Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы

– Товарищ Зивелеос! Я бы хотел вас так именно называть по старой советской привычке, поскольку был некогда советским служащим и руководителем областного масштаба. Тогда я жил хорошо. Сейчас я живу лучше, но, честно говоря, не возражал бы снова жить хорошо. Тогда я был уважаемым человеком в широком смысле. Ко мне приходили за помощью и советом простые люди, и я им помогал. Я не боялся один ходить по городу. Сегодня, имея даже охрану, я не уверен, что завтра не буду убит теми, кто сегодня в глаза улыбаются мне и поддакивают. Вы многое правильно говорили о существующем порядке дел. Мне кажется, вам поставят памятник, если хоть половина из ваших предложений осуществится.

– Давайте не будем славословить друг друга, – полушутя полусерьёзно сказал Зивелеос, прерывая мэра. – Для нас сейчас важно начать большое дело переустройства мира. Я начал такое переустройство с детей под Москвой. У них это получается. Попробуем же со взрослыми здесь в Предуралье, где особенно сильна должна быть память о народном восстании Емельяна Пугачёва. Здесь особый народ. Впрочем, с любыми людьми можно работать успешно, если основой руководства является справедливость. Заметьте, я не говорю об уравниловке. Вы тут же скажете возмущённо, что один человек работает лучше, другой хуже, а третий вовсе ничего не делает, а я, мол, хочу всех при этом уравнять. Это не так. На начальном этапе каждый должен получать по труду, но нельзя рассматривать труд по степени денежной отдачи и соответственно платить больше тому, кто больше делает денег. Иная копейка рубль бережёт. Простой крестьянин, кормя дешёвым копеечным хлебом, не менее значим для страны, чем директор банка, имеющий дело с миллиардами рублей, а потому и доходы их не должны различаться на несколько порядков, как в наши дни. Это начинают понимать в некоторых государствах, поднимая уровень жизни бедного населения, а не среднестатистический, при котором самый высокий оклад превышает самый низкий в сто раз, давая благоприятную среднестатистическую оценку.

Зивелеос опять прошёлся глазами по лицам бизнесменов, начиная новую тему:

– Хочу обратиться к промышленникам. В давние годы русский сапожник тачал сапоги такого качества, что они не снашивались веками, переходя от отца к сыну, а потом внуку. Строители создавали творения из камня на века и тысячелетия. Мы до сих пор видим памятники архитектуры и зодчества, дошедшие к нам с доисторического периода времени. Это значит, что раньше люди трудились для человека и во имя него. Для письма делалось вечное перо. Задумайтесь над названием «вечное». Сегодня всё делается во благо торговли. Обувь, одежда, предметы быта делаются, что называется, одноразового пользования, то есть так, словно завтра человечество погибнет и не будет нуждаться в этих предметах. Товары делаются не из расчёта, чтобы ими долго пользовались, а ради того, чтобы быстро продать. Это ужасно. Мы превращаем всю жизнь в куплю-продажу. Сегодня даже молодые люди порой женятся не по любви, а по контракту и клянутся друг другу не в сохранении высоких чувств, а в том, что при разводе всё будет разделено в соответствии с подписанным документом. Даже в любви торгуемся. Не остаётся времени ни для чего другого: ни для настоящей музыки, ни для настоящей живописи. Вся культура становится суррогатной, искусственной. И душа, чувства, любовь тоже суррогаты. Ничего настоящего. А ведь всё в руках человека.

Торговля захватила все мысли, все улицы и площади, мы закрыли тысячи заводов и фабрик, выпускавших всё необходимое для нашего народа, и покупаем теперь то же самое за рубежом. Неужели мы сами не в состоянии сделать зубную пасту, игрушки для своих детей, подушки для сна, чтобы не покупать их втридорога в других странах? Я каждый день летаю над страной. Сердце обливается кровью от того, что вижу. Разрушенные стены некогда мощных заводских корпусов. Огромные земельные пространства бывших полей с колосящимися хлебами порастают бурьяном. Никто не возделывает эти земли. Почему? Премьер заявил как-то, что зерна у нас в запасниках слишком много. А полмира голодает на земле. Скажете, что не хватает рабочей силы. Но в стране у нас безработица. Пока мы всё делали сами для себя, у нас не было безработицы. Сегодня есть. Я предлагаю ликвидировать позорное явление в этом крае для начала.

– А что скажет правительство? – спросил мэр.

– Если платить своевременно и правильно налоги, никто не будет возражать. На этом стоять будем.

