Поверженная наука любви

Эдди Крок

Поверженная наука любви

Поверженная Наука Любви

Вращая Колесо любви,

Божественную искру высекая…

(прочитавших сей труд поэтов прошу продолжить эпиграф).

Я армянин. Судьба моя – быть рабом великой Кларии. На войне я был пленён персами и попал в рабство.

Оргия в саду Даная

Десять лет назад главный евнух Хуром отбирал для сада великого перса Даная мальчиков с зибби от девяти асб. Он заплатил за меня с братом Азатом мешок серебра.

В хирале, самом большом доме дивного сада, содержали много красивых девушек, но нам с Азатом сказали, что прикосновение к ним карается смертью. Наше дело – тяжёлая работа и еврейская забава. К Данаю втайне приезжали старые, богатые евреи с больной промежностью. Мы с Азатом прочищали от застоя их чресла своими зибби, беря на себя грех мужеложества. Нас, таких мальчиков, было около тридцати.

Девушки в гареме были очень горячи и развратны. Они пытались хватать наши зибби и всячески провоцировали нас с Азатом. Я был твёрд, но Азат не выдержал…

Хуром часто принимал гостей. Среди прочих забав он обыгрывал и такую. Гость переодевался и играл глухонемого евнуха гарема. Будучи неграмотными, такие евнухи были неспособны о чём-либо свидетельствовать. Они могли ходить по любым комнатам и прибираться, не обращая ни на что внимания. Никто не стеснялся, принимая их почти за животных. Переодевшийся в такого евнуха гость наблюдал интересные сцены, которые сочинял Хуром, манипулируя голодными до страстей рабами и рабынями. В этот раз жертвой Эроса пал мой брат Азат. Подстригая в саду дикий виноград, он засмотрелся на дев около маленького водопада. Было жарко, они распустили волосы и обнажили дивные перси, задрав туники до интересных мест. Они брызгались водой и громко смеялись, и их смех был дивным и манящим, как перезвон колокольцев. Брат забыл всё, уронил ножницы и чуть не упал с деревянной лестницы. Их было восемь, и в мокрой одежде каждая была подобна Афродите, вышедшей из морских глубин. Азат и сам не понял, как ноги привели его так близко, что был обнаружен прелестницами. Устроив ему непродолжительные догонялки под мириады брызг, девы взяли над ним власть. Он не успел опомниться, как уже оказался гол. Азат стоял со своим огромным зибби напротив истекающих слюной и нектарами Эроса дев. Они смеялись и с жадностью смотрели на мужское орудие. Рядом постригал кусты раб с оранжевой опознавательной повязкой глухонемого евнуха и с интересом наблюдал за происходящим. Никто был не в силах обратить на него внимание. Через несколько мгновений каждая из восьми служительниц Эроса нашла свою роль в садовой оргии. Высокая белокурая Таисия стояла и ловила ртом его язык. Мужские руки без стеснения распоряжались её большими грудями со спелыми ягодами сосков. Снизу Пессея жадно и глубоко забирала в рот его достоинство, а Маниша пристроилась рядом, чтобы язычком ласкать яички. Галатея, сидя на корточках, сзади вылизывала его срамное отверстие. Тут же была и Виолетта, которая осыпала шею Азата поцелуями, массируя и раздвигая для Галатеи его ягодицы. А Юлия, Фиола и Авелия разыгрывали перед ним женский театр ласки, демонстрируя свои соблазнительные дырочки. Каждая стремилась завладеть его вниманием и не стеснялась этого. Его зибби напрягся, отвердел до предела и вылил в рот Пессее столько нектара, что она чуть не подавилась и резко отстранилась. Другие девушки заняли её место, лаская плоть Азата язычками, жадно заглатывая то, что осталось после подруги.

