На реальных событиях

Я прыгнула в машину и поехала в сторону города. Мне не нужна компания, не нужен сопровождающий. Я сама себе хозяйка, я решаю, как и что будет. Никакого балласта, никаких привязанностей. В зеркале показалась его широкая фигура, он двигал педали так активно, как мог. Мое мертвое сердце сжалось, кажется, мне было жаль его красивые ноги. Я нажала на тормоз и сдала назад.

– Ты чего прицепился ко мне? Спермотоксикоз? – я заметила, как порозовели его щеки, ему была неприятна моя грубость.

– Нет, но уже поздно. Опасно ехать одной, – он бросил велосипед в кусты и сел на переднее сидение, его губа все еще была обижено оттопырена.

– Опасно для кого? Тебе какое дело? Я могу за себя постоять и очень хорошо. Понятно? – нога сама нажала на газ, я не дала ему выйти, хоть и надеялась, что он так поступит.

– Тебе становится легче, когда ты оскорбляешь меня? – черные глаза смотрели на меня со всей серьезностью, что могла быть у 26-летнего парня, не покидавшего свою деревню ни разу в жизни. Я не знала, так ли это, поэтому молчала. – Почему ты так ведешь себя? Я тебя не обижал, был вежлив. Может, я излишне внимателен, но это потому, что ты новенькая в наших краях и еще ничего и никого не знаешь. Не все люди желают тебе добра, могут быть и те, кто сделает тебе больно.

– Мне рассказываешь? – перед глазами пронеслась череда людей, которые считали своим долгом унизить меня. Каким же надо быть нахалом, чтобы цеплять себе подобного? – Вы все считаете, что дети в детдоме живут, как братья и сестры и водят хороводы по вечерам, но этого не так. Знаешь, чем было наполнено мое детство? Жестокостью. Выживает тот, кто сильнее или хитрее. Я не обладала красотой, чтобы какие-нибудь бездетные простофили позарились на меня. Во мне было слишком много гордости, что ползать на коленях перед вышестоящими. Я брала то, что могла, мне никто ничего не давал, не дарил. Вот так бывает: ни друзей, ни подруг. Только книжки, чтобы вытащить себя из этого ада. Если ты другой, ты один. Мне не подходит общество, мне душно рядом с кем-то. Я считаю себя лучше тебя, умнее.

– Но так и есть, – Денис пробежал по корешкам тех книг, что лежали тут и там в моем доме. Я была поражена тому, как легко он признал это. Не стал строить из себя что-то, доказывать. Просто признал свою слабость без тени страдания на лице. – Что еще ты обо мне думаешь?

– Что ты не видел ничего, кроме пары улиц, – дорога была ухабистой, нас то и дело трясло.

– Это тоже правда, – легкая улыбка, снова эти ямочки. – Я никогда не ездил дальше Иваново. Хотел уехать учиться, но родителям нужна была помощь, пришлось остаться. Потом расхотелось. Знаешь, вот ты хорошее доказательство тому, что большой мир делает с маленьким человеком. Сломленная, запуганная, жесткая.

– А при чем тут то, где я живу? – нити его размышлений были мне понятны, но я хотела, чтобы он продолжал рассказ.

– Очень даже причем. Смотри, если бы ты провела детство среди скромных людей с крохотными потребностями, ты бы не рвалась на верхушку холма. Люди пытаются залезть как можно выше. Кто-то идет по чужим головам, кто-то размывает дорогу за собой, кто-то надрывается и разбивается. Но ведь никто не подумал, что внизу можно разбить лагерь, зажечь огонь и жить хорошо. Да, вы никогда не увидите того, что видят те, кто сидят на вершине горы, но и они не найдут крохотный ручеек у высокого дерева, правда? У меня нет страха, что кто-то отберет у меня богатство или власть, я их попросту не имею.

– Ты что хиппи? Будем жить, чем Бог пошлет?