Худощавый бизнесмен не мог не задать вопрос со своего конца стола:

– Но если мы будем платить всем одинаковую зарплату, каждый будет искать себе работу полегче. Кто же будет выполнять тяжёлую работу?

– Машины, уважаемый директор, – ответил Зивелеос. – Надо делать больше машин для ликвидации физического напряжения человека. Получая примерно равную зарплату за время и усилия, потраченные на рабочем месте, люди будут стремиться заниматься интересной для них работой, а не высокооплачиваемой, как сегодня. А когда им интересен их труд, они и работают лучше. Присутствующий у нас академик не даст мне соврать. Он же со своими коллегами, хочется верить, поможет вам научно всё обосновать и обустроить.

Дискуссия о перспективах новой жизни увлекла всех настолько, что участники обсуждения порой забывали о том, что говорят не с обыкновенным человеком, а с Зивелеосом. А он наконец сказал в заключение:

– Время уже позднее. Я надеюсь, что мы поняли друг друга. Наши бурные дебаты записаны на магнитофон и будут выложены сегодня же в Интернете для всеобщего обсуждения. Полагаю, что оппозиционные правительству партии вашего региона немедленно присоединятся к вам, предложив свои услуги для контроля, без успешного исполнения которого невозможно осуществить ничего. Не сомневаюсь в их поддержке народом. Что касается участия государственных структур в этом проекте, то я предлагаю вам выйти с предложением объявить ваш регион экономической зоной особого благоприятствования. Я помогу в решении этого вопроса в парламенте. Давайте сегодня же начинать работу. А нам с моим ассистентом Соелевиз пора улетать.

Николай подошёл к окну, широко раскрыл его и, вызвав у всех восторженное изумление, легко приподнялся в воздух и, пропустив вперёд пронёсшуюся от дверей через всю комнату над головами директоров Татьяну, тут же последовал за нею.

В комнате воцарилось молчание. Лишь через несколько минут оно было нарушено мэром города, первым из всех пришедшим в себя:

– Что скажете, господа бизнесмены?

А им было о чём поговорить. Мэр почесал в затылке и добавил с ехидной интонацией в голосе:

– Пора приступать к работе и сократить наши непомерные аппетиты. Народ теперь от нас не отстанет.

      _______________________________

Прилетев на свою поляну, Николай и Татьяна отключили системы защиты, получили большую долю объятий и поцелуев от всех обитателей научного центра, плотно пообедали за большим семейным столом, за которым Тарас Евлампиевич объявил следующий день всеобщим выходным, а Тане приказал в течение недели проходить курс реабилитации, никуда не вылетая, и пообещав завтра же доставить ей бабушку для наблюдения за внучкой, если она не станет возражать.

Мобильный телефон Надежды Тимофеевны ответил так быстро, словно только этого звонка Иволгина ждала каждую секунду. А так оно и было в действительности. Бабушка очень переживала за внучку и почти не сводила глаз с телефона, который всё никак не звонил. Услыхав просьбу приехать к внучке проверить её состояние, Надежда Тимофеевна только спросила:

– Куда мне ехать? Я готова.

– Я прошу вас пройти в метро и доехать до станции Дмитровская. – ответил голос в трубке. – Как только подниметесь по эскалатору, поверните направо и выходите к шоссе. Там к вам подойдёт пожилой мужчина с длинной белой бородой. Это буду я. Не успеете оглянуться, как встретитесь с внучкой.

– Отлично. Я выхожу.

– Не торопитесь, пожалуйста, Надежда Тимофеевна. Я собирался заехать за вами завтра.

– А нельзя сегодня? Хотя и поздно, мне очень хочется увидеть внучку и проверить, как она себя чувствует. Операция была серьёзная.

– Хорошо, – сказал Тарас Евлампиевич. – В таком случае у вас есть ещё час времени. Мне ведь тоже надо туда доехать, а это не совсем рядом.

Через час и ещё некоторое время, которое потребовалось Иволгиной, чтобы добраться до станции Дмитровская, она уже сидела в легковой машине, за рулём которой устроился Тарас Евлампиевич. Он был очень доволен тем обстоятельством, что лесная дорога к поляне на Лысой Горе оказалась расчищенной, и никто в Москве за ними не увязался. Указания Зивелеоса убрать завал деревьев в лесу и оставить в покое Иволгину выполнялись чётко. Никому не хотелось подвергать персонально себя опасности.

