Полная версия
Абсолютный. Часть 1. Парадизар
Anne Dar
Абсолютный. Часть 1. Парадизар
Посвящается N.
Глава 1.
День 1.
Тринидад.
Холод разливался по моему телу, прокладывая себе путь по беспокойно пульсирующим венам. В меня что-то вливали. Что-то вызывающее наркотическую расслабленность. Моё подсознание неистовствовало, в то время как тело едва соглашалось подчиняться сознанию.
…Я её потеряла. До неё – многих, а теперь ещё и её. Кажется, Джекки стала последней, роковой каплей. Кубок переполнился. И алая жидкость, прожигающая всё на своём пути, начала растекаться по поверхности и жечь-жечь-жечь… Мою стойкость, мою силу, мою душу…
Распахнув глаза, я увидела себя лежащей в белой комнате, пронизанной, режущим глаза, белым освещением. Вокруг настолько стерильно чисто, что даже гадко… В руке торчала игла капельницы – в меня действительно вливали какую-то прозрачно-голубоватую жидкость. На изгибе руки наливались лиловыми пятнами сразу три синяка, красноречиво говорящие о том, что меня кололи минимум трижды.
Резко выдернув иглу из вены, но не выпустив её из руки, я села на краю кушетки, на которой очнулась. Голова немного закружилась, однако некритично. Поясница и шея онемели так, будто я очень долго пролежала недвижимо. Посмотрев на единственную имеющуюся в комнате, запертую дверь, я произвела тяжелый вдох. Я очнулась, значит нужно что-то делать…
Скорее оторвав, нежели отсоединив иглу от трубки капельницы, тем самым заставив жидкость начать вытекать из прозрачного пакета на отполированный пол, я направилась к двери… Заметив хромоту, я с облегчением отметила, что она вызвана всего лишь онемением мышц из-за долгого лежания, а не из-за какой-то травмы.
Согласно быстро сформировавшемуся в моей голове плану, я должна была вставить иглу в замочную скважину, прокрутить её и таким образом попробовать открыть дверь, если, конечно, изначально она окажется запертой. Но прежде чем я успела убедиться в том, что дверь заперта, и прежде чем я успела обнаружить, что заперта она на электронный замок, что означало однозначный крах наброска моего плана с иглой, дверь вдруг распахнулась. Это произошло, когда я уже была всего лишь в шаге от нее. Не заметив меня, порог переступила молодая женщина в белом халате, с головой ушедшая в бумаги, которые она держала в своих некрепких руках. Я набросилась на неё. Прижала к стене. Её бумаги сразу же вихрем взвились у меня над головой… В глазах незнакомки моментально вспыхнул неподдельный испуг – я прижала иглу к её сонной артерии. Не осознавая того, я закричала прямо в испуганное лицо женщины:
– Что вы с ней сделали?! Куда вы её дели?!
– О ком ты говоришь?! – в ответ она тоже закричала, но с иной интонацией – с неподдельным ужасом.
– Джекки! Где её тело?! Вы забрали его, как забрали тела Бума, Парагриппа, Эффекта, Дефакто, Змеееда?!
Я пропустила Яра… Хотела спросить, что с остальными, но только после того, как моя заложница успела бы ответить мне о Джекки и не получила бы в шею удар иглой… В итоге его получила я. В шею сзади что-то вкололи… Второй человек в белом халате, незаметно подошедший со спины… Я даже не успела понять, что именно произошло, а меня уже несли под руки обратно к кушетке, под которую на пол всё ещё продолжала затекать голубоватая жидкость из порванной трубки капельницы…
Моё сознание вновь помутилось и вскоре окончательно выключилось.
День 2.
Меня искусственно привели в сознание. На сей раз я лежала на подобии твердой софы, в коридоре с бежевыми стенами, на которых висели абстрактные картины, изображающие неровные узоры и бесформенные разводы красок. Надо мной нависал парень лет двадцати, не очень высокий, худощавый, его бледное лицо обладало детскими чертами – крупные глаза, ровный и тонкий нос, пухлые розовые губы слегка приоткрыты.
