Дочери мертвой империи

Нет, она убьет нас обеих. В оцепенении я смотрела, как Евгения завернула за угол дома. И даже тогда я продолжала ждать, уверенная, что она вот-вот вернется. Я просто не могла поверить, что Евгения по-настоящему ушла. Что она настолько глупа.

«Беги, – в голове прозвучал твердый голос Татьяны. – Не стой столбом! Беги!»

Я попятилась и побежала мимо коня Евгении, все еще запряженного в телегу.

И остановилась раздумывая.

У мертвых красть не преступление.

Трясущимися пальцами я принялась распутывать ремни, что привязывали Буяна к телеге. Он отвезет меня в другой поселок, к следующей доброй душе, так далеко от Юровского, как только сможет. Евгении конь больше не понадобится – уж командир об этом позаботится.

Я молила Бога, чтобы он смилостивился над ней. Но я зашла слишком далеко, чтобы рисковать ради сиюминутных порывов.

Глава 8

Евгения

Юровский определенно был на моей стороне. Я разговаривала с ним, и он не показался мне злым. Анна же была богата, бежала от правосудия и прятала драгоценности. Почему я должна верить полубезумной буржуйке? Выбор между ней и командиром-большевиком должен быть очевиден.

Вот только все не так просто. Перед глазами стояла Анна в лесу, дрожащая, с мокрыми юбками. Мне стало не по себе. Даша часто повторяла: «Дураки и безумцы правду говорят». Анна была и дурой, и безумицей. Так что я не стала стучать в дверь, а обошла дом Стравского и подкралась к открытому окну его кабинета.

Стравский включил свет. Окно сияло в пурпурных сумерках. Я не могла заглянуть в него с земли – слишком высоко, но в деревянной стене под ним обнаружились сучки и выемки. Я взялась за шероховатый подоконник, засунула ступни между двумя досками и подтянулась.

Они стояли прямо напротив окна, спиной ко мне. Стравский, командир Юровский и еще один солдат склонились над столом. Что-то читали. Еще два солдата стояли в дверном проеме лицом друг к другу и о чем-то тихо переговаривались. Никто меня не заметил.

– …угрозу Екатеринбургскому Совету, – говорил Юровский. – Нельзя допустить, чтобы эта информация распространилась.

– Жаль, что меня не предупредили заранее. Я бы задержал их обеих.

– Теперь вы знаете. Если она доберется до белых и все им расскажет, у нас будут проблемы. Она должна умереть. Как и девчонка, которая ей помогала: полагаю, она уже все знает. Можете предположить, куда они направляются?

Юровский говорил обо мне. Сволочь! Вот тебе и одна сторона. Я пригнулась, чтобы никто ненароком не увидел мою голову.

– Ваша девчонка едет на юг, – сказал Стравский. Он не упомянул, что я большевичка и сестра командира отделения Красной армии. – Возможно, ее отвезет эта Кольцова. Она из Медного, вот здесь. – Он показал пальцем на стол: похоже, там лежала карта. – Пара часов езды. Вы можете их опередить.

– Командир, – уточнил солдат, – Медный же оккупирован?

– Черт! – Юровский зло ударил ладонью по столу. Звук был похож на выстрел.

Я вздрогнула. Нога соскользнула с доски, и я едва не потеряла равновесие.

– Значит, именно туда они и направляются.

– Оккупирован? – переспросил Стравский.

Это слово беспокоило и меня.

– Белые собирают силы, чтобы присоединиться к чехословакам, – объяснил солдат. – Мы знаем, что рота белых остановилась в Медном и ждет дальнейших приказов. Мы не сможем войти в поселок.

Вспотевшая ладонь все же соскользнула с подоконника. Я пошатнулась и, не подумав, ударилась рукой о раму. Мужчины обернулись на резкий звук. Темные глаза Юровского встретились с моими, сощурились, и, пока остальные еще оправлялись от удивления, командир рванул ко мне, как охотничий пес к крысе.

Я оттолкнулась от подоконника, скользнула по стене и жестко приземлилась на спину. От удара из легких выбило весь воздух. Надо мной Юровский пытался открыть окно шире, чтобы выбраться через него наружу. Однако оно было старое, покрашенное и не поддавалось. Лицо командира, когда-то самое обыкновенное, безобразно перекосилось от злости.

– Она снаружи, ловите ее!

