Невидимый враг

Михаил Эм

Невидимый враг

Год 2082

В совещательной тихо переговаривались или просто скучали в ожидании.

Ровно в назначенное время появился Герман Владиславович, наш генеральный – но не один. Его спутником был священнослужитель, одетый в черную рясу и черную шапочку – кажется, она называется скуфьей. К руке был пристегнут черный саквояж.

– Начинаем совещание. Позвольте представить отца Варсофония, сотрудника Научного отдела епархии.

Отец Варсофоний поклонился.

Это был парень примерно моих лет, довольно хлипкий и невысокого роста. Из подбородка торчали несколько рыжих волосинок, только и мечтавших о том, чтобы их приняли за бороду. Однако, взгляд был что надо: глубокий и цепкий.

– Прошу отнестись к совещанию серьезно, – Герман Владиславович предупредительно нахмурился.

Собственно, никто из присутствующих не проявлял несерьезности. Священник на рабочем совещании – над думать, представитель заказчика, – какое уж тут веселье?!

– Не стану напоминать о сложной ситуации, в которой наше государство оказалось, – продолжил генеральный. – Тем ценнее доверие, оказанное министерством обороны акционерному обществу «Заслон». Нам поручено разобраться в эффекте, о котором расскажет отец Варсофоний. Прошу, батюшка.

Рыжий батюшка выложил на совещательный стол черный саквояж и отстегнул от запястья. Достал из саквояжа резную шкатулку.

– Вот, чада мои. Здесь находится то, что поможет нашей Родине выстоять в годину лютую.

С величайшей осторожностью отец Варсофоний вытащил из шкатулки нечто, обернутое в шелковую материю, и развернул. Присутствующие на совещании ахнули. На полированной поверхности лежал предмет: черного цвета, иссохший и покоробившийся. В его древности невозможно было усомниться. Этим предметом была отрезанная человеческая кисть – несомненно женская.

– Мощи святой Звениславы, – пояснил батюшка. – Она вела смиренную жизнь пейзанки, пока не повстречала группу увечных и голодных детей. Раздала все, что у нее имелось, но не смогла насытить нуждающихся. Тогда женщина стащила с проезжающего мимо торгового обоза мягкую булочку, чтобы накормить ею голодного ребенка. Жадный торговец поднял крик. Прибежали рыночные стражники и обвинили будущую святую в воровстве. Напрасно Звенислава умоляла отдать булочку ребенку, протягивавшему к ней исхудалые ручонки. Стражники были неумолимы. Согласно обычаям того времени, они отрубили воровке правую кисть, а кровоточащее тело бросили в придорожную канаву. На следующий день Звенислава скончалась от потери крови и общего сепсиса.

Отец Варсофоний оглядел нас, в большинстве своем молодых – сытых и облаченных в офисный уникод – людей.

– Это ее отрубленная кисть, – сообщил он и без того очевидное. – Реликвия, доставшаяся церкви от святой великомученицы.

Все молчали, с одной стороны, потрясенные смертью добросердечной женщины, с другой – недоумевающие по поводу: а какое, собственно, отношение эта история имеет к нашему производственному профилю?

Наконец, кто-то осмелился.

– Позвольте, Герман Владиславович, это же не по нашей части!

Людмила, конечно.

Мне всегда нравилась эта кареглазая девушка – да что там нравилась, я пытался к ней подкатить, и небезуспешно. В данный момент наши отношения находились на переломе, то есть в неуравновешенном состоянии, при котором могли решительно склониться в ту или противоположную сторону.

– Как раз по нашей, – заверил генеральный. – Продолжайте, батюшка.

Отец Варсофоний – сам, видимо, донельзя растроганный своим рассказом – продолжал.

– Мощи святой Звениславы хранятся в одном из наших приходов, с 1912 года. Храм расположен на территории больничного комплекса, там же находится родильное отделение. Ни один из рожденных в этом родильном отделении не оказывался в тюрьме по уголовным обвинениям. Отклонения зафиксированы начиная с того же 1912 года. Вы разумеете, что это означает, чада мои?

Отец Варсофоний окинул присутствующих обещающим взором.

– Это означает, что мощи оказывают благотворное воздействие на души новорожденных. Рожденные под ее благотворной аурой не воруют, не убивают и не прелюбодействуют.