Но Азат был Азатом, а не Салимом. Он быстро пришёл в себя, зашёл со спины Таисии, не отрывая рук от её грудей и стал наклонять в любимую позу, отстраняя снизу дев и освобождая желанный для всех зибби. Таисия билась и стонала под неистовым натиском длинного армянского штыря, подмахивая под его ритм и натягивая руками свои сочные ягодицы, чтоб ни один асб не оказался лишним в её глубокой пещере.

Девы тоже нашли, чем заняться. Женские игры островитянок Лесби здесь поощрялись. Девушки приобретали чувственность и освобождались от стеснения, учились доставлять удовольствие партнёру независимо от его пола. Пассивное мужеложество, напротив, юношей портит, делая их женоподобными. Поэтому Харом берёг нас от такого опыта, а женщин в этом плане не контролировал.

Азат с рычанием овладевал Таисией сзади. Её перси ходили волнами. Яички шлёпали по нижним губам в такт движениям двух тел. Хитрая юная Маниша пристроилась снизу и с интересом наблюдала, лаская чувствительный бугорок подруги. Таисия полностью отдалась Эросу, а девы сидели на траве, раздвинув ноги, и теребили пальчиками свои розы, ожидая своей очереди на свидание к любимому богу.

Азат впервые попал в такую ситуацию и не мог себя контролировать. Обозревая перед собой манящие и жаждущие «цветы», он отстранился от Таисии и взял Пессею. Вокруг её розы были искусно выщипаны волосики, кроме тоненькой кучерявой полоски. Это невероятно возбуждало Азата. Не церемонясь, он глубоко вонзил свой кинжал размером девять с половиной асб в её истомлённую пещеру. Заиграли груди и зашлёпали яички. Пессея уже не стонала, а кричала от возбуждения. Ловкий любовник её не жалел и засаживал на полную глубину до самых недр. Вскоре закричал уже Азат, и сразу семь бесстыжих прелестниц оказались внизу и жадно ловили ртом драгоценные капли страсти. Пессея глубоко дыша, лежала с закрытыми глазами. Стоило Азату ещё раз взглянуть на змейку её волос, как вылизанный зибби опять набрал мощь под всеобщее одобрение. Неутомимого героя обвила многорукая гидра, не дав ему опомниться. Ситуация была бы опасной, не примени он мужскую власть. Выполняя приказ своего мужчины, девы скинули остатки мокрой одежды и расположились вокруг него на корточках в ждущих позах, полностью доверяя ему свои дырочки. Здесь Азат уже взял контроль и, кроме самых острых коротких моментов разряда, головы не терял, уже в осознании проходя через эту прелестную восточную сказку. Он попробовал все розы и ощутил прелесть каждой. При этом в лонах Юлии и Виолетты он оставил своё семя, подтвердив их красоту и женское очарование. Некоторое время пришлось повозиться с Манишей. Её юная, ещё не обхоженная норка долго сопротивлялась напору зибби. Пару раз она слегка приоткрылась, но не смогла впустить большого гостя. Пришлось постараться подругам. Азат ждал, пока она размякнет под ласками девушек и даст сок, чтобы впустить змея и помочь ей познать себя женщиной. В это время Фиола играла губами и языком на его орудии. И вот Маниша застонала и потекла. Подруги раздвинули ей ноги и жадный змей освоил новую пещеру, получив капельки крови в подарок, растворив их в своей вязкой жидкости…

Каждой досталось по заслугам. Розы освежились и наполнились жизнью. Но Азату было мало. Славная змейка Пессеи вновь и вновь подливала масла в огонь. Не ведая, что будет дальше, славный армянин знал, что сегодня все они принадлежали ему, и по старой патриархальной традиции не мог их отпустить, пока не станет хозяином каждого их входа. Он снова поставил их в любимую позу. Его могучий орган не всегда свободно входила в задний проход очередной «пленницы» Эроса. Но Азат был настойчив, и каждая получила то, что он хотел. Особенно это понравилось Авелии и Галатее. А для Маниши пришлось воспользоваться оливковым маслом…

Очень довольным остался и переодетый в глухонемого евнуха клиент от великого Даная. В процессе просмотра эротической драмы переодетый скромник многократно пачкал свою театральную одежду… а Хуром в этот день получил много серебра…

С тех пор я не видел Азата. Один раб втайне сказал, что пять из восьми наложниц стали от него тяжёлыми, а его отправили на войну.