Он что-то говорил, но, из-за звона в ушах, я расслышала только вторую часть его слов:
– …Вы последняя, все остальные Вас уже ждут.
Я не задумывалась о том, в каком списке я стала последней и кто такие эти “все остальные”. Я просто приподнялась на локтях, затем села на край софы и постаралась отдышаться. Перед глазами на пару секунд потемнело, потом разъяснилось, и я вдруг рассмотрела под своими ногами ковровую дорожку красно-коричневого оттенка. Дыхание всё ещё давалось очень тяжело… Бросив взгляд на своё предплечье, я рассчитывала увидеть синяки от капельницы, но рукав был опущен, а я не хотела лишний раз шевелиться, даже чтобы уточнять подобное. Следующий взгляд я бросила на парня. Он был одет в белый костюм, но костюм этот не был похож на медицинский. На груди у него висел хромированный металлический бейдж с выгравированной надписью ♂20-1107.
– Что это значит? – начиная чувствовать внезапно быстрое возвращение своих сил и даже нахлынывающую, словно морские волны, бодрость, я приподняла руку и указала на его бейдж.
– Это моё имя.
– Двадцать тире тысяча сто семь – это твоё имя? Что за чушь?
– А вас зовут Дикая. Разве это тоже не странно?
– Моё имя Тринидад.
– А как зовут остальных?
– Кого “остальных”?
– Нэцкэ, Абракадабра, Яр…
Он знает их?! Я хотела вскочить и вцепиться в его тонкую шею, может быть даже послушать её хруст, но упоминание Яра меня вдруг остановило, и в итоге я лишь до боли сжала кулаки…
Из двери, расположенной слева от моей софы, вдруг начали выходить люди. Сначала я не поняла, кто это, а потом узнала в отмытых лицах и одетых не в лохмотья телах тех, кого на протяжении долгих недель, слившихся в месяцы, спасала, от которых долгие дни спасалась и пыталась спасти Джекки… Нэцкэ, Сладкий, Вывод, Абракадабра… Встав сбоку от меня и парня по имени 20-1107, они смотрели на меня, как на неизвестный экспонат. Я лишь мельком пробежала по их лицам, потом уперлась взглядом в стену напротив… К горлу, но не к глазам, подкатила волна горечи… Я опустила взгляд под ноги и сильно поморщилась, мои плечи опустились, но вода к глазам так и не подошла…
– Ты чего? – рядом оказался Вывод. Сделав шаг вперед, он сначала хотел положить свою большую руку на моё внезапно ставшее маленьким плечо, но остановился на полпути. Видимо ещё помнил, что со мной нельзя просто так… Убивать меня в Конкуре можно было, а вот так вот просто класть руку на моё плечо – нельзя.
– Джекки убил Яр… – я наконец ответила. Мой голос неожиданно сильно осип и показался мне не моим, чужим и далеким, звучащим из самых недр не моей груди. А слёз всё не было. Только боль-боль-боль и горечь-горечь-горечь, но никакой влаги в глазах…
– Там всё вышло немного не так, – голос Нэцкэ. Она говорила о Конкуре, как будто не знала, о чём говорит. Там всё вышло не “немного” не так, а “совсем” не так. Люди охотились на людей. Мы были этими людьми. Мы были жертвами и мы же были охотниками. Как это понимать? Как с этим жить? Как это… Где мы вообще сейчас?!
Моё периферическое зрение вдруг показало мне нечто красное, возникшее между лицами Нэцкэ и Абракадабры. Я хорошо рассмотрела, потому что влаги в глазах не было, какие бы мученические гримасы от боли в грудной клетке ни строило моё лицо.
