Тьма внутри нас

Под покровом ночи, ступая тенями, они двинулись к городу, и, миновав границу, растворились во тьме переулков. Патрули, взбешённые новыми нападками крыс, завывали то тут, то там, снуя по улицам, тщетно пытаясь догнать ускользавших разбойников. Паоло вёл свою банду почти не скрываясь, зная, что цепные псы слишком увлечены погоней за оборванцами, крушащими магазины. Они добрались до места так быстро, словно то была не разбойничья вылазка, а полуночная прогулка.

Высокое здание отеля возвышалось посреди небольшой площади. Окружённое изгородью забора, оно переливалось светом множества окон. Внутри, не смотря на царящий в ночи хаос, без оглядки на приближающуюся смерть, гремел праздник. Люди тратили баснословные суммы, точно зная, что деньги им уже больше не понадобятся, а отель продавал им веселье втридорога, словно лелея мечту откупиться от конца света. Теперь, в преддверии всеобщей смерти, людские законы потеряли всякий смысл, и в стенах отеля было дозволено всё, лишь бы позволял кошелёк.

Ещё на подступах к отелю завидев толпу маленьких оборванцев, двое дежуривших у врат здоровяков в костюмах подступили ближе, преграждая им путь дальше. Один из них даже вытянул руку в предостерегающем жесте, да так и замер, уткнувшись взглядом в воронёный ствол пистолета, нацеленный ему прямо между глаз. Второй охранник безмолвно повиновался ещё одному юному бандиту, взявшему его на прицел. Остальные разбойники беспрепятственно вошли в ворота и поспешно, но без лишней суеты, направились в холл отеля.

Грохот музыки скрыл их появление. Не сговариваясь, стая бросилась врассыпную, окружая ничего не подозревающих жертв, и лишь один Паоло с достоинством истинного монарха шёл через толпу, расталкивая людей, трясущихся в экстазе танца. Добравшись до стойки ди-джея, мальчик направил ему в лицо ствол пистолета и тот, не задумываясь ни на секунду, поспешно скрылся во тьме ближайшего проёма. Разбойники закрыли двери и выставили оружие, Паоло выдернул провод, оборвав немелодичное дребезжание колонок, и подступил к микрофону.

– Доброй ночи, дорогие гости славного города Рио-де-Жанейро, – спокойно и даже слишком буднично, произнёс он. – Мы не задержим вас надолго. Наша труппа покажет всего один небольшой фокус, а после вы снова сможете веселиться.

Из зала раздались недовольные возгласы, а один из наиболее решительных гостей даже направился к сцене, чтобы вышвырнуть мальчишку, но замер, уставившись на нацеленный в него пистолет.

– Нет-нет, не стоит портить остальным праздник, дорогуша, – покачал Поло пальцем свободной руки. – Итак, о чём я? Ах да, немного особой уличной магии. Я назвал этот фокус: «Исчезновение барахла». Да, именно так. Сейчас мои ассистенты пройдут меж вас, неся в руках вместительные мешки. Я любезно прошу вас поучаствовать в нашем представлении и отдать все ценности, которые есть при вас. Особенно для нашего фокуса подойдут банкноты и украшения.

Паоло обвёл всех презрительным взглядом.

– Ну, чего же вы ждёте?

В толпу ринулись сразу несколько разбойников. Тыча в гостей воронёными стволами, они торопили тех расстаться с ценностями, молча угрожая расправой. Вид вооружённых детей пугал многих, и почти все беспрекословно подчинялись, бросая в мешки всё, что находили в карманах и клатчах, остальное разбойники срывали сами. Не прошло и минуты, как несколько мальчишек до нитки обобрали ошеломлённую толпу. Однако время не играло детям на руку, первый шок спал и Паоло стал наблюдать, что на лицах некоторых взрослых изумление сменяет ярость.

– Вы думаете, мы тут шутки с вами шутим?! – визгливо вскрикнул мальчик, поднимая зажатый пистолет вверх.

