Полная версия
Дорогой мой декан
Анастасия Мальцева
Дорогой мой декан
Глава 1
Могла бы и лифчик надеть! А лифчик в стирке оставила! Развесила тут свои сисяндры! Ну, кому учиться, а кому ноги раздвигать! Зачёт за сиськи хочешь?!
Вера шла по университетскому коридору с высоко поднятой головой и сносила все насмешки и возмущения. Женщины мира боролись за равноправие, а на факультете не чего-то там, а психологии, студенток шеймили за отсутствие лифчика.
Ну да, может, рубашка немного просвечивала. Ну и что? Почему это парням можно было расхаживать топлес, а ей в прозрачной кофточке – нет? Ну и что, что они топлес расхаживали не в здании университета? Она же, в конце концов, тоже не без верха пришла.
Лифчик, говорила лучшая подруга Мила, давно пора отменить как способ ущемления женщин. Говорила она так классе в седьмом, а к выпуску её грудь уже так тянула спину, что лифчиком она всё же обзавелась.
Такой же роскошью четвёртого размера Вера награждена не была, так что вполне комфортно себя чувствовала без лишних элементов одежды.
– Зачётные сиськи! Хочешь автоматом зачёт? – сокурсник Денис загоготал над своей неоригинальной шуткой и преградил Вере проход в аудиторию.
– Ты уже пятый, кто мне это сказал. Зачёта у нас сегодня нет. Отвали, – она грубо отодвинула его и зашла в кабинет.
Древняя преподавательница, пускавшая слюни на давно неактуального Фрейда, вскинула брови и огромные очки.
– Здравствуйте, Мария Равильевна.
– Здравствуйте-здравствуйте, Верочка…
Ух, а ведь была когда-то и она молода! Крутила кавалерами и завлекала торчащими грудью и попой. Сегодня всё, что торчало, повисло, и прикрываться защитными механизмами психики стало проще, чем анализировать собственные реакции.
– Вам не холодно? Оденьте-ка мою кофточку, а то замёрзнете.
– Мне не холодно, спасибо, – Вера села за первую парту и стала доставать письменные принадлежности.
– Я говорю, что замёрзнете, – Мария Равильевна подалась вперёд и настоятельно протянула снятый со спинки стула вязанный кардиган.
Болотно-зелёный, тяжёлый и даже на вид колючий и невыносимо жаркий.
– Но…
Межбровные морщины стали такими глубокими, что казалось, Равильевну инсульт разобьёт. Она встряхнула кардиган дряблой рукой, и Вера подоспела, лишь бы старуха не развалилась на месте.
– Хорошо, я надену. Спасибо.
– На здоровье…
Она внимательно проследила, чтобы Вера хорошенько прикрылась, и только потом переключилась на свои дела.
Денис не удержался от очередного подкола:
– Незачёт? – и пошёл на свой дальний ряд, где любил поспать и построчить в телеграме.
Он вёл канал факультета и сливал в него всё, что казалось ему интересным. Конечно, новость о Вере не заставила себя долго ждать.
Пришло очередное уведомление из канала, и Вера в ужасе уставилась на фото себя, идущей по коридору в просвечивающейся белой рубашке с отчётливо обрисованными грудями и яркими сосками.
Копец…
Она ещё больше запахнула кардиган и сгорбилась. А в зеркале общаги это выглядело не так… тёплый свет лишь слегка выдавал отсутствие лифчика, а при холодных лампах дневного света казалось, что она участвовала в конкурсе мокрых маек. Немудрено, что на неё обращал внимание каждый второй, а Равильевна так офигела.
– Спасибо… – Вера вернула Равильевне кардиган и скрестила руки на груди, пытаясь её прикрыть.
– Угу… угу… – та снова смерила её взглядом и, старчески потрясши головой, уткнулась в собранные доклады.
