Полная версия
Повесть о песнях
Лина Черникова
Повесть о песнях
В дождливую погоду мы с Галькой усаживались на теплую лежанку, брали песенник и, поглядывая в него, пели все песни подряд. Мы их выучили уже по радио, у нас в доме оно не выключалось. «Эх, дороги, пыль да туман…», «Летят перелетные птицы…» Короче, все военные и послевоенные песни. Это были настоящие песни. Мы думать не думали, что могут быть другие. Как сейчас. Большая их часть ни о чем. Странно, дожились до песен- однодневок. И какую-нибудь полуголую безголосую попрыгунью с легкостью называют « звездой». А наши тогдашние песни поют до сих пор! Мама мимоходом слушала наше с Галькой пение и однажды сказала соседской бабке: – У Линки есть слух. Я долго недоумевала и до сих пор не согласна, что в пении важнее слух, а не голос. А у меня не было голоса. … Все же я сдала экзамен по пению при поступлении в дошкольное педучилище. Абитуриенты пели то, что было у всех на слуху в этом году после какого-нибудь фильма. Я пела из кинофильма «Верные друзья»: «Шел ли дальней стороною, плыл ли морем я, всюду были вы со мною верные друзья». Леонид, преподаватель музыки, давал дополнительные аккорды на пианино, я должна была их повторить. Иногда он морщился, но поставил зачет. А как я умудрилась получить пятерку на зачете в конце учебного года – удивительно. Но это уже на втором курсе, когда мы немного напитались музыкой. Дома я готовилась, часто напевала эту « Грушицу кудрявую», тряслась от страха. А вся группа затихла – вытяну ли я эту песню. Это же не литература и даже не рисование, где я была в первом ряду. Правда, здорово спела! В смысле, правильно, не сфальшивила. Уж не до красоты голоса…
Грузинская песня. Я услышала, как поют грузины по дороге в Казбеги. Не по радио, а рядом со мной. Экскурсия в Грузию. Мои попутчики – сотрудницы швейной фабрики, где я недолго работала после школы. Три парня на обочине дороги. Взмах рукой вверх – просьба остановить машину. Наши девчата постучали по кабине шофера, он притормозил. Ребята мигом вскочили в машину, женщины подвинулись на лавках и мы покатили дальше. Девушки попытались разговорить неожиданных попутчиков, но те отвечали односложно.
– Если нечего рассказывать, спойте! Да, да, спойте! Вы же грузины хорошо поете.
– А что спеть? Не знаем…
– Как это « не знаем?» Хоть «Сулико» – эту песню все знают.
– «Сулико?» Нет…
Им не дали договорить.
– По радио ее поют часто, а вы не знаете?! Ну-ка, пойте тогда, что знаете!
Парни переглянулись, перемолвились словом, выпрямились и…
Ах, не передать словами мне, далекой от музыки и словесного мастерства, эти неожиданно волшебные звуки! По обе стороны дороги – горы, светло-зеленые, темно-зеленые в ущельях, просто местами голые скалы; справа шумная быстрая речушка, а над нами купол синего – синего неба. Такое уместное пение по-грузински, здесь в ущелье Военно- Грузинской дороги! Иносказательно я бы передала это волшебство так: казалось, что это слаженный ансамбль, до такого совершенства достигший мастерства, словно это трио уже много лет завораживало публику со сцены. Скорее всего, это умение петь у грузин от рождения. Видно, в каждой семье так поют. И прадеды, и деды, и отцы сохраняют и передают дальше это переливчатое многоголосие. Иначе откуда у наших певцов такое чутье на то, когда нужно присоединить свой голос к первому, а третий уже чувствует момент вступления к первым двум. Такой подарок не забывается.
