РККА: роковые ошибки в строительстве армии. 1917-1937

А между тем, отмечал в 1933 г. ведавший командными кадрами начальник Главного управления и19 военно-учебных заведений РККА (ГУ и ВУЗ РККА) Б.М. Фельдман, «общеобразовательная подготовка является самым уязвимым местом нашего начальствующего состава» (который 26 сентября 1935 г. постановили именовать «командным и начальствующим». – А.С.); «ахиллесова пята» всей нашей Красной Армии – это общеобразовательная подготовка»20. Это утверждение оставалось абсолютно верным и в 1935 – начале 1937 г. «Общеобразовательная подготовка начальствующего состава, – отмечал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год и о задачах на 1936 г.» начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин (по привычке именуя комначсостав начсоставом), – неравномерна и, в большинстве, слабая»21. У большинства комначсостава «предрепрессионной» РККА не было среднего образования (9-, а с 1935 г. 10-классного), а у значительной части вообще имелось лишь низшее, то есть не было даже и неполного среднего (7-классного). Вот, например, те дивизии передового (!) КВО, по которым сохранились соответствующие данные.

Таблица 1

Общеобразовательный уровень среднего и старшего командного состава 24-й и 96-й стрелковых дивизий КВО на 15 февраля 1936 г.22

А ведь 24-я дивизия была «ударной», а 96-я – приграничной! В 10 соединениях, проверенных в КВО к октябрю 1936-го, ситуация была еще хуже: 40,7 % их командного состава окончило не больше 5 классов. (Среди начальствующего состава – политического, административно-хозяйственного, военно-технического, военно-юридического, военно-медицинского и военно-ветеринарного – 28,4 %23). В Закавказском военном округе низшее образование было тогда у 60 % командного состава, а в Уральском, к концу 1935-го – у 86,2 %24.

До чего могла доходить слабость общеобразовательной подготовки комначсостава «предрепрессионной» РККА, видно на примере 5-й механизированной бригады БВО. По крайней мере с февраля 1935 г. в этом ударном соединении приграничного округа – предназначавшемся к тому же для самостоятельных действий в глубине обороны противника – служили и такие средние командиры (например, комвзвода 3-го танкового батальона Г.Я. Прибыщук и комвзвода стрелково-пулеметного батальона И.Т. Иванов), которые были вообще «без образования»25. Правда (как явствует из таблицы 3), в армии они сумели приобрести знания в объеме как минимум 4-х классов, но той умственной тренировки, которую дает посещение общеобразовательной школы, им получить так и не довелось. Общеобразовательные занятия в армии эту тренировку в полной мере заменить не могли: мозг взрослого человека уже не так восприимчив к усвоению и переработке информации, как мозг ребенка и подростка.

С фактическими знаниями дело обстояло еще хуже, чем с количеством оконченных классов. Так, в 5-й стрелковой дивизии и 3-й и 5-й механизированных бригадах БВО в 1935 г. служило немало бывших одногодичников26, то есть лиц со средним или высшим образованием, произведенных в средние командиры после одного года службы в качестве бойцов и младших командиров. Но по данным ноябрьской проверки фактических знаний (которой в мехбригадах не избежал никто, а в 5-й дивизии избежали всего 8 человек), средний комначсостав со знаниями в объеме средней и высшей школы в этих соединениях (см. табл. 3) отсутствовал…

Конечно, общеобразовательные знания как таковые (здесь генерал Черрини был прав) на поле боя нужными оказываются редко. Однако без разносторонних знаний нет достаточного общего развития – дающего, как мы видели, необходимую командиру умственную гибкость. А плохое знание математики и само по себе свидетельствует о недостаточном умении мыслить: ведь изучение математики есть одно из лучших средств для развития мышления. И, между прочим, как минимум у пятой части комначсостава «предрепрессионной» РККА умение мыслить не могло быть хорошо развито уже поэтому. Согласно результатам проверки общеобразовательных знаний кадровых военных, докладывал 8 октября 1936 г. К.Е. Ворошилову заместитель начальника Политуправления РККА (ПУ РККА) армейский комиссар 2-го ранга Г.А. Осепян, 14,6 % старшего, 23,8 % среднего и 60,0 % сверхсрочного младшего комначсостава Красной Армии «совершенно» не знает алгебры, а соответственно 4,2 %; 7,8 % и 35,6 % – геометрии; «значительная часть старшего и среднего командного и начальствующего состава» вообще «имеет лишь чрезвычайно отрывочные знания по математике»27. Что конкретно стояло за этими формулировками – это видно, в частности, из того, что в 177-м стрелковом полку 59-й стрелковой дивизии ОКДВА служили тогда «целые группы лейтенантов и старших лейтенантов», которые «не могли решить простых арифметических задач» (например, определить, какой процент от 200 составит 6)…28