Этого не могло быть… Того, что показало мне переферического зрение. Как только я пришла к этому выводу, я поняла, что всё ещё нахожусь погруженной в наркотический сон. Здесь нет парня с цифрами вместо имени, нет четверых выживших и меня нет… И её призрака, возникшего фоном между Нэцкэ и Абракадаброй, тоже нет. Всё бред.
Глава 2.
День 1.
Джекки.
Так много воспоминаний, что невозможно ухватиться ни за одно из них, чтобы удержаться на поверхности сознания, попавшего в шторм. Таких воспоминаний у меня как будто бы не было никогда, но внезапно они всплыли, и мне было совершенно ясно, что эти картины никакие не иллюзии, а именно воспоминания из моей прошлой жизни: давно забытой и как будто бы никогда не существовавшей. Я вспомнила себя ребёнком. Совсем младенцем. Я ещё не умела ходить и говорить, только видела, слышала, пробовала на вкус и на ощупь. Я совсем недавно познакомилась со своими родителями… Они очень сильно любили меня… Отец засыпал прямо на полу у моей колыбели, а когда я будила его своим плачем, он улыбался мне и брал меня на руки, и баюкал… Длинные каштановые волосы матери, украшенные несколькими розовыми прядями, постоянно влекли меня, я дёргала их, ей было больно, но она улыбалась… Она обстригла пряди при мне: я лежала в переносной коляске, она стриглась самостоятельно, глядя в зеркало… Мне подарили огромного лилового слона, мне очень нравился его необычный цвет, но его большой хобот пугал меня, особенно ночью… С плюшевым медведем серого цвета стало спокойнее засыпать, но потом он куда-то пропал, а я не заметила… Дедушка учил меня кормить голубей в парке и не заметил, как я вывалилась из коляски – после мы вместе плакали… Его слёзы меня волновали и они же успокоили меня… Бабушка запретила родителям давать мне джем, но при этом протянула мне вкусную ягоду, поэтому я не расстроилась – это была клубника… У меня прореза́лись первые молочные зубы, мне было так больно, что я плакала три ночи напролёт, а потом вдруг почувствовала, как по двум резцам стукнула чайная ложка… Это было необычно… Я начала кусать все ложки и вообще всё, что попадалось мне на зубы… Меня отлучили от груди. Яблочное пюре было кислым… Я начала ходить. Сначала часто падала, потом часто врезалась и билась, но редко плакала из-за этого – слишком сильно хотелось стремиться вперед, дальше… Колыбель заменили кроваткой, и рядом с ней появился новый неизвестный атрибут – горшок. Приучала меня к нему мама. Папа морщился при виде моих памперсов, но всё равно умывал меня перед сном именно он… Родители занимались любовью в соседней комнате, я слышала скрип их кровати и голос матери… Приезжали тётя с дядей, оба очень сильно любили держать меня на руках, говорили, что у них скоро тоже будут дети, мои кузены… Первый снег, первое Рождество и первый Новый год, и первый день рождения… Мне подарили пластмассовые игрушки и пёстрый носок с конфетами, который потом куда-то пропал – от сладкого у меня покраснели и зачесались щёки. Первый и последний диатез… Неудобные банты на моих густых каштановых волосах… Болезненная обработка царапин на коленях… Аромат маминых духов… Щетина отца… Щенок. Люстра. Вазы. Платье. Лимон. Крапива. Гроза. Путешествие. Тюлень. Вентилятор. Солёная кукуруза. Кинотеатр. Бег наперегонки. Вафли с сиропом. Карусель. Порванные бусы. Ролики. Шлем. Скользкие водоросли. Дельфины. Ракушки. Плесневый сыр. Книги. Воздушные шары. Компьютер. Серпантин. Хлопушки. Фейерверк. Бенгальские огоньки. Подготовка к школе. Рюкзак и карандаши. Папины руки. Мамин живот. Лив. Коляска. Обои. Ночной плач. Объятия. Пустышки. Дружба. Прогулки. Куклы. Новая школа. Карусели. Детский сад. Блёстки. Рисунки. Мечтания по ночам. Страшилки. Батуты. Бассейн. Кристаллы. Звёздное небо. Волны. Заповедник. Бабочки и сачки. Ссоры родителей. Доди. Расставание. Кей. Атака-Атака-Атака!..
