Полная версия
Зивелеос. Книга первая
Юноша откинул одеяло, поднялся и подошёл к окну. Всего пару часов назад он проснулся, увидел, что спал одетым, разделся, постелил, крепко заснул и вот подишь ты, разбудили сирены. Отодвинув тёмную портьеру, увидел в окно, как из машины милиции выходили сотрудники в форме и направлялись к подъезду дома, нет, не к одному, а, к нескольким подъездам, разбившись на пары. Значит, точно, кого-то ищут. Мелькнула мысль: «Неужели так быстро вышли на него?» Но тут же появилось возражение: «Не на него – это точно. Пошли ведь во все подъезды зачем-то. В чём же дело?» Однако нельзя было терять время. Если шла проверка всего дома, то нечего сомневаться – он где-то что-то упустил и его видели.
У него было три варианта: надеть костюм и скрыться через крышу тем же путём, что и пришёл сюда, во-вторых, мог в том же костюме вообще никого не бояться, а просто уйти, раскидав всех по дороге. Но в обоих случаях он практически раскрывал бы себя, а это не желательно было пока делать. Третий способ был – спрятать улики на случай обыска.
Накинув халат, включив попутно телевизор, дабы он создавал обстановку нормальной жизни, Николай вытащил из-под дивана небольшой рюкзак и стал укладывать в него, носясь от шкафа к комоду, шлем, перчатки, аппаратуру, ботинки, а поверх всего костюм. На сборы ушло пять минут. Николай жил на пятом этаже. Он прикинул, что, если милиция заходит в каждую квартиру на три минуты, а квартир в этом подъезде всего пять, на каждом этаже по одной (такой уж странный был этот дом), то гости будут у него в лучшем случае через восемь минут – остаток от двенадцати, а вероятнее всего не ранее чем через десять, если учесть проходы по лестнице. Можно ещё многое успеть.
Рюкзак по всему верхнему клапану быстро заклеивается широкой клейкой лентой скотч, затем укладывается в чёрный полиэтиленовый пакет для мусора, тоже заклеивается скотчем, делая упаковку совершенно непромокаемой, затем кладётся в ванную, и оба крана холодной и горячей воды открываются на полный напор. Сюда же ванну выплёскивается большая порция шампуня, который мгновенно превращается под сильной струёй воды в пушистую пену, скрывшую через три минуты чёрный мешок.
Когда в квартиру Николая позвонили, он сидел в ванной, поливая себя ручным душем. Услышав звонок, прикрыл воду, чтоб не шумела, и закричал:
–
Кто там? Входите! Не заперто!
Дверь открылась. Милиционеры вошли, окидывая беглым взглядом обстановку.
–
Я спрашиваю, кто там? – раздалось из ванной. – Женщин нет?
– Нет, мы только мужчины, – смеясь, ответил офицер средних лет с погонами капитана, а что?
–
Ничего, я просто купаюсь, не хочу выходить мокрым. Можете подождать пару минут, пока я закончу, если у вас ничего срочного?
–
А мы вас не будем долго отвлекать, успокаивающе сказал капитан. – Пару вопросов зададим, и купайтесь себе на здоровье.
С этими словами капитан заглянул в ванную и увидел молодого человека, вернее только его голову, так как вся остальная часть тела утопала в горах пены.
–
О, как вы любите нежиться, – восхитился милиционер.
–
Не могу отказать себе в удовольствии расслабиться в ванне, – согласился Николай, а то всё носишься как угорелый.
–
А вы кем работаете?
–
Журналист. Такая моя профессия. Тут, как у нас говорят, волка ноги кормят. Хочешь побольше интересного читателям – больше бегай.
–
Пока молод – это хорошо, – согласно кивнул капитан. – Если можно, не скажете, в какой газете вы работаете и где вы были сегодня ночью?
–
Чего ж не сказать? – философски ответил Николай. – Работал в редакции, готовя сегодняшнюю сенсацию о событии в казино. Вы её определённо читали, так как только наша «Московская невралька» рассказала о главном и поместила портрет интересующего вас человека. А что весь город опрашивают сегодня?
–
Может и весь, не знаю. Нам поручили спросить здесь. А вы, стало быть, как раз из этой газеты. Приятно познакомиться.