– Извините, батюшка, но приведенные вами данные ничего не означают. В 1912 году произошло крупнейшее в XX веке извержение вулкана: в Новарупте – это на Аляске. Почему вы считаете, что на новорожденных повлияли святые мощи, а не извержение вулкана в Новарупте? При всем уважении, вулканическое извержение больше по масштабу, чем мощи уважаемой святой. Разве нет?

Снова Людмила.

Нет, я определенно восхищался этой девушкой. Логическую ошибку в рассуждениях священника подметили многие, но не все решились озвучить ее перед генеральным. Одна такая смелая нашлась.

Все примолкли, ожидая реакции Германа Владиславовича. Тот тоже отмалчивался и, постукивая пальцами по крышке стола, посматривал на священника.

– Догадывался я, чада мои, что вчините мне несправедливый упрек, – прозорливо заметил отец Варсофоний. – Но есть у меня доказательство, для людей технического склада вельми убедительное.

С этими словами отец Варсофоний приблизил ладонь к отрубленной кисти святой Звениславы. И все увидели, как между сморщенными и почерневшими от времени мощами и ладонью отца Варсофония проскользнула крохотная голубая искорка.

Сотрудники АО «Заслон» повскакали с мест, пытаясь понять, откуда взялся непонятный эффект.

– Что это?

– Статическое электричество?

– Нет, не похоже.

– А можно еще раз?

Согласно просьбам, отец Варсофоний вновь приблизил ладонь к мощам, и искорка вновь проскользнула, даже тихонько прищелкнула.

– А мне можно попробовать? – попросила Людмила.

– Только не прикасайся к мощам, чадо мое. Все же святыня намоленная…

Людмила приблизила ладошку, но ничего не произошло.

– У меня не получается. Извините, но эффект нестабилен.

– Я и не утверждал, что стабилен. Значение имеют не только святые мощи. Я человек в сане, воцерковленный, на меня мощи реагируют более отчетливо.

Сотрудники, толкаясь даже, принялись проверять степень своей воцерковленности, но ни у кого она не оказалась достаточной.

В своей невоцерковленности я особо не сомневался, но, когда приблизил ладонь к отрезанной кисти святой Звениславы, щелкнуло и полыхнуло так, что пришлось отдергивать руку. Возникло опасение, что ударит током, но я совершенно ничего не почувствовал, разве что легкое покалывание в правом боку.

– Что??? – кажется, отец Варсофоний был удивлен не меньше моего. – Неслыханно! Даже у нашего архиерея искра меньше. Попробуй еще раз, чадо мое. Не бойся: приближение к святым мощам имеет лечебный эффект.

Повторение опыта привело к тем же результатам.

К тому времени обстановка на совещании сделалась менее официальной, и коллеги – те, кто из неверующих, – начали откровенно посмеиваться:

– А Сережа-то у нас глубоко воцерковленный! Кто бы мог подумать?!

– Теперь ему в монастырь одна дорога.

– Сергей, признавайся, как часто в церковь ходишь? Пару раз в день? А в обеденные перерывы?

– А ну, прекратить паясничать! – прикрикнул Герман Владиславович, и паясничание прекратилось.

Глядя на меня удивленными глазами, батюшка произнес:

– Это знак свыше. Признаться, когда из Министерства обороны поступила просьба передать святыню в АО «Заслон», мы колебались. Но защита Родины превыше всего, кроме Бога. Разумею, сие есть предопределение. Труды наши не будут напрасны, если при помощи святой Звениславы удастся одолеть недругов, в том числе самого главного недруга рода человеческого, – перед произнесением имени священнослужитель напрягся и окаменел.

Но мы и сами поняли.

– Бороться предстоит с самим диаволом, – досказал батюшка. – Который есть самый давний и невидимый враг человечества.

– Мы обязаны не посрамить корпоративную честь фирмы, – подхватил Герман Владиславович. – Договор на предварительное обследование артефакта…

– Святыни, – поправил отец Варсофоний.

– Извините, святыни, – подписан. Если результат окажется обнадеживающим, мы получим самое крупное за историю нашей фирмы финансирование. Надеюсь, все осознают, что это означает?

Мы осознавали и не возражали.