В подтверждение серьёзности своих намерений, Паоло вдавил спусковой крючок, и в тот же миг уши его ожгло залпом выстрела. Стараясь перекричать звон в голове, он надрывался, приказывая всем лечь, угрожая скорой расправой каждому, кто его ослушается. Он не слышал собственного голоса, но был уверен, что заряженный пистолет в руке придаст ему достаточно грозности для устрашения толпы. Хотя, со стороны, Паоло и был похож на истеричного мальчишку, которому взрослые отказали в какой-то безделице, это пугало куда больше, чем вид самого отъявленного головореза. Заложники поспешно подчинились, ложась на паркет. И лишь одна женщина осталась стоять недвижно. Облачённая в вечернее платье нежно-кремового цвета, с неброским макияжем на привлекательном личике, она казалась совершенно неуместной на этом празднике тщеславия и людской безрассудности, словно бы зашла сюда ненароком, подобно мотыльку, привлечённая светом дюжины окон. Она стояла, растерянно глядя на обряженного в лохмотья мальчика, прижимая руки к груди. Из-под её ладоней разрасталось пятно, окрашивавшее крем в алый. Она рухнула.

Крик волной прокатился по залу, обрушившись на Паоло. Мальчишка во все глаза смотрел на застывшее тело незнакомки, не понимая, не желая понимать, почему та не дышит. Постепенно осознание содеянного стало захватывать его, парализуя мелкой дрожью.

– Но это не я, – бормотал он едва слышно. – Я же стрелял в потолок. Это не я.

Паоло почувствовал, что его схватили маленькие, горячие, влажные ладони и потащили куда-то во тьму. Он не сопротивлялся, не в силах отвести взгляда от тела женщины. И даже когда та исчезла за поворотом коридора, мальчишка вглядывался в её образ, отчётливо отпечатавшийся в памяти. Вскоре свет погас, и ничего уже не мешало ему смотреть в её удивлённые глаза.

Юный король очнулся лишь вечером следующего дня. Покинув свои скромные покои, он вышел в зал, чтобы проверить своих подданных. Как он и думал, слухи быстро разнеслись среди босоногого народа, и все смотрели на него с осторожностью и страхом. Паоло прошёл к своему импровизированному трону, обвёл взглядом смолкших разбойников, и произнёс:

– Они все мертвы.

Паства явно насторожилась, жадно вглядываясь в своего предводителя, ловя каждое его слово, забыв даже дышать.

– И та женщина, и все в той гостинице, – продолжил Паоло, стараясь успокоить и оправдать больше себя, чем своих подданных. – И все мы, и весь этот город – все уже мертвы. Через каких-то две недели весь этот мир сгинет во тьме и холоде, так к чему нам жалеть чью-то жизнь?

Паоло сел на трон и, внимательно посмотрев на каждого прихожанина, закончил:

– Вот вам моё последнее слово: отбирайте всё, что вам приглянется, рвите любого, кто встанет на вашем пути. Все они – трупы, так не к чему жалеть мертвечину. Вскоре придёт тот день, когда завтра уже не настанет. И день тот близко. Так проживите отмерянное так, как всегда хотели. Берите и отбирайте всё, что хотели. Настало наше время. Время крыс!

***

Спустя неделю ночных вылазок, босоногие дети оборудовали своё гнездо со всей вычурной помпезностью, на которую способен нищий духом, добравшийся до больших денег. Каждый из них теперь носил оружие, относясь ко всему происходящему, как к игре, от чего был вдвойне опаснее. Местные бандиты не совались к обрыву, предпочитая не связываться с вооружёнными до зубов детьми. Им хватало и других забот. Дети же не лезли к ним. Всех это устраивало.

Всех, кроме шефа полиции, который не только потерял долю дани от малолетних попрошаек и карманников, но и приобрёл новую головную боль из-за их выходок. Стая не считала потерь, играя в смерть, а, единожды умывшись в крови, не вела она счёт и убитым. Крысы нападали на патрули, едва заметив их, превратив улицы ночного города в настоящую бойню. Охраны в городе становилось всё меньше, а крыс всё больше. И никто не мог выдать их гнезда, ни один взрослый не знал или не желал говорить, где нора кровожадных мальчишек. По большому счёту, жителям фавелы было всё равно – их крысы не беспокоили, а проблемы горожан не волновали. Для Рио-де-Жанейро наступил самый тёмный час.

В последний день, когда мир и город погрузились в хаос, когда крысы пировали у полыхавших домов, наводнив улицы кровью, шеф сидел в своём офисе, пьяный от горя. Война с крысами отняла у него все силы, а теперь, в преддверии последней ночи, он чувствовал, что проиграл. Достав из ящика пистолет и жетон, мужчина поднялся уже было, чтобы выйти на улицы и лично вершить правосудие, когда в его дверь постучали.

