Тридесятое царство

Теперь Совет, выслушав Сокола, объяснялся меж собой ещё дольше, но по – иному: всё чаще говорил Вербор и всё более старики склонялись перед ним и умолкали. Прочий народ ещё теснился в дверях, но любопытства и удивления поубавилось.

Светь, томясь, разглядывал стену позади Правителя Подземелья. Вся она была выложена в причудливом узоре цветными камешками и походила на вышивки крашеными нитками, какие делают люди по одежде. Длинные белые полоски сходились, бежали рядом, иные вдруг ответвлялись в сторону и обрывались… В середине «клубка» рядами стояли зелёные камешки, несколько красных и один большой синий, как на нагрудной цепи Правителя. Белое сходилось к синему с четырёх сторон. Светислав вспомнил другие камешки – озёрные, которые расставляли они с Гостомыслом на его острове. «Почему вот ту белую протянули дальше других и бросили?».

Домыслить ему помешали. По голосу переложителя слов Вербора стало ясно: следует приговор Совета.

«Человек, проводящий свои дни не в игрищах, а в схватках с погаными асилками, достоин уважения, хотя и в юных летах… Мы не станем лукавить: уже десяток и два года, как возведены были городьбы людей, и с тех пор наш народ не испытывает нападений из Леса… Мы, Правитель Северных гор и старшие гмуры признаём малость взаимных обид (Светь удивился: они прощали себя) и забываем те ранения, которые юный ратник людей нанёс двоим из нас (Светислав опять пришёл в изумление: ему нанесли рану ударом по голове, а не он), ибо в ратном деле победа за быстрым и умелым».

Речь текла и становилась всё более примиряющей, однако Сокол не мог стерпеть неправды и готовился спорить. Но вдруг его приковали к себе глаза Вербора. Они словно заглядывали внутрь юноши и желали передать что-то важное и не вслух. Великий язык взглядов не требует говорения на одном языке слов. «Верно, Правитель хочет внушить, что мои возражения не нужны… Что же, пусть потешатся своей мнимой правотой… Да и от подарка, который предлагают, не буду отказываться: нельзя отвергать знак примирения».

На него смотрели с ожиданием. Двое из ближних стариков – всё так же недружелюбно. Вокруг смолкло.

– Да будет мир меж нашими народами, как и было во все года Сварога! – громко сказал Светислав и принял протянутый меч.

Это была не медь, а крушец твёрдый и сильно заострённый, людям неведомый.

– Добрый подарок! – продолжил юноша. – Но ратнику требуется сила оружия, а не разукрашенность. Золото и всякие самоцветные камни, какие, говорят, прорастают глубоко в горах, как трава и деревья на Земле, в нашем народе подносятся только Белым богам. Люди же обходятся простым. Вернувшись домой, я должен буду отнести этот красивый меч в Святилище, к Перуну, покровителю берёжи и богу всех воинов.

Один из Совета старших гмуров, едва уяснил слова человека, снял вместе с обязью свой меч и сам вручил Соколу. Это оружие оказалось чуть покороче, сделано было грубее, но надёжно. Светь одел его через плечо и протянул гмуру соколиное перо из своей перевязи. Тот растерялся, глянул на Вербора и, получив одобрение, принял знак дружбы.

Совет был благополучно окончен, и гмуры начали покидать помещение. Как будто снова зажурчала вода в источниках, заглушаемая до того громкими разговорами. А Светислав, облегчённо вздохнувший, словно выплыл из быстротекущей реки, и получивший назад лук, туло, цеп и нож, вдруг услышал совсем рядом сказанное на человеческом языке:

– Я сам выведу тебя в свет, сын Годослава. Но до того угощу как гостя, чтобы вернуть силы для неблизкого пути.

Вербор стоял рядом и, глядя снизу вверх, устало улыбался.

– Иди за мной.

Вскоре Светислав оказался в маленькой горнице за круглым деревянным столом с резными ножками, а жена главного гмура вносила чаши и горшки с едой. Низость потолка ощущалась даже на скамье. Во всех углах, почти у пола, стояли светцы, и от них тянуло терпким запахом. «Чёрный огонь, не дерево горит, не жир, а подземная Виева кровь», – приметил юноша.

