Капсула

Нина вздохнула: сейчас она давно бы уже сидела с папой на кухне, ужинали, а потом включили бы телевизор, где после новостей начинался сериал. Вместо всего этого она блуждает по депрессивной новостройке и поисках адреса, который она может еще час будет искать. Найдет конечно, но сейчас Ниной овладевала жалость к себе и досада на американских родственников с их ненужной, прямо-таки навязанной ей, посылкой. А весь придется благодарить и восторгаться … Вот всегда с ней так: не хочет, а делает, не умеет говорить 'нет'. Самое для страшное – это обидеть людей. Сама-то она обижается редко, все же хотят как лучше. Нина поравнялась с первым широченным домом со множеством подъездов и взглянула на его номер. Какой-то 45-ый. А где номер четыре? Дома располагались как-то хаотично, даже было непонятно по какой они считались улице. Нина оглянулась и увидела, что к ее остановке подошел следующий автобус. На тропинке показался мужнина.

– Будьте добры, я не могу найти дом четыре, не подскажите мне, как тут идет нумерация по улице Светлоярская …

Нина умела быть очень вежливой. Дядька остановился, наклонился над Нининой бумажкой с адресом.

– Я думаю, вам туда … здесь дома уже с сорокового. Пройдете минут десять и увидите начало нумерации. Корпус ваш будет подальше в четвертом ряду.

Дядька звучал вполне уверенно, и Нина приободрилась. Она пошла вдоль домов и увидела, что их номера убывают: восьмой, шестой, ага … вот и четвертый. Все логично. Нина обогнула дом четыре и пошла вглубь массива. Снег не прекращался, стало холодно, Нина зябко ежилась в своей синтетической серой шубе. Этот мокрый снег. Лучше бы был мороз. Эта промозглая сырость пробирала до костей. Быстрее бы домой! Большая белая табличка 'корпус четыре' неожиданно показалась на углу одного из больших безликих домов. Наконец-то! На подъездах были обозначены номера квартир. Тут Нине не повезло: вдоль дома ей пришлось пройти до самого последнего. Дядька Николай дал ей код, Нина приготовила свою заветную бумажку с трехзначной цифрой, но ничего не понадобилось, замок подъезда был выломан и между дверью и стеной зияла небольшая щель. Нина с облегчением зашла вовнутрь, блаженно вдыхая теплый сухой воздух. Рядом с лифтом висели обшарпанные почтовые ящики. Никакой 147 квартиры на них не было. Это что такое? На подъезде было обозначено с пятой по 165-ую, а сейчас 147 квартиры тут не оказалось. Что за черт? Нина все-таки решила подняться на предпоследний этаж и убедиться, что цифры на почтовых ящиках ничего не значат. Лифт шел долго, видимо с одного из последних этажей. Внутри было темновато, стенки привычно изрисованы непристойными глупостями, которые Нина принципиально не стала рассматривать. Мата в ее жизни не было, а если вдруг приходилось услышать похабное слово, Нина страдальчески морщилась.

От лифта она сходила налево, потом направо. Поползновение позвонить в любую квартиру и показать адрес, Нина подавила: нельзя беспокоить людей. Нашла дом, корпус и квартиру найдет. От того, что в подъезде было не холодно, она как-то приободрилась. Надо вниз спуститься, выйти на улицу и зайти в следующий подъезд. Кабина сразу открылась, лифт снизу никто не вызывал, странно вообще-то: сейчас люди как раз должны с работы возвращаться. Нина нажала на кнопку, но двери не закрылись, лифт перестал работать. Только что работал и вдруг перестал, Нина вышла на пустую грязную лестницу, и стала осторожно спускаться вниз. На каждой площадке отвратительно пахло мусоропроводом. Нина разок остановилась и посмотрела в окно: насколько хватало глаз, виднелись темные громады одинаковых домов, свет в окнах выглядел как-то не так: тусклый красноватый свет, похожий на театральную декорацию. На улице, оказавшись под уличными фонарями, Нина внезапно решила плюнуть на адрес и двигаться к своей остановке автобуса: хватит с нее, пора домой. Позвонит утром дядьке и упросит его встретиться где-нибудь в городе, в любом удобном ему месте. Больше она сюда ни за что не поедет.