Отец Варсофоний указал на меня, отчего сердце мое на мгновение застучало сильнее, и произнес:

– Настоятельно прошу, чтобы сей молодой человек принял участие в проекте.

Молодой человек, как же! А сам не старше меня – может, и помоложе.

– Сделаем, – пообещал Герман Владиславович. – Под ваш проект организуем специальную лабораторию. Принимай командование, Кудряшов. С повышением.

Я потупился, чтобы ненароком не выдать победного блеска в глазах, затем спросил:

– Я правильно понял, что святые мощи поступают в распоряжение лаборатории, которую мне предстоит возглавить?

– Во временное распоряжение фирмы! – загремел рассерженный голос. – И не забывай о секретности, Кудряшов! Допуск к церковной святыне будет контролировать первый отдел, и я лично.

– Да, разумеется, Герман Владиславович, – пробормотал я. – Тогда вопрос заказчику. Скажите, батюшка, вам известно, каким способом осуществляется воздействие святых мощей на новорожденных? Имеются гипотезы? Они могут помочь в будущих изысканиях.

– Предполагаю, что диавол подменяет души новорожденных на испорченные, а святые мощи сему безобразию препятствуют, – ответствовал священнослужитель. – Трудитесь во имя Господа, чада мои.

С этим напутствием отец Варсофоний бережно возвратил отрубленную кисть в шкатулку, а шкатулку – в черный саквояж, который и пододвинул в сторону генерального, вместе с ключиком.

– Будьте осторожны.

– Можете не волноваться, батюшка. АО «Заслон» заказчиков не подводит.

Герман Владиславович принял заветный ключик. Хотел подняться, но под указующим взором священника смутился и поспешно пристегнул саквояж к запястью. Сотрудники, ставшие свидетелями сцены, деликатно отвернулись.

– Совещание окончено. Спасибо вам, батюшка, за доверие.

– Спаси вас Господи.

Герман Владиславович с отцом Варсофонием покинули совещательную комнату первыми. За начальством стали расходиться и мы – оживленные и на ходу продолжающие обсуждать, какую физическую природу имеют непонятные голубые огоньки.

Никто во время совещания не поинтересовался, в каком году великомученица преставилась: вообще, сколько лет святыне? Судя по заскорузлому виду, никак не меньше трехсот-четырехсот. И где отрубленная ладонь пребывала до того, как попала в храм на территории городской больницы? Ничего, выясним – небось, отец Варсофоний не последний раз в АО «Заслон» появляется.

Пора засучивать рукава.

Год 2087 (через пять лет)

Я проснулся и присел на жесткой пружинистой кровати, протирая глаза. Потом вспомнил, что Людмила укатила: бросила меня после очередного скандала, неделю назад.

В памяти мгновенно пронеслись эпизоды супружеской жизни: сначала безусловно счастливой, затем несколько омраченной и под конец невыносимой для обоих. Теперь мы расстались – решение обыденное и напрашивающиеся, но от этого не перестающее быть менее болезненным. Какой зловредной и равнодушной дурой нужно быть, чтобы укатить от мужа, не дождавшись результатов полевых испытаний!

На этом месте – стоило вспомнить о предстоящих сегодня испытаниях, – мысли приняли иное направление.

Полевые испытания – как я мог забыть! То, к чему мы медленно и последовательно, шаг за шагом, продвигались на протяжении пяти лет. Судя по всему, я опаздываю. Ребята уже собрались и ждут, наверное.

Впопыхах я вскочил с кровати и принялся приводить себя в порядок. Хотя многого не требовалось. Натянув на загорелое тело штаны и рубашку, я распахнул дверь жилого вагончика.

В лицо ударил жаркий воздух астраханской степи.

Поселок представлял собой расставленные по окружности жилые вагончики с дощатым навесом посередине. Никого не было видно, кроме поварихи. Полигон, где должны были пройти полевые испытания, находился в паре километров, – там же, где вертолетная площадка. Хотя астраханские степи ровные: приземляться можно где угодно, так что особых подготовительных работ не требуется.

Не мешкая, я отправился на место и через пятнадцать минут прибыл. Начала испытаний ожидали человек пятнадцать: инженеры и техники. Коротали время на бруствере окопа, оборудованного в качестве убежища.