Вообще же, согласно докладу Г.А. Осепяна от 8 октября 1936 г., у 10 % старшего и 30 % среднего командного и начальствующего состава (то есть более, чем у трети всего комначсостава. – А.С.), а также у 70 % сверхсрочного младшего комначсостава РККА фактические общеобразовательные знания были не выше, чем у выпускника начальной (4-классной) школы. «Остальная масса старшего [ком] начсостава, по данным ЛВО [Ленинградского военного округа. – А.С.] и КВО, типичным для всей армии», имела знания «в объеме 5–6 классов, а среднего [ком] начсостава – 4–5 классов»29. Практически та же картина была и в конце 1935 – начале 1936 г.

– когда в КВО и БВО большинство старших командиров и начальников обладало знаниями в объеме 5–7 классов, а средних – в объеме 4–5 в КВО и 4–6 в БВО,

– когда комначсостав МВО «в общей массе» имел знания в объеме 5–6 классов, а

– «значительная часть» комначсостава Приморской группы ОКДВА – в объеме 5 классов и меньше30…

В Киевском и Белорусском округах так было и в последние перед началом чистки РККА месяцы. В БВО к октябрю 1936 г. у более, чем 50 % старшего комначсостава фактические знания соответствовали тем же 5–6, а у 60 % среднего – тем же 4–5 классам, что и в ноябре 35-го; большинство младших командиров-сверхсрочников 2-й стрелковой дивизии в начале 1937 г. проходило программу 4-го и 5-го классов, то есть обладало знаниями в объеме тех же 3–4 классов, что и (см. табл. 2) в конце 35-го. В КВО к марту 1937 г. (как доложил замначполитуправления округа корпусной комиссар Н.О. Орлов) более 50 % старшего комначсостава «имело знания лишь в объеме 5–6 классов», а остальные – «значительно ниже 8 кл[ассов]»31 (то есть надо полагать, в объеме 7 классов) – все, как и в начале 36-го. В Харьковском военном округе (ХВО) в 1936 г. на сборах командиров батальонов ни один комбат не смог сказать, чтó отделяет от СССР река Днестр; нашелся и помкомполка, не знавший, с кем СССР граничит на западе и где находится Польша…

Если судить по единственной известной нам с этой стороны стрелковой дивизии (21-й), мало что изменилось и в Примгруппе ОКДВА. Зимой 1936/37 г. программу 5-го и 6-го классов в 21-й все еще проходила (то есть все еще имела знания в объеме 5 и меньше классов) такая же значительная часть комначсостава, что и зимой 1935/36 г.: в 61-м стрелковом полку – 57 человек, в 62-м – 83 (почти все!), в 63-м – 58, в 21-м артиллерийском – 3432. Неудивительно, что в 62-м полку даже к маю 1937 г. не добились «того, чтоб командир был инициативен и умел правильно решать [тактические. – А.С.] задачи, умел принимать соответствующие меры в быстро меняющихся обстановках», – и что в 63-м полку таким не оказался ни один из трех командиров рот и батальонов, столкнувшихся 5–6 июля 1937 г. с японцами у Винокурки… «Такое явление, когда командир небольшой рапорт пишет с 4–5 ошибками, довольно обыденное», – сообщал 16 октября 1936 г. заместитель командующего ОКДВА комкор Я.К. Берзин33.

