Диалоги на руинах империи

Загадочное, неразгаданное до сих пор событие, связанное с коллективным суицидом двух старшеклассников из соседних подъездов, бывших примером для домовой пацанвы, зажигавших их радио и корабельным моделизмом, собиравших ватаги малолетних бойцов с огромными самодельными луками, запускавших стрелы поверх трехэтажных домов.

Народ жил небогато и выкручивался, как мог. Вокруг поселка людям раздавали клочки земли, на которых они выращивали картошку. Многие совсем недавно еще сельские жители, привыкшие содержать в деревнях скотину, приложили свои навыки и здесь. На окраинах поселка строились сараи для ее содержания. Здесь можно было увидеть не только кур и кроликов, но и свиней с коровами. Все в одночасье было разрушено в порыве безумной борьбы с частнособственническими настроениями в обществе. Одновременный переход на пятидневную рабочую неделю высвободил огромный массив совершенно свободного, ничем не занятого времени. Мужики запили – беда.

В магазинах не густо. Хлеб, водка, селедка и еще кое-что. Но вот вид полок, забитых банками с икрой черной и красной, крабовым мясом, печенью трески поражал. Было, конечно, относительно дорого, но все же доступно. При этом было просто удачей, когда удавалось купить бутылку свежего жигулевского. Пиво почему-то было в дефиците. Мандарины для детей появлялись только раз, перед Новым годом. Наполовину зеленые, мелкие, но такие желанные и ароматные, что в памяти тогдашней детворы праздник мог быть только с запахом мандаринов и оттаивающей с мороза хвои.

Как-то на урок ботаники в класс вошли люди и сказали учительнице, которую ученики любовно именовали «Антоновка», так как официально ее звали Нина Антоновна: «Нужно снять с классной стены портрет академика Вильямса, основателя теории травопольного возделывания почвы». Сняли. После их ухода «Антоновка», как бы говоря самой себе, хотя слышали все, сказала: «Нужно убрать в подсобку, скорее всего, придется доставать его и вывешивать вновь».

Это был период лысенковского мракобесия и торжества кукурузы – царицы полей. Это тогда мы узнали о «продажных девках империализма». Их было всего две – генетика и кибернетика. А такое неприличное слово, как «проститутка», встречалось только в политическом контексте и связывалось с именами Каменева и Зиновьева.

На фоне поступательного агрессивного развития экономики, когда нищета постепенно отступала и сегодня люди жили лучше, чем вчера, все странное представлялось нормальным. Мы теснили «супостата» в Восточной Европе, Африке, Азии, космосе. Казалось, что еще чуть-чуть, и весь мир будет наш. Школьники это чувствовали и были горды за наше общее Отечество, хоть и не знали своей истории глубже 13-го года текущего века. Диалог физиков и лириков тогда был существенной частью общественной жизни. «Девять дней одного года» – культовый фильм тех времен на эту тему. Если лирики были на слуху, в книгах, журналах на выступлениях в Политехническом музее, то физики – под покровом секретности. Тем не менее их присутствие чувствовалось даже сильнее первых. Это обуславливалось динамикой экономической и технологической модернизации страны. Когда малыша спрашивали,кем бы он мечтал стать, то получали неизменные ответы: космонавтом, ученым, летчиком, военным и лишь потом – балериной, писателем, художником. Именно поэтому любимыми уроками в школе были физика и химия.

Физик Ткачук Владимир Иванович, серьезный мужчина средних лет очень харизматичного поведения. Мнение и действия которого ученики воспринимали безусловно. Любая положительная оценка результатов ученика расценивалась как награда или победа. Его авторитет придавал преподносимому им предмету окраску какого-то очень важного и нужного занятия, требовавшего от очарованных слушателей особых усилий для понимания и умения пользоваться приобретенными знаниями.