Я знал, что многим принятые меры безопасности кажутся чрезмерными. Да, мы создаем оружие массового воздействия, но, с другой стороны, это самое мирное и безопасное воздействие в истории человечества, призванное не сломить или уничтожить противника, а перевоспитать его, начиная с колыбели. Если кто и является нашим противником, то он известен… Но безопасность есть безопасность: чувствуя ответственность за вверенных мне людей, я перестраховался.

В стороне от окопа высился экспериментальный образец: две вышки с приемо-передающими устройствами. Они были чудо как хороши! Высотой пятьдесят метров, расположенные друг от друга на расстоянии в сто, вышки составляли предмет нашей гордости. Пять лет кропотливых трудов над тем, чтобы понять, теоретически обосновать и воплотить в материалах эффект святой Звениславы, имевший теперь официальное название «виртус-эффект». И если приемо-передающие устройства заработают…

Мне было известно, что в случае успеха участников проекта ожидают весомые материальные блага. Но разве деньги главное? Виртус – на латыни добродетель, и нашей целью было сделать людей добродетельными – нравственными во всех отношениях. У человечества появился реальный шанс изменить мир в лучшую сторону. Если получится, тебя не остановят в подворотне, потребовав кошелек; коллега не станет интриговать, с целью занять чужое служебное кресло; никто не сделает подлость исподтишка. И реализация этой захватывающей идеи целиком зависела от меня, ни от кого больше.

Видя, что начальство подошло, народ оживился и начал занимать наблюдательные позиции за удаленно подключенными измерительными приборами, кинокамерой, компьютерами – испытания предполагалось транслировать в центральный офис АО «Заслон».

В этот момент в безоблачном астраханском небе возникла приближающаяся точка. Вертушка! Неужели Герман Владиславович не усидел в Питере, лично пожаловал?

Нет, по наши души явился не генеральный. Когда вертолет приземлился и вращающиеся лопасти замерли, из кабины, осеняя себя крестным знамением, выбрался куратор проекта со стороны заказчика отец Варсофоний. Священнослужитель за последние годы поправился – во всяком случае, уже не выглядел тщедушным юнцом, – да и рыжая бороденка приобрела почти почтенный и уважаемый вид.

Улыбаясь, я направился навстречу.

– Батюшка, какими судьбами? Приятный сюрприз.

Мы обнялись.

– Здравствуй, Сереженька, чадо мое. Не утерпел, решил присутствовать лично. Одному делу служим, как не присутствовать?! Да и освятить твои вышки не помешает, потому как диавол не дремлет: новые каверзы человечеству готовит. Занимайся своими делами, Сереженька, но будь осторожен. А я, с твоего соизволения, церемонию проведу.

Я не стал смотреть, как отец Варсофоний, под умеренный интерес сотрудников лаборатории, кропит основания приемо-передающих вышек святой водой – не до того было. Делал последние приготовления: проверял тонкие настройки аппаратуры, успел поругаться с техником, не подключившим дублирующий прибор, лично слазил на вышку – убедиться, не перепутали ли контакты.

Пока я суетился, отец Варсофоний завершил церемонию и смиренно, как полагается священнослужителю, ожидал начала испытаний.

– Пройдемте в окоп, батюшка. Сейчас увидим, можно ли выжать из святой Звениславы что-то толковое.

– Не кощунствуй, чадо мое, – поправил отец Варсофоний, хотя прекрасно видел, что я шутил.

– Приступаем!

Сотрудники проекта, в том числе я с батюшкой, заняли положенные места в окопе.

Неукрытым остался пилот вертолета, на котором прилетел отец Варсофоний, но пилот располагался метрах в двухстах от вышек, так что за него я не волновался.

Я открыл рот, чтобы начать отсчет, но в этот момент на смартфон поступил входящий звонок. Людмила! Какой неподходящий момент она выбрала, словно нарочно. И зачем звонит – забыла вещички, беспокоится, чтобы я их сгоряча не выкинул? Подает на развод? Нет, сейчас не до сбежавшей жены: ничего с ее барахлом не случится, раньше надо было думать!

Я сбросил ненужный звонок и скомандовал:

– Даю отсчет. Всем приготовиться.

– С Богом, чада мои! – тоненько подбодрил отец Варсофоний. – Защитим чад новорожденных от диавольского поползновения.

Начался отсчет перед запуском системы.

– Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль.