Более подробную информацию о фактическом уровне общеобразовательных знаний комначсостава «предрепрессионной» РККА дают таблицы 2 и 3 – характеризующие, подчеркнем, важнейшую стратегическую группировку советских войск на Западном театре военных действий…

Таблица 2

Уровень фактических общеобразовательных знаний старшего и среднего комначсостава и сверхсрочного младшего комначсостава БВО в ноябре 1935 г.34

Таблица 3

Уровень фактических общеобразовательных знаний старшего и среднего комначсостава ряда соединений БВО в ноябре 1935 г.35 

* Без учета знаний по математике (ввиду отсутствия соответствующих данных по среднему комначсоставу).

** Без учета знаний по географии (ввиду отсутствия соответствующих данных по среднему комначсоставу).

Как видим, общее развитие большей части комначсостава БВО и полученная ими в наиболее восприимчивом возрасте умственная тренировка были явно недостаточными. Уже одно это делает понятным обстоятельство, зафиксированное в приказе командующего войсками округа командарма 1-го ранга И.П. Уборевича № 04 от 12 января 1936 г.: к концу 1935-го командиры рот и батальонов БВО в своих командирских решениях еще не могли подняться выше «усвоенного тактического шаблона»36…

Как видно из таблицы 3, наименее образованным в БВО был комначсостав 43-й, 81-й и, как ни странно, «ударных» 4-й и 5-й стрелковых дивизий. Становится понятно, почему в 5-й еще осенью 1936 г. встречались абсолютно не желавшие думать командиры. Вспомним, как на Полоцких учениях 2–4 октября 1936 г. в этой дивизии совершенно не заботились об охране своих флангов и об организации разведки на глубину более 1–2 км; как командиры взводов и рот передового батальона 13-го стрелкового полка оказались настолько «малоинициативны»37, что не организовывали разведку, даже приблизившись к переднему краю Полоцкого укрепрайона, как подразделения 5-й в открытую шли на извергавшие огонь доты, как командир 2-й стрелковой роты 13-го полка старший лейтенант Абдулин приказал роте броситься на бетонный дот… в штыки!

После изучения таблицы 3 не приходится удивляться и тактической слабости командиров взводов и рот 27-й (средний комсостав которой был лишь немногим образованнее, чем в четырех перечисленных выше) и 43-й дивизий. Тому, например, что на Лепельском учении в 27-й 17 марта 1935 г. они не только не стремились «охватить, обойти, окружить противника» (предпочитая вести малоэффективное, но простое «равномерное лобовое наступление»), но и не управляли подразделениями. Или тому, что на Идрицком учении в 43-й дивизии 11–17 сентября 1935 г. они «недостаточно» проявляли «инициативу, решительность, расчетливую дерзость» – из-за чего даже «хорошо задуманный сверху маневр» «не находил полного понимания, развития и обеспечения активными действиями снизу»38. Или тому, что командиры взводов 43-й дивизии, назначенных 3 октября 1936 г., на Полоцких учениях, в разведку, ничего для организации этой последней не делали. Такая умственная неповоротливость, умственная леность покажется нам совершенно естественной, если мы учтем,

– что даже более грамотный, чем в 27-й и 43-й, комсостав 37-й дивизии и тот в октябре 1936 г. продемонстрировал в массе своей недостаточное знание русского языка (нашлись и «совершенно неграмотные командиры», делавшие «в диктовке из 150 слов 78 грубых ошибок») и «совсем неважное» знание географии (когда командиры не знали, как называются столицы западноевропейских государств и путали государства, граничившие с СССР)39,

и вспомним,

– что даже этот более грамотный комсостав, выйдя в октябре 1936 г. на тактические учения, часто «не умел оценивать обстановку, сделать вывод из данных разведки», атаку организовывал «шаблонно, без [отвечающего обстановке. – А.С.] замысла», «без учета обстановки и местности» (словом, выказывал все то же неумение думать, анализировать информацию), «забывал» ставить задачи поддерживающей его артиллерии и своим собственным пулеметам – а то и вовсе не организовывал взаимодействие с ними (то есть проявлял еще и нежелание предпринимать умственные усилия),

– что на Лепельском учении то же неумение и нежелание напрягать мысль, что и комвзводы и комроты, проявляли даже заметно более грамотные, чем они, комбаты 27-й дивизии (точно так же предпочитавшие охватам и обходам «равномерное лобовое наступление», а управлению «сочетанием огня и движения» – крики «Вперед!»),

– в решениях, принимавшихся в марте 1936 г. комбатами 129-го стрелкового полка 43-й дивизии (которые опять-таки были грамотнее своих средних командиров), и то преобладали «шаблон и схематичность» (данные таблицы 3 укрепляют нас и во мнении, высказанном нами ранее – о том, что управлением огнем и движением в 1935 г. пренебрегали комбаты не только 27-й, но и 43-й дивизии)40.