Но теперь эти маленькие неприятности не заботили. Хорошо освещённые стены в расшитых цветными нитями холстах, таких земных; привычная, из верхнего мира пища вроде вареной рыбы, овсяников, грибов, мёда, паренки; какая-то особенная свежесть после умывания в почитаемом гмурами роднике и осознание, что ты хотя и не средь друзей, но не врагов точно – всё это забавляло и вновь возвращало к мыслям о семье и родном жилище, тем более, что ночь, как оказалось, вступила лишь в первую пору.

Вошёл Вербор и, поймав взгляд Светислава, спросил:

– Интересуешься вышивками на холстах?… Ты ведь смекнул о том, что выложено цветными камнями в Большом зале над троном Правителя?

– Ваше Подземелье. Белым – пещеры…

– Камнем Водогором. Зелёно-ярким, как глаз змеи-байвузы, Весегором – семейные покои. Кроваво-рдяным, как разгорающийся огонь, Палогором – наши плавильни. А синим, цвета горного озера на закате Солнца Безегором – то место, где… – он замолчал на миг… – где человеческий юноша впервые увидел старших гмуров Севера, а многие из гмуров впервые увидели человека, как сказала моя дочь, отважного, разумного и красивого… Но там всего четыре камня. А Китоврас, наш божественный покровитель, поселил в этих горах пять десятков самоцветов. Гляди!

Вербор снял свой меч с ножнами, на которых камни словно приросли один к другому, так что сам металл – а это было золото – просматривался только на ободке.

– Этот, цвета глины, какой она бывает у выходов из пещер в подлунный мир, когда дотронешься рукой, потом засохнет, и вдруг поднесёшь ладонь к глазам при слабом ночном свете, – этот редкий Невегор. В Северных горах таких камней всего три. Дальше – нежно-голубой, будто на тебя кто-то смотрит из воды, неясный, скрытый, – Сабдарагор. Он один на севере. Старики говорят, что среди наших южных племён есть ещё такие же, но никто не видел.

– Правитель, – изумился Светислав. – Ты рассказываешь о простых камешках, как о живых существах! У нас так величественно поют старинные повести о богах, Ирии…

– Приглядность и чудесное, юноша, не только под Солнцем. Если ты слит с природой, как сливается с другими капелька, падающая в родник, тогда красота будет для тебя во всём, тогда ты часть её, тогда очищается твоя душа и ты внимаешь не только ночным шорохам, плеску рыбы, ласкательству ветерка Ночника, но и незримому полёту духов и даже богов. Я знаю ваш Закон Праведи: одни идут в Ирий путём землепашца, другие – путём ратника, вещуны – путём мудрости. Но есть ещё один путь – в себя, в красоту своей души. И тогда можно увидеть Ирий ещё при этой жизни. Правильно – следовать Закону, но лучше быть частью всеобщего Закона.

– Я уже слышал подобное. «Быть частью природы…»

– Ты говорил с человеком, который многое понял. Наверно, он старый и мудрый…

Светь улыбнулся: Радислава-то старая?

– Иной думает, – продолжал Вербор, – что надо идти вперёд, и это есть жизнь, а иной думает: надо остановиться и раствориться. Для нас, как и для людей, бог Род – творец мира. Но если мир вышел из Рода, он и вернётся в него в конце времён… Не бойся уходить с Севера, Сокол, если так решат ваши старшие: твой мир души всегда с тобою. Вы уже уходили. И вернулись. По человеческому исчислению это произошло десяток и семь тысяч лет назад и девять тысяч. По-нашему – другие числа.

– Мы помним те времена, Правитель… А что же здесь, на холстах?

– Да, я отвлёкся. Это обозначения других селений нашего народа. Они живут южнее.

– Вижу, что по длине пещер и числу покоев те племена больше. Если Холод придёт и погубит эти Земли, вы переселитесь к своим братьям?

– Нет. Здесь, в горах, внешнее ощущается меньше. Даже Всесветное половодье не смыло Пояс Рода. Возможно, мы лишимся плодов Земли, но не рыбы и мяса. Ваш народ на Островах не ел мяса, ибо плоды были в изобилии. Теперь же яблоки мельчают каждое лето, а иные плодовые деревья исчезли вовсе. И вы, потомки тех, аркаидов, уже едите то, что не от Земли.

– Скажи, Правитель, что за длинная пещера уходит на тех ваших наметках на стене в самое Каменное взгорье?

Светиславу показалось, что Вербор вздрогнул.

