Временекрушение

Послезавтра.

Люди выстраиваются в очередь перед пунктом приема, вынимают глаза, складывают на поднос. Динамики орут над городом, напоминают, что глаза нужно сдать до полуночи, иначе вас ждет смертная казнь.

Дирижабли парят над городом, ищут непокорных.

Послезавтра.

Последняя звезда гаснет, мир погружается в вечную тьму.

Послезавтра.

Шальная пуля пробивает его навылет.

Послезавтра.

Он просыпается, отчаянно пытается вспомнить вчерашний день, не может.

Он лавирует между реальностями, ускользая от тех миров, где его ждет неминуемая гибель.

Ищет.

Не находит.

– Угадай, кто?

Он смотрит на неё, не верит, не понимает, откуда она здесь, почему она здесь, почему они видят друг друга.

Видят.

Друг друга.

Послезавтра.

– У меня получилось, – она хлопает в ладоши, – получилось!

Он хочет спросить, как она склеила две реальности, – не спрашивает.

Замок в замке на замке

Кэтти спешит по замку, по извилистым коридорам, по причудливым комнатам, по которым сколкьо раз пройдешь, столько раз изумляешься, до чего только не додумаются архитекторы; по анфиладам, уводящим, кажется, в бесконечность, и часовые в дверях услужливо расступаются перед Кэтти. Кэтти в отчаянии, ну еще бы ей не быть в отчаянии, ведь это не её замок больше, не её, не её, не её. Проклятый старый лорд, проклятая Бетти, зачем он хочет продать ей замок, зачем Бетти замок, ей и без замка хорошо, а вот Кэтти замок очень нужен, куда Кэтти без замка.

Здравствуйте. Да, проходите, пожалуйста. Проходите, здесь безопасно, стрелять еще с вечера перестали. Вы покупатель? Очень хорошо, каждому дому нужен хозяин, правда ведь? Вот здесь у нас прихожая, здесь еще вчера располагалась последняя ставка Императора Роз, а наутро он ушел на север, в дальние комнаты, и больше его никто никогда не увидит, никто и никогда. Можете повесить сюда шляпу, теперь вы властелин этих комнат, и ваша шляпа будет висеть на алтаре. На алтаре… Элизабет смотрит на алтарь, там уже никого и ничего нет, давным-давно ничего нет.

Ну ничего, Кэтти им еще покажет… кому им… Да им всем, Кэтти, она же… она же Кэтти… В замке собираются воины, устраиваются на ночлег в большом зале, отсюда удобно обстреливать анфилады, если в них покажется враг. А молодой полководец еще велит поставить часовых на балюстрадах, так, на всякий случай: полководец молодой, а дело свое знает.

Нет, это не замок, в котором Кэтти, это совсем другой замок, совершенно другой. Этот замок построен совершенно в другую эпоху и в совершенно другой стране, и даже на другой планете, а на какой, замок и сам не знает, да что он может знать, он же замок. Воины останавливаются на ночлег, ждут, что в темноте из анфилад покажутся чужие под чужими флагами и с чужими эполетами на доспехах. Армия ждет чужих – уже отданы последние распоряжения переводчикам, дипломатам, и всем, всем, всем. Все отчаянно пытаются представить себе, как будут выглядеть чужие, что они будут говорить, как с ними вообще разговаривать. А можно нарисовать им квадрат и показать, что все его стороны равны, а можно еще про треугольник с гипотенузами и катетами рассказать, а можно еще два плюс два.

Дипломаты в замке ждут. Нет, это не тот замок, и не другой замок, это совсем-совсем третий замок, он будет построен через миллиарды лет в другом конце вселенной уже в те времена, когда звезды погаснут. Ну, ничего, Кэтти им всем еще покажет, так покажет, мало не покажется.