Над головой послышались звуки шагов по чердаку. Николай поднял голову.
–
Вы и крыши проверяете?
–
Не знаю, – уклончиво ответил капитан. – Мне поручили квартиры. А как ваша фамилия?
–
Самолётов.
–
Имя?
–
Николай Степанович.
–
Собственно, меня больше ничего не интересует. Вот только скажите на всякий случай, вы ничего не слышали ночью? Может, кто по крыше лазил? У вас оказывается хорошо слышно.
–
Нет, у меня не было слышно, потому что, как я вам уже сказал, ночью я работал в редакции, а это в другом районе города.
–
Ой, извините! Всё понял. Купайтесь, пожалуйста. Я только с вашего позволения свяжусь по рации с руководством, доложу, что всех обошёл.
–
Это уж ваши проблемы. Можете это делать и на ходу. Или подождите меня чуток, и я возьму у вас интервью для следующего номера газеты.
–
Вот уж нет, – испуганно возразил капитан. – За интервью мне голову намылят. Как-нибудь в следующий раз.
Но тут же, выйдя с напарником из квартиры, прямо на лестничной площадке капитан достал рацию и стал докладывать, сообщая, кто в какой квартире проживает, и что там делали ночью. Рассказав о последнем визите, собирался спускаться вниз, как из рации донеслось:
– Уточните ещё раз, этот Самолётов работает в «Московской невральке» или «вральке»?
– Он работает в «Московской невральке», делая упор на «не», повторил капитан. Та самая газета, в которой портрет поместили.
– Понятно. Тогда постойте на месте, не уходите от квартиры. Я созвонюсь с руководством.
Через несколько минут рация включилась и из неё послышалось:
–
Двадцать второй, где вы находитесь?
–
Я двадцать второй. Стою на лестничной площадке пятого этажа.
–
Оставайтесь там. Объект на месте?
–
Да, моется в ванной.
–
Хорошо. Буду через пять минут. Никого и ничего.
–
Понял. Слушаюсь.
Николай стоял за дверью и слушал. Волнение охватило тело. Начал быстро рассуждать. Через пять минут опять придут. Зачем? Что им известно? Перепрятывать вещи нет времени, да и вряд ли можно было найти что-то лучше? Но вдруг его заберут? Опять же почему и зачем? Они не могут ничего знать. Сейчас важно сделать одно.
Он подошёл к телефону и набрал номер.
– Маша! Это я. Слушай очень внимательно. Тут какой-то юмор. Ко мне приходили только что в связи с историей. Не знаю, чего они хотят, но ведь это наша газета дала портрет. Их может обеспокоить. Если через пол часа я не позвоню, то забери, пожалуйста, мои материалы для газеты. Поняла?
–
Да, а я найду?
–
Пойми меня правильно, я сейчас в ванной, говорить некогда, купаюсь и весь в пене.
–
Всё поняла, иди.
Когда майор Скориков вместе с капитаном и его напарником лейтенантом входили в квартиру Самолётова, Николай как и прежде лежал в ванне, а пены стало в ней ещё больше. Голова парня вся была в мыле.
Подняв голову на вошедших теперь без звонка, он сделал удивлённое лицо:
–
Что-нибудь ещё случилось? А, и капитан снова здесь! Решили
всё-таки дать интервью? Это приятно. Сейчас я закончу.
–
Да уж, пожалуйста, заканчивайте и поскорее. Мы хотим пригласить вас для беседы в управление. Там и ваше руководство уже сидит в ожидании. Так что вытирайтесь, а мы с вашего позволения оглянем квартирку вашу.
–
Хотите сказать, произведёте обыск, что ли?
–
Да нет, какой обыск? Зачем? У нас и ордера нет. Просто интересно, как живут холостые журналисты.
–
Вы знаете, что я холостой?
–
Служба такая. Должен знать.
–
Да вы смотрите, что хотите. У меня ничего кроме черновиков опубликованных статей и книг нет. Ничего запрещённого, тем более, что сейчас у нас ничего не запрещают.
Через десять минут все выходили из дома, а Маша…
Девушка в джинсах и с красной сумочкой
Маша положила трубку мобильного телефона на стол, задумчиво покусывая кончик указательного пальца. От этой дурной привычки она никак не могла отвыкнуть, тем более в трудные моменты жизни. А сейчас момент был не простой.