– Нет, я верю в честный труд, который позволит жить хорошо или даже очень хорошо. Мазать хлеб маслом, свои маслом. Почему покупное варенье всегда хуже домашнего? Потому что плоды твоих трудов приносят удовольствие.

– Я никогда не закатывала варенье… – мне стало грустно от этого. Он был прав, не каждый должен быть начальником, не каждый хочет. Такой редкий человек без амбиций, в Москве его бы считали слабаком, неудачником.

Мы доехали до отголосков цивилизации в виде сетевого супермаркета посреди дороги. Мне вспомнился любимый маленький магазинчик продуктов у дома, я ненавидела такое большое и холодное пространство, которое навсегда разрешает не общаться с теми, кто ставит картошку на полки. Мне было приятно любезничать с тучной женщиной, которая своими пухленькими руками искала на белой полочке нужные мне макароны и потом долго рассказывала рецепт запеканки, которую я никогда не приготовлю.

Мы зашли внутрь, взяли тележку. Оказывается, если вы куда-то идете с мужчиной, это становится увлекательным приключением. Я с детства недоедала, поэтому относилась к покупкам равнодушно, мне бы хватило гречки и пары консервов на неделю, но мой спутник был как ребенок в Диснейленде: он хватался за цветные пачки, рассказывал с чем это есть и бросал в железную штуковину. Я наблюдала за ним со смехом, как можно быть таким забавным.

– Ты что никогда не пробовала чак-чак? Ты должна съесть его ради меня! – он прижимал к груди полупрозрачную упаковку и смотрел на меня так, как это делают малыши, рассказывая о своем новом открытии, будто они первые в мире узнали это. Он во многом был похож на детей, это мне нравилось, потому что я никогда не обладала такими чертами, я была рождена взрослой и несчастной.

– Я не любитель сладостей, – «мне больше по душе пытать людей» – эта мысль промелькнула и исчезла. Я запретила себе думать о тех четырех, которых я заточила в катакомбах почти без еды. Живы ли они еще?

– А что любишь? Какое твое любимое блюдо?

– Я часто ем гречку и рыбные консервы, – это был мой основной рацион. Раньше это была необходимость, у меня почти не было денег. Но теперь они были, тогда почему я все еще пихаю в себя ненавистную еду?

– Значит, ты так любишь…

– Терпеть не могу. Просто привыкла. Но больше не хочу, – я выложила пакетики с крупой и железные банки. Хватит уже этого мусора, я достойна большего. – Подай мне халву, – я видела ее в магазине, когда мне было 14. Я мечтала попробовать ее на вкус, но так и не сделала этого. Денис улыбался во все 32 зуба и довольно кинул зефир ко мне в тележку.

Он не дал мне расплатиться. Я была в шоке, отпихивала его снова и снова. То, что для меня копейки для него целое состояние, как я могла принять такую услугу? Да и с чего вдруг?

– Я хочу вернуть тебе деньги и не буду с тобой говорить, пока ты не возьмешь их обратно. Мне не нужны подачки, я хорошо зарабатываю, – я положила рыжую купюру на торпеду и завела машину.

– Не надо это так воспринимать. Мне захотелось сделать это, потому что я мужчина и не стану стоять рядом с женщиной, которая роется в кошельке. Это неприятно, – блондин развалился на сидении по-хозяйски, я начинала злиться. – Не надо корчить рожицу, я не возьму ни рубля. И, кстати, у меня хороший заработок от фермы. Ты думаешь, только столица жирует? – я ничего не ответила. Этот малолетка слишком многое начал позволять себе. Мужчина не мужчина, я всегда пользовалась только своим, чужого мне не надо. Тем более от него, нет, особенно от него.

