Трижды Александра. Серия «Трианон-мозаика»

Ежели верить брату Эрнсту, семья Меншиковых богатствами владела невообразимыми. Чего стоит один только «яхонт червщатой», а попросту говоря, камень рубин – «великой цены по своей великости и тяжелине и цвету, которой считался токмо един в Европе» – так в доносе, что брат показывал, означено. Этот камень Меншиков еще лет двадцать пять назад у какого-то сибирского купца купил, и тогда еще огромные деньги за него заплатил. Рубин этот прежде всего изъяли, нарочно за ним отрядив двух офицеров, еще в Петербурге, в самом начале опалы.

Но что там камень рубин, ежели князь Меншиков ежегодный доход с имений и вотчин 150000 рублей имел, а также «и других трезоров, сиречь драгоценностей, великое множество, а именно в каменьях считалось на полтора миллиона рублей».

Брат Эрнст сильно сокрушался, что те, кому доверено было имущество изымать, пустыми пожитками увлеклись. Рубахи да скатерти считали, юбки да корсеты, посуду серебряную описывали, вплоть до «блюда, что бреютца», и «уринника с ручкою», сиречь ночного горшка. А вот чистых денег у князя во всех его сундуках менее ста тысяч оказалось, в рублях и, небольшой частью, «чюжеземной монетой». Сущая безделица!

Самый памятный разговор между братьями перед сговором на сватовство произошел. Вызвал средний брат Густава поздно вечером, сидели они вдвоем в небольшой зале посередине – подальше от дверей и ушей непрошенных.

Брат Эрнст даже парик снял – в жар его кинуло. Камин ярко пылал, несмотря на печи изразцовые – холодная зима в тот год приключилась. Посмотрел на младшего брата, глазами его с ног до головы смерил. Спросил:

– Говорят, ты по-русски хорошо знаешь?

Густав плечами пожал:

– В Польше боле десятка лет прожил, а польский с русским куда как схожи – не мог понять, куда брат клонит.

– Жену-то русскую тебе Анна сватает… Думаешь, зря ее с братом из ссылки чуть не сразу после коронации под светлы очи затребовала? Еще в Курляндии слухами об опале Меншикова интересовалась, да чего там, каждое слово ловила.

Меншиков покойный ей ведь не один раз дорогу переходил. До сих пор не забыла, как приходилось ей на свою вдовью долю плакаться. Дядя ее Петр, российский император, ей содержание положил для Курляндии немалое, но все через руки Меншикова шло. За каждую полушку ей кланяться униженно приходилось, все к рукам его загребущим прилипало. При мне она к Российском двору отписывала, что даже нарочитого платья не имеет, жены курляндские и то наряднее, богаче одеты.

Пуще того, сразу после, как Анна Иоанновна овдовела, пустился Данилыч, как Меншикова за глаза звали, во все тяжкие. Ни больше, ни меньше, самому герцогом Курляндским стать возжелал! Не хватало ему еще одного титула! Но тогда господь отвел. А может, русский царь притопнул за такую гордыню – говорят, он и поколачивал своего бывшего денщика, если тот особо зарывался.

И еще раз Меншиков Анне дорогу перешел. Ты тогда уж взрослым был; не доходили до польских войск слухи, что сватается к курляндской вдове Мориц Саксонский?

– Об этом много говорили. Граф Мориц к тому времени уже знаменит был. Сын короля Августа, хоть и не от законного брака рожден.

– Вот-вот, и полководец блестящий, и кровь королевская в жилах. Курляндский ландтаг за него горой встал, даже сама Анна в его сторону качнулась. Своими глазами читал, что она в письме писала: «Оной принц мне не противен»… Я уж думал, что придется мне нового места искать.

Эрнст усмехнулся, забарабанил пальцами по столу.

– Но все сталось так, как сталось. Когда-то приходилось Анне Иоанновне за курляндский трон цепляться, а теперь Курляндия для нее не боле тафтяной мушки в полной мушечнице. Нынче у нее другие заботы.

Он посерьезнел, поднял глаза:

– Ты мой брат, Густав, и всем мне обязан. На тебя только могу возложить сию тяжелую ношу.