Николай просил подождать пол часа. Но что произойдёт за это время? И что потом? К нему приходили, но ушли, раз смог позвонить. Однако он торопился и говорил эзоповским языком. Имел в виду, что надо забрать костюм, но назвал его материалами для газеты – это ясно. Он чего-то боялся. Чего? Не того, кто стоял рядом? Нет, не стал бы звонить вообще, и не говорил бы о ванне. Скорее всего, боялся, что кто-то может прослушивать телефон. Да, точно. И очень спешил. Говорил коротко, выстреливая слова пулями. Кого-то ждал, кто может войти неожиданно? Именно так. Неужели его могут арестовать?
Маша качнула головой, сбрасывая с плеч косички. Тогда зачем ждать пол часа? Тут Николай не прав. Если за ним пришли, надо в этом убедиться и принимать меры.
«Так, – сказала она себе, – решение принято: машина стоит у дома, надо ехать». Теперь только действия: точные, быстрые, уверенные. Из шкафа достаются и надеваются джинсы. На плечо набрасывается ремешок красной сумочки, в который кладётся мобильник. Ноги вставляются в лёгкие красные босоножки. Ещё несколько мгновений и белый жигулёнок, буркнул что-то, завёлся и помчался по летней улице большого города Москвы.
Машина машина (в первом слове ударение на первый слог, а во втором на второй. Объясняю для особенно въедливых) подъезжала к дому Николая именно в тот момент, когда в сопровождении милиционеров её товарищ выходил из подъезда. Это была удача. Она собиралась, коротко надавить на сигнал, если бы он сам не заметил её спокойного проезда мимо автомобиля милиции и не встретился с понимающим взглядом девушки.
Разумеется, Маша не остановила свою машину, а спокойно проследовала до конца квартала и завернула за угол, но и там не стала, а доехав до следующего поворота, снова свернула направо, и только тогда нажала на педаль тормоза и выключила мотор. Выйдя на тротуар, тут же вернулась к перекрёстку и успела услышать, так называемый, спецсигнал милицейского транспорта и увидеть удаляющуюся по параллельной улице голубую мигалку.
Повернувшись к своей машине, Маша достала из кармана маленький пульт дистанционного замка, нажала на кнопку, заставив автомобиль радостно взвыть в подтверждение того, что теперь его никто не откроет, и отправилась через проходные дворы к дому Николая. На плече девушки висела красная сумочка, косички на голове давно были расплетены, и теперь длинные ниже плеч волосы сияли золотом в лучах опускающегося к горизонту солнца. По-летнему медленно приближался вечер.
Маша не возражала, чтобы её видели именно с яркой сумочкой и распущенными ниже плеч волосами. Так она вошла в дом. А через некоторое время оттуда вышла, но в спортивном костюме, серой спортивной шапочке, спрятавшей напрочь волосы, в кедах и с рюкзаком на спине и без красной сумочки, так что иной человек, видевший её пятнадцатью минутами раньше, вряд ли бы признал в ней ту самую девушку в джинсах и с красной сумочкой, а вероятнее всего принял бы её теперь за парня, отправившегося либо в поход, либо на загородную дачу. Такова была идея изобретательной во всех отношениях Маши. Ещё через пятнадцать минут она уже была у себя дома. Через десять минут снова выехала, одетая в джинсы, с распущенными ниже плеч волосами и с красной сумочкой, свисавшей с плеча.
Мыльный пузырь быстро лопается
Больше всего Николая удивило при входе в кабинет генерала ФСБ то, что он увидел за столом начальника лидера своей партии Горюшкина. Ему ещё не доводилось встречаться с ним лично. А то, что в кабинете находились его главный редактор и ответственный секретарь казалось вполне естественным. Удивили и доллары, лежавшие на столе. Но внимание его лишь коснулось этого факта. Основное было обращено на генерала.
Больше всего удивило генерала Казёнкина то, что у вошедшего журналиста Самолётова голова была явно мокрой. Дорога до Лубянки была не долгой, и волосы не успели просохнуть. Он не удержался от вопроса:
– Вы что же, господин хороший, в озеро ныряли? Может, там деньги украденные искали? Отчего вы такой мокрый?