Верин лежал следующим в стопке, и она с грустью подумала о том, что её почти голые сиськи могут снизить ей балл. Лучше бы её вызвали отвечать перед группой – тут бы старуха её точно не завалила. А так… кто знал, каких блох она там найдёт и к чему придерётся.
Денис вышел из аудитории вместе с ней и положил ей руку на плечо так, что та ухватилась за грудь.
– Отвали! – Вера отбросила его лапу.
– А сосочек-то встал!
– Ширяев! Иди в сортир подрочи! – она изловчилась и саданула ему между ног.
Тот гыкнул, согнулся и побледнел.
– У кого глаз за глаз, а у кого по яйцам за сиську, – Вера даже не поняла, кто это сказал, и поспешила уйти.
Она заперлась в туалете и судорожно соображала, чем можно прикрыть непотребство. В тёплый майских денёк никто не таскал кофты и куртки, разве что вечно замерзавшая Равильевна.
В сумочке тоже не было ничего, способного скрыть хотя бы соски. Ни тоналки, ни корректора. Да даже и будь они – наверняка только оставили бы следы на рубашке и привлекли ещё больше внимания. Что же делать?!
Так ничего и не придумав, Вера пошла на следующую пару по философии.
От вида вошедшей в таком наряде студентки Сигизмунд Аркадьевич аж привстал.
– Здравствуйте… – Вера поздоровалась и поторопилась за парту.
– Здравствуйте, Верочка. Прекрасно выглядите, – он смачно облизнул винтажные губы и потёр шершавые пальцы. – Прекрасно.
Всё занятие он почти не отрывал от неё глаз, будто полвека не видел голую грудь – с тех самых пор, как перестал пить материнское молоко. Историю о том, что матушка кормила его вплоть до десяти, пока безвременно не ушла, он неоднократно рассказывал. Никто не понимал, зачем, но рассказывал он её вновь и вновь.
И в этот раз тоже вскользь упомянул о своей почившей кормилице, уйдя от рассуждений о натурфилософии в недра воспоминаний.
Вера старалась не смотреть на его блестевшие маслом глаза с корочками у ресниц и причмокивавшие губы с хейлитом. Что-то рушилось в этом храме философии, но вместо походов к врачу Сигизмунд Аркадьевич с удовольствием малолетнего юнца продолжал ходить на занятия и разглядывать любимых студенток.
То и дело он поглаживал по голове или плечу одну, другую и третью. Сегодня почти не отходил от Вериной парты и будто бы ненароком касался груди.
Она еле дотерпела до конца пары и уже готова была бежать из этого склепа развратного старика, как тот попросил её задержаться.
– Что-то не так?.. – она с опаской посмотрела на выходивших из аудитории учеников.
Денис гаденько усмехнулся и ускорил шаг.
– Всё так, всё так, Верочка, не беспокойтесь. Всё очень и очень так.
Наконец помещение опустело, и в нём остались только Вера и Сигизмунд. Он расторопно запер дверь на ключ, и Вера оторопела. Сложила руки на груди и перестала дышать.
– Знаете, Верочка, такого деятеля прошлого, как Гарегин Нжде?
– А?.. Н-нет…
– Спорный был человек, однако сказал одну очень мудрую вещь. Хотите знать, какую?
Вера не хотела, но всё же спросила:
– Какую?
– А Гарегин Нжде сказал: «Нет такой женщины, которая смогла бы очаровать мужчину только своим умом», – он встал прямо перед ней и, осторожно взяв за запястья, опустил её руки.
У Веры не было сил даже сопротивляться. Никогда, никогда в своей пока что недолгой жизни она не сталкивалась с таким пошлым и наглым домогательством. Да ещё от кого?! От преподавателя философии!
– Верочка, вы, безусловно, очень умны. Я давно вас приметил, – он принялся водить заскорузлыми ладонями по её плечам и таращился то в глаза, то на губы, то на просвечивавшиеся соски. – Вы, поверьте мне, куда талантливее многих, кого я учил. Однако сегодня я вами окончательно покорён. Сражён в самое сердце, – он переместил правую руку ей на середину груди. – А вы знаете, Верочка, что сердце находится посередине?