В кабинет вошёл смуглый мальчишка лет четырнадцати. Рваные лохмотья и въевшаяся под кожу грязь выдавали в нём уроженца фавелы. Шеф было подумал, что крысы подослали к нему посыльного или убийцу, но тут же припомнил, что те уже давно щеголяли в дорогих одеждах, цепляя их на себя без всякого порядка и вкуса.

– Ты ещё кто? – буркнул недовольно мужчина, не выпуская пистолета из рук.

– Я знаю, где они, – дрогнувшим голосом ответил юнец. – Я могу показать.

– С чего мне тебе верить? Зачем тебе это?

Юнец не ответил. Он лишь стиснул зубы, сдерживая застывшие в глазах слёзы, и посильнее сдавил в пальцах старенького медведя, залитого ещё горячей кровью.

***

Паоло сидел в своём шикарном окружении, принимая всё новые дары, которые крысы складывали прямо у его ног. Король крыс светился от восторга – он добился всего, пусть через кровь и предательство, но всё же получил всё, о чём мечтал. Теперь, в самую последнюю ночь для всего человечества, он наслаждался плодами своей кровавой игры. Его маленькие подданные всё несли и несли различные безделицы, сваливая их в огромную кучу, а затем усаживались вместе со всеми за стол, что ломился от блюд, о которых мальчишки не могли раньше даже грезить.

Где-то далеко выли сирены патрулей. Их тревожный гул всё приближался, грозя с минуты на минуту настигнуть и разворошить крысиное гнездо. И что с того? Паоло добился всего. А завтра? Ни для кого не секрет, что завтра уже никогда не наступит.

Best friend

Лучший друг

Джереми Коул был неприлично богат. В свои четырнадцать лет он уже осознавал цену деньгам, а именно: вседозволенность, возможность помогать кому-либо материально и полное отсутствие друзей. Дружба, что казалась прочной, не выдерживала проверки деньгами и в конечном счёте Джереми остался один. Родителям было не до него. Девушки интересовались низкорослым рыжим пареньком совершенно не по причине его заурядной внешности и даже не из-за присущей ему доброты, сострадания и интеллекта. Он понимал это, но не принимал.

Руди появился, когда Джереми было двенадцать. Рыжий, как и он сам, пёс был подарком редкого гостя – дяди из Америки. Конечно, все были против. Причины назывались разные – размеры Руди, которые даже для их особняка казались неприлично огромными; также пёс громко возвещал о своём присутствии лаем, храпом и иногда рычанием; Руди требовал каждодневных длительных прогулок, а нанимать специального человека считалось расточительством. Однако пёс всё равно остался – из уважения к дяде мальчика. Отчасти сжалились и над Джереми, которому, как и любому ребёнку, всегда хотелось собаку.

Мальчик считал своего пса чудом – впервые то, что он так долго просил по ночам, сбылось. Как узнал об этом столь далёкий от них человек, приезжавший в последний раз, когда Джереми исполнилось пять, оставалось только догадываться. Быть может, действительно, всем хочется своё домашнее животное, когда исполняется двенадцать, и дядя помнил об этом из собственного детства.

Руди и Джереми стали настоящими друзьями. Общение их было построено на безмолвном понимании того, что кроме друг друга они больше никому не нужны. И всё-таки они не были одиноки – подросток и большой, просто огромный пёс.

Они могли часами сидеть рядом, ничего не говоря, не двигаясь, но чувствуя бесконечное единение. Люди слишком растрачиваются на болтовню, пытаясь доказать свои чувства. Бегут куда-то, что-то делают, а в итоге диалог душ теряется за чередой бессмысленных фраз и поступков и вспомнить, каков он в чистом виде, становится всё сложнее. Как это важно – уметь молчать рядом с любимым человеком и испытывать от этого счастье.

У Руди и Джереми было именно такое, не искусственное счастье. Пусть его никто не замечал, но оно жило и с каждым днём становилось сильнее.

Джереми верил в апокалипсис. Он зачитывался книгами о конце света, знал все фильмы на подобную тематику и мог назвать около сотни причин, каждая из которых способна была привести к гибели человечества.