При этом, надо сказать, что это была самая обыкновенная средняя школа для детей преимущественно пролетарского происхождения без каких-либо семейных традиций в сфере образования. Они начинали строить эти традиции с самих себя. Такие фамилии, как Ломоносов, Попов, Фарадей, Эйнштейн становились действующими лицами их интеллектуального пространства. Ребята мечтали подражать им. Закладывался код поколения творцов нового. Школьный курс физики того времени – это классическая механика и электричество, два самых востребованных направления в общественной экономической жизни.

Совсем немного об атомарной структуре материи. Без этого невозможно было понять грандиозные достижения в области использования атома, но очень поверхностно и примитивно, без углубления в проблемы, которые стали создавать новые знания. Строгая логика и внутренняя непротиворечивость законов классической механики создала ощущение безграничных возможностей в познании окружающего мира. С этим ощущением многие и входили во взрослую жизнь.

Вспомнили клуб? Да, тот самый, который имел такую непростую судьбу. Однако в его жизни, на удивление, были и светлые моменты. И это то, что в его помещениях размещался Дом пионеров. В его названии сейчас попытаются увидеть идеологический институт воспитания молодежи, но именно этого там совсем не чувствовалось. Там не было собраний, мероприятий, чинопочитания. Это сфера внешкольного дополнительного образования, причем на редкость эффективная. Кружки рисования, музыкальные классы, танцевальные занятия, кружки радиолюбителей, технического моделирования. В них детей не водили родители, здесь трудились свободные дети, принявшие собственное решение, чем и когда заниматься. Сейчас это себе невозможно представить, но так было. И ведь это не исключение одного региона – эта система была повсеместна. В таких местах незаметно для всех зажигались звезды грядущих поколений. Знания, воля и желания реализовывались в конкретных действиях, результаты которых можно было увидеть, услышать, пощупать. Формировались первичные навыки реализации собственными силами своих идей, воплощения в реальность своей мечты и фантазий.

Потомок Улугбека

Вытащив из кармана горсть мелочи, ставшей досаждать своей тяжестью, мужчина увидел в ладони измятый клочок бумажки. Тот самый, оторванный от объявления на автобусной остановке. Увидев на нем номер телефона, вспомнилось, что этим объявлением кто-то подыскивал себе съемное жилье на Восточном. Как раз было что предложить. Набранный номер не сразу откликнулся. Когда же послышался мужской голос, был задан вопрос по поводу квартиры. «Да, да!», – подтвердили с той стороны. «Ищу небольшую двушку, не дороже 500 долларов в месяц» (в то время доллары еще были в ходу). Голос звучал довольно интеллигентно, с едва заметным акцентом, по которому невозможно было определить территориальную принадлежность. «Семья из пяти человек: двое взрослых и трое детей от 15 до 5 лет. Сразу предупреждаю – не россияне, граждане Узбекистана. В России по необходимости лечения младшего ребенка, работа и заработок имеются, чем платить есть. Приглашение родственников для постоя на квартире исключается. Взрослые с высшим образованием, старшие дети обучаются в российской средней школе. В настоящее время снимаем квартиру в Восточном, но она выставлена хозяином на продажу, и мы вынуждены подыскать замену».

Информации для принятия решения была достаточной, цена приемлемой, с учетом того, что поселок хоть считался Москвой, был все-таки в транспортном удалении, усугубленном мощными дорожными пробками. Коробило только одно – ментальность граждан обозначенного региона. Тогда, да и до сих пор это остается притчей во языцех.

«Дать окончательный ответ, не посмотрев в глаза друг друга, опрометчиво. На неделе я буду в поселке, тогда и встретимся на объекте», – сказал хозяин квартиры. «Я вас отлично понимаю» – подтвердил голос из телефона.