Вера сглотнула и отрывисто помотала головой.
– Да-да, оно практически посередине, а не здесь, – с ловкостью ловеласа Сигизмунд перевёл руку на левую грудь и жадно сжал.
– Мне надо идти, – Вера будто очнулась и снова обрела возможность двигаться. Она рванула к двери, но ключ подлый Сигизмунд в ней не оставил. – Выпустите меня, пожалуйста!
– Верочка… Верочка, не разочаровывайте меня. Дорогая моя, – он медленно шёл в её сторону, попутно расстёгивая ширинку на серо-клетчатых брюках.
– П-пожалуйста… – она готова была разреветься и, видя, что препод не отступал, осела на пол.
– Верочка, – тот подошёл к ней вплотную, приподнял за подбородок лицо и стал водить по губам дряблым смрадным концом.
– Не-е-е-ет!!! – она со всей силы ударила ему в пах, он согнулся, как недавно Денис, и стала тарабанить в дверь с криками: – Помогите!!!
Сигизмунд корчился и матерился, наконец швырнул в неё ключи и заорал:
– Да вали ты отсюда, сумасшедшая! Развесила тут, а теперь ай-ай-ай!!!
Вера схватила ключи, расторопно открыла старый замок и вывалилась из аудитории.
В коридоре уже столпились ученики, услышавшие крики о помощи. Они таращились на взъерошенную Веру и расстроенного Сигизмунда с растопыренным барахлом. Тут был и Денис, запечатлявший происходящее на телефон. Вера мигом дала дёру, а старый насильник со злостью захлопнул дверь и снова запер на ключ.
Глава 2
Вера рыдала и пыталась избавиться от горько-кислого привкуса на губах. Ей хотелось вымыться целиком. Смыть с себя даже воспоминания о произошедшем. Мерзкий! Мерзкий старик развесил свои причиндалы ей в рот и облапал! Гадкий, подлый, отвратительный гад!
И зачем только Вера решила идти в таком виде? Да, лифчик и впрямь сох после стирки – на второй стипендии не хватало. Но могла бы хоть что-то другое надеть? В свитере жарко? А за зелёную блузу с листочками уже застебали? И что? Так лучше? Лучше, Вера?
– Эй… – в уборную вошла одна из сокурсниц. Тихая и неприметная Ира. – Ты как?..
Вера снова спрятала грудь за руками и вжалась в стену, будто Ира пришла её расстрелять. Все, все – каждый до одного – её обвиняли. Ну а как же иначе? Сама виновата! А нечего так ходить! Зачем провоцировать?!
– Этот урод и ко мне приставал… – Ира повторила Верину позу, хотя была облачена чуть ли не в броню: длинная толстовка, широкие брюки.
– К-к тебе?.. – Вера не могла припомнить, чтобы Ира когда-нибудь носила что-то другое. На ней вечно болтались балахоны и шаровары.
Она кивнула.
– Ещё на первом курсе… говорил, что я типа зажатая… урод…
– И… он тебя?..
Ира резко отвернулась в сторону и закивала.
– А… ты кому-то сказала?
Ира помотала головой.
Вера хотела спросить, почему, но сама знала ответ. Не видь её столько народу, она бы тоже постаралась сохранить это в тайне. Чтобы ни одна живая душа об этом не знала. Чтобы и она сама когда-нибудь сумела забыть.
Нужно было срочно уйти. Спрятаться ото всех и помыться. Тереться мочалкой до покраснения. До ссадин. Чтобы не осталось ничего, к чему этот хрыч прикасался.
Но сегодня была ещё последняя пара, а потом ещё и субботник. Пропуск мог грозить снижением, если не отменой стипендии. Тут с этим строго – денежки надо бы заслужить. Пусть и такие копейки. Но без этих копеек Вера не смогла бы прожить. Мать с отцом ковырялись в своём огороде в далёкой деревне, из которой ей удалось вырваться с огромным трудом.