Значение отсутствия у большинства комсостава «предрепрессионной» РККА среднего образования – которое только и могло развить человека в умственном отношении до уровня, необходимого командиру 30-х гг. ХХ в. – хорошо видно и на примере 96-й стрелковой дивизии КВО. Вспомним, как и в апреле 1935-го и в феврале 1937 г. командиры подразделений ее 286-го стрелкового полка выказывали на учениях отсутствие «стремления к маневру во фланг противника», «медлительность, выжидание», тягу к действиям по шаблону, редкое использование засад41. Связь между этим явным неумением (или нежеланием) среднего комсостава 96-й напрягать мысль и тем, что (см. табл. 1) лишь четверть его имела среднее образование, а у трети не было и неполного среднего, представляется нам несомненной. Именно отсутствие у трех четвертей среднего комсостава среднего, а у трети даже и неполного среднего образования привело к июлю 1937 г. и к наличию в дивизии командиров, не умеющих «формулировать донесение в ходе боя», и к «весьма слабой топографической подготовке» среднего комсостава, и к отсутствию у 50–60 % его навыков выполнения графических работ на карте…42

В ведомости, послужившей источником при составлении таблицы 3, нет данных по 4-й механизированной бригаде – но из общего ряда не выбивалась и она. Одному заключению инспектировавших ее в марте 1935 г. работников 2-го отдела Штаба РККА («Тактическая подготовка – слаба»), закономерно сопутствует другое: «Общеобразовательная подготовка неудовлетворительна». Правда, инспектировавшие видели причину слабости тактической выучки бригады в «отсутствии методических навыков у начсостава», но это отсутствие упиралось все в тот же недостаток общего образования. (О связи между тем и другим напоминали, например, составители годового отчета КВО от 11 октября 1935 г.: «В большинстве случаев еще далеко не достаточна общеобразовательная подготовка (а подчас и элементарная грамотность) младших командиров, а отсюда и трудность привития такому младшему командиру навыков по методике тактической подготовки») 43. Столь же явной представляется и связь между двумя тезисами доклада, подготовленного политотделом 4-й мехбригады к бригадному партсобранию 21 апреля 1937 г.:

а) у комсостава «слаба тактическая и топографическая ориентировка» и

б) «большой процент командиров слабы по русскому языку и математике» (на собрании уточнили, что «очень низкую общеобразовательную подготовку» имеет и младший комсостав, то есть большинство командиров танков)44…

Вообще, комначсостав танковых соединений – не только насыщенных сложной техникой, но и являвшихся главной ударной силой РККА – был ничуть не образованнее пехотного. «Общеобразовательная подготовка среднего н[ач] с[остава] низка», – констатировала комиссия заместителя начальника Автобронетанкового управления РККА (АБТУ РККА) комдива М.М. Ольшанского, обследовавшая в июле 1936 г. 1-ю тяжелую танковую бригаду БВО45. В 4-й тяжелой танковой бригаде КВО, докладывал 19 августа 1936 г. начальник ее политотдела батальонный комиссар Д.Я. Зубенко, есть командиры и с 4 и с 3 классами образования, есть и такие, которые «плохо пишут и плохо владеют 4 действиями дробей [так в документе. – А.С.]»46… В 133-й механизированной бригаде 45-го механизированного корпуса КВО к началу 1937 г. имелось 211 командиров (почти исключительно средних), обязанных сдать экзамены за неполную среднюю школу47, то есть комначсостав бригады в большинстве своем имел низшее образование…