Апокалипсис его не пугал. Мальчику виделось в этом нечто геройское. На ум сразу приходили приключения и, безусловно, некая жертва – Джереми, хоть и опечаленный последними событиями, понимал, что так должно было произойти и своё собственное участие в столь глобальном кино жизни считал предопределённым и даже в каком-то смысле судьбоносным, как будто конец света не мог обойтись без его присутствия, как будто он и родился специально, чтобы наблюдать подобное явление и оказаться в гуще событий, если повезёт. Это его подбадривало, избавляло от страха, которому уже поддались миллионы. Он даже пожертвовал круглую сумму со своего счета – всё равно не пригодится – на одного предприимчивого парня из Мексики. Чудак придумал поистине достойную восхищения идею – продать последний восход.

Ну а Руди… Руди жил вместе с ним и, казалось, ни о чём не подозревал. Во всяком случае свои переживания он держал при себе.

Панике поддавались все вокруг, один за другим. Сначала, конечно, взрослые, потом сверстники, а после даже те, от чьих хладнокровных умов Джереми никак не мог ожидать подобного – собственные его родители внезапно решили прервать рождественский отпуск в коттедже на берегу континента и вернуться в фамильный особняк, чтобы спокойно приготовиться к неминуемой гибели. Во-первых, неприятна была их реакция в столь паническом ключе, и в-главных, родители отчего-то решили, что в автомобиль Руди не влезет и возвращаться домой ему не следует.

Сейчас, ёрзая на заднем сидении, Джереми клял себя только за то, что позволил себя убедить – поддакивая глупым доводам, поверил сам, что Земля выдержит и тогда он вернётся за другом.

«А что если не выдержит и Руди будет умирать в одиночестве?» – с этой страшной мысли всё и началось. Джереми сбежал на заправке. Под весьма весомым предлогом он отлучился и больше родители его не видели…

Несмотря на Рождество стояла жара. Это тоже пытались связать с апокалипсисом, забывая похоже, что находятся в Австралии и, скорее всего, именно на снег стоило бы обратить пристальное внимание, появись он здесь. Вокруг опалённого предстоящей гибелью городишки витал хаос. Люди, забывая о прежней своей человечности, теперь жили каждый сам за себя.

Джереми долго брёл по горячему песку вдоль трассы. Машин было много – полноценная пробка, но отчего-то никто не торопился подвозить упорно шагающего вперёд юношу. Пожалуй, на протяжении этих десяти с лишним километров родители ещё могли бы догнать его, но они не отправились на поиски своего мальчика по известным только им причинам.

Едкая пыль, забившаяся в нос и горящие, сожжённые солнцем оголённые руки, лишь подстёгивали Джереми идти быстрее – не сдаваться. Ведь брошенному другу могло быть гораздо хуже.

Первая же заправка принесла разочарование – водители, поддавшись панике, вовсю старались заполучить всё необходимое любой ценой. Продавцы даже не пытались брать деньги за покупки, поскольку то был прямой путь под горячую руку. Вскоре ожидаемо послышались выстрелы. В поисках долгожданной полиции многие озирались по сторонам, но копы и не подумали защищать заправку от вандалов – им тоже был нужен бензин и припасы. Они уже не были представителями закона. Они были гражданами, жителями умирающей Земли, с преимуществом в виде оружия и былого авторитета.

Джереми решил не ввязываться – в конце концов, у Руди был только он и пострадать означало оставить друга на произвол судьбы.

Солнце жалило кожу открытых плеч всё сильнее и глоток воды с каждым шагом становился самой большой ценностью на Земле. Тогда Джереми побежал. Он знал, что бег на жаре не унимает жажды и сил не прибавляет. Единственное, чем он мог помочь измученному страннику – это стремительное сокращение расстояния, но надолго ли… Скоро должен был появиться маленький магазинчик с журналами, жвачкой и, конечно, водой. Топографической памятью Джереми поистине мог хвастаться. Силы кончились, когда вывеска магазина забрезжила метрах в пятистах. Как всегда бывает на финишной прямой – кто-то припустит сильнее, а кто-то сдастся, сникнет. Коул сник. Он с надеждой поглядывал на скудную растительность вдоль дороги – может она приютит его ненадолго, пока он передохнёт. А затем рассердился на самого себя и, тихонько зарычав, совсем как Руди, побежал – не было времени отдыхать и уж тем более распускать сопли.