Я не собиралась сидеть и ждать, пока меня поймают. Юровский думал, что я знаю что-то, чего на самом деле не знала, и хотел меня за это убить. Не похоже, что он станет меня слушать. Я вскочила на ноги и побежала к телеге. Позади меня по деревянным полам дома Стравского грохотали сапоги солдат. Я обернулась как раз в тот момент, когда мужчины выбежали из входной двери.

Я не умела быстро бегать, но сейчас неслась сквозь высокую траву, как олень. Ноги едва касались земли, сердце стучало в глотке.

Я не могла умереть в Исети. В Медный пришли белые. Нужно срочно возвращаться домой.

Я перепрыгнула через забор, отделявший участок Стравского от соседей, и, обегая амбар, вдруг поняла, что не успею отвязать Буяна. Если у меня и был шанс скрыться от погони и добраться до мамы и Кости, то придется бросить Буяна и бежать через лес. Я знала эти места лучше, чем солдаты. Я знала, где мы с Анной можем спрятаться.

Свернув за угол, я обнаружила лишь пустую телегу. Буян пропал. Анна – тоже. Она уехала? Или ее поймали?

– Евгения!

Вот она, за полем, на полпути до дороги. Верхом на Буяне. Похоже, ждала неприятностей. Она помахала свободной рукой и развернула Буяна ко мне. Я побежала навстречу.

Почти взлетела Буяну на спину. Анна схватила меня за руку и помогла забраться. Конь нервно переступал с ноги на ногу. Наконец я смогла закинуть ногу и усесться, подвернула сарафан под коленки, как сделала Анна, и крепко обхватила ее за талию. Девушка лихо пришпорила коня.

– Нет, езжай в лес! – Я тяжело дышала ей в плечо. – По дороге нам от них не оторваться.

Анна кивнула и развернула Буяна. Она приникла к его шее и пришпорила коня пятками: Буян сорвался в галоп. Он скакал гораздо быстрее, чем я ожидала от своего старичка. Моя попа ритмично подлетала в воздух и ударялась о его круп. Ноги скользили по его гладким бокам, и я отчаянно пыталась удержаться. Анне же быстрая езда явно давалась проще. Я постаралась скопировать ее позу и плотнее прижала колени к ходящим ходуном бокам коня.

Воздух пронзил громкий звук выстрела.

Мы с Анной вздрогнули от испуга. Пуля пролетела мимо нас и попала в дерево впереди; щепки брызнули в стороны, словно искры. Амбар остался позади. Я обернулась посмотреть, как далеко были солдаты, и удивилась: они бежали совсем в другую сторону. К лошадям. За нами следовал только Юровский. Он поднял винтовку, прицелился и снова выстрелил.

Пуля пролетела совсем рядом, жужжа, как оса.

– Быстрее! – крикнула я Анне и Буяну.

Юровский выстрелил еще раз, а потом мы нырнули в спасительную гущу деревьев.

Конечно, лес не был столь непролазным, чтобы мешать Буяну двигаться, но скакать галопом он больше не мог. Мы продирались сквозь кустарник, то и дело пригибаясь и уворачиваясь от летящих прямо в лицо веток. Сидящей впереди Анне доставалось больше всего. Буяну тоже, поэтому он пытался замедлиться и не понимал, почему мы безжалостно гоним его вперед. Но Анна не давала ему передохнуть.

– Там есть тропинка, – указала я в нужном направлении, и Анна повернула Буяна.

Уж в лесу, сколь бы шустрыми ни были лошади, те солдатам не помогут. Однако мы оставляли за собой очевидный след, и по нему нас рано или поздно обязательно нагонят.

Интересно, что мой старший брат, Лев, чувствовал перед смертью? Так же ли он бежал от погибели, гонимый вражескими солдатами? А может, он чувствовал тот же непреодолимый страх? И может, его последние мысли были тоже о семье?

Ну уж нет! Я не умру. Нам просто нужно хорошенько спрятаться. Я всенепременно вернусь домой, к маме, Косте, и предупрежу их об опасности. Белые могут убить Костю, если узнают, что тот служил в Красной армии. Я покинула свою семью ради заработка и теперь должна исполнить долг верной дочери: вернуться и защитить их. А Анна может присоединиться к белым, как, вероятно, того и хотела, мне все равно.

– Впереди есть место, где мы можем укрыться, – сказала я Анне.