Где-то через неделю мужчины встретились на квартире. Это были люди уже в возрасте. Их вид говорил о том, что они были предпенсионного или начала пенсионного возраста. Один – упитанный, прихрамывающий на правую ногу, – хозяин квартиры и второй – сухощавый, чуть меньше ростом, очень подвижный и разговорчивый. Он сразу ринулся атаковать хозяина, объясняя ему, почему выгодно и удобно согласиться на предлагаемую аренду. Хозяин внимательно слушал оппонента, но не высказывал своего отношения к произносимому. Спустя какое-то время поток аргументации постепенно стал иссякать и, наконец, прекратился. Глаза замолчавшего замерли на лице хозяина в ожидании реакции. Выдержав паузу, хозяин спросил: «Исходя из вашей речи, я могу сделать вывод о том, что вы – интеллигентный человек с высоким уровнем образования, изъясняетесь на русском языке, который не является родным, весьма логично, так как не смог бы иной русский? Я уверен, что и на родине вам бы удалось найти достойную работу». «Это верно» – последовал ответ. – Но не добыча средств к существованию – причина пребывания в России. Причина не бытовая – проблема со здоровьем младшего сына привела туда, где могла быть оказана необходимая медицинская помощь. Была нужна операция на сердце и длительная процедура реабилитации с возможными осложнениями. Чтобы все это осуществить, пришлось перебраться сюда всей семьей, а это невозможно, если не найти средства к существованию. Пригодились навыки мелкой торговли, приобретенные на родине. Через это прошли многие представители бывшей советской интеллигенции. Вот и мы теперь торгуем женским бельем на “Черкизоне”. Правда, этим занимаюсь не я, а жена. У нее это получается лучше, а у меня лучше идет уход за сыном. Что, согласитесь, необычно для человека с восточным менталитетом, но жизнь богаче в своих решениях».

В беседе возникла пауза. Вдруг хозяин вспомнил, что собеседники не назвали своих имен при встрече, и представился: «Борис». «Джура» – ответил гость, добавив: Можно на русский лад – Георгий или Юра, соседи, с которыми я знаком, так меня и называют. «Знаете, Юрий, последние обстоятельства вашей биографии требуют сочувственного понимания, и оно у вас есть. С этого момента мы деловые партнеры, если взаимно обязуемся уважать друг друга. Расчеты вовремя в начале месяца, возникающие вопросы обсуждаем и договариваемся. Можете переезжать».

С этого момента начались регулярные встречи двух людей, как потом оказалось, с весьма широким общим кругом интересов. Сначала это были бытовые вопросы. Но постепенно разговор перешел на проблемы общей истории двух стран. Чего не могло не произойти, ведь оба были, как сейчас принято говорить, сделаны в СССР. Оба сожалели о случившемся и не понимали, как это могло произойти, предпосылок то на низовом уровне в общении обычных граждан не чувствовалось. Больше того, среди дворовых друзей детства Джуры, а потом и армейских были и русские, и они имели славу наиболее надежных по сравнению с представителями других этнических групп. Скорее всего, трещина прошла в среде так называемой правящей элиты. Вспомнили о громком хлопковом деле, потрясшем правящий класс Узбекистана. С легкой руки недалекого руководства общего государства добросовестные следователи из столицы наносили один за другим удары по тем, на ком держалась власть в республике. Если исходить из формальных понятий закона, все было верно. Но удары наносились по очень больному организму всего государства. Все, что клеймилось, было свойственно всем регионам страны, и они напряглись в ожидании худшего, готовя запасные аэродромы, создавая оборонительные сооружения. Все это происходило не в реальном физическом мире, а в виртуальном мире общественного сознания. Лучше всего для этого подходили области религиозной и этнической идентичности. Самые легко воспламеняемые субстанции. Обладатели спичек, давно желавшие погреться у этого пламени, устремились из-за рубежа с мешками денег и пропагандистской литературы. И случилось то, что случилось. Сейчас остается только разводить руками и сожалеть. Вернуть прошлое невозможно, можно только строить нечто новое. Теперь уже бесполезно искать виновных – они очевидны, нужно строить новый мир и желательно лучше прежнего.

На этом собеседники и порешили остановиться, резюмируя, что кризис – это не только проблемы, но и новые возможности. Нам же, простым обывателям своих регионов, не остается ничего другого, как извернуться и выживать. Ничего нового мир не придумал за свою тысячелетнюю историю. Для Джуры это была задача поставить на ноги больного младшего сына, дать образование старшим детям. Хозяину было проще. У него под ногами была родная земля, и нужно было воспитать и дать образование совсем юным внучкам, но была и еще одна сокровенная мечта, жившая в нем с детства, окрепшая в зрелом возрасте, которая не имела ничего общего с бытом, но будоражившая его в свободное от него время.