– Во-первых, здравствуйте, и прошу прощения, – сказал Николай, низко кланяясь. – Понимаю, товарищ генерал, что вам не до вежливости. А голова моя мокрая не от слёз, конечно, по ненайденным вами деньгам, а оттого, что ваши сотрудники уговорили меня ехать к вам прямо из ванной. Хорошо, что одеться дали возможность.
Казёнкин начал багроветь от негодования. Но тут Горюшкин поднялся со своего места и с широкой улыбкой на лице направился к Самолётову, протягивая ему руку и говоря:
– А я так с удовольствием поприветствую нашего молодого журналиста, с которым не был знаком, но публикации читал. Весьма неплохие, должен сказать. Надеюсь, вырастите когда-нибудь и в главного, когда мы с Семёном Ивановичем пойдём на пенсию. А генерала понять можно: у него сейчас положение не из приятных.
Дружески пожав руку Самолётову, Горюшкин стал прощаться с генералом:
– А я должен вас покинуть. И так задержался. Государственные дела, как известно, не терпят отлагательства. Дума, наверное, кипит по поводу ночного инцидента. Надеюсь, вы скоро разберётесь и сообщите о своих успехах. Моя задача была принять участие в передаче подброшенных денег, а остальное вы уж сами как-нибудь.
Одарив рукопожатием каждого, включая лейтенанта, с работающим диктофоном в руке, Горюшкин вышел из кабинета.
Генерала Казёнкина охватило ощущение некоей пустоты в желудке от сознания того, что один из тех, кого он собирался сегодня же триумфально арестовать, как-то неожиданно уплывает из его рук. Это точно, как было у него на одной из рыбалок, когда сорвавшуюся с блесны уже на берегу щуку он сам, героически упав на песок, схватил голыми руками за скользкое туловище, но почувствовал, что рыба вырывается и вот-вот очутится снова в воде. Тогда-то и появился внезапно холодок в желудке, подсказав, что нужно делать. Он рванулся ртом к щуке, надеясь ухватить проклятую зубами, но получил шлепок хвостом по губам и тут же оказался без добычи, сделавшей-таки спасительный для неё прыжок в воду. Несчастный рыбак кинулся, конечно, за нею в реку, но не столь быстро и ловко, как рыба. Да что там говорить, а кому удавалось в жизни поймать щуку в реке голыми руками?
Вот и теперь холодок пробежал по внутренним органам генерала, но он ничего не мог сделать, памятуя, что и живую щуку зубами не ухватишь, не то что депутата, наделёнными полномочиями и не обвинённого пока в криминале. Так что он почти ласково улыбнулся Горюшкину и сказал только на прощание многообещающую фразу «До скорой встречи!», которую партийный лидер спокойно пропустил мимо ушей.
Что же касается Самолётова, то его озадачили последние слова, сказанные партийным лидером относительно сдачи подброшенных денег. Значит, на столе лежали именно те доллары, которые он сам принёс в редакцию и положил в конверте на полку почтовой этажерки? Те самые доллары, которыми он хотел помочь своей газете и которые он именно экспроприировал у тех, кто обворовывал людей? «Странно, почему они здесь?» – думал Николай.
Словно отвечая на его вопрос, генерал Казёнкин сказал:
– Ну-с так, молодой человек. Вы видите на столе деньги, лежавшие пару часов назад в вашей редакции. Пожалуйста, присаживайтесь, и давайте поговорим немного сначала о них, а потом и о вас. Как вы понимаете, украденные деньги счастья не приносят, потому их принесли, куда положено. Хотя не известно, сколько было денег на самом деле в конверте.
– То есть как не известно, – возмутился Никольский. – Перед вами же находится акт, в котором чёрным по белому проставлена сумма.
– Да, это так, – согласился генерал, кивая несколько раз головой, но с выражением явного сомнения на лице, – однако по имеющимся уже у меня данным опроса ограбленных в казино, у потерпевших изъято было около шестьсот пятьдесят тысяч долларов (генерал не знал правил склонения числительных, а потому не мог сказать «около шестисот пятидесяти тысяч», но на должности назначались лица не по принципу знания русской грамматики, а по принципу лояльности вышестоящему руководству) и почти столько же российских рублей. Вы понимаете, что посетители казино состоятельные люди и могли себе позволить.