Элизабет идет через комнаты к дальней двери, останавливается, чтобы полюбоваться на старинные полотна продаются вместе с домом, да, вы можете их приобрести. Вот на этом полотне вы можете увидеть самого себя, покупающего дом. А вот здесь мы видим Властителя Звезд, таким он был, когда отправился в свой последний поход на запад – безумец твердо решил достичь края дома. Кто-то полагает, ему это удалось, но большинство сходится во мнении – у замка нет конца и края. У замка нет конца и края, думала Элизабет, поднимаясь по лестнице. Поднимаясь по лестнице, будьте осторожны, здесь покосилась ступенька, ну еще бы ей не покоситься, слишком много ей приходится на себе тянуть, в тринадцатом веке на ней сражались тамплиеры, уже никто не помнит, с кем, а в девятнадцатом веке старая графиня столкнула с этой ступеньки свою молодую соперницу, а в бесконечно далеком прошлом молодой жрец замирал на этой ступени, распевая священные песни и разжигая жертвенный огонь… Огонь? Да, конечно же, прямо сейчас можно разжечь камин, тут много каминов, в гостиной, в большом зале, в спальне… В спальне когда-то жила Королева Ключей, но уже никто не помнит, когда.

Кэтти приглашает старого лорда в большой зал, и Бэтти тоже приглашает в большой зал. Пусть послушают, как Кэтти играет на фортепьяно, у Кэтти это хорошо получается, старый лорд любит слушать. Только бы Бэтти не стала петь, ужасно Бэтти поет, как овца блеет.

И вот Кэтти садится у окна, отсюда анфилады не видны. А старый лорд с Бэтти садится на диванчике в нише у камина, там тепло, там уютно, правда, чуток потягивает сквозняком из анфилад, вон они все видны. А из дальней анфилады показываются чужие, их совсем не так себе представляли, а они вот какие. Вот чужой подходит и блестящий камень преподносит, ну, наверное, у них так принято. Это уже в другом замке, совсем в другом. А из анфилады начинают стрелять из темноты, и молодой полководец приказывает – загасить факелы, чтобы враги не видели, куда палить, только это не поможет, потому что враги видят в темноте.

Но молодой полководец про то еще не знает. Кэтти зря, что ли, посадила старого лорда с Бэтти напротив анфилад, откуда летят стрелы, только это не в этом замке летят стрелы. Стремительная стрела проносится мимо Бетти, Бетти визжит, стрела вонзается в одного из нас. Мы смотрим на убитого, мы не верим себе, как, почему, мы не ожидали, что чужие придут убивать, а вот пришли убивать. И старый адмирал, который еще помнит, как горели звезды, командует – пли.

Две последние во вселенной империи уничтожат друг друга дотла.

Армагеддон.

Здесь, в коридоре, проходящие волей-неволей прижимаются к стене, чтобы пропустить бесконечные вереницы людей, проходящих здесь в разные времена начиная со строительства первых стен тогда еще маленькой крепости и заканчивая бесконечно далеким будущим, когда преемники человечества соберутся здесь на последнюю битву – Армагеддон. Это случится здесь в зале столовой возле каминной решетки на две мраморные плиты правее входа. Элизабет отступает к стене, смотрит на бесконечные ряды проходящих мимо воинов, молодой солдат с интересом косится на Элизабет, но не встретиться, не встретиться, не встретиться, слишком много тысячелетий между ними.

Кэтти не понимает, Кэтти недоуменно смотрит на следователя, какая стрела, откуда стрела, почему стрела, не видела Кэтти никакой стрелы, и старый лорд с Бетти не мог видеть никакой стрелы просто потому, что не было никакой стрелы, откуда тут взяться стреле. Ну да, там, в другом замке стрелы летели, так тот замок тысячу лет назад был разрушен, и вообще он не здесь, он на другой планете, а на какой – замок и сам не знает, он замок, что он может знать. И вообще, никто не умер, все живы-здоровы, что не так?