Мы ехали под звуки радио, он подпевал почти каждой мелодии. Я сдерживала улыбку, это было первое караоке в моей никчемной жизни. У куста он попросил остановиться, там все еще лежал его велосипед. Велел поехать за ним, потому что всякое может произойти по дороге к дому. Я знала, что он просто хочет затащить меня в койку и сдалась добровольно. Собственно, он уже заслужил то, чего добивается каждый мужчина от женщины.

Его дом был похож на загородную дачу депутата с умом: достаточно большое двухэтажное строение из дерева с красивыми наличниками и пластиковыми окнами.

– Гном? Серьезно? – маленькая статуя встретила нас прямо у ворот, я не могла поверить в это. Он отмахнулся и потащил меня внутрь. Я сняла туфли и почти приготовилась к тому, как он сорвет с меня платье, как услышала женский голос с кухни. – Кто это?

– Его тетя, Кристиночка, – женщина неопределенного возраста, среднего роста со светлыми крашенными волосами и уродливой большой родинкой на щеке показалась в проеме. – Добрый вечер. Что-то вы задержались, – от удивления я не шевелилась и только кивнула. Как я могла забыть, что он живет не один? Хорошо хоть не стала устраивать стриптиз в коридоре, а ведь хотелось. Денис загадочно улыбнулся и закрыл мне рукой глаза. Я отпрянула, но совладала с собой, люди не должны думать, что я ненормальная. На кухне пахло ягодами, я сразу поняла, почему оказалась здесь, мне хотелось заплакать. – Будем варенье варить. Но сначала ужин. Я приготовила мясо по-французски и картошку по-деревенски. Все-таки у нас городская девушка в гостях, – ее рука в тоненьких золотых кольцах легла на объемную талию. Я не стала ее разочаровывать и не призналась, что никогда такого не ела. Я вообще никогда не ела вне дома.

Пожалуй, это был самый приятный и вкусный ужин за всю историю моей ничтожной жизни.

Глава 4.

Каждый человек похож на книгу: некоторые давно истлели, покрылись пылью, некоторые еще пахнут печатным станком, но все, абсолютно все хранят свою собственную историю в надежде, что кого-то когда-то она заинтересует. Мы все хотим оставить след в истории, свидетельство своего существования, точку на карте вечности. Кто-то рожает детей, кто-то сочиняет стихи и музыку. Тысяча уникальных способов сделать свою маленькую жизнь значимой. Я выбрала тот, что обычные люди называют неправильным. Меня некому оправдать, потому что никто не узнает, сколько жизней я спасла своей авантюрой.

Ночью я опять проснулась от кошмара и задумалась над этим вопросом. Так появилась первая глава моей книги, я начала писать. Несмотря на 23 рассказа, вышедших из-под моего пера, я не осознавала насколько большое произведение отличается от маленького. Хаотичные мысли и голые факты, которые я с блеском расписывала на паре страниц, теперь нужно растягивать и разжевывать. Способна ли я объяснить свою философию и поймет ли кто-то, что эта книга – моя исповедь, попытка оправдать страшные преступления, которые легли могильной плитой на мою громогласную совесть?

К утру я закончила первую главу, в которой описала краткие события из своего прошлого. Почему-то мне хотелось написать о Денисе и его тете. Хотелось описать этот вечер глазами человека, который не знает, что такое горе, который не истерзан этой жестокой планетой. Таким человеком, которым я никогда не была и никогда не буду, как бы мне этого не хотелось.

Следующей моей жертвой стала Юлия Власова. 20-летняя избалованная дочь колбасного короля. Ее пытались привлечь за кражу каких-то дешевых шмоток и аксессуаров, но стороны смогли договориться. Меня привлекло в ней не это. Она была настоящей представительницей высшего общества низшего интеллекта: разбазаривание чужих трудов и надутые губки на однотипном лице, прикрытом черными волосами до самых колен. Она разбила много сердец, но больше всего меня тронула история молодого официанта Володи, который влюбился в нее с первого взгляда на одном благотворительном вечере. Из-за скуки она ответила на его ухаживания, а потом высмеяла перед своими высокомерными подружками. Не буду повторять ее унижения, но бедный романтик бросился с моста в Москва-реку. Как вы считаете, достойна ли кары та, кто стала причиной смерти молодого человека, писавшего неплохие стихи? Он мог бы стать кем-то вроде Мандельштама или Есенина. Может, его бы заметили. Предки смогли бы оценить его строчки, учить их наизусть, читать барышням вечерами. Но теперь эти листочки валяются на грязной куче ненужного хлама, который никак не могут утилизировать.