Первое, что он увидел у магазинчика, был велосипед – вот отчего он бы сейчас не отказался. Права Джереми ещё не получил. Хотя вряд ли кто-то заинтересуется ими в таком хаосе. Однако он твёрдо решил доехать до пса живым и потому велосипед был наилучшим способом передвижения. Конечно, он принадлежал кому-то – ленивая мысль тут же переместилась за витрину в поисках подтверждения. Этим кем-то мог оказаться как сам продавец, не сбежавший и не испугавшийся, его коллеги на заправке, так и долговязый парень в бейсболке, слишком тщательно выбиравший шоколадку. Почтенную бабулю в расчёт брать не следовало, рассудил Джереми. Забрать велик прямо сейчас ему мешала совесть, но больше – дикая жажда, от чего, надо признаться, будет сложновато крутить педали.

– Две бутылки воды, пожалуйста, – не рассчитывая на бесплатную поживу, парень, вздохнув, протянул продавцу свою последнюю мелочь. Какая ирония – у Джереми Коула было огромное состояние и не было возможности купить себе хотя бы шоколадный батончик. Коул усмехнулся – судьба игралась с ним с самого утра.

Он загадал, что, если велосипед никуда не денется, то уедет на нём. Сказано – сделано. Вслед ему ещё долго надрывался свисток и неслась неожиданно звонкая старушечья брань – бабуля оказалась полноправной владелицей двухколёсного транспорта и теперь, размахивая кулаками, неслась со скоростью три шага в минуту за вором, спешившим на помощь другу.

Совесть подала голос почти сразу – может статься, старушка тоже спешила куда-то на своём велосипеде – увидеть семью в последний раз или навестить одинокую подругу, но, скорее, привезти корм своим двенадцати кошкам. Не возвращаться же ему было…

После бутылки воды и благодаря позаимствованному железному коню, дело пошло быстрее и Джереми немного воспрял духом – у мальчика не оставалось сомнений, что теперь он доберётся вовремя.

Спустя двадцать минут ноги, не привыкшие к длительным поездкам на велосипеде, запротестовали, но это было неважно, поскольку впереди маячил забор из людей. Их было так много, что объехать эту кишащую, орущую массу даже на большой скорости не представлялось возможным. Причиной потасовки был огромный супермаркет, из тех, где можно купить всё по «невероятно низкой цене!». Наверняка там закончилась вода или консервы, и люди принялись отнимать их у счастливчиков, которые успели стащить продукты чуть раньше. Джереми увидел, как некоторые жители, действуя будто сообща, даже не пытались заходить внутрь – они ловили своих жертв, согнувшихся под грузом добытого, прямо на парковке, силой или угрозами убеждали тех отдать полученное и сгружали всё это в средних размеров трейлеры. В голове Коула сразу возникли схемы перепродажи, которые отлично заработают, если апокалипсис всё же случится, но люди выживут – эти спекулянты могли неплохо нажиться.

Здесь ему тоже было нечего делать – среди кричащих, озлобленных, напуганных. Джереми поднажал и рванул было прочь, огибая супермаркет по приличной дуге. Манёвр вполне удался, если бы не спешащая ему навстречу с той же скоростью нагруженная доверху машина, где в салоне, зажатый пакетами и туалетной бумагой помещался лишь один-единственный водитель. Этому мужичку с бегающими глазками и жидкими длинными волосами, торчащими из-под бейсболки, можно сказать, повезло – он всего лишь помял немного крыло, пытаясь проскочить между плотно стоявших на дороге трейлеров, и с удвоенной скоростью, как вырвавшаяся из лап тигра добыча, проехал мимо едва успевшего убраться в сторону Джереми.

Коул досадливо затормозил, а потом и вовсе спрыгнул, испугавшись свалиться под откос с обочины. Вот тогда он и встретился глазами с этой парочкой, смешавшей все его планы.

Они стояли у самого края большой парковки, возле знака «Р», нервно озираясь по сторонам и вздрагивая от криков – мальчик лет десяти и его брат – трёхлетка на вид, перетянутый ремнями потрёпанной прогулочной коляски.

Создавалось впечатление, что мальчики очутились здесь случайно, возникли из ниоткуда на пыльной парковке и теперь не могли понять, где они и главное, зачем. Коул вглядывался в мальчишек пару минут, прежде чем смекнул, что они кого-то ждут. Ждут давно и уже потеряли веру и самообладание. Младший всё время о чём-то плаксиво спрашивал старшего, а тот досадливо кривился, бурчал в ответ нечто, от чего первый сразу замолкал, а сам продолжал нервно разглядывать машины, людей и вход, где двери уже заклинило, к счастью, в открытом состоянии из-за толпящихся в проёме людей.

