестерпимо яркого света ничего не было видно.

Но огонь вдруг погас. На его месте стояла красивая девушка, фигурировавшая вначале.

После мгновения тишины в зале раздались аплодисменты и возгласы зрителей. Такэси стоял со сложенными на груди руками, склонив голову.

– Все мы удивились. До этого мы время от времени переписывались по электронной почте, но ведь Такэси ничего не писал о своей работе. Мы думали, что ему наверняка приходится тяжело, и страшно обрадовались, узнав о таком грандиозном успехе. Сразу же показали запись бабушке.

– Здорово! Я тоже хочу посмотреть, – сказала Маё.

– К сожалению, диск нам дали на время, теперь его у нас нет. И почему мы его не скопировали… Теперь уже поздно сожалеть.

– Дядя прославился в Америке! Хотела бы я взглянуть на это.

– Вырастешь – сможешь съездить. Если Такэси к тому времени останется знаменитостью.

– А вы с мамой не поедете посмотреть?

– Я уже говорил, с ним трудно совпасть по месту и времени. И, по-моему, Такэси не хочет, чтобы мы его видели.

– Почему?

– Не знаю, как объяснить… Мне кажется, это мир Такэси и нам не стоит туда вторгаться. Поэтому мы и до того не вмешивались.

Маё не очень поняла, что хотел сказать отец. При всей разнице в возрасте, разве они не братья?

– В последнее время мы не очень-то и переписывались. Он тоже о нас ничего не знает.

– Но про меня-то ты ему рассказал!

– Про тебя? С чего ты решила?

– Но он знал обо мне… Что я умею хорошо рисовать, что люблю кошек…

Эйити склонил голову к плечу:

– Странно… Не помню, чтобы я это ему говорил.

– Не говорил?

– Тогда откуда же он знал? Удивительно… Но проверить это невозможно.

После этого Такэси долго не вспоминали. Что касается Маё, то она перешла в среднюю школу, и больше всего ее занимала борьба с собственными неприятными ощущениями, которые возникали из-за того, что она была дочкой учителя. У Эйити же не было желания непременно знать, как течет жизнь Такэси в Америке.

И вот этот самый Такэси лет восемь назад вернулся в Японию. Почему – неизвестно. Сам он об этом ничего не рассказывал. У него остались какие-то накопления, и он открыл бар в Эбису. Устраивать роскошный прием по поводу открытия ему, видимо, не хотелось, но Эйити решил, что надо его поздравить, и они с мамой и Маё отправились в Токио.

Бар оказался маленьким – кроме стойки, в нем помещался только один столик для двоих. При появлении семьи брата в баре Такэси не выказал неудовольствия, но и особых проявлений радости тоже не было.

Маё не видела его десять лет. Увидев ее, Такэси прежде всего спросил: «Все еще рисуешь картинки?» Она ответила, что рисует разные дома, потому что хочет стать архитектором. «Это здорово», – ответил он ласково.

С тех пор они встречались раз в несколько лет. После смерти Кадзуми Эйити и Такэси несколько раз обсуждали, как быть с домом. Для одиноко жившего Эйити дом был велик. Но и расставаться с ним тоже не хотелось.

Именно поэтому вернули к жизни комнату Такэси, которой никто не пользовался.

8

– Считают, что преступление было совершено в субботу, шестого марта, между восемью и двенадцатью часами вечера, – сказал Такэси, доедая последний кусочек якитори.

– Интересно… почему же…

– Что-то случилось?

– Вчера в полиции меня спрашивали, что я делала начиная с субботы. Особенно настойчиво выясняли про субботу. А когда я сказала, что весь день была дома и только вечером заказала ужин из соседнего ресторана, они вдруг отстали.

Слушая рассказ Маё, Такэси несколько раз кивнул.

– Видимо, они успокоились, исключив единственную дочь покойного из числа подозреваемых. Вместо этого оказалось, что алиби нет у младшего брата, – он ткнул себя в грудь большим пальцем.

– Полицейские даже членов семьи подозревают.

– Следователи – особые люди, подозревают каждого. Тот же Когурэ видит во мне особо подозрительную фигуру.

– Даже не знаю, что тут сказать…

Маё подумала, что симпатии к дяде тот явно не испытывает.

– Способ убийства – удушение, – сухо проговорил Такэси.

– Серьезно? – Маё нахмурилась. – Это тоже из смартфона Когурэ?

– Верно.

– Задушили веревкой?