Не выше, чем у строевых командиров, был и общеобразовательный уровень комсостава войсковых штабов. Так, в годовом отчете 37-й стрелковой дивизии БВО от 1 октября 1936 г. в качестве одной из двух причин слабой подготовленности штабов батальонов и дивизионов прямо названо «недостаточное общее развитие командиров штаба батальона (дивизиона)» – особенно помощников начальника штаба и начальников связи48. Назначенный в 1935 г. начальником штаба одного из танковых батальонов 4-й мехбригады БВО И.М. Колесников окончил лишь 2 класса, лейтенант Ухалов из штаба 40-й стрелковой дивизии ОКДВА в ноябре 1936 г. не знал простых дробей, а задания для командирской подготовки, составленные в конце 1935 г. в штабе 7-й стрелковой дивизии КВО, содержали (помимо 54 профессиональных) 18 грамматических ошибок. «Это разящий пример, показывающий наш общеобразовательный ценз», – подчеркнул 22 декабря 1935 г. на партсобрании начальник штаба 15-го стрелкового корпуса П.А. Ляпин49.

Командиров со средним общим образованием недоставало и в артиллерии – в том числе и в корпусной и в артиллерии РГК, стрельба из тяжелых орудий которых требовала особенно хорошей математической подготовки. Так, в 17-м корпусном артиллерийском полку 17-го стрелкового корпуса КВО еще к 15 февраля 1936 г. среднее и высшее образование было лишь у двух третей комсостава; у 1,4 % средних командиров было неполное среднее, а почти треть (31,9 % среднего и 26,7 % старшего комсостава) имела только низшее50. Проверка весной 1936 г. боевой подготовки дислоцировавшегося в ЛВО 111-го артиллерийского полка РГК показала, что «общеобразовательная и в особенности математическая подготовка командного состава слабая»51.

Не выделялся и технический состав артиллерии. В начале 1937 г. для многих специалистов была очевидна связь между тем, что Артиллерийская академия РККА выпускает «еще недостаточно квалифицированных инженеров», и «недостаточной общеобразовательной подготовкой» пришедших из строевых частей слушателей академии: «они не могут освоить в результате этого ряда предметов»52.

Не выделялся и комначсостав войск связи. Его «техническая подготовка, – прямо отмечалось, например, в годовом отчете ОКДВА от 30 сентября 1936 г., – упирается в слабость общеобразовательного уровня»53. Проверив в начале июля 1936 г. комсостав отдельного батальона связи 2-й стрелковой дивизии БВО, комиссия заместителя начальника УБП РККА комкора Л.Я. Угрюмова выяснила, что по электротехнике и радиотехнике «знания у преобладающего большинства слабые»54. И неудивительно: ни один из 10 проверенных не смог решить ни одной из данных им задач по алгебре и тригонометрии…

«[…] У нас командный состав Пролетарской дивизии развитой в большей степени, чем командиры какой-либо другой части», – подчеркнул 20 февраля 1937 г. на совещании по повышению общего образования в РККА один из политработников 2-го стрелкового полка 1-й Московской Пролетарской стрелковой дивизии МВО. Однако, продолжал он, и у нас есть малограмотные; так, на проверке, устроенной в ноябре – декабре 1936 г., ряд командиров 2-го полка сделали в диктанте по 50–60 ошибок55.

О том, каким было общее развитие командиров, вливавшихся в Красную Армию еще незадолго до начала массовых репрессий, наглядно свидетельствуют, например:

– сообщение начальника УВУЗ РККА армейского комиссара 2-го ранга И.Е. Славина на совещании комначсостава военно-учебных заведений Киевского гарнизона 7 апреля 1936 г. («Специальной проверкой молодых лейтенантов [выпуска 1935 года. – А.С.] установлено, что за 3 года обучения они выпущены малограмотными»56);

– заключение комиссии инспекции автобронетанковых войск РККА, обследовавшей 19 февраля – 2 марта 1936 г. Горьковскую бронетанковую школу («Выпускаемый весной ускоренный выпуск малограмотен»57);

– вывод комиссии, проверявшей тогда же 1-ю Ленинградскую артиллерийскую школу («Многие курсанты старшего курса и выпускники безграмотны по русскому языку и слабы по математике; пишут с грубыми ошибками и, упражняясь в логарифмировании, путаются в действиях с простыми и десятичными дробями»58), а также