Я – разумеется, я: кому другому доверить запуск системы во время ответственных полевых испытаний? – щелкнул тумблером запуска. И…

Ничего не произошло, то есть буквально ничего. Установленные на вышках приемо-передающие виртус-устройства не отреагировали. Сотрудники, сидя за измерительными приборами, докладывали один за другим внешне безразличными голосами:

– Нет эффекта.

– Нет эффекта.

– Нулевое значение, Сергей Борисович.

Астраханское солнце по-прежнему жарило немилосердно, порывы горячего ветра шевелили засохшие стебли, пилот вертолета снял рубашку и загорал под тенью железной машины. Да что же пошло не так, черт возьми?!

Техники! Кто-то из них перепутал контакты. Несмотря на то, что я перепроверил схему подключения, ошибка в контактах: не может того быть, что в теоретических обоснованиях, потому что в лаборатории виртус-эффект достигался стабильно. Святая Звенислава, к тебе обращаюсь! После того, сколько времени я посвятил твоим чудесным голубым искоркам, ты не посмеешь не оправдать моих ожиданий!

Чертыхаясь, я вылез из окопа и направился к вышке. Вслед закричали:

– Сергей Борисович, обождите, мы перепроверим! Возможно, остаточное поле. Потенциалы…

Какие там потенциалы?! Судя по показаниям приборов, не достигнуто даже минимального виртус-эффекта!

Расстроенный, я полез на ближайшую вышку. Ветер приятно ворошил волосы – вообще, на высоте было гораздо прохладнее, чем в степи.

Оказавшись на верхней площадке, начал проверять подключения. И в этот момент – когда я склонился над генерирующей спиралью – виртус-эффект все-таки случился, с непозволительным опозданием.

Запомнилась голубая молния, ударившая ровно в лоб, и сильнейший звуковой щелчок. Меня отбросило от генерирующей спирали вниз. Металлическая лестница на вышке имела ограничители, позволявшие за них зацепиться: они и спасли от падения с высоты пятьдесят метров.

Спина изогнулась, ударившись обо что-то железное и холодное, а голову посетила неприятная мысль: «Герман Владиславович будет недоволен». И, совсем уж некстати: «Интересно, зачем звонила Людмила?».

Это было последним, что я запомнил перед тем, как потерять сознание.

Год 2108 (еще через 20 лет)

Я открыл глаза и еще немного полежал, вспоминая.

Полевые испытания завершились неудачей, я полез на вышку с приемо-передающими виртус-устройствами, мне в голову ударила голубая молния. Однако, судя по отсутствию гипса и болей в теле, отделался легким испугом. Замечательно!

Я отбросил одеяло и вскочил с постели.

Как и следовало ожидать, я находился в больничной палате. На мне ничего не было, кроме застегивающегося на спине балахона. Я поискал больничную пижаму или другую одежду, но, к удивлению, ничего не нашел. Надо будет поговорить с врачами, чтобы вернули: не в этом же безобразии разгуливать?

Номер был одноместным с удобствами, и я прошел в совмещенный санузел освежиться. В зеркало на меня глянул перекачанный мужик. Нет, зеркало безусловно отражало меня, но что-то здесь было не так, причем кардинально. Мозг, привыкший к строгим научным силлогизмам, отметил превосходное физическое состояние, в котором пребывало мое тело. Конечно, я и раньше на здоровье не жаловался, но в Астрахани, измученный полевыми испытаниями, ходил поджарым и загорелым до черноты, а то, что наблюдал в зеркале, загорелым не являлось. Предположим, загар сошел во время продолжительного излечения, но как объяснить наросшие мышцы? Раньше я не был таким мускулистым. Меня, что – стероидами в больнице пичкали? Еще более подозрительными казались возникшие на лбу залысины. Нет, объяснить можно любые залысины: допустим, побочным эффектом от лекарств. Но сложно в эти объяснения поверить. Или все это…

Когда до меня дошло, что я вижу себя не просто видоизмененного, но изрядно постаревшего – хотя в превосходных физических кондициях, – мой мозг словно взорвался. Подобного я не ожидал и оказался к новому положению не готов, долгое время ловя раскрывшимся ртом воздух и пытаясь унять сердцебиение.

Требовались комментарии компетентного лица по поводу того, что – черт вас побери! – произошло. В поисках этого лица я немедля покинул больничную палату.