Интересно, а с какой она пришла стороны. Нина теперь понятия не имела, где остановка по Светлоярской улице. Фонари на подъездах одновременно ярко вспыхнули, но потом после вспышки они стали гореть в пол-накала, едва освещая пространство перед домом. 'Напряжение в цепи у них барахлит' – подумала Нина. Не стану теперь я никому адрес показывать, просто спрошу, где остановка. Про автобус любой знает'. Как назло на улице не было ни единого прохожего. В подъезде Нина машинально нажала кнопку лифта и он неожиданно заработал, вознося ее на тот самый этаж, на котором она так и нашла квартиру 147. Нина на всякий случай еще раз позвонила на номер вчерашнего дядьки и, ничего не добившись, уселась на грязный плиточный пол, облокотилась о белую стену, местами закопченную окурками, стену и заплакала, морща лицо и горько всхлипывая. Она прекрасно понимала, что плакать глупо, но поделать с собой ничего не могла. Слезы так и лились у нее из глаз.

Лида оказалась в темной передней типовой однокомнатной квартиры. Небольшая комната с диваном и стенкой и довольно просторная кухня, выглядевшая столовой. Пора … Нина в отчаянии, сидит на грязном полу и плачет, хватит ее мучать. Лида поймала себя на том, что полностью отключилась от Ясуловича, сейчас для нее существовала только Нина Васильевна Львова, нескладная низенькая пожилая женщина. Степень ее стресса была оптимальна, не больше и не меньше, чем полагалось для клиента в 'коридоре'. Лида открыла дверь квартиры и сразу заметила силуэт сидящей на полу Нины. Распахнутая шуба, вытянутые вперед ноги в меховых сапогах, рядом варежки грубой вязки, купленные на рынке. 'Простите, я могу вам чем-то помочь? Вы кого-то ищите?' – Лидин голос звучал настолько естественно, что Нина моментально взяла себя в руки, чтобы не показаться смешной. Мало того, что она сидит на грязном полу, так еще и плачет. Какой стыд, женщина подумает, что она ненормальная, и будет права. Нина сразу забыла про остановку и решала еще раз попытать счастья: 'Вот у меня тут адрес. Вроде правильный подъезд, а квартиру я не могу найти. Может я неправильно записала?' – Нина уже стояла перед распахнутой дверью.

– Заходите, Нина Васильевна, отдохните. Мы с вами чаю выпьем.

Так, первый шаг сделан. Она нарочно назвала ее по имени-отчеству. Сейчас Нина удивится и тогда, не теряя времени, можно будет начать беседу. А вот и не так вышло: Нина даже и внимания не обратила на то, что незнакомая женщина знает, как ее зовут. Сейчас это для нее неважно, потому что Нина до такой степени хочет покончить с неприятным приключением, что ни на что другое ее не хватает. Надо же … и в квартиру не проходит.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Не надо чаю. Мне давно пора домой. Квартира 147 в вашем подъезде?

– Вы за посылкой пришли? Это здесь. Посылку мой муж привез. Заходите.

Лида нарочно лжет, главное, чтобы зашла, а там можно начинать. Не разговаривать же с ней в подъезде. Упрямая баба, зациклилась на своей посылке, ее не собьешь.

– Я Николаю звонила, но он трубку не брал.

– Да, я знаю, он сейчас в метро наверное. Заходите.

– Не надо, я здесь постою.

– Заходите, заходите, что мы через порог разговариваем.

Беда с этими скромными, твою мать, будет на пороге стоять, сопли жевать. Клиентка Лиду уже раздражала и это ни к черту не годилось. Нина нехотя прошла в переднюю и остановилась у самой двери, явно ожидая конца никчемушного разговора. Весь ее вид говорил 'несите мне скорее мою посылку и я пойду. Некогда мне с вами тут прохлаждаться'.

– Нина Васильевна, заходите на кухню, садитесь за стол. Нам с вами надо поговорить.

– А что случилось? Мне что-то родственники на словах передали? В чем дело-то?

Нина стянула сапоги, сняла шубу и босиком прошла на кухню. В воздухе чуть запахло потными ногами. Теперь было видно, что она беспокоится, поняла, что разговор будет не про посылку. На лице ее было написано тревожно-недоуменное выражение, всегда появляющееся у людей, которым предстоит серьезный разговор и они понятия не имеют о чем. В таких случаях все ждут чего-то неприятного.

– Нина Васильевна, я какое-то время буду говорить. Постарайтесь меня не прерывать. Договорились?

– Откуда вы знаете, что меня так зовут? Ага, вот оно. Наконец-то!

– Я вам объясню. Просто запаситесь терпением.