Через год Хуром освободил меня и ещё четырёх мальчиков от грязных работ и назначил смотрителями, наравне с евнухами. Евнухи – презренные ленивые существа, способные только жрать, хвастаться, доносить и предавать. Я знал, что неосторожный пылкий взгляд на красавиц будет перехвачен и против меня составят донос. Поэтому я не позволял себе лишнего, вспоминая Азата, и каждую ночь разряжал неуёмную страсть на своём одиночном ложе, не стесняясь товарищей. Это здесь одобрялось. Мой друг Ваник, не евнух, придумывал небылицы про красавиц с тонким станом, и про то, как ими овладевали герои. Самое главное – он умел описывать в сладострастных подробностях, а мальчики теребили свои зибби. Заканчивались эти сказки стонами, выдохами и испачканным бельём… Кстати, историю про оргию Азата придумал Ваник, не имея возможности её видеть.

Позднее Хуром устал от ложных доносов тупых кастрированных боровов, а я заслужил его доверие.

В один зимний день меня и Ваника продали еврею Мусе, и мы переехали в Багдад.

Овидий и римская баня. Оргия-мистерия

Мы ждали, что наши зибби будут опять использовать для мужеложества в лечебных целях, но в первые дни нас не трогали. Держали в богатом дворце и хорошо кормили. В субботу к нам пришёл сам Муса. Он не стал говорить присказками, как это любят делать персы, а выложил прямо, что мы должны стать искушёнными женскими угодниками в любви и страсти, чему нас предстояло обучить. Таких мастеров немного, сказал он, и добавил, что быть на содержании у римских патрициев – настоящий рай для раба, которому даже сам гражданин Рима позавидует.

Нас отправили в Афродисиас учиться искусству любви. Наверное, Муса хотел нас очень дорого продать.

В школе нас учили латыни, философии, поэзии и искусству мистерий. В быту прививали умеренность и эстетику. По субботам были бани, общение с римлянками, которые могли себе позволить провести со мной ночь любви. Не каждая оставалась со мной. Ванику везло с этим больше – у него лучше подвешен язык. А как учила нас весталка Авила, уши женщины – ворота в её лоно.

Авила была частой гостьей. В тайных мыслях мы все хотели овладеть этой великой женщиной. Ваник сочинял ночью об этом истории. Она знала всё и видела любого человека насквозь. Греческая богиня, высеченная из белого мрамора. Лёгкая, простая одежда в полной гармонии с частями её тела подчёркивала их совершенство. При общении она расцветала, как утренняя лилия, а одно лишь движение бровей приводило мужчин в трепет. Богиня! Она могла спокойно рассуждать о мужских зибби, совокуплениях и женских слабостях, будучи при этом девственницей, жрицей храма Афродиты-Венеры. Не знаю, как другие ученики, но я бы заплатил самое дорогое, что у меня есть, и даже жизнь не задумываясь отдал бы за ночь с ней.

Ваник тоже об этом мечтал и придумывал всё более смелые ночные сказки с этой красавицей. Он вышел из древнего армянского рода Семиридов. Плотен и волосат. Все помыслы у него были про оргии и совокупления. Последняя сказка про Азата – тому пример. Каждую женщину с первого взгляда он представлял голой в позе буквы Z. При этом был умён и осторожен, потому и избежал участи Азата. Сказки Ваника обладали всеми чертами автора. Там было мало романтики и много блуда. Мне же больше по нраву романтика, чем животная страсть. Однажды я увлёкся римлянкой.