Сына и дочь Меншиковых ко двору вернули не из жалости. В государственных делах не до евангельских добродетелей. Сто тысяч рублей в сундуках у Меншикова нашли, и это по всем имениям и дворцам вкупе. А как раз перед болезнью своей, после которой в опалу попал, взял он из казны вдвое против того. И сколь те, кому по службе полагалось, ни старались вызнать, куда сии казенные средства подевались, так и отпустили его ни с чем. В могилу он тайну свою унес. Я знающим людям, в цифири дотошным, велел прикинуть, каковы доходы у светлейшего князя были. Так сии крючки в один голос твердят, что изъятое с прибылями не сходится. До сих пор Европа слухами полнится, что за границей у светлейшего князя были денежные счета, и даже банки по именам называют, куда вклады Меншиков делал, в Венеции и в Амстердаме.

Только упорствуют банкиры, ростовщичьи души, ссылаются на то, что получить деньги назад, и с процентами, могут только законные наследники. Дескать, им должны быть известны особые знаки.

– А вдруг нет никаких денег? – с надеждой подал голос Густав. (Жениться, чтобы у супруги какие-то пароли или знаки выпытывать – ну не крючок же он из Доимочной канцелярии!)

– Верно, сии сведения неточны. В бумагах князя Меншикова об этом ничего не сказано. Но ведь его надо было знать! В нем настоящий бес стяжания сидел. Он ведь даже мелочными барышами не брезговал. На Москве сотнями скупал торговые места – лавки, харчевни, погреба, и все это в оброк отдавал мелким купцам. И оброк тот собирал сполна, уж будь покоен! В казну так деньги не выколачивались!

А самый большой доход имел Меншиков от заграничной торговли. Его агенты по всей России скупали самое что есть ценного – воск, кожи, меха, пеньку, сало – и через Архангельск и Петербург в Европу везли. А денег оттуда не поступало. Где же они?

Не вздыхай, брат. Слышишь звон – ищи колокол, сам знаешь старую поговорку. И колокол тебе надо сыскать. Трудно тебе придется. Анна говорит – ломлива больно твоя невеста, или спесива не в меру. Вместо того чтобы в ножки кланяться, да каждый день за свое освобождение со слезами благодарить, молчит и в сторону смотрит. Как будто ей во дворце горше приходится, чем в ссылке. В простом крестьянском платье, сказывают, в Березове хаживала. Я бы сам взялся у Александры Александровны повыведать батюшкины тайны, да Анна Иоанновна противится – к старости ревнива стала – скупо улыбнулся Бирон. – Придется тебе жениться. И Анна того же желает, на свои именины обручение ваше назначила. Ты невесту хоть вблизи-то видал?

Вблизи Густав Бирон увидал Александру Меншикову только на обручении. До этого пряталась она при выходах императрицы за ее широкой спиной, стояла словно в тени, глаз не поднимая. Одета была темнее и скучнее прочих фрейлин, ни с кем не говорила, ни на кого не смотрела. И не гордость на личике ее прелестном читалась, а грусть-тоска великая. Похолодел Густав, почуяв пропасть между нею – судьба Александре готовила по меньшей мере сестрой императрицы быть – и собой, вчерашним голодранцем – панцирником. Ни воспитания, ни манер – всему на ходу учиться приходилось. Для него рядом с Анной Иоанновной находиться – немыслимая высота, для нее – унижение паче всякой низости.

Петербург, июнь 201… года

Лика продолжала жить, чувствуя себя не то рыболовом, не то охотником в засаде. Она даже вошла во вкус двойной жизни. Внешне она жила совершенно неприметно: ходила за покупками, вытирала пыль в своей убогой квартирке, изредка ездила на собеседования по поводу работы, которые заканчивалась обычным обещанием перезвонить. Но, совершая эти скучные действия, она не чувствовала себя ущербной, а тем более оскорбленной, как это было в первые дни после развода. Лика начала понимать, что чувствуют шпионы-нелегалы, всю жизнь существующие по меньшей мере в двух измерениях. Одно дело ходить в супермаркет, размышляя, какой сорт йогурта выбрать, и насколько свежая куриная грудка в холодильной витрине. Совсем другое представлять при этом, что ты не просто хорошенькая девушка, пусть и не в самые удачные дни своей жизни, а сильная, умудренная опытом женщина, которая в состоянии сама управлять своей судьбой и тем более управлять другими людьми. Или манипулировать, что еще точнее.

Лика была поражена, как легко удалась ей выполнить первую часть задуманного плана. Вера позвонила Демину на работу, договорилась с ним о встрече и показала ему план дизайна нового кафе. План Андрею понравился – еще бы не понравиться, Лика все-таки знала его не один год.