Коридор был подозрительно пуст. Хотя не совсем: дверь в спортивный зал гостеприимно приотворили.

Я заглянул между дверных створок: на тренажерах занимались несколько человек, медсестра в белом халате сидела ко мне спиной, играя в смартфон, и ничего не заметила. Вроде бы мало интересного, но удивили тренажеры. Они опутывали спортсменов многочисленными ремнями, прижимая к максимально длинным сиденьям. Туловища и конечности спортсменов выглядели накачанными – совсем как мои, – но лица были невыразительны и бесчувственны: буквально ничего не выражали. Потом я заметил электромоторы на тренажерах, и то, что тренажеры приводятся в действие не мускульной силой спортсменов, а электромоторами. И картина окончательно прояснилась. Я понял, что мнимые спортсмены пребывают в коме – во всяком случае, в бессознательном состоянии, – а в спортивном зале проводятся лечебные процедуры.

Моя мускулатура напоминала мускулатуру этих людей, словно мы занимались у одного тренера и выполняли одинаковые упражнения. Становилось понятным, что совсем недавно я находился в схожем вегетативном состоянии и, прикрученный ремнями к тренажерам, занимался на них.

Почувствовав себя более уверенно, я продолжил путь и вскоре натолкнулся на медсестру. Девушка – круглолицая и краснощекая – безразлично взглянула на меня, узнала, выпучила глаза и завизжала дурным голосом:

– Олег Иванович, тридцать первый очнулся! Кудряшов! Это же сам Кудряшов!

31 был номером палаты, которую я самовольно – и, видимо, неожиданно для врачебного персонала – покинул.

И тут налетели настырные доктора…

Дальнейшее было понятно: меня без конца поздравляли с тем, что я вышел из комы, в которую попал около двадцати лет назад, спрашивали, как себя чувствую, осматривали, ощупывали, брали анализы и снова поздравляли.

Часа через два наконец оставили одного, к моей вящей радости. Но ненадолго: в палату ввалился отец Варсофоний.

Сначала я не узнал вошедшего, так он раздобрел. Его ярко-рыжая борода приобрела наконец надлежащую для священнослужителя длину и окладистость.

– Что же, батюшка, спортивную форму не поддерживаешь? – шутливо укорил я после теплых приветствий. – Меня, в двадцатилетней коме, вон как мышцами накачали, а у тебя брюхо свисает. Непорядок.

– Какой я тебе батюшка, Сережа? Ныне я владыко – так ко мне положено обращаться.

– Выслужился, что ли?

– Не без этого. Трудимся во славу Божью.

– Так что насчет брюха, владыко?

– Некогда брюхо свое вперед Божьего промысла ставить, – ответствовал постаревший, но не утерявший бодрости отец Варсофоний. – Но хватит лежать на печи, аки Илья Муромец. Коли выздоровел, поднимайся. Я тебе гражданскую одежду привез.

– А врачи отпустят?

– С ними оговорено.

Я переоделся в принесенную одежду, и мы направились к выходу. По пути владыко щедро раздавал благословения вместо пропусков.

– А теперь, чадо мое, воззри и возрадуйся делу рук своих.

Мы вышли на широкое больничное крыльцо, и я воззрел то, чего из окна больничной палаты было не увидать. Небо на высоте нескольких сотен метров прорезала тонкая полоса: не полоса, собственно, а ряд составляющих ее голубых огоньков.

У меня захолонуло сердце.

– Неужели…

– А то как же?! Любуйся. Площадь покрытия – 20 % земной территории и постоянно увеличивается. А ведомо тебе, как называются генерирующие спирали? Генераторы Кудряшова. Благодаря тебе, Сережа, дети рождаются свободными от библейских пороков. В тюрьмах – никого моложе двадцати. С помощью изобретенной тобой генерирующей спирали мы посрамили диавола.

Я молчал, разглядывая прорезающую небо пунктирную линию, – верил и не верил. Вдали заметил еще одну: вышки образовывали приемо-передающую сеть, накрывавшую территорию непроницаемым щитом благодати. Так и планировалось. Сквозь энергетический щит не могла просочиться дьявольская порча, что бы она собой ни представляла. Эффект святой Звениславы, или виртус-эффект, работал на благо очищенного человечества.