Надо быть сильной. Не ной. Не ной, поняла?!
Но сейчас бы пусть и в деревню, только бы больше никогда не видеть этого старого Сигизмунда.
А чего приехала? Случилось чего? Выгнали? Ох, выгнали, да? Родители начнут причитать, жалеть, расспрашивать. Но она же не сможет сказать, что ей поводил по губам поехавший препод. Да ещё и сказать, почему – из-за почти голых сисек. Стыдоба! Так и знали, так все и знали, что поехала становиться шалавой! Вот тебе и Москва – город возможностей!
До Москвы Вера, правда, не доехала. Смогла поступить только в небольшой универ в подмосковном Полярьево, развивающемся посёлке городского типа – даже со своим стадионом и тц. И общежитие давали. Какое-никакое, а всё ж не на улице. И светло, и тепло, и даже матрас почти что удобный. А тараканов так мало, что можно было сказать, что и нет. Разве что временами клопы покусывали, но так такое и в деревне бывало – оставался у них как-то ночевать дальний родственничек проездом, так после него весь дом пришлось ошпаривать.
Вера медленно спускалась по стеночке, будто пришибленная. Крепко прижимала к груди сумочку, условно что-то там прикрывавшую. Шла, шла, ни на кого не смотрела.
– Верка, ты чё? – Денис преградил ей дорогу.
Она посмотрела на него исподлобья. Внутри всё оборвалось – неужели он опять будет к ней приставать? Сколько? Сколько можно-то?!
Но он даже как-то участливо и спокойно сказал:
– Тебя в деканат вызывают, просили вот передать. Слышь… может, тебя проводить?
Она помотала головой, постояла немного, развернулась и пошла в деканат, как на плаху.
Ну вот и всё. Допрыгалась.
Денис шёл следом, молчал. У деканата вырвался вперёд и открыл перед Верой дверь. Она глянула на него бесцветным взглядом и зашла.
Секретарь подняла глаза и только открыла рот, как Денис ей сказал:
– Это Вера Ларина, её декан вызывал.
Та прокашлялась, окинула Веру недовольным взглядом, встала и постучала в громоздкую дверь.
– Да-да.
– Виктор Дмитриевич, – она сунула голову внутрь, – к вам Вера Ларина.
– Хорошо, пусть заходит.
– Заходи, – секретарь ещё раз осмотрела Веру, еле слышно цокнула и вернулась за стол.
– Вер, иди, – Денис осторожно подтолкнул её, но она отскочила от него так, будто он снова хотел ухватиться за грудь. – Тихо-тихо, я ничего, – он поднял руки, отступил и ушёл, прикрыв за собой дверь.
– Чё стоишь-то? И– – секретарь не успела закончить фразу, как из кабинета вышел сам декан.
– Вера, здравствуйте. Давайте пройдём?
Она нерешительно кивнула и зашла. Он зашёл следом, пригласил её сесть, а сам разместился напротив в своём большом офисном кресле.
Здесь пахло кожей, бумагами и мускусом. Приглушённый свет не бил в глаза и, Вера надеялась, не подчёркивал её груди.
Жаль, что оказалась она здесь именно сейчас и по такому грустному поводу. Отчислят. Точно отчислят. Тут как пить дать. Пришла в универ как-попало – вали. Это тебе не бордель, глупая деревенщина.
Ну почему он раньше её не вызывал, например, когда она закрывала сессию на одни пятёрки? Мог бы и похвалить, сказать приятное слово. Побыть с ней наедине. Это тебе не Сигизмунд, из которого тырса сыпалась. Виктор Дмитриевич сменил прежнего декана в прошлом году – тот скоропостижно умчался дауншифтерить в Гоа.