– Нет, юноша, она не такая длинная: лишь до края горы. Мы не нарушаем границ с вами даже под Землёй… Угощайся же.

И он сел и взялся за ложку. Но не деревянную, как у Соколов и иных людей Равнины, а серебряную.

– А что же твоя семья?

– Жёнам и детям не следует восседать за столом, когда разговаривают мужчины, – строго ответил Вербор и, заметив удивление на лице Светислава, пояснил. – Мне известно, что у людей для мужчин и женщин во всём одинаковость. У нас не так…

Его речь немного ожесточилась, и Светь не стал более спрашивать. Однако Правитель гмуров вскоре сам вернулся к тому же и продолжил мягче:

– Не суди чужие обычаи. Знаю также, что люди упрекают нас за рытьё Матери Земли и даже путают нас с виевичами. Чёрный бог подземного мира, верно, где-то глубже, но не в горах, нашем жилище, ибо горы не под Землёю, а над нею. Хотя старые гмуры и рассказывают иной раз повести о встречах в дальних закоулках пещер, на берегах подземных озёр и рек с теми, кого вы зовёте навиями, мёртвыми. Да, в горах не только добрые духи. И если где-то нас «не пускают», мы перестаём рыть и заваливаем ход… Но ты не прикасаешься к еде, сын Годослава. Прошу же…

– Правитель, разве тебе неизвестен обычай людей не застольничать ночью после захода Солнца, равно как и не начинать новых дел, пока Землю не осветит лучедаритель Хорс?… Ты так много о нас знаешь… Теперь же я могу только пить да вкушать плоды растений.

– Такое о людях мне было неизвестно. Тогда налей мёда из того ковша. Он собран в горах, где много руды Аходона. Ты почувствуешь пахучесть растущих высоко над Равниной цветов, и твоё крепкое тело обретёт неукротимую силу… Я пробовал ваше чудодейственное питьё – квас. Жаль, нам невоможно его сотворить в своих Подземельях.

Светислав взял в руки резной золотой ковш и загляделся на рисунок какого-то ловкого кузнеца, который где-нибудь в двух сотнях саженей отсюда стоял в этот миг у ослепительного огня и готовился бросить на наковальню кусок крушеца, чтобы изготовить острый меч, наконечник копья или твёрдое зубило для дробления камня и пробивания всё новых и новых пещер.

– Скажи, Правитель, а ведь Каменное взгорье – гиблое место?… Иных из нас сильно пугают неведомые круглые огни, которые выпрыгивают прямо из Земли. Они то плывут, будто по воде, то замирают невысоко.

Вербор насытился и налил себе чего-то в большой, изукрашенный Весегорами туесок.

– Гиблое, да. И нам известны те огни. Знаем лишь, что надо избегать их и что пропадают они, вспыхнув, подобно молниям в грозовой день. У нас им другое название: комок огня.

– Комок огня, – повторил Светислав. – Как на этом ковше, только на нём жар плавильни. Верно, многие у вас плавят медь и тот крепкий металл, из которого выкован мой новый меч?

– Ты молод и много расспрашиваешь… Хотя редкий из твоего народа попадает внутрь гор…

Светь удивился: редкий, значит, не только он. До сих пор гмуры твердили о необычности его вторжения. И то сказать: Вербор ясно изъясняется по- человечески, знает не только о людях, но и о нынешней их жизни. Откуда, если не выходишь в Подсолнечный мир и не говоришь с людьми?… Может, они с Вышемиром друзья? Тогда верно, что родич ближнего к Поясу Рода селения Соколов желает отдать гмурам Каменное взгорье и станет просить о том на Вещенье племён…

Он стряхнул задумчивость.

– … а меч, нами подаренный, будет тебе как знак от гмуров. Лишь боги ведают твою участь: может, пригодится… Думаю, ответить на всё, что желает пытливый гость, мне не хватит и ночи, а уж Луна перешла во вторую её пору. Я скажу самое важное. А ты запоминай.