Мечта

Как это странно всегда:

Вроде бы взрослые люди,

А в голове ерунда,

Мечтаем как дети о чуде.

С. Трофимов

Хозяин не был, с точки зрения простого обывателя, совершенно нормальным человеком. Его действиями не всегда управлял быт. Практичность для него хоть и существовала, но не была единственным побудителем его действий. В нем жила какая-то необъяснимая тяга к пониманию физических процессов, начиная со школьных лет. Судьба сложилась так, что профессиональное занятие наукой осталось для него недостижимым, но всегда физика была неугасающей мечтой, постоянно будоражившей сознание на протяжении многих лет. Его всегда в этой науке удивляла ее кажущаяся непознаваемость, начиная с теории относительности Эйнштейна и продолжая квантовой механикой. Это казалось какой-то несправедливостью, какой-то ошибкой. Несмотря на всю наивность такого мнения обычного невежды, мысль эта не оставляла никогда. А может быть, это было всего-навсего чувством уязвленного самолюбия? Разве существуют знания, которые невозможно понять? Он не мог признаться себе в собственном убожестве. В голове крутилась надежда найти способ простого объяснения таких кажущихся сложными в современной физике вещей, как пространство и время, с бытовой точки зрения кажущихся абсолютно понятными. В системе координат обывателя размышления на эту тему представлялись идиотизмом. В этой связи, находясь вне научной среды, разговоры по этой теме не представлялись возможными в целях личной безопасности. Об этом можно было говорить только в рамках фантастических идей романистов типа машины времени, рожденных парадоксами современных теорий, которые никогда не признавались официальной наукой, но, обладая литературной привлекательностью, создавали рекламный образ загадочности и привлекательности, что по умолчанию одобрялось жрецами божественных знаний, именовавших себя представителями официальной науки.

Именно эта тема, наряду с исторической, на удивление хозяина, стала возможной для обсуждения с человеком другой, восточной ментальности, обладавшим врожденной любознательностью, образованием и интеллектом. Будучи новичком в этой области, обладая традиционными представлениями, определилась и его позиция как человека сомневающегося, требующего вразумительных разъяснений. И диалог завязался. Для хозяина же возможность встретить человека, способного с интересом выслушивать его странные идеи, была окном к свежему воздуху. Духота интеллектуального одиночества угнетала.

При этом нельзя было сказать, что обсуждения совсем не было. Попытка все же была. Она стала возможной благодаря интернету. В этом пространстве существуют различные площадки по интересам. Для маргиналов в науке такая тоже существует под названием «Новая Физика». Хозяину казалось, что здесь он найдет искомое общение, от которого он ожидал конструктивной критики, вскрывающей слабые места в гипотезах. Общение в науке – это ведь стереоскопический взгляд на предмет изучения. Надежды, однако, не оправдались. Участники этой и подобных ей площадок использовали их исключительно для публикации своих идей в различных областях и совершенно не были заинтересованы в обсуждении других. А там, где темы были близки, обсуждение становилось невозможным из-за сумбура в определениях аксиоматичных понятий. Разговаривать, понимая под одними и теми же словами совершенно разное, невозможно, а предложения договориться о единообразии агрессивно отвергались. Так что революционная технология в сфере общения оказалась бесполезной.