По пути к селу Зареченка машина Наукина обогнала целую колонну крытых брезентом грузовых машин с воинскими номерами. Тарас Евлампиевич с любопытством смотрел на колонну, подумав, что где-то поблизости проводятся очередные учения. Ночные передвижения военной техники не удивляли. Но, памятуя о перекрытии их лесной дороги силами военных, он решил всё же поручить Николаю заглянуть в деревню и узнать, что там слышали о появлении солдат, если, конечно, они здесь не проездом, что тоже могло быть.

Встреча бабушки с внучкой на поляне тронула сердца каждого. Обе расплакались от счастья видеть друг друга, хотя расстались они всего-навсего в середине дня, но столько произошло необычного в судьбе Татьяны, что ей казалось, будто прошла целая вечность. Она рассказывала и рассказывала обо всём, а Надежда Тимофеевна спрашивала испуганно:

– Танюша, неужели ты стреляла в генерала? Ты же могла его убить.

Таня вздыхала и говорила:

– Могла, бабушка. Он же хотел арестовать, Коленьку и, может, даже убить. Я готова была глаза генералу выцарапать. Не знаю, как я сумела себя заставить остановиться и выстрелить в плечо. Правда, всё-таки волновалась, и рука моя дрогнула. Попала в ухо Дотошкина. А солдаты накинулись на меня и разлетелись. Сейчас мне кажется это смешным, а тогда, честное слово, перепугалась. Спасибо Машеньке. Она меня так натренировала, что я стояла, как вкопанная, а они падали от неожиданности.

– Не могу поверить, что это моя внучка, – говорила Иволгина. – А теперь ложись немедленно в постель и я тебя осмотрю.

– Погоди, бабуля, – сказала Татьяна. – У нас с Коленькой есть к тебе просьба. Но он сам скажет.

– Какая? Чем могу помочь ещё?

– Надежда Тимофеевна, – начал Николай, – понимаете, мы с Танюшей живём здесь в разных комнатах. А хотим жить вместе.

– Вам нужна квартира?

Николай растеряно развёл руками, бормоча:

– Не в этом дело. Просто мы же ещё не женаты.

– Так в чём же дело? – спросила Надежда Тимофеевна, и на лице её расплылась широкая улыбка.

– Я и хочу просить у вас, как это принято, руки вашей внучки, – завершил, в конце концов, свою мысль Николай и виновато посмотрел на Татьяну, понимая, что не совсем так говорил, как она ожидала.

Разговор этот состоялся в кабинете Тараса Евлампиевича, сидевшего в это время за экраном компьютера. Слыша последние слова Николая, он мгновенно вскочил, подошёл к Надежде Тимофеевне и, боясь видимо, что она может отказать, ссылаясь на молодость внучки или по какой другой причине, решил поддержать своего подопечного, сказав:

– Я, дорогая Надежда Тимофеевна, на правах, так сказать, как бы отца Николая присоединяюсь к его просьбе.

– Так я же не возражаю. Женитесь себе на здоровье.

Иволгина обняла Николая и Татьяну, целуя их.

– Только как вы хотите это делать практически? Я хочу сказать, собираетесь ли регистрировать брак официально?

– Конечно, собираемся. Хотим через неделю, когда Танюша отдохнёт от всего, что произошло сегодня, подать заявление в ЗАГС. А может, нас там сразу и распишут в порядке исключения? – Сказал Николай, привлекая к себе Татьяну за талию. – А потом сыграем здесь свадьбу.

– Всё так неожиданно и замечательно, – сказала Надежда Тимофеевна, вытирая с глаз выступившие почему-то слёзы, но, Танюша, мне нужно всё-таки тебя осмотреть и уложить в постель. Операция дело серьёзное. Допустишь небрежность, и никакой свадьбы потом не захочешь. Хорошо, что сейчас конец недели, и я могу пару дней у вас погостить, наблюдая за тобой.

– А можно я вам буду помогать? – спросила Маша, успевшая чмокнуть Николая и Татьяну, поздравляя с принятием решения жениться.

– Разумеется, Машенька. Буду очень тебе признательна. Надеюсь, у вас есть стерильные бинты для перевязки?