После принятия ванн в римской бане две богатые римлянки захотели общения с мужчинами. Мы с Ваником были доставлены туда и предстали перед ними в коротких белых хитонах. Мне понравилась холодная и властная Топурия, а Ванику – женственная и игривая Офелия (что не мешало ему пялиться и на Топурию). После непродолжительного общения про погоду и рынки Рима Ваник потащил смеющуюся Офелию к бассейну.

Мою же собеседницу интересовала поэзия. У неё с собой даже были свитки с творчеством Овидия, и она просила меня читать.

– Почему ты улыбаешься, Топурия?

– У тебя смешная речь. Откуда ты, раб Арам?

– Я армянин, сын великого Армида. Нас завоевали персы и продали в рабство евреям.

– Значит, ты не раб. Раб – это презренное состояние души. Почитай мне ещё «Науку любви».

Прочь от этих стихов, целомудренно-узкие ленты.

Прочь, расшитый подол, спущенный ниже колен!

О безопасной любви я пишу, о дозволенном блуде,

Нет за мною вины и преступления нет.

Мы говорили о поэзии Овидия и о любви между мужчинами и женщинами, а со стороны бассейна доносились смех, крики и плескания расшалившейся парочки. Моя новая знакомая оказалась весьма наблюдательной. Женский взгляд не мешал ей понимать мужчин. Я слушал её и осознавал, что увлекаюсь этой рассудительной и интересной девушкой, которая была ещё и удивительно красива. Туника не могла скрыть прелестей её белоснежного тела, нетронутого солнцем. Такие белокурые красавицы с глазами северного моря и с аристократическим греческим профилем были редки среди загорелых, черноволосых римлянок.

Незачем плавать тебе в самую дальнюю даль,

Хоть и Персею пришлось жену добывать у индусов,

И от Лаконской земли в Трою Елена плыла.

Столько в столице девиц, и такие в столице девицы,

Что уж не целый ли мир в Риме сошелся одном?

Но тут наша поэзия прервалась. Весь мокрый и счастливый Ваник притащил на руках голую Офелию. Держась за его бычью шею, она томно смотрела на новоявленного любовника.

– Дева Топурия не желает принять ванну?

Моя подруга посмотрела на меня и улыбнулась.

– Кажется, что вам и без нас хорошо.

– Нам хорошо, но с вами будет лучше.

Ваник был Ваником, мохнатым шмелём, опылителем роз. Он и не скрывал этого. Полагая, что Топурия свысока смотрит на примитивного, приземлённого армянина, мне казалось, что за очередной шалостью моего друга последует властный голос богини Селены: «Раб, знай своё место». Но она улыбалась, щёки её румянились, а после очередной шутки Ваника даже рассмеялась. Как она была хороша! Луна-Солнце.

Ваник утащил Офелию в укромное место, напоследок подмигивая Топурии, а мы продолжили беседу.

– Ты не такой, как твой друг. Стесняешься женщин и уходишь в философию, глядя свысока на простые человеческие радости.

– Нет, моя госпожа. Я робок только с тобой, ибо, воздавая почести твоему уму и божественной красоте, не смею к ней прикасаться своими волосатыми похотливыми руками.

– А твой друг ещё как смеет.

Её глаза зажглись, я почувствовал напор. И это уже была не Селена. На одном лице нашли отражение и взор побеждающей Афины и женский интерес страстной Афродиты.

На другом конце зала раздавались эмоциональные, свойственные страстному совокуплению междометия Офелии. Ваник – мастер игры на богами созданном музыкальном инструменте – женском теле. Он осваивал вторую розу. По идеям этого забавника выходило, что у женщины есть три розы – это естественные её отверстия: одно верхнее (уста), и два нижних. Вторая – та, что спереди, и третья сзади. Он утверждал, что каждый герой только тогда полностью овладеет женщиной, когда соберёт все три её розы. Освоение первой розы всегда идёт молча. Это настройка, подготовка к музыкальной игре. Завоевание второй – это уже музыка. Она должна неистово звучать, а рука музыканта должна быть крепка, чтобы натягивать струны. И завладение третьей – это дар музыканту от покорённой им арфы, что для девы знаменует полное приятие его власти.