Никольский не мог полностью согласиться с рассуждениями генерала, и он рассерженно возразил:
– Они-то могут себе позволить тратить чужие деньги, но мы не можем позволить себе писать акт об одном, а иметь совсем другое. В документе указано сто тысяч долларов, ровно столько, сколько принесли в конверте и сколько мы вам вернули. Заметьте, что мы вообще могли этого не делать.
– Да, разумееться (генерал произносил это слово именно с мягким знаком после «т», полагая, что так должно произноситься это слово) вы могли, но тогда бы мы обвинили вас в соучастии и пришлось бы отвечать по закону, – рассмеялся он. – Думаю, вы правильно поняли и вернули деньги своевременно. Но сейчас не об этом. Вы, гражданин Самолётов, тоже участвовали в пересчёте долларов?
– Нет, гражданин генерал, – в тон ему ответил Николай. – Я деньги не считал.
– Значить, отпечатков ваших пальцев на них нет?
– Разумееться, гражданин генерал, – сказал Николай, произнося слово «разумеется», как и Казёнкин, с мягким знаком.
– Вы что меня передразнивать сюда пришли?! – взревел Казёнкин.
– Хочу заметить, я не пришёл, а меня доставили сюда ваши люди.
– Ну и правильно сделали. Вы ещё зелены, что бы так разговаривать со мной. Вот засажу вас, тогда будете упражняться, сколько хотите. А пока прошу отвечать на вопросы. Где вы были сегодня ночью? Как я понял из рассказа вашего коллеги, он вас застал дома как раз после случившегося в казино, а до этого он звонил, и вас дома не было. Что вы делали? Кто вас видел? Кто подтвердит?
– Вы так на меня кричите, – заметил спокойно Николай, – словно только что схватили меня за руку с кошельком из вашего кармана. Между тем я ни у кого ничего не брал. Тысячи людей не ночевали сегодня у себя дома по разным причинам. Вы же не станете каждого спрашивать, не пришлось ли им грабить казино? Я ведь, как журналист, могу и вас спросить, где вы были сегодня ночью.
– Ну, уж нет, – ответил генерал неожиданно мягким голосом, – не такие мы глупые, как вы, наверное, думаете. Мы не арестовываем первых попавшихся на улице от нечего делать. Всё дело в том, что грабителя этого видели не только потерпевшие в казино сегодня ночью, но и рядом с вашим домом и тоже сегодня ночью. Вот что интересно. Посмотрим, что будут говорить свидетели.
Генерал нажал кнопку на пульте.
– Свидетель, что был на улице, доставлен?
– Да, – донеслось с пульта.
Генерал хотел сказать «введите», но вовремя спохватился и, не отрывая взгляда от Самолётова, сказал:
– Пусть войдёт.
А Николаю больше чем другим присутствовавшим в кабинете было интересно узнать, какого свидетеля приготовил генерал. Понял только из сказанного, что его видели на улице, но как?
В раскрывшуюся дверь робко вошёл невысокого роста мужчина в потрёпанной одежде и с таким же, казалось, потрёпанным морщинистым лицом. За несколько минут до вызова в кабинет его с трудом приводили в порядок сотрудники, попросив умыться и хоть немного пригладить растрёпанные волосы.
Генерал мрачно посмотрел на вошедшего и сказал:
– Вы не бойтесь. Мы вас долго не задержим. Посмотрите, есть ли среди нас кто-нибудь, кого вы встречали раньше.
Мужчина поднял брови в изумлении:
– Так я многих кого встречал на улице, разве всех упомнишь?
– Нет, вы меня не поняли, – нетерпеливо остановил его Казёнкин. – Я спрашиваю о сегодняшней ночи. – Кто-нибудь из присутствующих может напоминать вам человека, которого вы видели ночью?
– А-а, это я вроде как опознать должен, что ли?
– Пусть будет так, если вам нравится.
– Нет, мне это совсем не нравится.
– Что вам не нравится? – Генерал опять начал нервничать.
– Не нравится, что нужно опознать кого-то, если такого нет.
– Какого, такого? Вы представляете, какой он был?
– Представляю, конечно. Такой, как в газете. Он был высокий, большой такой, с усами. А тут у вас все без них и маленькие какие-то. Он, товарищ начальник, вроде вас был.