Ее было не так легко выцепить, она входила в касту привилегированных особ. Слава Богу, в моду вошло все простое и натуральное. Я нашла ее в земной кофейне с ценами на напитки в размере месячной студенческой стипендии. Мое лучшее платье хранилось в шкафу как раз для таких случаев. Я подсела к ней между делом, приглашая на обед с двумя иностранцами, якобы среди моих подруг нет достойных кандидатур. Лесть приманивает таких особ, как котов валерьянка. Это была легкая добыча: слишком рассеянная, чтобы заметить игру моих тонких пальчиков.

Мне не составило труда бросить ее в катакомбы. Мои пташки умолкли с последнего визита. Голод хорошо влиял на их рассудок. Я бросила всем им еды, когда услышала шепот Василия: «У меня много денег, я заплачу за свое освобождение. Таким, как я, невыгодно обращаться в полицию.» Я рассмеялась, каким же идиотом надо быть, чтобы поверить, что я выпущу его. Но меня порадовало, что хоть кто-то пытается бороться за свое никчемное существование. Три женщины, двое мужчин. Гендерное превосходство, как и в реальности. Но я хотела запастись, чтобы больше никогда не таскать на себе тяжести.

Я вошла в дом и открыла халву, надо бы выработать себе режим дня, я никогда не придерживалась времени. Сладость оказалось приятной на вкус, и я уже не могла остановиться. Открывала одну коробку за другой, надкусывала и бежала к следующей. Мои дремавшие вкусовые рецепторы взорвались, кажется, я никогда не испытывала такого чуда. В дверь постучали, когда я пыталась впихнуть в себя остаток круассана с шоколадным муссом, который уже начал засыхать. На пороге стоял Денис, он смеялся, я вытерла крошки с губ.

– Значит пробуешь новые блюда, – блондин прошел в дом, не дожидаясь моего приглашения. Пришло время обеда, но я уже еле двигалась. Солнце стояло высоко, я открыла все окна, чтобы стало прохладно. – Пойдем купаться на озеро?

Я не знала, что сказать. Мое лицо отражалось в его неестественно черных глазах, я потеряла ощущение действительности. Мой согласный кивок был спасательной шлюпкой из тоски, которая окружила меня так плотно, что я чувствовала, как немеют кончики моих волос.

– Раздевайся, – он отвернулся, стягивая старенькие шорты. Оказалось, что он был хорошо сложен и крепок. Меня обдала горячая волна, я не знала, что это, поэтому просто игнорировала свои чувства. Мой купальник был раздельным, самым обычным. Я не планировала никого соблазнять здесь, взяла его просто между делом и как удачно все получилось. Чтобы вы понимали, я выглядела также, как и в 19, носила все тот же размер, поэтому мне хватало вещей, купленных еще в студенчестве.

Земля была размытой и грязной, трава на берегу росла неравномерно. Я еле вступала, мне казалось, что эта жижа засосет меня и не отпустит. Денис, который уже стоял по пояс в воде, махал руками и зазывал меня присоединиться. Я все еще брела по краю.