Много лет и Солнечных ночей назад, когда юноша Светислав и не помышлял о пути ратника, а среди людей ратников почти не было, ибо злобные асилки довольствовались приношениями и не склонялись ещё к губительству; когда в приграничье, у Леса, не стояли ещё городьбы с храбрыми и опытными берёжами с быстрыми стрелами, острыми мечами и послушными лошадьми, тогда в месяц шагл, в первую Луну, в её прибыль, в скрытом месте из Горы вышла дружина гмуров – рудокопы и ратники для их охраны. Вскоре у скалы Рашбора они наткнулись на одинокого человека, хотя и хорошо вооружённого, но не знающего том, что собаки людей не чувствуют гмуров, которым нет равных в бесшумном движении и скрытности. Гмуры не терпят чужаков в горах, не раз поражали у своих маленьких полей в горных долинах злых асилков, и потому вмиг скрутили человеку руки и ноги, положили у его костра, прогнали прочь испуганного пса и разделились: большинство пошло по своему делу, а трое вернулись, чтобы спросить совета у Правителя. Они проходили всю дополночь, а человек не смирился, перетёр верёвки на руках, как недавно ты, и стал вольным. Но он не бежал пугливо на свою Равнину, а вновь сел у костра, не притронувшись к оружию, которое гмуры оставили рядом. Те немало удивились, застав его так, и даже пожелали убить. Но юный сын Правителя объявил, что берёт на себя новое решение и готов отвечать за него перед старшими и всем народом. Он позволил человеку уйти. Но тот снова удивил гмуров: он сказал, что ищет для своего народа особый крушец, ибо медь, по-гмурьи, верзен, уступает ему в крепости. Человек говорил о горморуне, из которого выкован и твой новый меч, Светислав.

– Правитель, человек не мог вступить в разговор, не назвав себя. Мы не нарушаем обычаев. Если он пришёл с нашей стороны Пояса Рода. Но и те, что живут на Западе, у Леса Бармы, чтут Закон Праведи.

– Нет, он был из Соколов. И он назвал себя сразу. Он назвал себя… – Вербор пристально посмотрел на юношу, – Годославом, сыном Будислава.

– Отец!.. Боги привели меня к гмуру, который знал моего отца!.. И потому ты выступил за меня на вашем Совете?

– Тогда я был сыном Правителя… А в эту ночь я не сразу узнал тебя, сын отважного и мудрого Года. Моя своевольная дочь Шлевала изрядно позабавила меня, когда вступила в Главный покой и быстро зашептала, что по всем приметам мы пленили сына того, кто спас её отца и о ком он часто рассказывал своим родным. Приметами были светлые русые волосы, статность и голубые, как горное озеро, глаза. Забавно, она не знала до сих пор что каждый из людей – в полсажени и локоть ростом, светловолос и голубоглаз… У вас с Годославом один голос. Я признал тебя именно так. А признав, не мог допустить какой-нибудь обиды тебе. Обещание Вышемира (при этих словах Светь навострил слух) без решения вашего Вещенья не даёт нам возможности входить в Каменное взгорье. Но старики упорствовали, и три дня назад мы послали рудокопов. Я же не стал препираться, зная, что даже ваша приграничная берёжа опасается комков огня, и сторонится того места… Я не скажу тебе, чего желает Вышеслав от гмуров за Взгорье: то дело ваших старших – родичей и скоро узнаешь сам. Мы же ищем там ахидон, ибо запас его в горных рудокопнях истощился.

– Те рудокопы действовали как самые ловкие ратники и были при оружии.

– Меч вне пещер для гмура обязателен, и, поверь, скрытностью обладает любой из нас, даже дитя. Вы долго учитесь тому, что даётся нам богами, едва родимся. К тому же ты ратился как-то необычно. Те, кто пленили тебя, рассказали, что после удара по голове, в беспамятстве и с закрытыми глазами ты отбивался необычайно яростно и резво… А далее истощился разом, как опрокинутая крынка. Что это?

– Это буза, которую выдумал мой дядя Яр, старший над берёжей.

– Яр – значит, Ярослав… – задумчиво повторил Вербор. – Но я не закончил. Потороплюсь, тебе пора покидать наше Подземелье… Годослав искал горморун, и мы не препятствовали и не помогали. Я встречался с ним ещё три раза и в последний – ближе к Лесу, у реки…

– Омогдань.

– Да, по-вашему, Омогдань, где он погиб, спасая меня.

– Как?!