– Ха-ха-ха-ха, – расхохотался вдруг Николай. – Товарищ генерал, может, это всё-таки вы были? Что вы делали сегодня ночью?
– Прекратите!!! – заорал Казёнкин. – Мы с вами не в бирюльки пришли играть! Свидетель, говорите! А других попрошу молчать.
Мужчина у дверей совершенно растерялся от грозного голоса хозяина кабинета и начал говорить совершенно несусветное:
– Дак вы скажите, что говорить и я скажу, а чего кричать-то? Что надо, то и скажу. Я ведь не возражаю. На кого указать, укажу. Мне бы на кружечку пива и я любого готов…
Казёнкин заскрипел зубами и едва сдержался, чтобы не выгнать вон этого очевидного пьяницу, но дело надо было доводить до конца.
–
Расскажите всё то, что рассказывали нам возле дома на улице.
–
Дак вы же знаете.
–
Повторите снова. Другие люди не знают.
–
А-а, ну ладно, – и он стал повторять рассказ о полёте человека.
Когда он замолчал, Никольский не выдержал и спросил свидетеля:
–
А высоко ли взлетел этот странный человек, которого вы видели?
– Дак уж конечно. Может, прямо в небо. Я-то дальше не видел. Закрыл глаза, а когда открыл, его уж и не было.
– Послушайте, – спросил Пригоров, сидевший по-прежнему у двери, – может быть, вообще ничего не было? Вы ведь хорошо выпили вчера и крепко спали. Не сон ли это был?
– Я тоже так думал, но когда увидел фото в газете, то сразу вспомнил, как всё было.
– Товарищ генерал, – снова включился в разговор Никольский, – мне думается, мы теряем здесь время. Неужели вы можете верить фантазиям этого человека, который своими россказнями вызывает не столько смех, сколько сожаление?
– Так, можете идти, – сказал он и, поманив пальцем сопровождавшего мужчину майора, негромко стал давать ему указания: – Покормите его и запишите все данные. Возможно, он нам ещё понадобится. А сейчас впустите бармена и крупье.
– Товарищ генерал, – ответил майор, – бармена мы арестовали. Наш сотрудник выяснил, что как раз бармен украл у актрисы кольцо с бриллиантом.
– Как это обнаружилось?
– Довольно легко. Мой сотрудник в штатской одежде подошёл к бармену и сказал, что мог бы купить кольцо с бриллиантом подешёвке за пять тысяч долларов, если бы нашёл его обладателя, так как продать дороже такую вещь нельзя будет. Бармен клюнул, сказав, что поищет вора. Остальное было делом техники и пришлось ему сознаться. Так что он в камере.
–
Ладно, давайте сюда пока крупье.
Вошедший, среднего возраста и довольно крупного телосложения мужчина опытным взглядом осмотрел комнату. Быстро бегающие из стороны в сторону глаза ни на ком по долгу не останавливались, но заметили все необходимые для оценки детали. Не упустили они и подошедшего к мужчине лейтенанта с диктофоном в руке. Поэтому, как только генерал спросил его о том, видит ли он кого-нибудь в помещении, кто бы напоминал ему по каким-нибудь признакам ночного грабителя, то в ответ прозвучало:
– А мой ответ обязательно нужно записывать? Это что официальный допрос?
Генерал того, чтобы снова рассвирепеть, что случалось сегодня не раз, тяжело вздохнул и вялым неторопливым голосом заученного урока стал объяснять:
– Никакой не допрос это. Мы пытаемся как можно скорее поймать грабителя. Уголовное дело уже заведено. Прокуратура занимается. Нам же важно действовать по горячим следам, поэтому спрашиваем пока что на добровольных началах, а запись ведём для облегчения, а не для протокола. Я спрашиваю ещё раз, похож ли кто-нибудь из присутствующих по любым признакам на грабителя?
– Как можно, товарищ генерал? Тут же все интеллигентные люди. Кто же из вас будет грабить?
– Я вас не об этом спрашиваю! – опять не сдержался Казёнкин, перейдя на повышенный тон. И снова сник, продолжая: – Кто хоть чем-нибудь напоминает вам грабителя внешне? Я не говорю, что грабитель сидит сейчас здесь.