– Ты хочешь прятаться? – спросила она с заметной паникой в голосе. – Не лучше ли нам ехать дальше? Уже почти стемнело.

– Они не прекратят погоню. Лучше всего нам будет спрятаться. Кстати говоря, – с подозрением добавила я, припоминая, как мы встретились и как телега с моими вещами, соседскими горшками и деньгами, осталась в поселке, – неужели ты хотела своровать мою лошадь?

– Конечно же нет! – обиженно воскликнула Анна. – Мы готовились встретить тебя у дороги. Я предвидела опасность и надеялась, что ты передумаешь и вернешься.

Я скептично хмыкнула, не очень-то ей веря. Но она все же спасла меня, так что я не стала давить.

Я указала Анне на тропинку, такую узенькую, что Буян едва на ней помещался. Она вела в самую чащу леса. Конь недовольно заржал. Ему приходилось ступать еще осторожнее, чтобы не запутаться в густой траве или не споткнуться о поваленные старые гнилые деревья. Мы же в это время руками отодвигали от себя хлесткие ветви. Я больше не слышала позади Юровского. Хорошо. Сердце утихомирило свой безумный ритм, но кожу все еще продолжало покалывать от волнения.

По тропинке мы вышли к чертовой стене[2]. Она возвышалась над нами, прямая и мрачная. Мы называли ее «чертовой стеной», потому что такую огромную и странную скалу мог сотворить только черт. Пятьдесят локтей серо-черного камня. В детстве мы с братьями часто играли тут в прятки. Я знала все секреты и укромные уголки этой скалы, а вот Анна смотрела на нее с явным недоверием.

Я направилась к южной стороне, где стена, постепенно снижаясь, тянулась вдоль горы. Тут и там из земли торчали валуны, а чуть дальше снова начинался лес. Если забраться на вершину скалы, можно было увидеть всю долину как на ладони.

– Здесь слезаем, – скомандовала я сзади.

– Но за нами все еще может быть погоня.

– Наверняка, – сказала я, соскальзывая со спины Буяна на землю.

Анна последовала моему примеру, разглядывая местность широко открытыми глазами. Я завела Буяна в пещерку у подножия скалы. Ему придется стоять, склонив голову, да и место это не такое скрытное, как то, где я собиралась спрятаться с Анной, но либо так, либо отпустить его одного в лес, чего я делать не хотела.

Я привязала поводья к торчащему из стены камню и погладила коня по голове.

– Будь молодцом и стой здесь, – сказала я. – Слышишь меня? Я вернусь. Никуда не уходи.

– Евгения! – настойчиво позвала Анна.

Я знаю, что слишком медлила. Обняла Буяна напоследок и поспешила наружу. Юровский и его солдаты пока не объявились.

– Нам придется лезть наверх. Ты сможешь?

– Конечно, – кивнула Анна.

Я взялась за знакомый камень. Несколько лет прошло с тех пор, как я последний раз залазила на стену, но я проделывала это так часто, что руки сами знали, где и за что хвататься. Цепляясь пальцами за трещины, я карабкалась с одной каменной плиты на другую все выше и выше. На середине я увидела то, что искала. Две изогнутые плиты создавали небольшой проем, сокрытый от посторонних глаз. В полумраке, откуда ни посмотри, он будет выглядеть как сплошной камень.

Я залезла в проем ногами вперед и прижалась к дальней стене, освобождая место Анне. Та забралась вслед за мной, едва протиснувшись внутрь. Когда я пряталась здесь с братьями, мои бедра еще не были такими широкими, как сейчас, поэтому нам с Анной пришлось вплотную прижаться друг к другу. Но мы справились. Проем был достаточно глубокий. Можно немного присесть, и тогда мы полностью скроемся из виду. Мы так и сделали и стали ждать.

Вскоре появились солдаты во главе с Юровским.

– Они могли здесь спрятаться. Обыщите местность, – приказал командир.

Дыхание Анны, щекотавшее мне щеку, стало ускоряться с каждым вдохом. Я почувствовала, как по моей спине течет холодный пот.

Мы слышали, как солдаты спешились и стали расхаживать вдоль стены. Я старалась дышать медленно и ровно, чтобы успокоить сердце. Оперлась рукой о холодный камень, и пальцы пробежались по тонким острым линиям на граните.