Первобытная женская песнь Офелии закончилась, но звуки от возни тел продолжились. Ваник окучивал третью розу, и делал это успешно, потому, как дивная арфа Офелии опять начала звучать.

Я понял, что наша римская поэзия должна перейти на другой уровень. Поднявшись, я протянул руку. Топурия приняла мою опору и встала. Я резко сорвал с её дивных плеч тунику, обрывая и роняя россыпью на мраморный пол многочисленные дорогие заколки, пуговицы с геммами и золотые зажимы. Затем я освободил её дивные волосы. Жемчуг запрыгал и покатился по полу, но она не повела даже бровью. Я скинул свой скромный хитон. Удав в десять асб гипнотизировал свою жертву и, покачиваясь, приводил её в страстный трепет и стыд…

Не смотря на права свободной гражданки Рима, она, в отличии от Офелии, совсем не была искушена навыками любовных утех. Раньше женщины, завидев моё достоинство, сразу брали инициативу в свои руки и рот. Но сейчас моя Селена-Афина-Афродита с трудом отводила взор от моего члена, заливалась красками и не знала, что делать. Я застелил мраморное ложе своим хитоном. Зажмуренные глаза и приоткрытый рот были для меня лёгкой загадкой.

Есть такие места, где приятны касания женам;

Ты, ощутив их, ласкай: стыд – не помеха в любви.

Сам поглядишь, как глаза осветятся трепетным блеском,

Словно в прозрачной воде зыблется солнечный свет,

Нежный послышится стон, сладострастный послышится ропот,

Милые жалобы жен, лепет любезных забав!

Я впился в податливые губы и настойчиво стал ловить её язык. Время поплыло. Мой кинжал нашёл свой новые ножны и проверял их на прочность в разных позах, встречая лишь ритуальное сопротивление. Не снятые с бёдр и талии золотые цепочки звенели, потихоньку растеривая бриллиантовые геммы…

Любо мне слышать слова, звучащие радостью ласки,

Слышать, как стонет она: «Ах, подожди, подожди!»

Любо смотреть в отдающийся взор, ловить, как подруга,

Изнемогая, томясь, шепчет: «Не трогай меня!»…

Ночью мне Ваник рассказал, какова была дива Офелия в любви. Как она глубоко заглатывает, распоряжается зибби и без стеснения направляет его куда нужно, умело подмахивая при этом низом живота. Топурия же отдавала свои дары только под моим напором. И это мне нравилось больше, чем активность предприимчивой Офелии. Ваник поинтересовался, сколькими розами своей новой любовницы я овладел, и, узнав, что одной, подверг меня критике и дал пошлые (но для него нормальные) советы.

– Топурия ещё не готова к этому, дружище.

– Арам, ты глуп. Женщин надо драть много раз за день во все дырки, и они будут от этого крепки женским здоровьем и красотой. И если у женщины, хоть в малости, это не так, то виноват в этом её самец. Эти подруги наверняка нас ещё позовут. Давай поменяемся, и с Офелией ты почувствуешь себя настоящим мужчиной.

Я отвернулся, уходя в мечты. А Ваник занялся рукоблудством под скрип грубо сколоченной кровати. Четырёх сегодняшних изливаний, посвящённых Офелии, ему оказалось недостаточно.

– Ты раб. И не можешь быть по-настоящему мужчиной. Потому, что в нашем случае не женщина принадлежит ему, а наоборот. И даже хуже. Мы это купленная на время игрушка, которую рано или поздно выкинут.

Ваник, увлёкшись своей ночной игрой, уже ничего не слышал. Я нисколько не сомневался, что героиней его грёз под бренчание на трыне была отнюдь не Офелия, а моя Топурия. Ёжась от такого осознания, я попытался уснуть, но это удалось только ближе к утру.