– Ну что ты как ребенок. Прыгай же! – на его щеках показались ямочки, и я улыбнулась. Всего за пару шагов он оказался рядом, я не отпрыгнула, не убежала. Позволила ему взять себя на руки. Вода была ледяной, и я прижалась к нему ближе. По его спине пробежали мурашки, точь-в-точь, как и у меня. Мне это не понравилось, и я попросила спустить меня на землю, он с размаху бросил мое худое тело в воду. Невесомость, которую подарил полет, я начала понимать любителей высоты. Всего пара секунд беспредельной свободы и вот меня пронзают тысяча маленьких игл, я погрузилась. В голове не осталось мыслей, сомнений. Только я и всепоглощающая тишина, медленные движения и спокойствие. Я бы хотела остаться там навсегда. Что-то вытащило меня наружу, я с шумом схватила воздух. – С ума сошла? Не могла предупредить, что плавать не умеешь?

– Умею, – я убрала от себя его руки. В доказательство нырнула и направилась ближе к середине водоёма. Как же мне не хотелось объяснять все хитросплетения своей души. Я и сама не всегда с первого раза понимаю свое поведение.

Денис позволил мне насладиться одиночеством. Он не говорил, не прикасался, плавал неподалёку и внимательно осматривал каждое мое движение. Может, боялся, что я утоплюсь? Смешной мальчишка. Если бы я хотела убить себя, я бы сделала это оригинально и красиво с письменным объявлением о вине всех окружающих. Не спорю, такие мысли посещали меня почти каждую ночь. Я до мелочей расписывала каждый жест, каждое слово. Как и что бы я сделала, какими путями, способами. Мне не нравится жизнь. Но я никогда не сделаю этого. Почему? Потому что я люблю ее такой, какая она есть: со всеми жестокостями и несправедливостями. Вот таким настоящим чувством, когда ты принимаешь что-то несмотря на недостатки, обиды, гнев. Разве я не в праве обижаться на Творца? Разве он не поставил меня изначально в такие обстоятельства, где не могло вырасти что-то, кроме холодности и ненависти? Но я не злилась даже на тех, кто сидел в катакомбах в лесу, не чувствовала агрессию или удовлетворенности за возмездие. В моей прогнившей душе ничего не происходило. Я просто решила, что так будет лучше и притворила свой план в жизнь. И мне весело, и людям спокойно. Вот такое проявление жестокости: абсолютное безразличие к преступлениям по совести. А вы задумайтесь, почему суд Линча никогда не осуждался толпой? Потому что люди хотят казнить насильников, маньяков, убийц. Им не нужно их жалкое существование, они не хотят тратить на них свои деньги. Не уважаешь общество, в котором живешь, значит тебя истребляют. Не является ли это бесконечно справедливым исходом любого дела?

– Мне нужно домой, хочу перед сном съездить по делам, – с моих волос стекала вода, которая насквозь промочила всю одежду. Мы же не взяли полотенца.

– Можно мне с тобой? – он был такой светлый, лучи солнца играли на его белой коже, мне казалось, он спустился откуда-то, где горе – диковинный зверь.

– В другой раз, – я улыбнулась, но он все равно поник. Я видела, как тяжело ему давались эти еле заметные ухаживания, как он старался. Но как я могла показать ему свою темную сторону? Он не должен знать об эксперименте. Что угодно, только не это.

Как только за ним закрылась дверь, и мы договорились о встрече завтра, я почувствовала себя прежней. В ноутбуке остались два кандидата на роль моих затворников. Я решила, что должна привезти их обоих сегодня, потому что кататься туда-сюда становилось опасным.

Первой жертвой стал молодой чиновник Валентин Скорляк. У него была типичная русская внешность и в толпе вы бы ни за что не отличили его от соседа. Такие серые люди не редкость в наших краях, да и в любых других, но я не была там, поэтому судить не берусь.

Так вот, этот самый паренек с детства отличался особой жестокостью к животным и одноклассникам. Школьный психолог не раз бил тревогу, но кого это интересовало? Закончит и уйдет.