Вера тоже не сплоховала. Она считалась одной из лучших студенток на курсе, старательной и с хорошими исходными данными, ее проекты отличались вкусом и проработанностью деталей. Сразу после первой встречи с Деминым Вера позвонила, и уже по ее сдержанно-ликующему тону Лика поняла – все идет как надо. Вера продолжала работать в магазине, по вечерам дорабатывая проект дизайна основного зала «Треуголки», регулярно встречаясь с Деминым, а чуть позже и с подрядчиком строительной компании, которого нанял Андрей.

Лика старалась часто видеться с Верой, обычно подъезжая ко времени, когда имелась возможность вместе пообедать. За эти недели Лика только один раз предложила переночевать у нее, но Вера и не рассчитывала эксплуатировать новую подругу, она и так была ей благодарна.

Появилось еще одно обстоятельство, отчего Вере стало сложнее общаться с Ликой. Когда они, поужинав, сидели на балконе, как в тот первый раз, Вера смущенно призналась:

– Я чувствую себя такой виноватой перед тобой… ты мне так помогла, а я… Понимаешь, Демин меня пригласил поужинать с ним, а потом… В общем, мы к нему поехали.

Лика выдержала небольшую паузу, а потом грустно-небрежным тоном проговорила:

– Ты ни в чем передо мной не виновата. Мы ведь уже развелись, ты же знаешь. Какие могут быть проблемы?

– А вдруг ты его еще любишь? – продолжала допытываться Вера.

– Нет, все перегорело, и у него, и у меня – практически честно ответила Лика.

Несколько дней спустя этого памятного для обеих девушек разговора Лика встретилась с матерью. Ольга позвонила ей из аэропорта, предупредив, что временем не располагает, и предложила встретиться в районе метро «Московская». Лика увидела мать издалека, посреди будничной толпы она смотрелась весьма заметно. Они устроились в уличном кафе, сидя друг напротив друга за дощатым деревянным столом, покрытым соломенными салфетками.

– Хорошо выглядишь – одобрительно сказала Ольга. – Я боялась, что развод и переезд тебя подкосят. А ты молодец!

– Я про тебя могу сказать то же самое. Как живешь?

– Пока в подвешенном состоянии. Сейчас перебираюсь из одного полушария в другое. Но думаю, что скоро смогу определиться, где жить. Мой будущий муж уже познакомил меня со своими детьми.

– Тебе что, придется их воспитывать? – удивилась Лика.

– Бог с тобой, они почти такого же возраста, как я. Вот, посмотри.

Мать полистала снимки в галерее айфона и протянула его дочери.

– Это мы у него дома, а это на уикенд выезжали.

Лика взглянула на изображения, вежливо сказала:

– А он ничего, не противный. Сколько ему лет?

– Неважно, у иностранцев мужчины со средствами гораздо дольше похожи на мужчин, чем наши, российские. Знаешь, я жалею, что столько времени потратила на русских мужей. Когда я устроюсь, позову тебя к себе в гости.

– Мам, мы разговариваем, как в кино. Я тебя что, совсем не интересую?

– Как ты можешь так говорить?

Ольга сняла темные очки, надела их на голову поверх плотно повязанного желтого с белым платка.

– С этим перелетом и голову нет возможности помыть… ну да, у меня не все гладко.

Она провела руками с ярко-красными ногтями по загорелому лицу, словно разглаживая его.

– Знаешь, мне запомнилась одна фраза, не помню, как назывался тот фильм. Экранизация какой-то пьесы Островского. «Красавиц мало, а богатых дураков много». Так вот, сейчас красавиц много, а богатых дураков нет. Совсем.

Мать и дочь молчали, следя, как официант расставляет на их столе тарелки с заказанными блюдами.

– По всему свету одно и то же – заметила Ольга. – Крестьянская кухня правит бал. Все эти пиццы, фондю, салаты типа греческого, раньше были едой бедных людей.

– Что в этом плохого? – возразила Лика.

– Ничего, только везде одно и то же. Я, наверное, устала. Волновалась перед встречей с тобой, боялась, что ты будешь меня либо упрекать, либо просить денег.

Лика усмехнулась.

– В чем упрекать? В том, что ты уехала, оставив меня один на один с Деминым? Но он сам постарался спровадить тебя подальше. Вы друг другу не слишком понравились, даже я тогда это поняла.