«Случайный вальс». В нашем селе была детская колония. Там жили, учились, работали мальчишки, выловленные на задворках военной и послевоенной жизни. А у начальника колонии лежала на столе книга Макаренко «Педагогическая поэма». Об этом мы узнали от Люськи, его дочки. Мальчишек отпускали в село поесть тутовник и курагу. Они сыпались с деревьев в траву около наших саманных домиков. Летом можно было посмотреть в колонии кино. Мальчишки сидели на скамейках перед экраном – растянутой белой простыней, а девчонки лазили в удобные дыры в саманном заборе и усаживались в пухлую от пыли траву около киноаппарата. Зимой было труднее попасть в кино, но возможно. Если около двери стоял злой дядька- вахтер, то мы лезли в окна, которые услужливо открывали нам пацаны. Прижимались к стене – вроде бы нас и не видит вахтер и наслаждались чудесным зрелищем: мы смотрели кино! В классе шестом нас пригласили в хор и разрешили свободно посещать все кинофильмы, а по воскресеньям ходили в этот же клуб на танцы. Учились танцевать. Кто-то научился…
С первого по четвертый класс дети учились в одной комнате с одним учителем. Один ряд парт мы, первоклашки, через метр от нашего ряда – третий класс, в следующий год – второй класс соседствовал с четвертым. Что вы хотите, первый послевоенный 46 год. Я могла успеть послушать «Родную речь» другого класса, Витька радовался лишний раз послушать что-то из математики. Эта теснота, голод дома и холодина в школе не помешали Витьке стать летчиком, Натка поступила в нефтяной институт, Жорка в военное училище. Выучились все. Я всю жизнь знаю, что не только из элитных школ выходят настоящие люди. И очень жалею детей, которые ездят в райцентры на автобусах, а не учатся у себя в селах хоть бы до 4 класса с одним учителем!
Школьникам нашли домик с двумя классными комнатами и образовалась семилетка. А после куда же? Четверо из нашей школы до 10 класса ходили по степи 4 км. в Грозненскую школу, а я была такая дохлая, что мама определила меня к старшей сестре Люде в Гудермес.
… Приехала я десятиклассница из Гудермеса с радостным ожиданием танцев в колонии. Старые знакомые уже служили в армии. Впрочем, многие возвращались опять в свои уже родные стены колонии и их устраивали или на учебу в вузах, или оставляли тут же работать. Быстрые сборы уже по привычке – ожидание чего-нибудь интересного. В колонском клубе освобождено место для танцев. Радиола хрипит. Тусклая лампочка. Из девчонок моя одноклассница Надя с подружками, подросшая мелкота. Мальчишки? Ничего особенного. Длинный красавец Буч никогда не танцует, он в вестибюле с группкой таких же старших парней. Натки нет, некому любоваться Бучем. Еще никто не танцует, пацаны с умным видом что-то подкручивают в радиоле, чтобы она не так заходилась в хрипе.
Как-то неожиданно красиво и заметно уверенно возник мальчишка – высокий, русоволосый, улыбчивый. И тусклая лампочка засветила ярче, не слишком заметны стали наваленные друг на друга клубные скамейки. -Валек! Валек! – это шумок из группки девчонок. Он раскланялся во все стороны, шагнул к столу, что-то подкрутил и полилась чистая музыка.» Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» Валек только раз взглянул в мою сторону, и вот он уже передо мной. Улыбка, наклон головы, протянутая рука. Только что каблуками не щелкнул. Как в старой гимназии. Вежливое приглашение на танец.
– Ты Лина, я знаю. А меня зовут Валентин.
Легко было с ним разговаривать и пока « солнце с морем прощалось», мы успели поделиться впечатлениями о каком-то новом фильме. Я понравилась Вальку как собеседница, и он решил доверить мне свою песню. Эта песня любима всеми. Гурченко описала в своей книге одну поездку в автобусе с артистами русскими и иностранцами. Она вдруг запела:
Ночь коротка, спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука.
Пела как певица и как артистка. По обстановке в автобусе она почувствовала: – О, значит, есть у них такое… Непередаваемое словами по значительности и силе нежности. Я своими словами передаю ее мнение. Примерно так она думала тогда. А по молодежному радио однажды назвали эту песню « великой на все времена».
Настоящий русский мужик и великий писатель Виктор Астафьев в рассказе « Ясным ли днем» назвал ее « щемяще родной».
Серебряный голос Петербурга Олег Погудин раньше пел только романсы, и вдруг он тоже не выдержал и отдал дань этой прекрасной песне о жизни, войне, любви – обо всех воевавших в Отечественную войну и еще раз подарил ее нам живущим. Впрочем, и для будущих поколений, потому что никогда не умрет любовь, нежность, память.