– Никто из людей этого не видел. И как сын ты первый узнаешь, что твой отец не желал разделять правнуков Рода на человека и гмура. Я и два моих друга ушли далеко от Горы: была необходимость. К тому времени асилки больше года не приходили к нам, и мы почти не осторожничали. Их появилось пятеро. При свете едва взошедшей Луны они казались скратугами, чудищами. Напали сразу и вместе, нисколько не пугаясь наших коротких мечей. А луки, как вы, мы не делаем и зверьё ловим путами или бьём копьями, подобравшись в безлуние вплотную. Теперь же зверьём оказались мы. Один мой друг пал сразу, другому вывернули правую руку и ударили оземь, и он едва ратился. Тёмно-коричневый, как камень Невегор, ростом в целую сажень, с одним глазом едва не посреди лба, асилк ринулся на меня с деревом в лапах, и я ощутил себя муравьём, которого вот-вот раздавят.

– Одноглазый? Яр убил его через год у самого нашего селения. Он разодрал корову и её телёнка.

– А тогда он сумел скрыться в Лес. Годослав будто прилетел на ветре Полуночнике, ибо мы не слышали до того его шагов и дыхания. Он вонзил меч в одного асилка и сломал. Затем, как молния, мелькнул в сумраке ночи и воткнул свой нож прямо в глаз другому. Тут я получил удар от великана и плохо видел дальнейшую схватку. Годослав с пустыми руками бросался на «моего» и ещё одного скратуга, они ловили его, но были неповоротливы и получали удар за ударом. Это тоже буза, Светислав?

– Буза – особенное состояние. А то было перуново ратоборство. Оно пришло с нами ещё с Островов. Хотя врагов там мы не имели, но Сыны Богов научили наших предков ратиться безоружно.

– О Сынах Богов мне неизвестно, но я не поверил бы прежде, что можно схватиться с двумя чудищами и одолевать их. Твоего отца ударил камнем третий, который отшвырнул моего друга и бросился на выручку тем двоим. Я впал в беспамятство ранее и не видел сам. Гомбор оттянул меня к реке, и погодя мы вернулись, чтобы забрать своего погибшего. Два мёртвых асилка и твой отец, уже без дыхания, с разбитыми головой и грудью, лежали на том лугу. Одноглазый и другие злыдни бросили своих. Я полагаю, они не добили нас с Гомбором, потому как всю ярость обратили на Годослава, а он нанёс им немало увечий. Так он спас меня. А я ничего не мог дать ему взамен. Мы прошли, протоптав тропу, до ближнего селения людей и бросили там нож Годослава. Я знаю, его быстро нашли.

– Вот оно разрешение загадок! Потерянный нож и тропа, по которой, явно, прошёл не один! – Светь не удержался от громких возгласов. – Многие из нас решили, что мой отец скрытно шёл от селения за асилками, и далее они его учуяли и напали.

– Теперь ты знаешь, что было по-другому. И всё в мире ходит по кругу. Вы меряете время Колом, кругом Сварога, покидаете Север в Холод и возвращаетесь вновь, а сегодня я счастлив, ибо могу, хоть немного, отплатить добром сыну моего спасителя. Гомбор же подарил тебе свой меч. Тот самый Гомбор. Он тоже помнит Годослава. Мы помогаем вам, как вы – нам против погани из Леса. Много раз гмуры успевали предупредить вашу берёжу в городьбах о крадущихся к ним ночью асилках, затевая где-нибудь рядом шум. И вы отбивали нападение.

– Такое бывало, Правитель. И мы радовались их шумливости и неуклюжести.

– Они мстили нам, но городьбы Соколов – это и для гмуров защита. Твой отец не боялся идти в горы, наши владения, и вступился за гмуров у себя на Равнине. Я уверен: он сумел уйти в Ирий двумя путями – ратника и мудреца. Не многим выпадает такое… Когда я догадался, кто передо мной, узнав голос, то решил, что этой ночью, отогнав чёрных богов, захвативших Север, встретились для дружбы Белые боги людей и гмурьи боги Подземелья. Верно, теперь, после моих рассказов, ты не будешь вспоминать об этом приключении с недовольством.

– Как можно сожалеть о том, что приобрёл друзей?!

Тут Вербор прервался, ибо кто-то окликнул его от входа в покой. Выслушав того, он встал:

– Что же, нам пора идти. Твой мир ожидает тебя, Светислав, сын Годослава из племени Соколов.

… И вновь бесконечные ходы- высокопотолочные, осветлённые, далее низкие, с неровным полом и неудобные для ходьбы при свете пламеника. Впереди шли два ратника, за ними сам Вербор, и последним – Светислав. Луна в ту пору скрылась за тучами, ясочки потускнели, и юноша не сразу ощутил выход из Подземелья.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.