Я так резко распахнула глаза, что почувствовала, как мои зрачки сначала до максимума расширяются, а потом мгновенно сужаются до размера булавочной шляпки. Комната мрачная – стены будто позеленевшие от окисления – мои руки и ноги тщательно пристегнуты стальными ремнями к твердой и холодной кушетке… На мне только нижнее белье и… Ни одного шрама! Их было… Было несколько. На предплечье – порез от столкновения с траппером, на бедре – от столкновения со скалой, на груди – после криокапсулы и ещё… После… После того, как Яр пронзил меня рапирой, должно было остаться или… Или не должно, потому что я не… Выжила.
Ужас накрыл меня с головой. Частота сердцебиения достигла своего предела. Я слышала каждый удар своего сердца и даже само течение крови в моих венах!.. Скорее всего, именно из-за этого я в итоге и потеряла сознание повторно.
Долгие часы мучительного бреда, похожего на настоящую агонию. Явь мешалась с иллюзией – я не могла отличить одно от другого. Моя татуировка будто бы переливалась стальным цветом и оживала, и перерисовывалась, и заново запечатлялась на моей коже, и что-то нашептывала мне… Кости болели так сильно и так отчётливо, словно сращивали приобретенные ими в течение всей их жизни трещинки, все недочёты и все изъяны… Позвонки хрустели при выравнивании… На “окислившейся” стене висел календарь за 2110-ый год. Значит, всё в порядке, значит, я в том же году, в котором выпала из реальности, значит, я не в криосне… Нет, не всё в порядке… Слишком много силы, слишком много эмоций, слишком много цветов, запахов, звуков даже в этой глушащей тишине…
Теперь я в одежде… Но когда меня успели одеть?!…
Где я?!.. Где… Тринидад!!! Она в Конкуре!!! Без меня ей будет сложно выжить в одиночку!.. Её нужно вытащить! С ней что-то не так! Я никак не могу вспомнить, что именно, но с ней что-то произошло! Где она?! Куда я попала?! Куда её дели?!..
Сжатие кулаков приводит к треску удерживающих меня, стальных ремней. В сердце появляется дискомфорт – оно как будто отяжелело… Треск усиливается, ремни один за другим отлетают от меня и громко рикошетят о стены… Я уже стою на ногах… Чувствую себя налившимся мощью буйволом… Бегу к двери и вместо того, чтобы открыть её, выбиваю её всем своим телом… Хотя она казалась крепкой, казалась вылитой из стали… Страшный звон от выбитой двери оглушает пустые, плохо освещенные коридоры, но даже плохое освещение кажется мне слишком ярким… Я бегу по коридорам, выбиваю все попадающиеся на моём пути двери – одну-вторую-пятую-двадцатую-тридцать третью – везде пустота. Замечаю красный огонёк у очередного поворота, останавливаюсь и понимаю – у меня над головой висит видеокамера. Работающая, каких я не видела со времен Первой Атаки… Сначала я кричу в неё один-единственный вопрос: “Кто вы?!”, – а затем, в высоком прыжке, срываю камеру и разбиваю её о стену с такой силой, что летят искры… В этот момент появляются первые люди – выбегают из-за двери позади меня. Трое крупных мужчин в чёрной боевой форме бросаются прямо на меня. Наверняка только выброс адреналина позволяет мне уверенно уложить на пол каждого, но затем происходит странное. В коридоре, словно из ниоткуда, вдруг возникает высокий, крупный парень. Я даже не успела толком рассмотреть его – атлетичный брюнет с большими глазами непонятного цвета (зелено-синими с серебристыми вкраплениями?), – он впечатал меня в стену буквально одним щелчком… Я действительно почувствовала, как пробиваю кирпичную кладку своим телом, кожей и скелетом. Но боли я почти не ощутила (скорее всего, всё ещё действовали анальгетики или наркотики, которыми меня накачали) и вышла из строя я не из-за этого – из-за того, что вдохнула аэрозоль, который парень распылил прямо мне в лицо.