      __________________________________

На следующий день, в субботу, на поляне Лысой Горы все отдыхали, а у подножия горы с противоположной от ведущей наверх дороги стороны и в нескольких километрах от села Зареченка кипела работа. Солдаты разгружали машины, прибывшие со строительными материалами, и приступали к ограждению лесного массива, начиная от протекавшей внизу реки. Одно отделение солдат начало одновременно пилить деревья в указанном инженером районе. Другое отделение устанавливало палатки для жилья. Целый взвод солдат до появления дощатого ограждения был выставлен на охрану по всему периметру для предотвращения нежелательного проникновения на территорию строительства бродящей по лесам публики. Сентябрь – сезон сбора грибов. Командир взвода, лейтенант Петелькин, долговязый настолько, что ему приходилось сгибаться в три погибели, садясь в газик, время от времени обходил своих часовых, проверяя аккуратность несения службы. Это было не лишним, так как в грибной сезон лес полон и спелых ягод земляники, брусники, черники, шиповника, которые так и просятся сами в рот. Солдаты не упускали возможности подкрепить своё бренное существование дарами природы, сбор которых, естественно, отвлекал внимание.

Петелькин тоже любил лесные ягоды. Проходя ельником от одного часового к другому, он наткнулся на большой куст спелой малины. Грех от неё отказываться, подумал лейтенант, наклонился к спелой ягоде и увидел, как из-за куста на него смотрят вытаращенные глаза мальчишки.

– Ты что здесь делаешь? А ну встань быстро. Чего прячешься? – Закричал Петелькин.

Худенький паренёк невысокого роста с торчащими во все стороны соломенного цвета волосами на голове нехотя поднялся, отряхиваясь. Ему явно не очень хотелось подчиняться.

– Я вовсе не прячусь, – сердито буркнул он. – Чего вы кричите?

– А ты как сюда попал? – спросил лейтенант, забыв, что они только начали ограждать территорию, и об этом местное население ещё не было поставлено в известность.– Здесь нельзя ходить.

– Как-как? – передразнил лейтенанта паренёк, – лесом попал. А вы что купили его, что ли? Новый русский? Они всё покупают. А мы тут всегда ходили и будем ходить.

– Ты не ершись, паренёк, – заговорил миролюбивым тоном Петелькин. – Тебя как зовут?

– Серый.

– Фамилия что ли такая?

– Не-е, так меня ребята прозвали. А мамка назвала Серёгой. Но Серый лучше.

– Чем же лучше? Цветом? Так красный приятнее.

– Не-е, Серый интереснее. Всем нравится.

– Кому всем?

– Пацанам, кому же ещё? Красный хорошо было, когда война была красных с белыми. Сейчас войны нет. Серый лучше. Похоже на волка. А я такой хитрый, что как волк, везде пролезу.

– И сюда волком пролез? Тебя солдаты видели?

– Не-е, я спрятался. Меня никто не видит, если я не хочу. Солдаты леса не знают, ничего не видят. Их обмануть легко.

– Будто ты один в лесу живёшь. А у солдата дома тоже, может, лес почище вашего.

– Не-е, было бы заметно. Кто знает лес, у того не проскочишь.

– Ушлый ты, брат, – возмущённо сказал Петелькин, сердясь не на мальчика, а на не заметивших его часовых. – Но ты уходи отсюда. Здесь опасная зона.

– Заразная?

– Почему заразная?

– Ну, заражать будете лес?

– Да зачем же? Что ты такую чепуху говоришь? Будем проводить военные испытания. Закрываем, чтобы никто не попал в неприятное положение. А закончим испытания, уйдём, и вы снова можете здесь грибы собирать. Так что не переживай. Лес никто не отнимет.

– А зачем же столько грузовиков нагнали? И бульдозер притащили. Народу тьма.

– Экий ты пронырливый оказывается. Всё разведал. А ну дуй отсюда, пока я тебе по шее не накостылял.

– Не имеете права, – резонно возразил Серый. – Это наш лес.

– Тьфу ты, чёрт! Грамотный какой выискался. – Начал ругаться Петелькин, и, видя приближающегося к нему бегом солдата, приказал: – Федорчук, забери отсюда пацана к чёртовой бабушке! Почему пропустили следопыта-самоучку? Два наряда вне очереди!

– Есть два наряда вне очереди! – автоматически ответил солдат и, обратившись к мальчику, неожиданно ласково произнёс: – А ну, тикай отсюда, хлопец, а то мне из-за тебя и на губу недолго загудеть.

Федорчук был украинцем, что явствовало из его слов «тикай» вместо привычных русскому лексикону «вали» или «дуй» и «хлопец» вместо русского «парень», а так же характерному произношению с придыхание звука «г».

Серый повиновался просьбе украинца, но уходя, бросил лейтенанту:

– А за что ему два наряда вне очереди? Он не виноват. Меня никто заметить не может в лесу. Я Серый.