Однако из нее все-таки удалось извлечь пользу. Если нельзя было вести заинтересованный диалог, то можно хотя бы знакомиться с иными подходами к той или иной проблеме. Из их анализа стало понятно, что все они базировались на представлениях официальной физики, которые, по мнению хозяина, и являлись причиной тупикового ее состояния. За исключением одного. Очень многие авторы настаивали на непременном присутствии мировой среды по типу эфира, а не абсолютно пустого пространства, как это считается уже более ста лет. Причем это утверждение не доказывалось, не делались попытки преодолеть проблему противоречивых свойств среды. Их утверждения базировались на интуитивном ощущении такой необходимости. Некоторые из них даже агрессивно обвиняли Эйнштейна и его сторонников в мистификации законов природы, забывая о том, что даже сам Эйнштейн в конце жизни говорил о необходимости существования такой среды, но не был услышан даже своими обожателями. Выяснилось также, что современная физика в попытках преодолеть парадоксы, связанные с представлением о пустом пространстве, пытается заселить его некими виртуальными частицами, материализующимися при определенных условиях. С логической точки зрения этот подход не менее парадоксален, чем причина, его вызвавшая. Ясно стало одно, что налицо попытки придать мировой среде некоторые свойства материальности. Без этого пазлы результатов физических экспериментов не складываются во вразумительную картину. Благодаря интернету довольно в комфортных условиях удалось понять современное состояние представлений как официальной физики, так и андеграундной о таком фундаментальном понятии, как пространство.

А что с материей? Казалось бы, в чем проблема? Это все то, что можно пощупать или увидеть, и оно существует даже, если мы этого не видим, не ощущаем, но могли бы ощутить с помощью приборов. Пространство, например, космическое, тоже можно видеть, но оно пусто, и в нем ничего нет, и не только материи. Классическое определение для материи: «Сущность, данная нам в ощущениях». Для пространства: «Форма существования материи». Если без придирок, то вроде бы все понятно. А если задуматься, то фантазии в голове рождают такие конструкции, которые невозможно потрогать, а сознание их ощущает. Материя существует даже тогда, когда ее никто не ощущает. Пространство как форма существования материи представляется абсурдом. Не может форма существовать без содержания (материи), а пространство может, в нем ничего нет, оно пусто. Так что данными определениями в физике пользоваться нельзя. Забавно то, что в этой, казалось бы стройной науке, отсутствуют строгие определения для таких понятий, как материя, пространство, а также время. Предполагается, что это интуитивно всем понятно. Но вот тут-то, видимо, и кроется загадка всех парадоксов, иначе, внутренних противоречий в науке, чего быть в принципе не должно.

Выявился и еще один забавный парадокс, который совершенно не связан с сутью изучаемого явления, но жестко противоречит методологии процесса познания. Это озвучено не кем иным, как кумиром современной физики – Эйнштейном. В 1924 году в одном из немецких научных журналов им была высказана следующая мысль: «… Мы не можем в теоретической физике обойтись без эфира, т. е. континуума, наделенного физическими свойствами». Осталось незамеченным. Далее им говорилось в других местах и по другим поводам: «Ты никогда не решишь проблему, если будешь думать так же, как те, кто ее создал», «Все знают, что это невозможно. Но вот приходит невежда, которому это неизвестно. Он-то и делает открытие», «Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного», «Воображение важнее, чем знание. Знание ограниченно, тогда как воображение охватывает целый мир, стимулируя процесс, порождая эволюцию», «Чтобы наказать меня за отвращение к авторитетам, судьба сделала авторитетом меня самого». Эти высказывания не менее гениальны чем то, что ему приписывается. Но они-то и остаются проигнорированными. Не парадокс ли?

Однако в умах тех, кого, не умея ответить на их вопросы, называют невеждами, зародилась твердая уверенность в успехе. Битва длится уже более ста лет, не давая победы бескорыстным романтикам здравого смысла. Сменилось уже не одно их поколение, а воз и ныне там. Так, может быть, пора уж сдаться? Но нет, они помнят историю признания идеи Коперника, которая в борьбе с идеей Птолемея пробивалась тысячу лет при всей своей ныне кажущейся очевидности.