– А сколько времени займет наш разговор? Меня папа дома ждет. Я и так очень задержалась. Он будет беспокоиться. Разрешите ему позвонить.

– Нина Васильевна, вы ему отсюда не дозвонитесь. Отсюда никуда нельзя дозвониться. Чтобы вас по-этому поводу утешить, а могу вам сказать, что ваш папа о вас вовсе не беспокоится. Выкиньте это пока из головы. Ладно?

Нина молча смотрела на Лиду огромными серыми, все еще красивыми, круглыми глазами. Теперь она не волновалась, просто ждала продолжения, так культурная аудитория смотрит на замолчавшего на минуту лектора, который, на секунду запнувшисть, наклоняется к своим записям.

– Нина Васильевна, вы разумеется думаете, что вы в подъезде дома на окраине города, потерялись в поисках адреса … это не так. Вы в так называемом коридоре, который из вашего мира привел вас в 'капсулу', которая уже не есть ваш мир. 'Капсула' или, если угодно, 'модуль', 'шлюз'. Можно это искусственное пространство называть на английский манер 'гейтом' или 'порталом', сути название не изменит. Капсула, в которой мы с вами находимся, создана из 'антиматерии'. Мне прекрасно известно, что вы имеете математическое образование, и вам, скорее всего, намного понятнее, чем мне, что стоит считать 'антиматерией'. Мне говорили, что свойства антивеществ полностью совпадают со свойствами обычного вещества, рассматриваемого через зеркало. Я приняла это формальное объяснение, но боюсь, что я его не понимаю. Я просто поверила в то, что для поддержания функционирования капсулы надобно непредставимое количество энергии. Как математику вам, возможно, интересны чисто технические детали, но они неимоверно сложны и не в моих возможностях их вам предоставить. Простите.

– Да, мне важны детали, но вряд ли моего образование будет достаточно, чтобы их понять. Мне хотелось бы уяснить, не что такое 'капсула', а для чего она? Простите, вы не закончили, а я вас перебила. Продолжайте. И скажите, как мне к вам обращаться?

– Меня зовут Лида. Я сотрудница капсулы. Я в ней не живу, просто работаю с такими как вы клиентами, то-есть теми людьми из обычного мира, которые сюда попадают. Кстати, Нина Васильевна, я сомневаюсь, что вам приятно сидеть на этой темноватой чужой кухне. Хотите мы перенесемся в другое место? 'Перенос' поможет вам мне поверить. Вы же мне скорее всего не верите. Это понятно.

– Подождите. Мне и здесь хорошо. Я вам не то чтобы не верю, но согласитесь, все это так странно. Я сейчас как будто сплю и мне снится дурной сон. Извините меня, я очень устала. Отпустите меня домой к отцу. Он пожилой человек, я не могу его надолго оставлять. Пожалуйста. Мы с вами поговорим в другой раз.

– В этом-то, Нина Васильевна, и проблема. Никакого другого раза у вас не будет.

– Ну и не надо. Я просто хочу домой. Поймите, мне сейчас все эти разговоры об антивеществе и аннигиляции при взаимодействии вещества и антивещества ни к чему. Если бы я была на сорок лет моложе, меня бы все эти материи вероятно заинтересовали бы, но сейчас … уже поздно … во всех смыслах.

– Нина Васильевна, вы еще не поняли, зачем вы здесь. Поймете, и тогда решите: поздно или не поздно? Вам придется меня выслушать до конца.

– Господи, это просто ужас. Вы меня тут насильно держите! Какое вы имеете право? Я хочу домой. Слышите? Оставьте меня в покое! Вы не имеете права, я буду кричать. Я пойду в полицию!

В Нинином голосе засквозила истерика. Такое бывало редко. Лида ей даже пока не объяснила цели попадания в капсулу. Это ни в какие ворота не лезет. Нет уж, милая моя, ты меня выслушаешь! Пусть я тебя не смогу ни в чем убедить, но хотя бы дай мне закончить! Лидой овладели пораженческие настроения: конечно Нина из капсулы отправится не туда, а обратно, туда, откуда пришла. Альтернативная действительность не для нее. Хотя … была – не была! Надо полностью выложиться, попытаться, а там … посмотрим. Ой, дура ты, дура. В полицию она пойдет …

– Вы меня, ведь, даже не спросили зачем вы здесь.

– Где здесь? Я бродила в этом проклятом микрорайоне, потерялась. Вы меня тут до слез довели, это жестоко, бесчеловечно. Зачем вам это надо? Ну, зачем?