– Еще бы. Мы с ним из одного поколения. Но он меня просчитал лучше, чем я его. Я все-таки не думала, что он так с тобой поступит. Иначе проконтролировала бы ситуацию, хотя бы заставила его заплатить тебе при разводе. Но я надеялась, что ты родишь, ведь тебе ничего не мешало это сделать!

– Абрамовичу жена пятерых родила, и это не помешало ему ее бросить.

– Но ведь детям он что-то оставил?

– Вот именно, «что-то». К тому же сейчас среди супербогатых пошла мода не оставлять детям наследства. Якобы для их же собственного блага.

– Демин, прости, не из супербогатых, он просто состоятельный человек. Он из обычных людей, а среди них семейные ценности еще имеют значение.

– Ничего, мам. Не все еще потеряно.

– Ты что, надеешься его вернуть?

– Ни в коем случае.

– Лика, что ты задумала? Ты изменилась! Пожалуйста, оставь все как есть. Ты молода, красива, не слушай меня, я ною. Я просто устала. У меня далеко не все так плохо. И замуж у меня есть за кого выйти, только я теперь на воду дую, обжигалась много. Хотела зацепиться в Аргентине, но не получилось. Даже начала испанский язык учить. Но так глупо вышло – представь, приревновал меня к бармену.

– Бармен с тобой испанским занимался? – не удержалась Лика.

– Ай, не надо по больному! Знаю, что сглупила. Придется соглашаться на запасной вариант, у меня есть этот неплохой старикашка, итальянец. Вот только детки у него на меня волком смотрят. Ну ничего, я смогу приладиться к ним, они все-таки европейцы, народ воспитанный, хотя бы внешне. Ты-то что делать собираешься? Продержись немного, потом сможешь приезжать ко мне, мы и тебе старичка покрепче найдем. Да что я такое говорю, ты у меня красавица! И здесь еще может быть хороший вариант!

– Мама, хватит. Я не хочу ни от кого зависеть. Ты правильно заметила, что я изменилась. С Деминым я дурой была, не отрицаю. Но ни своих, ни твоих ошибок я повторять не буду.

– Лика, ты не собираешься как-нибудь на Демина давить? Шантажировать или что-нибудь еще? Не вздумай! Это сейчас он белый и пушистый, респектабельный и законопослушный. А по молодости наверняка рядом с криминалом ходил, все, кто в девяностые бизнесом заниматься начинали, через это прошли. Тогда слабые не выживали, я знаю, что говорю. Я не раз была замужем за российскими бизнесменами, изнутри видела, как тогда дела велись.

– Мама, весь твой опыт и твои советы даже не из прошлого века, они из прошлого тысячелетия! Сейчас надо выходить замуж за богатого, только если у тебя самой есть деньги. И тогда, в случае чего, можно претендовать на крупную долю в состоянии. Время Золушек миновало. А принцев, или, как ты говоришь, богатых дураков, не осталось. Должно быть, в девяностые вымерли. Как мамонты.

– Лика, я неслась к тебе, чуть ли не сутки в перелетах, и еще лететь предстоит. А ты меня отчитываешь, как школьницу. Ты у меня единственная дочь, я о тебе не перестаю беспокоиться. Прошу тебя, не наделай глупостей. У тебя еще есть, на что жить? В крайнем случае, у нас с тобой еще квартира в Ленобласти. Это, конечно, смешные деньги, но можно ее продать, если я выйду замуж за своего старичка.

– Вот именно, «если». Он, случайно, не в инвалидной коляске передвигается? А вдруг помрет еще до свадьбы?

– Оставь свой сарказм! Со временем не исключено, что коляску буду возить, и ничего в этом плохого нет. Даже удобно – муж всегда на глазах, никуда не денется.

Ольга простилась с дочерью, расцеловав ее, и уехала в аэропорт со смутным ощущением того, что они поговорили, как будто не слыша друг друга.

Санкт-Петербург, февраль 1732 года

В день именин императрицы в «Ведомостях» извещено было: «Обручен при дворе майор лейб-гвардии Измайловского полку Густав фон Бирон с принцессою Меншиковой. Обоим обрученным оказана притом от Ее Императорского Величества сия высокая милость, что ее Императорское Величество их перстни Высочайшею особою сама разменять изволила».

Так и было, как газетиры пропечатали. Только не написали, как невеста бледна смотрелась, так что Анна Иоанновна заметить изволили, дескать, «румяна надобно употребить». Не написали, как стояла Александра, уронив руки и глядя не на жениха, а куда-то в пол под его сапогами. Не написали, как вздрогнул Густав фон Бирон, когда брал нареченную за руку, а пуще того, как встретился он с невестой глазами. Столько тоски в ее черных глазах было, что никакие газеты об этом поведать не смогут.