У римских дев в эту ночь тоже было интересно. В роскошном дворце Топурия возлежала на большом ложе, пригубив кубок, наполненный тосканским вином. Здесь же была и её верная подруга Офелия. Они отдыхали после любовной банной встречи. Через открытую дверь на балкон проникали пьянящие ароматы дивного сада, а цикады ткали музыкальный орнамент.

– Топурия, расскажи про любовную силу твоего Арама. Он такой же скромный на любовном ложе? И какой у него пенис?

– Ты легкомысленна и этим прекрасна, Офелия. И похоже, не ведаешь любовных мук и сомнений, а сразу берёшь понравившегося мужчину за член. Тебе не могут отказать. Выпиваешь каждого, как этот кубок, и меняешь на новый. Ты хочешь завладеть и Арамом? Тебе мало любвеобильного Ваника?

– Ваник – не велик трофей. С ним хорошо. У него большой зибби, как они его называют…

Тут она прыснула от смеха. Топурия вслед за ней не удержалась и вино слегка выплеснулось из её кубка, пачкая полупрозрачную накидку и спелые груди под ней.

– Зибби… Хи-хи-хи… зибби… ой не могу…

Как прекрасны смеющиеся девы! Свежесть и красота… Сблизившись, Офелия начала слизывать алое вино, покрывая тело подруги поцелуями, спускаясь до низа живота. Топурия пребывала в неге, но не забывала нить разговора. Между её ног появилось улыбающееся личико плутоватой подруги.

– Так какой у него зибби?

Снова прыснули прелестницы. Язычок Офелии коснулся лона Топурии… Волшебная ночь!

– Я влюбилась в Арама. Не хочу больше встречаться с этим мужланом Ксеном. У него все разговоры только про войну и оружие. С плеча приспускаю тунику, а он не замечает. Вот Араму я больше интересна. Он умный, хоть и раб. И внимательный. Вот было бы наоборот. Арам был бы римлянином, я бы вышла за него замуж… если бы он меня попросил.

– Ну, я вижу, что и с зибби, и с любовной силой у Арама всё хорошо. Но ты же сама сказала, что он раб. Узнай, кто его хозяин, и выкупи его.

– Я не хочу мужа-раба. Пусть остаётся любовником, моим мужчиной. Раб станет моим хозяином, а я стану его рабыней. Мне по нраву такая мистерия, а не жизнь.

– Да, армяне такие. Мой Ваник тоже в любовной игре считает себя хозяином. И мне нравится ему в этом потакать. Знаешь, я даже разрешила его зибби побывать в моей попке.

Офелия залилась румянцем от такого признания, а Топурия была мыслями с Арамом: «Действительно, а почему бы не выкупить?»

Однажды Авила повела нас в один из храмов впервые посмотреть оргию-мистерию. Во всём, что показывала нам наша весталка, был заложен смысл. Какова же загадка в показных совокуплениях, которые нам покажет прекрасная жрица?

В центре амфитеатра набралось тридцать две девы в белых туниках, с лавровыми венками над распущенными волосами. Они служанки весталок, своим телом служат храму и играют мистерии. Под музыку арф к ним вышли молодые статные мужчины. Объединившись в парочки, они гуляли и общались. Пухленький, кучерявый мальчик Амур играет для них в рожок. Общение переходили в поцелуи. Мужчины смелели, девы заливались краской и позволяли им всё больше и больше, быстро доходя до совокуплений. Вдруг в самый интересный момент один мужчина словно крякает, а с его пениса, как с надломленного сучка оливы, спускается вязкая капля смолы. Потом крякает другой, третий и так до последнего. Бедняги слишком быстро опорожнились, оставив своих дам в самый важный момент ни с чем. Кавалеры-неудачники сокрушались совсем недолго, и вскоре вместе пили вино в стороне от дам. Дамы же остались в ждущих любви позах в разорванных и задранных одеждах. В центр арены вышла Авила в образе Афины Паллады и затрубила в золотой корну. На звуки рога примчался козлоногий Фавн с огромным торчащим зибби и тут же начал всаживать его в жаждущие женские тела, постоянно их меняя. В сторонке простофили продолжали свою пьянку, а Фавн, не теряя времени, освящал своим единственным орудием одну за другой по три-четыре круга, вероломно вторгаясь во все естественные отверстия женских тел. Песня, глас любви, передавалась от одной исполнительницы к другой, меняя по ходу тембры, мощь звучания и силу страсти. Уже только к вечеру финалом трагикомедии стали безобразно валяющиеся пьяные тела мужчин с выросшими на головах рогами, тридцать две румяные, удовлетворённые девы и не потерявший ни капли энергии Фавн с таким же, как в начале, стоячим, большим зибби. Тридцати двух дев со всеми их дырочками ему не хватило, чтобы спустить свою страсть и присоединиться к пьяницам…