Он просто постоит с мальчишками, пока за ними не вернутся – всем так будет спокойнее – а потом продолжит свой путь. Наверняка, это не займёт больше часа.

– Привет! – начать разговор в таких случаях, как можно дружелюбнее, важно. Так он читал в одной из книг по психологии, которыми увлекался лет с десяти.

– Вы давно тут? – перейти сразу к главному. Вокруг да около ходить не стоит.

– Мама ушла в пятнадцать ноль-ноль, – деловито сообщил старший мальчик, нарочито поглядев на часы. Огромные, они казались жутко несуразными на тонком запястье мальчишки, застегнувшем широкий кожаный ремешок на последнюю дырочку.

«Отцовские» – промелькнуло в голове Коула.

– Значит, уже час тут стоите? – «На самом солнцепёке…»

– Мама сказала быть здесь, подальше от машин и входа, чтобы она сразу нас нашла, – заученно и твёрдо проговорил мальчик, в то время как его брат во все глаза разглядывал незнакомца, а точнее его велосипед.

– Тут не совсем спокойно, – как ни в чём не бывало, протягивая братьям последнюю бутылку воды, продолжил Коул. – Но так всегда бывает в предрождественские дни, правда ведь?

– Это не из-за Рождества, – серьёзно произнёс старший мальчик и Джереми понял, что обмануть его – дело непростое. Мальчик покосился на брата и продолжать не стал. Тот, по всей видимости, снова собирался спросить, где мама.

– А мама скоро… – как по команде, начал он.

– Скоро! – прикрикнул старший и Джереми понял, что тот волнуется не меньше, просто ответственно играет роль главы семейства.

– Хотите я сообщу по громкой связи, что вы её заждались? – в глазах десятилетки загорелась такая надежда, что ответ, собственно, и не был нужен, хотя всё же прозвучал, степенный и скупой:

– Можно.

– Я мигом, только посторожите велосипед, – Коул, искусно лавируя среди людей и машин, уже летел ко входу, понятия не имея, где там может оказаться стойка администратора и цела ли она вообще.

К счастью та была прямо напротив входа, покорёженная и исцарапанная, но с целым микрофоном. Оператора, конечно, не было, что было только на руку Джереми.

– Раз, раз… – произнёс Коул и только тогда понял, что не спросил, как зовут братьев. – Два мальчика, на вид десяти и трёх лет, ожидают свою маму в назначенном месте и просят её возвращаться скорее, – надеясь, что поблизости больше нет двух мальчиков такого возраста, Джереми повторил объявление ещё два раза, и пустился в обратный путь. Двадцать метров до выхода представляли собой толпу орущих нагруженных продуктами и товарами первой необходимости людей, иные из которых считали, что толчки и пинки продвинут впереди стоящих куда дальше и они быстрее окажутся у дверей. Несколько человек уже лежали затоптанными: кто-то силился встать, кто-то пытался отползти в сторону, кто-то пугающе тихо лежал, все ещё сжимая в кулаках сумки и пакеты.

У одной из таких лежащих Джереми разглядел в руках поводок – крошечная собачонка беспокойно металась на довольно большом расстоянии от хозяйки, то поджимая лапки, то выглядывая из-за многочисленных ног, пытаясь найти путь обратно.

Джереми отвернулся. В таких случаях понимаешь, что невозможно помочь всем, но это и пугает сильнее всего – осознание, что от тебя ничего не зависит.

Вспомнив о служебном входе, Коул метнулся туда. Народу там было поменьше, но в озлобленности и панике им так же было не занимать. Джереми пристроился за внушительных размеров мужчиной, который, словно ледокол, расчищал себе дорогу к чёрному входу. Рисковал Джереми разве что в случае, если его личная стена вдруг начнёт валиться назад – тогда шансов выбраться не будет вовсе.

Так, гуськом, шаг за шагом, попутно протащив между собой и великаном какую-то сухонькую, но энергичную старушку, вроде той, чей велик он украл, Джереми продвигался вперёд. Заветная дверь осталась позади, но только оказавшись рядом с выходом на внешнюю парковку Коул смог свободно вздохнуть. Вдалеке маячил знак парковки и мальчишки по-прежнему стояли там. Велосипеда не было.