Следующее открытие глаз: я снова в той же комнате, снова на той же кушетке, но уже не пристегнута вырванными с корнями – вырванными ли или просто никогда не существовавшими? – стальными ремнями. Парня рядом больше нет. Всё было наркотическим бредом. И я начинаю постепенно осознавать это.
В комнату заходит женщина в медицинском халате, с головой ушедшая в чтение бумаг в своих руках. Подняться и свернуть ей шею? Заставить отвечать на мои вопросы? Дождаться, пока она сама заговорит? Это… Очередной бред?
Глава 3.
День 2.
Мы обе были живы. И обе слабо верили в это.
Я видела выражение лица Дикой до того, как она увидела меня живой – она страдала. А ведь говорила, что мы даже не друзья. Ну и кто она после этого? Обманщица? Только если обманщица самой себя. А мне она, получается, всё же подруга. И тем не менее, мы даже не обнялись. Просто пожали руки так, как будто делали это в первый или в последний раз, как будто здоровались или прощались с призраками друг друга.
Люди в белой форме и с цифрами вместо имён провели нас из коридора в большую гостиную, в реальность которой сложно было поверить наверное потому, что я не видела настоящей роскоши больше целого десятилетия и уже позабыла, что это такое: махровые белоснежные ковры на отполированном паркете из лиственницы, массивная хрустальная люстра над столом, резной стол заставленный блестящей посудой, переполненной неестественно изысканными для Павшего Мира блюдами. Подобного я не видела даже в Подгорном городе. В условиях общемировой катастрофы это выглядело… Ненормально. Как не в такт антиутопической партии играющая утопию скрипка.
Сопровождающие нас люди с именами-цифрами сообщили нам о том, что стол накрыт для нас. Дважды приглашать к столу нашу группу оголодавших аборигенов не пришлось.
Стол был рассчитан на двенадцать персон. Абракадабра, Вывод, Нэцкэ и Сладкий сразу же уселись с его левой части, а мы с Дикой машинально прошествовали к противоположному краю стола и там же разместились. Кажется, мы обе поняли, что отделились от компании, хотя могли сделать и другой выбор, только после того, как заняли свои места – Дикая в центре, я слева от нее – и после того, как словили на себе мимолетные взгляды остальных. Но пересаживаться мы даже не подумали. После того, как в Конкуре на нас была устроена охота, в то время как мы вдвоём ни на кого не нападали и не собирались нападать, желание как минимум держаться подальше от остальных казалось нормальным не только мне, но и наверняка Дикой. Абракадабра едва не проломила череп Дикой, в попытке ограбить нас на оружие, а может и в реальной попытке убить нас, которую позже её союзник почти успешно применил по отношению ко мне. Сладкий был одним из тех, кто отчётливее прочих выступал в Конкуре против Дикой. А Вывод с Нэцкэ… Вывод с Нэцкэ, вроде как, были нормальными, насколько нормальность ещё могла выдерживать позиции в этом безумии. Однако осадок всё равно остался, как наверняка и у всех их по отношению ко мне с Дикой, как к потенциально самым опасным оппонентам. Бума, Парагриппа, Эффекта, Дефакто, Змеееда и Яра больше нет. Могло не быть и меня. Могло не быть любого из нас. С этим знанием нам придётся продолжать жить или выживать – в зависимости от того, что с нами захотят сделать дальше и как мы отреагируем на дальнейшее…
– Не отравлено? – полушепотом поинтересовалась я, наблюдая за тем, как Дикая накалывает на вилку кусок пирога.