Обменялись кольцами при всем дворе, музыка грянула, но возгласы величальные еще громче слышались. Невесту Анна Иоанновна по-матерински обняла, на ушко что-то шепнув, а жениха изволила ласково по щеке потрепать. За ужином императрица весела сделалась, ни одной здравицы не пропускала, все перемены вин откушала. Сидела она между женихом и невестою, по правую руку жениха обер-камергер Эрнст Иоганн фон Бирон помещался, рядом с невестою брат ее младший, Александр.

Раскраснелась Анна Иоанновна, веер подать приказала. Обмахиваясь страусиными перьями, в воспоминания пустилась, к Александре повернувшись:

– Моя-то свадьба с Фридрихом Вильгельмом у твоего батюшки во дворце игралась! Давненько уж это случилось, ты, должно быть, и на свет не появилась. У светлейшего князя Меншикова лучшие кухни, лучшие погреба, лучшие залы во всем Петербурге имелись. У дяди моего, Петра Алексеича, и близко таких хором не бывало. Тот любил покои низенькие, теплые, без лишнего свету и блеску. Это ему смолоду еще так полюбилось. Мне сказывали, когда в Париж он наведывался, к регенту тогдашнему, под житье ему старый королевский дворец определили – Лувр, кажись. Так дядюшка токмо половину часа там пробыл и ретировался – зело огромен и неприютен тот дворец. Давит громада каменная, сказывал.

Оттого для себя строенья приказывал делать небольшие, померные, и чтоб не боле двух этажей. А вот батюшку твоего, Александра, всяко понуждал дворцы строить, и отделывать их как можно великолепнее. Так что зря люди говорят, что светлейший князь Меншиков гордостью непомерной возносился. Батюшка твой токмо приказы своего государя исполнял. Знаешь историю со шпалерами? Коли не знаешь, слушай. Петр Алексеич однажды, у батюшки твоего сиживая, приметил, что шпалеры на стенах зело дурны и дешевы. Осерчал – где прежние, на лионской мануфактуре заказанные? Батюшка твой оправдывался, дескать, ты сам, мейне камарад, на меня начеты за поставки наложил, и дабы с казной раздолжаться, пришлось из дому имущество продавать. Петр Алексеич еще пуще гневаться изволил: ты и начеты верни, и перед иностранными послами и именитыми гостями меня позорить не смей! Где их еще принимать, как не у тебя в дому?

Свадьба моя роскошная была! А пуще всего гости веселились, когда перед ними из разрезанного пирога две карлицы выскочили, по последней моде наряженные, и танец менувет прямо на столе сплясали. Потом прочие карлы с карлицами в залу набежали, числом невиданным – по всей стране их нарочно разыскали и ко двору батюшки твоего свезли. Для них и мебель, и посуду смастерили, посередине расставили, и пировали они прямо как настоящие люди! А как подпили крепких вин, то-то насмешили гостей!

Анна Иоанновна, довольная рассказом, оглядела своих соседей по столу.

– Вы чего скучные, как на поминках сидите? Ладно, невесте невместно сильно веселиться, примета дурная, но ты-то чего? – толкнула она локтем Густава. – Эрнст! – по-немецки, худо выговаривая слова, крикнула она своему обер-камергеру. – Скажи своему братцу, что я ему веселиться велю!

Потом перешли в залу для танцевания, невесту с женихом рядом с собой императрица оставить изволила. Стояли они по бокам от ее кресла, на гостей смотрели. Под утро свечи трещать от духоты начали. Анна Иоанновна платком махнула, встала, на руки Густава и Александры опираясь, подвела их к высокому окну с частыми переплетами. Раздался грохот, и в темном небе закрутились, шипя и искры разбрасывая, огненные шутихи. Сначала огромная буква «А» высветилась, фиалкового цвета, а за нею две поменьше – белая и зеленая, с инициалами обрученных. Гости в окнах сбились, русские горланили, иностранцы в ладошки хлопали. Потом долго еще ракеты пускали, всех цветов, но на том праздник закончился.