– Орудие убийства не обнаружено. Но это не веревка. На шее не осталось борозды. Нет и следов от пальцев, так что и не руками. – Такэси поднял кружку и допил остатки пива. – Следователи считают, что это был мягкий широкий кусок ткани вроде полотенца.

– Полотенце… – Маё коснулась шеи правой рукой.

– Вообще-то, оно не очень подходит для удушения. Чтобы пережать дыхательное горло, лучше тонкая и прочная веревка. Если перекрыты вены и артерии, прекращается отток крови от мозга, перестает поступать кислород, и в результате наступает смерть. От давления крови лопаются тонкие глазные сосуды, происходит кровоизлияние. Похоже, что именно это произошло с братом. Когда ему приподняли веки, глаза были налиты кровью.

Маё положила палочки. На тарелке еще оставалась соба, но после рассказа Такэси есть ей совсем расхотелось.

– Если б не изменения в глазах, могли списать все на инфаркт.

– Перестань, – сказала Маё, – больше не хочу об этом слышать.

– Ну ладно, – сказал Такэси, потянулся к стакану с чаем и отхлебнул из него. – Поменяем тему разговора. Ты знаешь, что брат делал в субботу?

Маё помотала головой:

– Откуда мне знать? Я же далеко живу.

– Это верно. Как я и думал.

– В полиции меня тоже об этом спрашивали. А разве очень важно, что отец собирался делать в выходные?

– Пока не знаю. Но похоже, что в субботу он куда-то выходил. На какое-то официальное мероприятие или на встречу с важным человеком.

– Откуда ты это знаешь?

Такэси взялся за отворот своего кителя.

– Одежда. Когда его обнаружили, на нем был костюм. Галстук он снял, но оставался в пиджаке. Я проверил по фото, это точно.

– Фото?

– В смартфоне Когурэ было много изображений тела, снятых с разных точек.

– Прошу, только мне не показывай. – Маё повернула лицо в сторону и выставила вперед обе руки.

– К сожалению, у меня их нет. Думал втихаря отправить их на свой смартфон, но ведь останутся следы пересылки… Так что воздержался.

– Ну и слава богу.

– Так что думаешь? Учитель, давно ушедший на пенсию, надевает костюм, к тому же в субботу, – логично предположить, что он ходил в какое-то нерядовое место.

– Может быть. Поэтому и полицейские расспрашивали, что отец делал в выходные.

– Спрошу снова: ты можешь предположить, куда он ходил в таком виде в субботу?

– Пока работал, он надевал костюм не только в школу, но и вообще везде. А когда ушел на пенсию, я его, пожалуй, и не видела так одетым. Но все-таки мы не часто виделись.

– А как насчет встреч со старыми приятелями-учителями?

– Думаю, без костюма. Ну, ходили выпить в ресторанчике у вокзала… Сейчас ведь на улице пока прохладно, и он скорее надел бы свитер и пуховик.

– А какая-нибудь встреча по интересам? Или научный кружок? Если люди собираются поговорить о литературе, то слишком неформальная одежда ведь не к месту?

«Любители литературы, – подумала Маё, – мне не пришло это в голову. И вообще я никогда не задумывалась, что за человек был мой отец».

– Извини, я не очень знаю, как он жил после выхода на пенсию. Прости, что не могу тебе помочь.

Такэси недовольно выдохнул, понимая, что ничего не поделаешь.

– А отношения с женщинами?

– С женщинами? – Маё широко открыла глаза от удивления. – В каком смысле?

– В прямом. После смерти Кадзуми прошло пять или шесть лет. Единственная дочь уехала и не возвращается. Искать в этой ситуации новых встреч вполне естественно.

– Это ты про отца? Вряд ли. Не может быть.

– Какие у тебя основания так утверждать? В моем окружении полно людей за шестьдесят, которые занимаются любовью.

– Ну, может быть, в твоем окружении и есть такие…

– Странно утверждать, что брат был не такой. Ну да ладно. Это, наверное, проверит полиция. Если такая женщина существует и перед убийством он с ней встречался, наверное, остались какие-нибудь следы.

– Какие следы?

– Если говорить о вещах, то, например, счет из дома свиданий, или упаковка таблеток для усиления потенции. Если об одежде – белье. На нем можно найти следы спермы, женских выделений… Если после секса он не принимал душ, что-то может быть и на половых органах.

– Стоп! – выкрикнула Маё и вытянула руку. – На этом остановимся. Не хочу думать так об отце. Если и была женщина, скорее они просто иногда ходили пообедать вместе.

– Они не ходили обедать вместе, – Такэси покачал головой.

– Почему?