– Подождите, Нина Васильевна, вы же сами отправились за посылкой по адресу. Мы просто использовали адрес: угрюмые новостройки, темные подъезды, грязные лифты – это коридор, туннель, который привел вас в капсулу. Я понимаю, что вы потерялись, это вызвало у вас стресс, но для нас это искомое состояние клиента. Так должно быть, понимаете?

– Да, как вы смеете! Специально вызвали у меня стресс, зачем? Сейчас же объясните, я требую. Вам это все так не пройдет!

– Вы сами не даете мне все вам объяснить. Сейчас вам уже не так страшно и неприятно, я с вами. Хватит о вашем стрессе … мы вам предлагаем шанс снова начать вашу жизнь в альтернативном пространстве.

– Что? Каком альтернативном пространстве? Что значит 'снова начать жить'? Вы меня за дуру принимаете?

Боже, если бы эта Нина знала, насколько она недалека от истины: да, Лида принимала ее за дуру. Эта бабская заполошность, неспособность выслушать, задать правильные вопросы, выждать, прежде чем беситься. И она должна возиться с такими как Нина? Почему она в списке? Зачем?

– Нина Васильевна, вы в моем сегодняшнем списке из шести человек, моя третья клиентка. Мы поговорим и вы решите, хотите вы снова жить или нет. Это очень серьезное решение.

– В каком смысле снова? Что вы несете? Мне придется снова родиться?

– Нет, не придется. Все составляющие вашей личности будут подвергнуты ревизии, доминантная черта, которая сделала вашу жизнь не такой удачной, как она могла бы быть, будет изменена и ваша жизнь из какой-то точки пойдет немного по-другому руслу.

– С какой точки?

– Не могу вам этого заранее сказать.

– А кто вам сказал, что у меня неудачная жизнь? Я считаю ее удачной.

– Не лгите мне, Нина Васильевна. Здесь 'капсула', здесь говорят только правду. Ложь не имеет смысла, я же про вас все знаю.

– Всего вы знать не можете.

– Могу. Я знаю факты вашей, не слишком богатой событиями, биографии, знаю ваши мысли, сомнения, надежды. Я как будто сижу в вашей голове. Знаю, это для вас неприятно, но тут я ничего не могу поделать.

– Я вам не верю.

– Да? Что ж, могу доказать, что это правда. Вы живете с папой одна в трехкомнатной квартире в центре. Папа – это ваш сейчас главный человек, но вместе с тем, поскольку ему 95 лет, вы не можете себе помешать думать о жизни 'после папы'. Например, вы думаете о ремонте, о том какая мебель после его смерти вам будет не нужна, как вы от нее избавитесь, куда поедете. Жизнь 'после папы' – это новый отсчет, хотя вы очень любите отца. Но и о своей, вновь обретенной свободе, тоже мечтаете. Что, не так?

Вы скрывали от родителей вашу связь с сотрудником, вам было стыдно признаваться, что живете с женатым человеком, но хранили вы секрет под другим предлогом: не хотели их, якобы, расстраивать. Вы, Нина Васильевна, не хотели себя расстраивать и иметь дело с маминой негативной реакцией. С точки зрения мамы связь с чужим мужем постыдна. Я права?

– Зачем вы вмешиваетесь в мою личную жизнь?

– В том-то и дело, что с личной жизнью у вас, Нина Васильевна, не получилось. Разве не глупо это отрицать? Вы когда-нибудь думали, почему? Может в новой жизни вы будете счастливой женой и матерью. Вам же этого не хватает.

– Поздно мне снова начинать. Такова уж моя судьба.

– Ну, правильно. Исходя из категорий привычного, вы пожилой человек. Но я вам предлагаю другую жизнь, в другом мире.

– Простите, я вас не совсем понимаю. Моя другая жизнь начнется после моей смерти? Я должна сначала умереть, а потом где-то там воскреснуть?

– Да, нет же! Не надо вам вовсе умирать и тем более воскресать. Ваша жизнь в известном вам мире окончится своим чередом в свой час. Мы предлагаем вам параллельную жизнь, и там, куда я вас приглашаю, вам не будет 62 года, будет гораздо меньше, гораздо. У вас будет будущее, понимаете? Вот скажите мне честно: вас ваше существование удовлетворяет?

– Не знаю. Наверное. Никогда об этом не думала.

– Неправда, думали. До определенного момента вы надеялись, что все еще будет хорошо, но надежда давно вас оставила, вы чувствуете себя пожившей, старой, никчемной, доживающей … Вам, кстати, не так уж многого было нужно. Была бы семья, но ее нет.