У хозяина была еще одна заветная мечта – решить задачу создания общей теории поля, которая осталась недостижимой даже для самых великих умов прошлого и современности. Ну не маразм ли? Кто ты? И кто они! Однако в глубине сознания невежды жила та самая мысль Гения о роли невежества в прогрессе науки. И ключ решения этой задачи должен был прятаться в переосмыслении тех фундаментальных физических понятий, которые нынче кажутся очевидными без дачи им строгого научного определения. Ну и, конечно, грела мысль о перспективе поставить в результате свою шутливую фамилию в один ряд с великими. Эта шизофрения, слава богу, отсутствовала в списке побудительных мотивов.

Диалоги

Однажды во время посещения Восточного с целью получения арендной платы завязалась беседа. Как всегда, разговор начинался с погоды и здоровья родственников, о Каримове и его весьма некомфортной для мигрантов политике, неоправданно подозрительном отношении в стране к русским. О поднимающем голову подполье хизбутов, которые весьма вольготно себя чувствовали на здешних рынках. Об отношениях маргиланских и ферганских узбеков. О затухании родовых отношений, подавляемых холодным материальным расчетом. О том, как родственники обманывали его, беря взаймы и отказываясь возвращать деньги, что ранее себе было невозможно представить. Хозяин вспоминал свою давнишнюю поездку в Ташкент, посещение древнего Самарканда, осмотр остатков обсерватории Улугбека. И тут он почувствовал повышенный интерес к последней теме. История была коньком Джуры, и особенно в той ее части, где наблюдался расцвет территории. При Улугбеке Самарканд в 15-м веке стал одним из мировых центров науки Средневековья. Каталог звездного неба, новые Гургановы астрономические таблицы, которые по точности превосходили европейские. Вот тут-то хозяин и зацепился за излюбленную им тему. И, к своему удивлению, не натолкнулся на равнодушие к ней. Началось с астрономии. Разговорились о странностях долгого пути борьбы гелиоцентрической системы планетарного устройства Вселенной с геоцентрической Птолемея. Она была не только долгой, но и жестокой. Коперник погиб на костре, отстаивая свои представления. Обоим собеседникам было интересно понять, в чем смыл, в чем главный стержень такого противостояния. Почему жизнь так несправедлива к тем, кто стремится к пониманию истины. Тем более что это явление вовсе не осталось в прошлом, оно живо и поныне. Достаточно хотя бы вспомнить жизнь великого генетика Н. И. Вавилова, погибшего в результате оговоров лысенковской научной инквизиции всего 70 лет назад. Каким образом получается, что законы природы вдруг становятся угрозой для властвующих политических систем? Казалось бы, все должно быть наоборот. Объективные знания должны усиливать их обладателя. Так и есть, если смотреть на процесс научного познания объективно и со стороны. В реальных событиях все проходит совсем иначе. И здесь главным является не истина, а интересы участников, причем очень далеких от науки. В этом собеседники согласились.

По мнению Джуры, правящий класс в желании сохранить себя и свои привилегии, создает мир мифов в виде догм, придавая им вид нерушимых истин. Это было бы понятно в области религии и общественной жизни, но оказывается, что законы природы естественным образом оказываются вплетенными в систему мироощущения. Религия ведь в своем первобытном состоянии была способом познания окружающего мира. Эта генетическая ее сущность пребывает в ней по сей день и, видимо, останется навсегда. Касаясь переосмысления фундаментальных понятий в законах природы, новаторы неминуемо задевают всю систему господствующих представлений существующего миропорядка, чего не может допустить правящая элита. Научное сообщество, казалось бы, заинтересованное в познании истины, должно было бы сопротивляться догматизму, но благополучие ее верхушки полностью зависит от власть предержащих. Большими трудами полученное ими положение жрецов в храме науки не позволяет отказаться от всего, что позволило получить свой нынешний статус. Иное случается исключительно в периоды революций, как промышленных, так и социальных, тогда, когда начинает рушиться сложившийся миропорядок. Новые представления зарождались сначала в умах упрямых маргиналов. Никто их не называл революционерами в науке, чаще звучали такие характеристики, как еретик, лжеученый, невежда. Будучи здравыми, их идеи не умирали, а подхватывались новыми поколениями, путешествуя во времени, дожидаясь момента признания.