Армагеддон? Вы о чем, уважаемый следователь, какой Армагеддон, когда Армагеддон, ну мало ли что там будет через миллиарды лет, Кэтти про миллиарды лет ничего не знает. И следователь ничего не может сделать, ничегошеньки-ничего, и уходит ни с чем, и знает, что через неделю его вызовут снова, потому что кто-то зарубит мечом старого лорда, да кто бы это мог быть, в замке и мечей-то нет, так, бутафория одна. А еще через пару дней кто-то размозжит Бетти голову палицей, вот ужас-то. Бетти в библиотеку вышла, Кэтти её просила какой-то готический роман принести, а тут на тебе – голову палицей. Да в замке и палиц-то нет, всё обыскали, не нашли…

А вот здесь у нас столовая, а чуть подальше – кухня, вот уже приготовлена еда… На кухне приготовлена еда, Элизабет ужинает, думает про себя, кто здесь готовит еду, откуда она вообще берется – тут же гонит от себя эти мысли, что она, маленькая, что ли, такие вопросы задавать. Еды осталось на неделю, а дальше неизвестно, что будет, наша башня в осаде – так говорит старый полководец, и воины понимают – башня в осаде, если не вырвемся за неделю, неизвестно, что будет дальше. Дальше? Дальше у нас анфилада, а там еще комнаты. Нет, за один день вы замок не обойдете, вам придется остановиться на ночлег. Элизабет останавливается на ночлег в спальне с пурпурными гардинами, делает крюк возле кровати, чтобы не столкнуться с безымянной камеристкой, которая заколола ножом свою хозяйку, принцессу королевства, которого никогда не было.

Следователь замирает на пороге, смотрит куда-то в никуда, милая барышня, а можно вас попросить, я свои перчатки в столовой оставил. Да как так, вы в столовой и не были, да нет же, был, посмотрите, если вас, конечно, не затруднит… Снежинки на пальто следователя, снег в лучах фонарей, Кэтти поднимается по маленькой лестнице в кухню, вспыхивает, испепеленная дотла неведомым оружием будущего. Была Кэтти, и нет, только батистовый платок на каминной решетке, дали объявление, разыскивается, до сих пор ищут. Следователь успокаивает взволнованного лорда, найдется ваша дочь, а сам смотрит на каминную решетку, две мраморные плитки от лестницы вправо…

Наутро Элизабет снова пойдет по коридорам, по бесконечным анфиладам, по лестницам, уводящим в никуда – в поисках хоть кого-нибудь, не может быть, чтобы она была совершенно одна в этом бесконечном замке, который запутался сам в себе. Время разливается на два потока, чтобы пропустить вверх по лестнице диких кочевников, ворвавшихся в замок тысячу лет назад и последнего человека на земле, который пройдет здесь через три тысячи лет. Вы останавливаетесь на пороге спальни, вы отчаянно пытаетесь вспомнить свое имя, – кажется, Элизабет, она вспоминает, как попала сюда, кажется, покупала дом, или нет, когда это было, три тысячи лет назад или позавчера, или будет через века…. Элизабет идет по бесконечным анфиладам – не может быть, чтобы она была здесь совсем одна…

Старый лорд довольно смотрит, как двери закрываются за Бетти – замок принял очередную жертву. А вы проходите, проходите. Вы по объявлению? Да-да, пожалуйста, каждому дому нужен хозяин, не так ли? Вт здесь у нас прихожая, вы не смотрите, что ничего нет, через тысячу лет её построят. А вот тут гостиная, вы не смотрите на руины, это сейчас руины, а две тысячи лет назад тут был просторный зал, а вот тут хотели построить башню со спальней, в которой триста лет спустя могли бы задушить герцогиню – но башню так и не построили, а герцогиня даже не родилась в этой реальности…

Аниф

Дорога, чуть подернутая дождем.

Осень.

Старенький экипаж поскрипывает рессорами, замирает на повороте дороги – единственный фонарь освещает путь.