Я и забыла про эти буквы. Костя выцарапал в камне первые буквы наших имен: «КЕЛ». Я провела пальцами по ним: Константин, Евгения, Лев. Теперь нас осталось двое. Я крепко зажмурилась и подумала о семье. Уже совсем скоро я увижу Костю и маму. Я должна! Мама не потеряет еще одного ребенка. Я не могу сделать с ней такое.

– Они могли залезть наверх.

– Так проверь, – прорычал Юровский.

Солдаты обошли всю стену. Буяна не нашли. Теперь мы услышали, как они лезут по обеим сторонам скалы. Один был быстрее остальных и первым добрался до вершины. Побежал на другую сторону, и его сапоги простучали по камню всего в пяти локтях от нас. Анна схватила меня за руку, больно впишись ногтями мне в кожу.

– Их здесь нет.

Юровский сам забрался на стену.

Если бы он посмотрел вниз и хорошенько пригляделся, он мог нас увидеть. Я воспротивилась желанию взглянуть вверх. Темные волосы не так заметны, как светлое лицо, а движение могло привлечь его внимание. Я сжала кулаки и затаила дыхание, стараясь не двигаться.

– Забудь, Кузьмич. Едем дальше. – Юровский стал спускаться по другой стороне стены.

Я разжала кулаки и выпустила из рук нож. Даже не осознала, когда успела схватить его. Анна выдохнула мне в щеку и наконец ослабила железную хватку на моей руке.

Юровский и солдаты поехали дальше в лес, в сторону Медного. Мы их обманули. У нас получилось.

Выжидая, пока затихнет стук копыт, я размышляла о том, что делать дальше. Я только что помогла скрыться преступнице.

Я теперь предатель? Юровский говорил, что у Анны есть информация, которая может помочь белым. Если я возьму ее с собой, а она действительно знает что-то важное, то я могу навредить нашему общему делу.

Или мы можем расстаться здесь и сейчас. Анна с ее бриллиантами пойдет своей дорогой. Как же будет правильно поступить?

Если бы батя был жив, он бы хотел, чтобы я помогла Анне. Ему никогда не нравились большевики. Они с мамой хотели мирных перемен. Но отец умер задолго до того, как что-то изменилось. Когда помещики запретили охоту и начался голод, мы занимались собирательством. Когда выпал снег, мы выживали на крохах. Когда не осталось и их, мама варила суп из древесной коры.

Батя не ел. «Мне накладывай последнему, – любил говорить он. – Это моя обязанность – кормить семью». Мы все исхудали, но отцу было хуже всего. Он сильно ослаб. Когда мы съели полусгнившего тетерева, которого мама нашла в лесу, нам всем стало худо, а батя так и не смог оправиться.

А спустя год случилась революция. Большевики объявили, что земля, на которой работали крестьяне, им и принадлежит. Они организовали советы, где могли, включая Исеть и Екатеринбург. И воевали против белых, которые хотели вернуть Романова на трон и отдать власть обратно в руки его помещиков. Белым было все равно, голодали мы или нет. А большевики сделают так, чтобы этого никогда больше не повторилось.

Батина доброта его не спасла, но я все еще оставалась его дочерью. Я не могла опозорить его память. Передам Анну ее белым друзьям и вновь буду правильной большевичкой. Все снова встанет на свои места. Остается только вернуться домой к семье и избавиться от Анны.

Глава 9

Анна

Не знаю, сколько мы просидели в этой тесной и грязной Щели. Казалось, это была бесконечная агония.

Командир подобрался так близко, что я боялась даже дышать, лишь бы он не услышал нас. От недостатка воздуха перед глазами поплыли разноцветные круги. Потом командир ушел, и нам больше ничего не угрожало благодаря Евгении. Невероятным образом я встретила девушку, которая, несмотря на редкие проявления глупости, оказалась смелее и смышленее командира Красной армии.

– Довольно, – наконец сказала Евгения. – Он уехал.

Она выбралась наружу и протянула мне руку. Вместе мы осторожно спустились вниз и нашли ее коня там, где его и оставили.

– Куда мы двинемся дальше? – спросила я, чувствуя, как ноет челюсть. Пока мы прятались в скале, я была в таком напряжении, что неконтролируемо ее стискивала. – Обратно на главную дорогу?

Я покрутилась, пытаясь сообразить, в каком направлении она находится. Евгения хорошо знала этот лес, но мы не могли отправиться прямиком за Юровским, рискуя его нагнать.

Она вздохнула:

– Я еду домой.