Новый тридцатипятилетний декан отличался высоким ростом – метра под два, аккуратной укладкой волос и пронзительным взглядом светлых глаз, обрамлённых чётким контуром роговицы. Многие даже думали, что у него линзы – уж слишком необычными были эти глаза. А ресницы! Дурной язык сказал бы, что он их наращивал. А губы…
Глава 3
– Вера, как вы себя чувствуете? – декан пододвинул к ней полный стакан. – Водички?
– А?.. н-нет… – Вера мельком глянула на него и тут же потупила взгляд. Покрепче прижала руки к груди и в растерянности стала перебирать мысли.
Что-то он не ругается. Ведь он же должен хоть как-то выразить недовольство её видом, раз выгоняет? А может… о нет, нет-нет-нет и нет. Только не сейчас. Каким бы красавцем он ни был, очередного приставания Вера просто-напросто не переживёт. Она – не кусок мяса! Она…
– Вера, я прочитал в группе факультета о том, что с лучилось с Сигизмундом Аркадьевичем, и поэтому вас позвал.
Вера резко вдохнула, а выдохнуть уже не смогла. Ну вот и всё. Вот тебе и конец.
– У меня создалось впечатление… кхм… поправьте меня, если это не так, что он к вам приставал.
Вера закусила обе губы и закрыла глаза, из которых хлынули слёзы.
– Вера, я прав?
Не открывая глаз, она закивала.
– Вот ур– – он оборвал себя на полуслове и гулко выдохнул. – Вера, я предлагаю нам вызвать полицию.
– Полицию?! – Вера чуть не задохнулась от ужаса. – Но что я сделала?!
– Вы? Вера, я что-то не понял, – Виктор Дмитриевич смотрел своими невообразимыми глазами с полным непониманием.
– Я… я тоже…
– Вера, давайте ещё раз разъясним ситуацию? Я правильно понимаю, что Сигизмунд Аркадьевич приставал к вам, и вы были против?
– Д-да…
– Я видел видео, где сначала вы кричите за закрытой дверью, просите о помощи, потом выбегаете из кабинета. Всё правильно?
– В-видео?..
– Ваш сокурсник Денис его опубликовал на канале. Так я об этом и узнал. Если вы против его распространения, мы попросим его всё удалить. Но сейчас не об этом. Я хочу ещё раз вас спросить: вы хотели бы предъявить Сигизмунду Аркадьевичу обвинения в попытке изнасилования? Поэтому я и предлагаю вызвать полицию.
Он говорил размеренно и спокойно, будто с испуганным ребёнком, потерявшемся на незнакомой улице.
– Но… я просто без лифчика пришла… – Вера опустила голову так низко, что упёрлась подбородком в грудь.
– В смысле? Вера, я что-то опять вас не понял. Как это связано?
– Н-не знаю… но все стали ко мне приставать и обзывать… и вот он… он…
Виктор Дмитриевич гулко выдохнул. Отчаянно, тяжело.
Теперь он всё понял. Теперь понял, что виновата она. Она и никто больше.
А зачем? Зачем же она так пришла? Сиськами посветить захотела? Внимание привлечь! Привлекла? Привлекла, дрянь?!
– Вера, вы правда считаете, что, если девушка без лифчика, любой мужчина имеет право принудить её к половому акту?
Она помотала головой.
Так… это он её сейчас обвиняет в чём-то или что?
– Я тоже считаю, что это не даёт никому права ни к вам, ни к любой другой девушке приставать. Вы со мной согласны?
– Д-да… но… у меня рубашка просвечивает…
– И что?
Она подняла голову и наконец посмотрела на декана. В его взгляде было столько удивления и сочувствия, что страх немного ушёл.
– Я не думаю, что он имел право… просто… это же как будто я его… спровоцировала?
– Кхм. Вера. А как вы считаете, вы и меня сейчас провоцируете?
Она вжалась в спинку стула и подняла сумку выше.