В последних словах звучала явная гордость мальчишки, сумевшего пройти незамеченным у солдат.

Коллоквиум

Академик Сергеев возвращался из Оренбурга поздним утром самолётом Шварцбермана будучи в отличном расположении духа. Идея Зивелеоса о создании особой экономической зоны ему понравилась. Об этом он собирался подготовить подробный доклад на коллоквиуме с приглашением если не премьер-министра, который, как он успел узнать, находится с визитом в Америке, то хотя бы министра экономики.

Вчерашнее заседание после отлёта Зивелеоса и его подруги продолжалось в их отсутствие очень долго. Дебаты шли буквально по всем пунктам, начиная от того, как повышать зарплаты и разворачивать новые производства при минимуме затрат собственных средств и заканчивая способами урегулирования взаимоотношений с другими регионами страны и с самим правительством, которое, по мнению бизнесменов, обязано было войти в создавшееся трудное положение и понять возможные для страны выгоды для всех при правильной организации дела.

Присутствие на совещании президента академии наук и его активное участие в нём существенно способствовало принятию здравых решений. Председательствующий Шварцберман, пожалуй, не справился бы сам с широтой и объёмом возникших неожиданно новых задач, поэтому по завершении работы, длившейся до полуночи, он выразил огромную благодарность в первую очередь академику, пообещал выделить ему для возвращения в Москву свой персональный самолёт, и попросил Сергеева оказать великую честь всему собранию присутствием на обеде в особом зале гостиницы. Академик не отказался, и за ночным пиршеством в течение нескольких часов фактически продолжалось дневное совещание, ибо теперь вряд ли кто-то мог говорить на другие темы даже за рюмками хорошего коньяка в сопровождении прекрасной закуски, включающей всё: от тоненького ломтика лимона, присыпанного слегка сахаром, яиц, начинённых паюсной икоркой, знаменитых русских разносолов к водочке, до огромных размеров отменно фаршированной севрюги, запечённого в тесте местного зайца на любителя дичи, сибирских пельменей и атлантических омаров. Отсутствием аппетита никто не страдал.

Ещё до вылета в столицу академик позвонил своим помощникам и, не смотря на субботнее утро, попросил объявить всем академикам о намеченном на среду коллоквиуме и необходимости подготовки своих предложений, как по вопросу организации особой экономической зоны в Оренбурге, так по более сложному вопросу, касающемуся открытия Наукина. Учёные давно уже занимаются разгадкой этой тайны и, на взгляд президента академии, пора подвести хоть какие-то итоги. Особые надежды Сергеев возлагал на возможное участие в работе коллоквиума самого Наукина, о чём уже нечто вроде договорённости появилось. Телефонный разговор с коллегой, хоть и краткий до предела, но очень обрадовал академика.

В воскресенье вечером он созвонился с Дотошкиным, оказавшимся, конечно, в своём кабинете.

– Сергей Сергеевич, тёзка звонит.

Сергеев, разумеется, мог бы не говорить об этом, поскольку связь с генералом могла быть только через диспетчера, который докладывал имена звонивших, но так уж принято в телефонных переговорах. Итак, он начал с того, что сказал:

– Тёзка звонит. Только в кабинете я вас и ожидал найти. Задал нам Зивелеос работы невпроворот до конца дней наших.

– Что это вы так пессимистично настроены, дорогой Сергей Сергеевич? – спросил весело Дотошкин, которому буквально за минуту до этого звонка подполковник Скориков докладывал о том, как ведутся работы у Лысой Горы.

Генерал остался доволен докладом. Мощный проходческий комбайн, обещанный Абрамкиным, доставили в ночь на воскресенье, смонтировали, и он начал уже прокладывать штольню. Инженеры обещали прокопаться в глубь горы в течение нескольких дней. Специально выделенная группа ОМОНа начала тренировки по предстоящему захвату научного центра. Дотошкин иносказательно доложил об этом премьеру, который успел позвонить, чтобы обладать свежей информацией перед совещанием за закрытыми дверями с президентом американского государства в понедельник. Действия генерала он одобрил и обещал новое звание незамедлительно после успешного завершения операции. Это окрыляло, и генерал готов был не спать и не есть, но покончить с проблемой Зивелеоса.

– Почему? Я как раз настроен очень оптимистично, – ответил академик. – Мы собираем в среду коллоквиум, на котором, я очень рассчитываю, будет выступать наш гений Наукин. Вы помните его обещание, которое передал Зивелеос? Собираемся в одиннадцать. Приглашаю и министров. К сожалению, премьер занят в Америке. Так у меня к вам, Сергей Сергеевич, большущая просьба.