– Что ты имеешь в виду? В твой поселок? Командир отправится туда же, стоит Стравскому сообщить, где ты живешь. Ты…

– Медный захватили белые. Так Юровский сказал, я слышала. Я должна вернуться и убедиться, что с моей семьей все в порядке. – Она гладила коня по шее, избегая встречаться со мной взглядом.

Ее семья – большевики, ее брат служил в Красной армии. Я сглотнула:

– Твое возвращение им поможет? Ты уверена, что можешь что-то для них сделать?

– Я должна попытаться.

На лес опускалась ночь. Холодный ветер щекотал мне шею и забирался под тонкую блузку. Мне казалось, что я упала в холодную темную яму без надежды выбраться из нее. Вокруг меня, за пределами нашей маленькой компании, мир злился и готовился напасть. Где я в следующий раз повстречаюсь со смертью? Ее коса может оборвать мою жизнь следующим выстрелом из винтовки Юровского. Возможно, заберет с собой и Евгению, которая всего лишь хотела помочь своей семье. Или утащит ее мать и брата. Я знала один жуткий, но неоспоримый факт: смерть придет за мной снова.

Я засунула руку под блузку и сжала иконку в ладони так сильно, что золотая филигрань отпечаталась на коже. О, Ангел-хранитель, помоги нам жить в мире.

– Ты должна поехать со мной.

Я открыла глаза. Евгения наблюдала за мной и проследила за движением моей руки, когда я ее опустила.

– В Медный?

– Юровский со своими солдатами не сможет въехать в поселок, пока там находятся белые. Может, они смогут тебе помочь.

В лучшем случае это будет временная защита. Белые солдаты здесь, на территории коммунистов, несомненно, направляются на север, в Екатеринбург, чтобы присоединиться к боям там. Но не возвращаться же мне в Исеть. А ротой командуют офицеры – возможно, достаточно высокого звания, чтобы знать, как связаться с генералом Леоновым в Челябинске. Многие офицеры служили еще в старой императорской армии, они лоялисты, которых ужасает насильственная революция. Может, кто-то из них сжалится надо мной.

– Хорошо, – согласилась я.

Евгения увела нас от огромной скалы, которую она подходяще назвала чертовой стеной. В полумраке мы медленно и неуклюже шли на север по старой тропе лесорубов, ведя Буяна за собой.

– Что случилось в доме Стравского, когда ты вернулась? – спросила я Евгению. – Ты угрожала, что сдашь меня милиции. Почему же ты передумала?

Минуту она размышляла.

– Он сказал, что убьет нас обеих. Он ничего обо мне не знает, но готов убить меня просто потому, что видел нас вместе. Мне кажется, ему все равно, что я большевичка.

– Так командир Юровский и поступает, – сказала я. – Убивает без капли сомнения.

На меня нахлынуло воспоминание о том, как он холодно зачитывает приказ о казни моей семьи. Он застрелил моих невинных сестер, моего тринадцатилетнего брата, нас всех, а ведь мы всего лишь хотели дожить остаток наших дней в мире и спокойствии.

– И бриллианты он не упомянул. Видимо, ты их все-таки не крала, – беззаботно сказала она, словно шутя. – Я поджала губы. – Но сказал, что у тебя есть какая-то информация, которая может помочь белым победить. Это правда?

– Так он это называет? – сказала я с отвращением. – Информацией? Я видела, как он убивает… – Мой голос сорвался. Я зажала рот рукой, пытаясь остановить глубокую печаль, которая грозила вылиться наружу. Прокашлялась, успокаиваясь. – Я уже говорила, что он убил мою семью. Мой отец был… важным человеком.

У него были связи в Белой армии. Если люди узнают, что большевики убили не только моего отца, но и мою мать, моих сестер, моего маленького брата, даже наших слуг, они придут в ужас. И вполне оправданно.

Евгения ответила не сразу, а в темноте было трудно разглядеть выражение ее лица. Мы продолжали осторожно идти по тропинке. Я сосредоточилась на шагах, на движении вперед. Моей семьи больше нет, но я должна продолжать идти – ради них!

– Насколько важным? – наконец спросила Евгения.

На этот вопрос я не могла ответить правдиво ни при каких обстоятельствах. Надеялась, что она не спросит. Я знала ее достаточно, чтобы понимать, что она не сохранит мою тайну. Если Евгения узнает, что моим папой был Николай Александрович Романов, царь всея Руси, что я единственная выжившая из царской семьи и командир Юровский не остановится ни перед чем на свете, пока не догонит меня и не завершит начатое, она встанет против меня.