О семье известно совсем мало, он не любил, когда вспоминали, что его величество из типичного среднего класса. К 30 годам он добился невероятных высот: стал одним из немногих везунчиков, которые просиживают штаны в администрации, ничего не делая. Как так вышло? Жестокость и беспринципность, за которые его должны были заточить в психушке, привели его на вершину холма, ведь он не чурался никаких способов и методов продвижения.

Вам интересно, как я нашла его? Одно загадочное журналистское расследование на его счет. Человек, который проводил его бесследно исчез, догадываюсь куда, а материалы были уничтожены. Но 21 век диктует свои правила. Интернет хранит в себе уйму информации, которую невозможно просто выкинуть в окно, она остается где-то далеко, в самых недрах, прячется на самых дальних ресурсах. Но кто ищет, тот всегда найдет. Я же нашла. Взяточничество, воровство, подлость – этими характеристиками никого не удивишь. Но вот парочка историй изнасилований и убийств, это уже кое-что. Перст судьбы указал на него, кто я такая, чтобы сопротивляться этому?

Скорляк обитал в элитных клубах, где можно было повысить свой статус за счет общей сауны с мэром. Я в таких местах не бывала, да и попасть туда просто так не получится. И на старуху бывает проруха, я знала слабость Валентина: он любил кроватные извращения. Не ново, но всегда удивительно. Как я узнала об этом? Взломала его ноутбук, проще некуда. Так что вечером у нас было «свидание».

По указанному адресу я позвонила, стоя на высоченных каблуках, в чулках и комплекте белья черного цвета. В объемной сумке были игрушки. Мне открыл высоченный громила, я совсем не подумала, что у него будет охрана или что-то в этом роде. Хорошо, что контроль – мое второе я. Хорошо, что снотворное я прятала в лифчике.

Этот верзила был один, спасибо и на том, он одарил меня похотливым взглядом, в моей голове тут же появился план.

В роскошной квартире молодого депутата не было ничего поразительного. Как типичный человек из низов, он стремился показать каждой мелочью, что больше не часть рабочего класса. Все это было вычурно, избыточно. Скорляк сидел на кресле из потертой белой кожи. Его серое лицо не выражало ничего, кроме непроходимой скуки. Меня кольнуло внутри, потому что я понимала, каково это.

– Снимай трусы, – его безразличный голос был ровным и властным, кажется, сценарий этой пьесы давно отыгран, но я решила переписать свою роль.

– Сам снимай, – я хлопнула плетью по его ноге, отчего его безликое лицо исказилось. Он хотел накричать на меня, ударить, но столь яркая волна эмоций не накрывала его много лет. Я заметила улыбку на его лице, он подчинился. – На колени! – удар по спине, Валентин рассмеялся и выполнил указ.

Я развлекалась около часа, позволяя ему облизывать свои туфли и уничтожать свое властолюбие, пока не размешала в стакане воды нужное вещество и не приказала ему выпить. Такой хитрый, он поплыл, как мороженое на солнце и без труда подчинился.

Через десять минут его сморил сон, он не успел понять, что произошло. Я вышла во всей красе к охраннику, не прикрывая дверь.

– Твой оказался слаб, – моя маленькая фигурка призывна крутилась перед его глазами. – А я только разошлась. Поможешь? – когда у мужчины работает вожделение, мозг отключается. Этот недалекий довольно закивал и радостно принял бокал шампанского из моих рук. Мне пришлось вытерпеть долгую прелюдию, прежде чем он отключился. Не скажу, что он был не умел, просто его руки на моем теле были мне так противны, так унизительны.

Я загрузила свою мышку в машину без особых проблем. Уборщики не зря возят каталки, они помогают таким, как я. Мне нравилось быть чем-то большим, нравилось карать. Нет, я не играла в Бога, но власть дает прекрасный пьянящий эффект, поэтому люди не могут он нее отказаться: она наркотик, намного тяжелее героина.