– А почему со мной так вышло?

– Вот, Нина Васильевна, вы задали первый действительно важный вопрос. Постараюсь на него ответить. Вам мешала ваша внешность: толстый неуклюжий ребенок, слишком заласканный, избалованный, взбалмошный, капризный. Внешность создала комплексы, вы себя не любили, не ценили, считали себя хуже других. С комплексами вы боролись, но победить их не удалось. Вы так и остались доброй, не очень тонкой, ранимой, неуверенной в себе девочкой, которая повзрослела, потом состарилась и давно потеряла кураж. Вкратце, это все. Но есть и нюансы: у вас технический, математический склад ума, но нет ни таланта, ни честолюбия, ни истинного к чему-либо интереса. Профессионал вы средний, хотя и добросовестный. Для ярких успехов этого мало. Считая себя технарем, вы почти ничего не читали, вы мало эрудированны, инертны, не обладаете ни творческой фантазией, ни воображением. Люди к вам хорошо относятся, так как вы милая женщина, никому не переходящая дороги, соглашатель и конформист. Вот вы какая. Таких любят. Жизненного опыта у вас немного. Только Горький и несколько курортов, подруги с работы и родственники. Вы боитесь нового, неизвестного, не умеете рисковать, опасаетесь ответственности и серьезных решений. Вы живете, как страус, с головой под крылом.

Нина молчала, опустив голову, то ли ей нечего было возразить, то ли она просто не могла собраться с силами отвечать на поток жестких и правдивых обвинений. Так с ней никто никогда не говорил. Вот сейчас она ей скажет, что все это несправедливо, что ничего подобного … почему это она мало эрудирована … почему это она 'средний' профессионал? Должна же Нина хоть что-то сказать, поспорить, доказать Лиде свое. Нет, Нина молчала, потому что она не умела спорить, не выносила конфронтации, заранее принимала любую критику, не находила аргументов в свое оправдание, соглашалась с тем, что она несуразна, и поэтому несчастлива. В том-то и проблема. Нина – маленькая толстая рохля, чувствующая себя в полной безопасности только в семье с мамой, папой и бабушкой с дедушкой. Если бы она могла, она бы вообще из дому не выходила.

Нина сидела на чужой кухне, облокотившись на стол, перед ней остывал чай, стояло блюдечко с вареньем, к которому она не притронулась. Она молчала, погрузившись в невеселые воспоминания: вот ей 20 лет, она студентка, приехала в Москву и наскоро поев в доме у тети, побежала по магазинам. ЦУМ, ГУМ, универмаг Москва, магазин Наташа, Подарки … Она тогда могла за день все основные магазины обежать. Приезжала вечером в полном изнеможении, но зато с ворохом пакетов: одежда, косметика, духи, новая сумка. Ее тогдашние сокровища. Мама робко просила ее привезти что-нибудь из еды, колбасу, сосиски, масло, но у Нины не хватало на продукты энергии. Подумать только! Новые сапоги или помада могли сделать ее счастливой! Ну, да, все так жили, особенно молодые девчонки. Но она так тогда верила, что одежда может ей помочь, вот она модно оденется и молодые люди обратят на нее внимание, не могут не обратить. Все само сделается! Она вся модная в белом плаще и сапогах на платформе идет по улице и высокий блондин с ней знакомится. Они встречаются и женятся. Первый ребенок, второй …

Лида 'читала' все Нинины воспоминания. Да, Нина в белом плаще и тех самых светлых сапогах на 'манке'. Какой она себе казалась красивой и модной, но Лида-то 'видела' взгляды парней на толстушку Нину: маленькая, приземистая, с короткими толстыми ногами, которые 'манка' еще больше укорачивает, плащ сидит нелепо, он рассчитан на высокую девушку. Круглое лицо на коротком туловище, шеи почти нет. Накрашена неумело, пошловато, то слишком ярко, то слишком блекло. Надо было не модные журналы рассматривать, а самой думать. Вот Нина на высокой шпильке, ступает тяжело, криво, идет неловко. Мужчины не понимают деталей, но чувствуют силуэт, походка для них важна: покачивание бедрами, развернутые покатые плечи, грудь вперед, ступни чуть вывернуты, шаг неширокий, но и не слишком мелкий. Мужчины замечают форму ног, а у Нины ноги – 'тумбочки', широкие в коленях, с бутылочными икрами и сходящиеся в бедрах, которые друг о друга так наверху трутся, что под вечер делаются красными и зудящими. У Нины маленькие кружевные трусы, резинки впиваются в пах, а верхняя кромка сползает на животе.