Авила смогла донести, что мастер-любовник должен быть неиссякаем, как Фавн, и этому нам предстояло обучиться. Овидий не покидал мою голову:

Всем приходящим гласят: всяк да познает себя!

Только познавший себя умеет любить умудренно.

На Ваника эта мистерия оказала огромное впечатление. Примером мужской силы он считал Геракла, оплодотворившему сорок дев. Но оказывается, что Фавн, хоть и не оплодотворяет, но способен удовлетворять и большее количество женщин. Удовлетворение он ценил выше зачатия. Да и гистрион, сыгравший Фавна, был реальным мужчиной, а не олимпийским полубогом, которого тысячу лет никто не видел. В его идеях, вдохновляемых Эросом, Геракл уступил пьедестал Фавну.

Он целый день пребывал в раздумьях и был молчалив, что редко с ним случалось. Он не понимал, как можно не отдать семя деве, если очень хочется…

Наука Любви. Первый этап

Так мы попали к морщинистому, худому китайцу Си. На латыни он говорил плохо, но она, по большому счёту, не была ему нужна. На уроки к Си направили тринадцать учеников, включая нас с Ваником. Обучение он начал с тыканья пальцем в особые точки тела: синь, минь, цинь и так далее. Потом показал, как должна в теле двигаться энергия от оживающего зибби. Раньше, по незнанию, мы копили страсть на своём конце, ожидая, когда она выльется вместе с потоком семенного нектара. Мы узнали, что семенной нектар – самое ценное, чего мы, мужчины, никогда и никому не должны отдавать. Это энергия и есть наша мужская сила. Непосвящённая в знания женщина стремится её получить, но получая, разрушает мужчину. Посвящённые женщины в Риме весьма редки. Они, за исключением весталок, ищут мужчину-фавна, которым нам предстояло стать, научившись у китайца всяким точкам, уровням, энергиям и пяти стихиям. В практических занятиях использовались молодые рабыни, служанки весталок. Моему похотливому другу плохо давалась китайская наука, и он всё время пачкал рабынь, за что Си наказывал его палкой. Ваник, каждый раз доходя до кульминации, забывал про все правила и учения, выплёскивая свои труды на спины, животы и лица миловидных служанок. Я же учился быстро, и когда смог удовлетворять аж семь рабынь на сухую, сдаваясь и получая поражение только от восьмой, орошённой нектаром моего сладострастия, Си начал наказывать служанок. Их подбирали для меня уже более миловидных и преуспевших в искусстве любви. Кому из них не удавалось получить моего семени, наказывалась тремя ударами палки по ягодицам. Меня это так возбудило, что я возжелал первую же наказанную рабыню. Её красные от наказания ягодицы сразу одержали надо мной победу, и палку строгого китайца уже получил я. Семь дней я работал над телами рабынь, побеждая свою животную похоть. На последнем уроке передо мной было уже семь отхлёстанных женских попок с задранными туниками, и я, наконец-то, сдал этот экзамен, пройдя по ним три победных круга.