Так как я решила укомплектовать штат, я вколола Валентину дополнительную дозу и вошла в грязный подъезд многоэтажки, чтобы найти вишенку для торта. В любой компании должен быть псих, особенно сейчас, когда я буду создавать им трудности.

Петр Узич, 40-летний импотент, который приставал к маленьким мальчикам на детских площадках, не раз проходил лечение в психиатрических центрах. Разве я могла пройти мимо затворника, который растлил малолетних ради того, чтобы голос, который он слышал везде и всюду, перестал насылать на него головные боли? Скажите, он же бессилен, как мужчина. Отвечу, да, но ведь не только орган может быть использован в таких целях. Для этого существует масса способов, о которых я не хочу говорить, потому что считаю это грязным. Сама не знаю, с чего вдруг.

С ним труда не было, я легко вколола ему нужный препарат, он не сопротивлялся. Его лысина на макушке и добрые голубые глаза заставили меня сомневаться.

– Почему ты так вел себя с детьми? Петя, ты слышишь меня? – его взгляд блуждал где-то далеко, я не знала, понимает ли он, что происходит.

– Потому что Голос этого хотел… Я не выдержал мук, но теперь смогу… Я терплю уже больше года, – его выпустили против его воли, он хотел остаться в лечебнице. Но, к сожалению, в нашей стране не положено держать людей в больнице дольше необходимого срока. Его отпустили и теперь этот загнанный жизнью звереныш боролся с силой, которая сводила его с ума снова и снова. Вы смеетесь? Думаете, это легко? Попробуйте в следующий раз, когда у вас заболит зуб не идти к стоматологу и не пить таблеток. Терпите и представляйте, что все может кончиться, если вы сделаете что-то ужасное. Иначе придется терпеть целую вечность, бесконечно. Первое время вы будете держаться, надеясь, что это шутка, что Провидение спасет вас. Но как только вы поймете, что выхода нет, вы сдадитесь. Или убьете себя. Петр был слишком религиозен для второго варианта. Да, в рейтинге грехов самоубийство на первом месте, поэтому простите, извините.

Он сам сел в мою машину, снотворное действовало медленно, он ведь мог спать только с ним. Мне стало жаль его, потому что никто не выбирает, каким родиться. Узич не хотел быть психом, я не хотела быть убийцей. Но мы стали, мы все равно стали ими.

Мой маленький деревянный домик был на редкость уютным, мне показалось, что я могла бы найти здесь свое место, но кто-то сзади пошевелился. Петр не пытался навредить мне или сбежать, но ничто не могло заставить его отключиться, слишком много веществ пытались успокоить его буйную фантазию.

– Поможешь мне? – его взгляд всегда был где-то далеко, но мне так надоело тягать их, я хотела помощи. Мы шли по темному лесу, мне было легко дышать, мой псих тащил чиновника. Многие люди боятся темноты или диких зверей. Я не боялась ничего, кроме самой себя. В моей голове любое землетрясение или цунами было закономерным исходом. Мне не страшны неадекваты или пауки со змеями. Моя фобия – мой мозг, внутри которого происходит что-то, что я не могу контролировать. Пете диктовал условия голос, с которым он боролся, а что делать мне, если я сама и есть тот самый голос? Это я решаю, что делать и когда. Я заперла семь человек глубоко в недрах земли почти без еды и воды. Таково было мое виденье мира. – Клади сюда, – тело Валентина с шумом упало на пол, за спиной я слышала, как остальные перешептываются. Хотелось ли мне улыбаться? Да, пока я не закрыла дверь за единственным персонажем, к которому испытывала подобие жалости. – Вот, возьми, – я оставила в его руках остывший суп и два шоколадных батончика с кофе. Это был мой запас на поздний ужин, но я просто не могла оставить его наравне с этими дикарями. Петя поблагодарил и сел на пол, отпивая из стакана. Я вернулась туда еще раз, чтобы раздать продовольствие.