– Какая?

– Убедительно прошу не устраивать никаких провокаций. Тарас Евлампиевич Наукин, как я догадываюсь, будет без специального костюма, который он сделал только для Зивелеоса. Правда, не знаю, что он сделал с подругой Зивелеоса. Она выглядит как-то иначе, но силой обладает такой же, насколько я успел понять. Но дело даже не в этом. Взять мы их никак не сможем пока. Поэтому нас интересует главным образом научный аспект, для чего я и приглашаю Наукина. Он сам серьёзный человек и понял важность открытия для всего человечества, потому согласился принять участие в коллоквиуме. Это большое счастье для нас. Будет много корреспондентов, в том числе и зарубежных. Сенсация на весь мир. Допускать в зал будем только аккредитованных лиц. Очень прошу обеспечить нам охрану, и чтобы не было никаких эксцессов. Я уверен, что Наукин согласится выступить при условии гарантии его безопасности.

Дотошкин слушал волнующегося академика и молча улыбался. Он сознавал, что до среды добраться к научному центру поляны его людям не удастся, и решил ничего не говорить академику о своих планах. Пусть учёные встретятся, пусть поговорят. Это только ослабит бдительность и позволит захватить поляну врасплох. А сказал он совсем другое:

– Да-да, уважаемый Сергей Сергеевич. Ничего не случится. Что ж я, совсем ничего не понимаю? Охрану учёного мы обеспечим, хотя ему она и не очень нужна, если рядом такой человек, как Зивелеос. Но от трибуны сдержать рвущихся к ней журналистов мы, конечно, поможем. Наука есть наука. Это великое дело, и мы обязаны ему способствовать.

– Спасибо, дорогой Сергей Сергеевич. Вы сказали то, что я и хотел от вас услышать. Надеюсь, вы тоже поприсутствуете на столь знаменательном событии?

– Естественно, Сергей Сергеевич. Не премину. Всего доброго.

Генерал отключился от линии, на которой был академик, и тут же связался с Оренбургом, где события буквально кипели и бурлили. Поздно ночью после возвращения Самолётова и Иволгиной с совещания Наукин выложил на своём сайте в Интернете подробный рассказ о знаменательном мероприятии со звуковой записью выступлений Зивелеоса и присутствовавших бизнесменов. С этой минуты число посещений сайта росло неимоверно быстро. Жители Оренбургской области, даже не имевшие у себя компьютеров и тем более Интернета, пробуждались ночью от телефонных звонков взбудораженных посетителей сети Интернет с сообщением сенсационной новости о предстоящей перестройке всей их жизни.

Уже утром следующего дня на площадь перед мэрией города вышли толпы демонстрантов с плакатами, на которых крупными буквами красовалась аббревиатура СССР с расшифровкой его нового значения – Страна Социальной Справедливости Работников и столь же крупно написанными словами: «Поддерживаем», «Давай народный контроль!» и даже появился до боли знакомый, но старый лозунг «Вся власть советам!».

В воскресенье число митингующих только возросло, и шествия превратились в праздничное гуляние. Люди пели песни, играли на гармошках, устраивали круг и в нём пожилые женщины плясали, размахивая над головами платками, как в старое доброе время, а мужчины, тряхнув стариной, шли вприсядку. То в одном месте, то в другом, словно герои-освободители, забираясь на любые возвышения, выступали вчерашние участники заседания, известного теперь каждому жителю под названием «Заседание с Зивелеосом». Они пытались объяснить народу, что дело не только в повышении заработной платы, но и в повышении производительности труда. Мэр города уже несколько раз выходил к микрофону на площади, говоря о том, что социальная справедливость в одночасье не делается, и тут нужны большие усилия от каждого, обещал трудоустроить всех безработных, но призвал при этом к пониманию, что не все будут занимать руководящие посты, так как для восстановления разваленных заводов и открытия новых предприятий нужны будут, прежде всего, рабочие руки и мастера разных специальностей. На стихийных сходках создавались различные комитеты, предлагались надёжные люди, коим доверял народ контролировать действия городских властей и работу банков. Труднее всего было найти честных, незапятнанных махинациями и грамотных бухгалтеров. С ними и раньше была проблема. Приходилось обращать внимание на преподавателей математики и специалистов вычислительной техники, поручая им процесс финансового контроля.