В памяти еще была свежа та сцена, как радовались крестьяне в деревне новостям о смерти моего отца. Евгения тоже была там, и пускай она не подпевала их песням, она и протест не выражала. Мне нужна ее помощь. Но ни один большевик не согласится помогать члену семьи Романовых.

Нужно придумать менее опасную для меня версию.

– Мой отец был простым купцом, – сказала я, на ходу придумывая историю, которой Евгения поверила бы. – Но его кузен в Петрограде служил генералом в императорской армии. Сейчас он сражается на стороне Белой армии. – Я похвалила себя за то, как быстро придумала эту ложь. – Это к нему я еду в Челябинск.

– Почему красные убили твою семью?

– Они не сказали. Командир Юровский со своим отрядом убийц просто явились ночью и…

Пускай большая часть из того, что я рассказывала, была выдумкой, я не могла описать зверства, которые случились той ночью. Но и этого было достаточно. Евгения больше не задавала вопросов и не высказывала версий о том, какие преступления могла совершить моя выдуманная семья. Кажется, она мне поверила.

Мы шли до тех пор, пока не стало так темно, что мы не могли разглядеть землю под ногами. Евгения пошла привязывать коня, а я забралась под дерево и почти сразу же уснула. Уже второй раз я ночевала в лесу. Первую ночь я провела в одиночестве, и это был настоящий кошмар. Обезумев от страха, я видела Юровского в каждой тени и шорохе листьев. Мне казалось, что я все еще лежу в той телеге, погребенная под телами моих родных, в окружении красных солдат, и я боялась, что никогда оттуда не выберусь. И ни на секунду не смыкала глаз.

Сейчас, рядом с Евгенией, я погрузилась в милостивую тьму сна.

– Машка, ты хоть немного спала? – сонно спросила я, лежа у нее на коленях.

Сестра страдала бессонницей, и я всю ночь составляла ей компанию. Мы сидели рядышком на диване, она мягким голосом читала Толстого. Но я заснула первой, а когда проснулась, то обнаружила, что лежу Уже на коленках.

– Не особо. – Она улыбнулась. Под глазами у нее темнели круги, но на ее круглых щечках появились веселые ямочки. – Я была слишком удивлена, чтобы спать. Обнаружила вот эту штучку у тебя на шее, хотя ты говорила, что потеряла свою иконку несколько недель назад.

Она вытащила из-под моей ночнушки крестик из золота и серебра. Брат Григорий Распутин раздал нам по иконке с защитным благословением. Свою я потеряла месяцы назад.

– Кажется, это моя?

– Ты вчера была так занята, все страдала по своему офицеру. Поверить не могу, что ты только сейчас заметила пропажу.

– Так, а ну, отдавай назад!

По правде говоря, мне нравилось носить Машины вещи.

– Нет. Я ее нашла, теперь она моя.

– Настя…

– Если позволишь поносить ее еще чуть-чуть, я надену сегодня тяжелый корсет вместо тебя. Я знаю, что настала твоя очередь.

Мы надевали этот украшенный самоцветами корсет по очереди. Он был жесткий и душный. Но один день неудобства того стоит. Я рассчитала, что назавтра Маша наверняка забудет о цепочке.

Она вздохнула:

– Хорошо. Ты настоящий швыбзик, да? – Она ткнула меня в бок.

«Швыбзик» значит «озорной чертенок». Семья часто дразнила меня этим прозвищем.

– Лучше, чем быть кокеткой. – Я скорчила рожицу, и Маша в отместку стала щекотать меня.

Мой смех разбудил Ольгу и Татьяну, и в наказание они забросали нас подушками.

– Держи, я собрала немного ягод, – сказала Евгения.

Я моргнула, прогоняя остатки сновидения, и увидела перед собой лицо моей спутницы и зеленые просторы леса вокруг.

Мне хотелось вернуться в сон. Я задрожала, снова переживая осознание потери. Казалось, на одно волшебно мгновение Маша вернулась, а теперь ее снова нет.

Евгения хорошо выспалась. Глаза энергично блестели, а брови больше не хмурились. Она широко улыбалась, не обращая внимания на растрепавшуюся косу и торчащие во все стороны кудрявые пряди. Мое сердце болезненно сжалось.