– Да ну…
– “Да ну” значит “да пофиг”?
Она одарила меня красноречивым взглядом, выдавшим моё попадание в яблочко.
– Ты поэтому не ешь? – под шумное, поспешное чавканье, раздающееся с противоположного конца стола, поинтересовалась она, после чего отправила первый кусок пирога в рот.
– Аппетита нет, – я бездумно уставилась на стейк, лежащий на моей тарелке.
– С тобой всё в порядке?
– Не уверена… Чувствую себя странно.
В ответ на это она хмыкнула, а затем поинтересовалась:
– Почти убитой?
– Скорее заново родившейся.
Дикая вдруг отложила свою вилку и врезалась в меня цепким взглядом:
– Я видела, как Яр пронзил твою грудную клетку.
– Мне сказали, что я выжила только благодаря удаче: он не задел сердца и не проткнул лёгкие, так что меня смогли залатать.
– Из того, что видела я, у тебя не было шансов, – ещё отчётливее прищурилась моя собеседница, явно не собираясь сдаваться. – Ты забыла? Перед тем, как Яр проткнул тебя рапирой, ты была укушена Блуждающим. Насколько мне известно, лекарства от Стали всё ещё не существует.
– То есть если меня спасли от колотой раны, я всё равно должна была бы загнуться от Стали? А варианта, при котором я просто-напросто выживаю без последствий, у тебя для меня не найдётся? – я почти прорычала эти слова. Дикая сразу же округлила глаза в неприкрытом удивлении, Вывод бросил на меня мимолётный взгляд с противоположного конца стола, я замерла… – Прости. Я не знаю, что со мной происходит… Все эмоции зашкаливают, как качели или как… Заостренная рапира. Может застрял кусок в груди? – я почти безумно ухмыльнулась. Шутка была неудачной, но мне понравилась, в то время как Дикая явно не знала, как понимать мою расшатанность. Ещё не хватало, чтобы она сочла меня спятившей… Нужно собраться. Попробовать говорить ровным тоном, на какую-нибудь серьёзную тему, без сильных вдохов и выдохов, без скакания с улыбки на злобу… – Со мной что-то сделали. Что именно – не знаю. Но что-то не так…
– У тебя на шее прежде был шрам от электрошокера. Он исчез, – внезапно оборвала меня Дикая, кажется притворившись, будто не обращает внимание на моё необычное поведение.
Я резко схватила половник, лежащий перед чашей с супом, и поспешно впилась взглядом в своё отражение… На шее и вправду не было шрама! Он как будто… Просто исчез. Я нервно сглотнула:
– Нас ведь всех здорово подлатали.
– Не настолько здорово, – слово “настолько” она произнесла с явным ударением. – Свежие раны залатали, но старые шрамы оставили на месте, – при этих словах она вдруг на несколько сантиметров приподняла свою футболку, и я увидела на её торсе уже знакомые мне белые полосы от старых ранений. Она резко опустила футболку. – Так что тебя, очевидно, подвергли более продвинутому апгрейду.
Я отложила половник. Вернее, думала, что откладываю, но он вдруг с грохотом отлетел от моей части стола и врезался в пиалу, едва не опрокинув её. Со стороны это выглядело как мощный бросок, но ведь я не собиралась бросать – я определённо точно собиралась положить… Теперь на меня смотрели все: выходцы из Конкура, люди-цифры, в ровную шеренгу стоящие в противоположном конце комнаты, но, главное, Дикая смотрела на меня откровенно непонимающим взглядом.
– Да что с тобой такое? – наконец поинтересовалась она, пока я упиралась подбородком в руку, а локтём и взглядом в стол.