– Извините, – он тут же замахал руками, – я не хотел вас пугать. Я ни в коем случае не считаю, что вы хоть кого-то провоцируете. Я как раз наоборот – хочу, чтобы вы поняли, что никакой ваш внешний вид не даёт никому права к вам приставать. Никому. Понимаете?
– Д-да?..
– Да, Вера, конечно. Мне очень, правда, очень жаль, что приходится это объяснять. Очень жаль, что с вами такое случилось. И за это преступник должен понести наказание. Я так считаю. Он в любом случае будет уволен – даже не сомневайтесь. Я ему такую характеристику напишу, что его ни один ВУЗ даже уборщиком не возьмёт. И всё же я ещё раз хочу вас спросить: хотите ли вы вызвать полицию, чтобы он за это понёс реальное наказание и больше ни к кому не смог приставать? У нас есть видео-доказательство. Они не смогут это замять. Но только если вы готовы. Готовы?
Внутри растекалось тепло, руки расслаблялись, и Вера всё, что смогла – это кивнуть.
Глава 4
Сигизмунда выводили в наручниках. Весь универ таращился и вёл репортажи в соцсетях. Подумать только! Кандидат наук, почётный житель Полярьево, преподаватель философии с многолетним стажем – и такое! Позор! Вот где позор!
У Веры взяли показания. Она давала их с огромным трудом. Снова всё вспоминать, снова ощущать весь этот ужас.
Виктор Дмитриевич предусмотрительно дал Вере плед, чтобы она могла накинуть его и чувствовать себя защищённой. Чтобы все эти господа-полицейские не разглядывали её грудь и не транслировали расхожее представление: «Спровоцировала – сама виновата!»
– М-можно я вам его завтра верну? – Вера жалобно посмотрела на декана, когда полицейские покинули помещение.
– Да, Вера, конечно. Вы уже домой? Давайте я вас подвезу, – он выхватил ключи из ящика стола и направился к двери.
– Да тут недалеко… я в общежитии…
– Далеко-недалеко, пойдёмте. Пойдёмте-пойдёмте, это меньшее, что я могу для вас сделать.
Вера осторожно забралась в высокий пикап, придерживая чуть не съехавший плед. Виктор Дмитриевич закрыл за ней дверь и поспешил на водительское сиденье. Все свидетели этого действа таращились не меньше, чем на окольцованного Сигизмунда.
На зеркале заднего вида висел флакончик аромадиффузера, источавший запахи какао, ванили и специй.
– Кондиционер или окошко открыть?
Вера молча пожала плечами и неловко улыбнулась.
– Может, тогда кондиционер? Не против?
Она кивнула. Ещё бы она против была!
– Так нормально?
Повеяло приятной прохладой, развеявшей духоту жаркого дня. Вера опять кивнула и вдохнула глубоко-глубоко.
Виктор Дмитриевич улыбнулся и тронулся с места.
– Если будет холодно, скажите.
– Угу…
– Вам в наше же общежитие? Привузовское?
– Ну да.
Он помотал головой.
– Я с самого назначения воюю за его реновацию. Люди в таком не должны жить.
Вера, будто пристыженная за жизнь на помойке, отвернулась к окну. Дома и магазины прятались за листвой. Ярко-зелёная трава желтела солнечными одуванчиками и куриной слепотой. Кое-где синела печёночница. Женщина с тяжёлым пакетом торопилась к автобусу, а тот закрыл двери и тронулся.
– Минутку, – Виктор Дмитриевич притормозил, опустил стекло с Вериной стороны и посигналил водителю.
Тот высунулся.
– Чего?
– Там пассажирка торопится. Вы, наверное, не заметили.
Водитель автобуса выпучился, будто хотел дать в глаз, выдавил жуткую улыбку и просипел:
– Да уж, конечно же, не заметил. Как хорошо, что вы, добрый человек, сказали, – он резко затормозил и открыл двери.
Декан закрыл окно и поддал газку.