– итоги выпускных испытаний 1936 года в военных школах РККА. На тех, которым подверглись выпускавшиеся в апреле командиры-артиллеристы, многие «показали абсолютную неграмотность, допуская по 20–40 ошибок в диктанте из 120 слов. «Значительная часть, – подытоживал 13 мая 1936 г. И.Е. Славин, – не может правильно написать даже легкие, обычные, повседневно встречающиеся слова. Чтение не беглое [выделено мной. – А.С.], переложение прочитанного слабое. Язык при письменном и устном изложении мыслей беден». Выпускники 2-й Ленинградской артиллерийской школы, писал Славину присутствовавший на испытаниях комдив А.К. Сивков, «плохо владеют» даже «разговорным языком: употребляют неправильные обороты речи, неправильно строят фразу» и «тем самым иногда искажают смысл того, что хотят высказать» (и неудивительно: «минимум художественной литературы, обязательный даже для младшего командира, всем без исключения проверенным не известен даже на 50 %»)59.

Часть выпускников артиллерийского отделения Омской объединенной военной школы, докладывал председатель тамошней выпускной комиссии полковник А.А. Вейс, «производит впечатление окончивших школы ликбеза»; когда «им было предложено написать рапорт о прибытии в полк, то пришлось ужаснуться их неграмотности, многие не могли написать слово «артиллерийского» […]». Да и не только его… «Командир артелирийского звода литинат [орфография подлинника. – А.С.]», – выводили в рапортах командиру «стрилкового» полка выпускники-омцы; «одним словом, в трех-четырех строках 8—10 ошибок и самых грубых». «Только единичные товарищи, – продолжал Вейс, – могли правильно составить деловую бумагу, прочие же писали прямо достойное пера «Крокодила». В устной речи они искажали не только слова с иноязычными корнями («отЛегулировать», «эксКренно» и т. п.), но и обычные («одеются» вместо «одеваются», «средствá» и т. п.)60…

Соответственно, продолжал И.Е. Славин, и «письменное оформление распоряжений и донесений, графика, ведение карты – неумелое и недостаточно грамотное». Донесения выпускников Омской школы вообще были «не всегда […] понятны как по своему содержанию, так и [по. – А.С.] внешнему оформлению»)61.

Часть выпускавшихся в апреле 1936 г. командиров-артиллеристов показала также, что «не только не усвоила элементарных сведений по алгебре, геометрии и тригонометрии, но даже арифметику знает плохо, особенно действия с дробями». Естественно, об овладении теорией стрельбы не могло быть и речи. В итоге, констатировали экзаменаторы, правила стрельбы этими лицами заучиваются «без сознательного их понимания». Соответственно, они не могут и «делать практических выводов из теории» – прилагать ее к «конкретным боевым условиям», в которых проводится та или иная стрельба. Поэтому они «приучены к схеме, шаблону», то есть, будучи «натасканы» на определенных стандартных вопросах», «автоматически применяют» способы решения этих типовых стрелковых задач к любой стрельбе, «не вдаваясь в существо» стоящей перед ними задачи. И «при получении результатов стрельбы, несколько отличных от ожидаемых», «теряются»…

Понятно также, что отличавшиеся «полной неграмотностью», не умевшие даже бегло читать (!) выпускники 1-й Ленинградской артиллерийской школы демонстрировали «неумелое и медленное пользование таблицами стрельбы» и медленно готовили данные для стрельбы, что в принятии тактического решения у них тоже «наблюдался шаблон», что столь же малограмотные выпускники артиллерийского отделения Среднеазиатской объединенной военной школы не умели, «в соответствии с обстановкой, принять самостоятельное решение на подавление целей»62 (то есть опять-таки были плохо подготовлены не только как стрелки, но и как тактики).

Малоразвитыми оказались и лейтенанты, выпущенные в артиллерию осенью 36-го. «Изложение недостаточно связное», отмечал присутствовавший на октябрьских выпускных испытаниях в Московской артиллерийской школе помощник начальника 2-го отдела УВУЗ РККА майор С.Б. Софронин; «тяжелое и неправильное построение предложений, бедный язык – характерные черты большинства сочинений», «пунктуация – слабое место». Эта малоразвитость органично сочетается с другими наблюдениями Софронина: «решения часто принимаются шаблонно, не учитывая конкретной обстановки, местности», «особо необходимо подчеркнуть нечеткость и неконкретность распоряжений»63…