– Говорю же, штормит… Эмоции… – Процедив ответ сквозь сжатые зубы, я убрала руки со стола, зажмурилась и потерла пальцами глаза. – Ещё этот слишком яркий свет… – Продолжительный выдох… Перевожу болящий взгляд на собеседницу. – Всё в порядке. Забей. Просто психологическое перенапряжение. Я выжила несмотря ни на что… Это сложно.
– Ты Неуязвимая, так что должно быть просто.
Я ухмыльнулась. Это и вправду прозвучало неплохо. Неожиданно стало как будто бы легчать… Надо же, всего лишь из-за пары слов… Точно качели: вверх-вниз-вверх-вниз… Кажется сейчас я где-то на середине.
Дикая выпила из своего кубка нечто бордовое, похожее на вино. Я решила пригубить свой кубок и поняла, что это и вправду вино. Дикая приступила к стейку, и я решила последовать её примеру, хотя аппетит у меня действительно отсутствовал напрочь. Стоило куску мяса соприкоснуться с моим языком, как я замерла от неожиданности. Ощущения были такими, будто я вкусовую бомбу только что забросила себе в рот.
– Ты чего? – снова с подозрением покосилась на меня Дикая.
– Нереально вкусно.
– Брось, обычное мясо…
– Специи шикарные.
– Соль и перец?
– Нет, здесь ещё есть лимон и ещё… Что-то… – я сдвинула брови.
– А соли и вправду не хватало в Конкуре, – с этими словами Дикая поводила солонкой над своим стейком. – В Паддоке такой проблемы не было. – Она вдруг бросила взгляд на шеренгу из шести человек-цифр, стоящих в отдалении от нас и смотрящих на свои руки, скрещенные внизу. В белых платьях, из-под которых проглядывались штаны, с синими воротничками и с постоянно сцепленными внизу руками, они походили на статуй. – Кто они? – переведя взгляд на меня, Дикая заговорила более приглушенным тоном. – Ты успела выяснить?
– Пока ты была в отключке? – ухмыльнувшись, повела бровью я. – Ты, кстати, позже всех очнулась.
– Может быть потому, что для того, чтобы вырубить меня, им пришлось использовать более крепкий транквилизатор, чем тот, которого хватило на тебя?
– Самоуверенная, наглая мелочь.
– Сама такая, – она игриво прищурилась, и мы одновременно растянулись в улыбках. Пффф… Как хорошо, что она жива. Что я жива… Что со мной? Снова резкий перепад эмоций…
– Давай рассказывай, что выяснила, пока была за главную, – с этими словами Дикая перешла к отварному картофелю и салату из моркови. Я ухмыльнулась замечанию про “главную”.
– Это слуги.
– Слуги? В смысле как работники? Или в смысле как рабы?
– Этого я не знаю. Знаю только, что они приставлены к нам.
– Что это значит?
– Тоже не знаю. Знаю только, что у каждого из нас есть по одному прислужнику.
– Для того, чтобы следить за нами?
– Скорее всего именно за этим. Хотя они утверждают, будто приставлены выполнять наши пожелания вроде подачи стакана воды или открытия форточек.
– Что за цифры вместо имён?
– Символ ♂ обозначает мужской пол, символ ♀, соответственно, женский. Дальше интереснее: первая цифра – возраст человека, вторая цифра – количество живущих в этом городе человек, рожденных в той же половой принадлежности и в тот же год, то есть количество их ровесников.
– Стоп… – Дикая неожиданно замерла. – Мы в каком-то городе?
– Думаю, что да. Исходя из цифр на бейджах этих людей получается, что здесь, где бы это “здесь” ни находилось и чем бы ни являлось, достаточно большое население. Смотри, к тебе приставлен ♂20-1107 – парню двадцать лет, помимо него в городе ещё находится тысяча сто семь парней его возраста. Дальше: ко мне приставлена ♀38-1732, к Выводу ♀19-938, к Абракадабре ♂10-110, к Нэцкэ ♂22-1405, к Сладкому ♀60-504.