Петербург, июль 201… года

Лика еще более укрепилась в своем намерении продолжить воплощение составленного плана. В тот же день она встретилась с Верой. К вечеру небо затянуло облаками, пошел мелкий дождь. Девушки медленно шли под крытыми галереями Гостиного двора, когда Вера одновременно смущенно и радостно сказала:

– Знаешь, Андрей приглашает меня съездить отдохнуть с ним на недельку.

– Куда, если не секрет?

– У него есть друг, который имеет права на вождение яхты, и он собирается арендовать небольшое судно где-то на греческих островах. Там две каюты, вот они с женой и пригласили нас… – Вера осеклась, произнеся это вырвавшееся «нас», испуганно посмотрев на Лику.

– Поезжай, это, должно быть здорово. Стасовы предложили, да? Нас тоже приглашали, только мне тогда больше нравилось в крупных отелях останавливаться. А на яхте должно быть хорошо, тишина, море, можно швартоваться у разных островов, выходить прогуляться, осмотреться.

– Ты так спокойно к этому отнеслась, а я боялась…

– Я же тебе говорила, что с Деминым у меня все, продолжения не следует. Могу даже выдать тебе один его секрет – он боится летать. Скрывает, но боится ужасно, начинает принимать успокоительное еще за сутки до полета.

– Никогда бы не подумала! А это серьезно?

– Да нет, ты лучше предложи ему немного выпить перед самой посадкой. Скажи, что тебе страшно. Думаю, ему будет приятно опекать тебя, а не дрожать самому.

– Не знаю, как и благодарить тебя!

Десять дней спустя девушки снова встретились. Загорелая и оживленная Вера сочувственно поглядывала на скучную Лику, которая вполне сознательно натянула на себя трикотажное платье, испорченное неудачной стиркой.

– Рада за тебя – тихо произнесла Лика, меланхолично помешивала в чашке остывающий кофе.

– Прости, я все о себе да о себе. Ты-то как, что с работой?

– Да пока никак – сказала Лика чистую правду. – Лето – не лучшее время для поисков работы, все, кто принимает решения, в отпусках.

– Да… – протянула Вера. – А через считанные недели хлынет очередная партия соискателей – закончились выпускные экзамены и новая партия дипломированных дизайнеров начнет обивать пороги. Сама была в таком положении, вот и пошла работать в магазин. Чем я могу тебе помочь? – участливо протянула она руку, дотрагиваясь до Лики.

– Чем же ты мне можешь помочь? У самой зарплата, наверное, кот наплакал – подняла Лика скорбные глаза.

– Это верно! – улыбнулась Вера. – Но… понимаешь, перед поездкой Андрей дал мне денег на наряды для отдыха, а я потратила совсем немного. Мне девочки в нашем магазине оформили при продаже все скидки, которые только были возможны. Я на остаток хотела ему подарок купить, но… Я себя такой виноватой чувствую перед тобой, ты не представляешь!

– Да перестань ты! Я тебе все верну, как только начну работать.

– Вот, возьми, они у меня с собой…

И, глядя как Лика прячет в свою сумку стопочку купюр, Вера поделилась еще одной новостью:

– Знаешь, Андрей предлагает мне переехать к нему… Как ты к этому отнесешься? – она смотрела на Лику с робостью и надеждой.

– Ну, сколько тебе повторять! Мы с Деминым чужие люди. Ты тоже взрослый человек и имеешь право распоряжаться своей жизнью так, как считаешь нужным, разве нет? Если тебе нужны какие-то условия с моей стороны, то пожалуйста: никогда ни при каких обстоятельствах не упоминай моего имени. Мы с тобой просто учились на одном курсе и практически не пересекались.

– Так и есть…

– Да, но никто не должен знать, что мы с тобой сблизились в последнее время. Будь уверена, что Демин не придет в восторг, узнав, что мы встречаемся.

Лика могла позволить себе отпраздновать небольшую победу. Деньги у нее оставались и до того, как она получила приличную сумму от Веры. В последнее время тихая, незаметная жизнь, которую она вела, принесла ей даже два ощутимых плюса – сознание своего умения влиять на чужую жизнь и реальную экономию средств. Деньги с карты, оставленной ей Деминым, перестали улетать с катастрофической быстротой. Лика поняла, что имел в виду бывший муж, когда намекал, что полгода она сможет прожить гораздо обеспеченнее, чем среднестатистический россиянин. Она обнаружила, что продукты из ближайшего супермаркета не слишком отличаются по качеству от тех, которые продаются в дорогих магазинах, если внимательно их выбирать, и вспомнила кое-какие из простеньких блюд, которые готовила еще в школе.