А мой отец никогда не умел писать письма, открытки подписывал необычным стилем начала прошлого века. И вдруг я нашла среди его записей слова этой песни, написанной от начала и до конца. Ему было тогда 97 лет.
… Валек метнулся к радиоле, мальчишки расступились, и с первыми звуками его песни он был уже возле меня. Улыбался, как будто нашел сокровище. Я его поняла:
– Мне тоже всегда нравится эта песня!
Валек вспыхнул, обрадовано закивал и почему-то прошептал:
– Слушай!
– Я и так знаю эту песню наизусть, – сказала я и, кажется, разочаровала его простотой ответа.
– Слушай же!– требовательно, даже сердито приказал он.
«Покидая ваш маленький город,
Я пройду мимо ваших ворот»
Песня закончилась. Но не для Валентина. Он побежал опять к столу, поставил ту же пластинку и бегом ко мне.
– Думай! – приказывал Валек. – Ты понимаешь, как много прошлого в словах «незнакомая ваша рука?»
Минуты через две опять его раздумчивые вопросы:
– Ты понимаешь, почему: – «Так скажите хоть слово, сам не знаю, о чем?» А как ты думаешь: – «Я пройду мимо ваших ворот» – это… навсегда?
Мальчишка мучился словами песни, страдал от невозможности войти в ту далекую жизнь и… как-то помочь? Еще раз поставил эту пластинку. И когда я стала сочинять варианты, что было, как еще могло случиться в той военной жизни во время короткой встречи двух близких по духу людей. Валентин успокоился. Прерывисто вздохнул, улыбнулся уже веселее и сказал церемонно:
– Мы могли бы стать друзьями.
Это был язык не прежних наших колонских мальчишек. Кажется кто-то еще танцевал, я никого не видела, давно перестала спотыкаться под негодующими взглядами девчонок – не до того стало. Так я и протанцевала весь вечер с этим интересным человеком под одну и ту же песню.
… Через много лет я рассказывала на классном часе своим десятиклассникам об удивительном человеке Валентине, Вальке. Об удивительной песне. О встречах на войне, переворачивающих солдатам прежнюю жизнь. Я начала словами поэта: «Нам красота давалась по немного» Тем она ценнее. Мне не приходилось сочинять, как возник этот случайный вальс: пересказывала только то, что мы сочинили с мальчишкой – поэтом в душе. Мы сочиняли, дополняя друг друга.
Валек предупредил вахтера, что скоро вернется, и мы по дороге к моему дому и около дома предсказывали даже будущее случайно встретившихся людей. А начало было очень разным тоже. Их было придумано много.
Расскажу об одном: две девушки допоздна работали в библиотеке, расставляли припрятанные во время оккупации книги. Поставили пластинку на сохранившийся патефон. И неожиданно вошли двое военных.
Но песня об одной красивой девушке и одном офицере.
Родственные души.
Так случается.
Вальку так хотелось, чтобы они встретились после войны. И навсегда! Мы не допускали мысль, что он может погибнуть, нет, он встретит Победу в Берлине. Ведь наши войска уже шли на восток, освобождая Россию.
Но… что-то и меня и Валька настораживало. Конечно, девушка ждала этого симпатичного капитана, пусть будет капитаном, это не так важно. И, наверное, ждала его появления, радостного, счастливого после Победы.
Долго ждала. Так нам казалось.
А он… «Так скажите хоть слово, сам не знаю о чем». Если бы он спросил, она бы ответила. Но храбрый наш капитан не спросил. И сам не сказал то, что хотел бы.
– Знаешь, Валентин, наверное, дома у него была семья.
– Я не хотел бы так думать. Но получается, что ты права, – как-то безнадежно вздохнул мальчишка.
Мы замолчали. А в этот момент у меня всплыла последняя строчка: «Я пройду мимо ваших ворот». Да, он думал об оставленной им девушке всю ночь! Защипало в глазах. Отвернулась. Не скажу о чем сейчас подумала. Голос задрожит и … И что, мы заплачем вместе? Усмехнулась про себя, успокоилась, повернула голову и сказала бодрым, успокаивающим голосом:
– Знаешь что? Хорошо, что встретились эти двое НАШИХ людей! Пусть не повторится встреча больше никогда, но память никуда не уйдет от них. Они будут помнить о том вальсе всю жизнь. И это прекрасно! Ты согласен?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.