Хотя дело не в ее внешности, пусть и незавидной. Точно такие и даже хуже девчонки запросто выходят замуж. Дело в характере: нужен стиль, уверенность в себе, раскованность, желание и умение нравиться – все что называется секс-аппилом, а в Нине такого нет, она боится людей, особенно мужчин. Лида знает, что в молодости Нинино настроение менялось скачками: надев на себя новые модные вещи, она смотрелась в зеркало и была от себя в восторге … вот теперь ее заметят, не могут не заметить! К сожалению в другой раз, в этом же самом зеркале, надев те же костюмы и туфли, она себе не нравилась: ничто не могло скрыть ее тело-обрубок, короткие толстые ноги, отсутствие шеи и круглое невыразительное лицо. Нина смотрела на Лиду недоуменно. Она многое про себя понимала, но суть Лидиного предложения от неё пока ускользала:

– Что вы предлагаете? Что сейчас можно сделать? Что было – то было.

– Вам, Нина Васильевна, предлагается жить снова. Для того, чтобы у вас была другая жизнь, кое-что нужно в вас изменить.

– Как это?

– Все что составляет вашу личность: внешность, темперамент, здоровье, привычки, черты характера, социальный, культурный, образовательный статус, семейные отношения, мораль. Есть и другие факторы, которые подвергнут тщательному анализу. Поверьте, мельчайшие детали будут учтены. Одна из этих деталей, возможно незначительная, будет модифицирована, устранена или заменена на другую и тогда ваша жизнь, оставаясь в общих чертах прежней, пойдет, однако, по несколько иному руслу.

– А что во мне изменят?

– Вот вопрос, Нина Васильевна, который все задают. К сожалению я не могу на него ответить. Это не в моей власти. Я – простая вербовщица. Не в моей компетенции что-либо в вас менять.

На этот раз интервью проходило скучно. Нина не задавала никаких 'сложных' вопросов. Обычно люди всегда спрашивают, кого Лида представляет. Неужели ей ничего не приходит в голову. Есть масса 'технических' проблем, которые всегда для умного человека важны. Конечно так было легче, Лида совсем не напрягалась. Интересно, захочет Нина согласиться на предложение или нет? По ее поведению этого было не определить. Лиде казалось, что на ее месте она бы обязательно согласилась. Почему бы и нет? Люди в основном соглашались, и когда кто-нибудь отказывался, Лиде трудно было понять почему. Впрочем, в особых случаях это было логично. Ясулович, настолько самодостаточный человек, что мысль о том, что в нем что-нибудь изменят, была ему невыносима. Ну, что она опять про Мишу думает. Надо с Ниной заканчивать. Как жалко ее, несчастная баба. Лида использовала методику, которая уводила ее саму от конкретных обещаний:

– Нина Васильевна, а давайте с вами подумаем … а что бы вы сами в себе изменили? Дайте мне варианты модификаций.

– Ну, я не знаю …

– Нина Васильевна, такой ответ – это часть вашей проблемы. Оглянитесь назад. Что помешало вам жить более полной жизнью.

– Не знаю. Вы опять меня мучаете.

– Ну, хорошо. Я вам помогу. Приведу примеры. Мама в детстве отдает вас в хорошую спортивную секцию. Вы становитесь сильнее, изящнее, учитесь преодолевать свою физическую лень. Еще пример: ваш любовник не уходит из семьи, но вы рожаете от него ребенка.

– Какого ребенка? Он не хотел, у него были дети. Я никогда не была … в положении.

– Вот, Нина Васильевна, для вас проблема произнести слово 'беременна', 'в положении' – это стыдливый эвфемизм. Вам было бы стыдно быть беременной? Да, вы не были беременны, а если бы были? Тогда вы бы принимали решение, и может быть решили бы родить … В другой жизни у вас может быть ребенок. Представьте себе это.

– Мой Николай давно умер. Как бы я ребенка одна растила? Моя семья с ума бы сошла. Это бы маму убило.

– Не убило бы. Все эти 'в подоле принесла', ах, какой позор' … вы бы на это наплевали. В другой жизни вы можете не быть так зависимы от семьи. Вы бы встречались с Николаем открыто, а не придумывали для мамы с папой байки про ночевки у подруги. Вы были взрослой женщиной, а прятались как девочка-подросток.