Доехали быстро – всего-то три километра. Вера обычно даже автобуса не ждала. Больше прождёшь, чем своими ногами. Ездила, разве что, когда видела, что вот-вот подъезжает. А то и с ней такое бывало: опаздывала, бежала, а водитель делал вид, что дико торопится или её вовсе не замечает.
Пока Вера неумеючи дёргала за ручку, Виктор Дмитриевич вышел, обошёл машину, открыл ей дверь и подал руку. Она осторожно о неё оперлась. До чего же приятная кожа! Тёплая, по-мужски нежная. Не то что у этого омерзительного Сигизмунда!
– Вера, я искренне хочу принести вам извинения за случившееся.
– За что?..
– За то, что, учась под моим началом, вы оказались в опасности. Я не должен был держать на кафедре подобных ур–… сотрудников.
Вера распахнула глаза, губы задрожали.
– Если вам нужно несколько дней отдыха – отдыхайте. Не волнуйтесь, на стипендии это не отразится. И, пожалуйста, пообщайтесь со специалистом. Я пришлю вам его номер. Хорошо?
– Угу… – со специалистом. Конечно. Вся стипендия уйдёт на одну-единственную встречу.
– Это, конечно, бесплатно. Не хочу на вас давить, но, думаю, вы понимаете, как важно не подавлять такие истории. Простите, если я сейчас уже не в своё дело лезу, – он приложил руку к груди. – Я… что я несу? Вам, наверно, нужно отдыхать, а не слушать мою болтовню. – он пошёл к машине и бросил на прощание: – Я вам напишу!
Вахтёрша недовольно потёрла глаза.
– Ни днём, ни ночью от вас покоя. Чего пришла-то? Сегодня ж субботник.
– Отпустили…
– Угу! Отпустили! Знаю я вас! Отпустили её, – она проводила Веру взглядом, зевнула и продолжила клевать носом.
В общежитии было непривычно тихо. Все пошли на субботник, а кто не пошёл – сидел тихо, притворяясь больным.
Обшарпанные стены коридора кое-где были исписаны нелестными отзывами о постоялицах. «Таня – шлюха», «Галя – дура», «Ирка – дырка». Старые доски пола, покрытые десятками слоёв краски, поскрипывали и липли к ногам. Как обычно, с трудом повернулся ключ в древнем замке, и Вера наконец оказалась в своей заунывной комнате. Три кровати с проссатыми матрасами, один письменный стол и платяной шкаф, три стула и прикроватные тумбы. С узенького подоконника тянулись циссус и плющ, делая убогенькую холупку хоть немного живой. Циса и Плюща. Вера бережно за ними ухаживала, поливала и даже умудрялась откладывать со стипендии на подкормку.
Ещё в начале первого курса она нашла их в горшках на помойке, полузавядших, сухих. Выходила, напоила. Она любила с ними разговаривать, протирая листочки. Вы же мои хорошие, как у вас дела, всё ли у вас хорошо. На лето и новогодние каникулы забирала их в деревню, а потом снова везла сюда. В первые новогодние каникулы совершила оплошность и оставила здесь – одна из соседок собиралась встречать новый год в общежитии. Обещала ухаживать и поливать.
Вернулась Вера к поникшим веточкам и опавшим листочкам. А соседка божилась, что поливала – Вера каждый день ей присылала напоминания, и та всякий раз отчитывалась: «полила». Они тогда даже чуть не поссорились, но Галька была вроде хорошей и честной девчонкой. Ну не могла она так нагло и правдоподобно врать. А тут, в прошлое лето, оставила Вера своих питомцев на каких-то там пару дней с бабушкой, а сама пошла с деревенскими друзьями в поход. Так и что же? Листочки мигом стали вянуть, как старушка их ни старалась протирать и поливать – а она-то уж знала толк в растениях: чего только сад и огород её стоили.
– А ты с ними не говорила? – Вера гладила своих бедолаг и приговаривала: «вернулась, вернулась я, мои дорогие».