– Шестидесятидвухлетний мужчина не станет надевать костюм, чтобы сходить с любовницей поесть рамэн[8].

– Рамэн?

Такэси достал смартфон и быстро в него потыкал.

– В желудке обнаружены полупереваренная лапша, непереваренное мясо и лук. Это указывает, что после принятия пищи прошло около двух часов.

Услышав это, Маё почувствовала, как ее рот наполняется неприятной кислотой.

– Так вот, – продолжал Такэси, – за два часа до убийства брат ел рамэн. Судя по времени суток, это был ужин. Итак, подытожим. В субботу брат надел костюм и вышел из дома – может быть, для того, чтобы с кем-то встретиться, а может, потому, что в место, куда он направлялся, нельзя заходить одетым кое-как. Как бы то ни было, покончив с делом, брат съел рамэн и направился домой. В это время некто решил забраться в наш дом в его отсутствие. Он попытался незаметно войти со стороны заднего двора, но был замечен братом. Если б этот человек постарался сразу же скрыться, то трагедии не произошло бы. Но человек не стал убегать, а предпочел лишить брата жизни. Остались следы борьбы, и, по мнению следователей, когда он упал после драки, его задушили сзади чем-то вроде полотенца. На трупе оказалась моча, ее следы обнаружили и в заднем дворе. Как я уже сказал, брат умер не от удушья, а в результате пережатия сосудов на шее. Что случилось? Почему ты отворачиваешь лицо?

Такэси прервал рассказ, заметив наконец необычное состояние племянницы. Успокоив дыхание, Маё уставилась на дядю.

– Прояви хоть какую-то деликатность. Что, необходимо все так детально описывать? Представь себя на моем месте. Я не хочу представлять момент убийства отца.

– Вот как, – пробормотал Такэси, слегка кивнув, – прости. Я считал, что мы с тобой думаем одинаково, а этого не надо было делать… Я все понял. Больше говорить об этом не буду. Забудь.

– Что значит «думаем одинаково»?

– Я хочу, насколько это возможно, сам докопаться до истины, а не доверять все полиции. Даже если она сможет поймать преступника, с нами не обязательно поделятся всей информацией. Вернее, почти совсем не поделятся. Полицейские видят в родственниках только свидетелей или источник информации.

Маё смотрела на собранное лицо дяди.

– Говоришь, сам? А такое возможно? Ты ведь не профессиональный следователь.

– Разумеется, ты права. Но нет никаких причин убеждать себя, что это невозможно сделать. К тому же есть вещи, которые недоступны полиции, но под силу мне. – Такэси встал. – И кончим на этом.

– Ты куда собрался?

– Уже время заселения, заберу ключи у администратора и пойду в номер.

– Подожди, – Маё тоже поднялась. – Если все так, как ты говоришь, я тоже буду помогать.

– Помогать? В чем?

– Докапываться до истины. Я тоже сама хочу разобраться, кто и почему убил отца.

Такэси отвел в сторону холодный взгляд:

– Не стоит этого делать.

– Почему? Я тоже хочу знать правду.

– Не подлизывайся. Эта правда может тебе не понравиться. Может быть, обнаружится целый клубок нехорошего и постыдного, выйдут на поверхность неизвестные нам неприглядные стороны жизни брата. Ты вон, узнав некоторые подробности его убийства, вся позеленела… Впредь буду с тобой осторожнее. Ну и мне тоже лишняя помеха не нужна. Жди спокойно, пока я доберусь до истины.

– Уже все в порядке. Больше не буду плакаться.

– Не выйдет.

– Обещаю.

Такэси снова достал смартфон.

– А это как? – Он повернул экран к Маё.

Изображение на нем в первое мгновение показалось куском серой глины. Но она быстро поняла, что это человеческое лицо. Глаза открыты, рот искажен, изо рта течет слизь, красные глаза налиты кровью. Ничего похожего на тело, которое она видела в морге, и все же это был Эйити. Именно в таком виде его обнаружили.

Подступила резкая тошнота. Маё присела и зажала рот. Но это не помогло остановить рвоту. Только что съеденный обед оказался на полу.

Откуда-то появилась официантка:

– С вами все в порядке?

Маё из последних сил кивнула. Ответить «да» она уже не смогла.

9

– Ты же говорил, что не пересылал фото на свой смартфон, – сказала Маё, прикрывая рот салфеткой.

– Уметь прятать вещи в руке – для фокусника обычное дело, – ответил Такэси, тыкая в мобильник. – Как самочувствие?

– Уже нормально. Прости.