Ждет.

Смотрит на окна маленького замка на берегу озера.

Идут минуты. Из замка никто не выходит. Никто.

Экипаж начинает волноваться, экипаж покачивает фонарем, звонит в колокольчик.

Ничего не происходит.

Экипаж начинает сердиться, недовольно смотрит на часы, уже подумывает, что нечего тут ждать, ехать пора.

Башенка замка вздрагивает.

Еще.

Еще.

Замок весь накреняется, будто хочет развалиться – нет, не разваливается, движется в сторону экипажа, шаг, шаг, шаг, по мостику, выбирается на берег, смущенно кланяется.

Садится в экипаж, который покачивается под его тяжестью.

Повозка трогается с места, катится по дороге в туман осени.

Накрапывает дождь.

Рябь на воде.

С веток облетают сны и чьи-то мечты.

– Аниф, ваше благородие.

Нет, не так.

А вот так:

– Аниф, к вашим услугам.

И тоже не так.

– А… а как. А черт его пойми, как…

– Аниф, к вашим… благородиям.

Ай, глупый, глупый Аниф, всё-всё перепутал. Аниф только в столицу пускать. Сидел бы Аниф в своем Зальцбурге на радость туристам, всё бы хорошо было, а тут нате вам, понесла его в столицу нелегкая…

Ну, на счастье Анифа никто и не услышал ничего. Да кто его слушать будет, эка невидаль – Аниф.

Что?

Какой Аниф?

Ну, хоть вы на него посмотрели. Да замок Аниф, стоит в Зальцбурге на озере туристам на радость, а тут вот решил мир повидать…

И Хофбург оборачивается.

Хофбург, это дворец такой в Вене.

– Что вы сказали?

Ну, хоть Хофбург Аниф услышал, и то хорошо.

– Аниф… к вашим услу…

Ай, Аниф, Аниф, глупый Аниф, опять запутался, опять не то сказал.

– Аниф?

– Ну да… з-замок. Из З-зальцбурга.

– И… что вы хотите?

– Я… по объявлению.

Хофбург думает, что за объявление, почему объявление, а, ну да, объявление, Хофбургу помощник требовался. Только Хофбургу бы поближе какой помощник, кто ж знал, что из самого Зальцбурга приедет какой-то… как его там, бишь? Афанасий? Ананас? А… Придумали имячко – Аниф…

Ну да ладно, Аниф так Аниф, посмотрит Хофбург, что там за Аниф, пусть у Хофбурга на посылках будет, а то Хофбургу самому несолидно туда-сюда ездить.

Хофбург все-таки.

– Я есть.

Это он так себе говорит:

– Я есть.

Нет, не говорит.

Думает.

Я есть.

Оглядывает холмы вокруг. Каким-то непонятым чутьем понимает, что есть он, и есть холмы, и что он и холмы – это разные вещи.

Он смотрит.

Думает.

Он думает, что вот это движется с востока на запад, всё время меняется, а вот это по сторонам стоит неподвижно.

Память, которой нет, сама подсказывает слова:

Река.

Берега.

Он делает шаг.

– Это… это ужасно…

– Успокойтесь, друг мой.

– Это… чудовищно…

Успокойтесь, умоляю вас… расскажите все по порядку…

Хофбург усаживает гостя в кресло, подбрасывает дров в камин.

Аниф подает кофе – Аниф сошка мелкая, его дел кофе подавать. Аниф осторожно смотрит на гостя, что за гость, важный гость, целый собор в гости пожаловал, о двух башнях, а окна-то какие, а потолки, а лестница витая, а статуи на соборе…

Собор замечает Анифа, вежливо кланяется:

– Будем знакомы, мой друг. Стефан.

– А-аниф, очень приятно…

Собор Святого Стефана потихоньку успокаивается, прихлебывает кофе.

– Что же с вами случилось, мой дорогой гость?

Это Хофбург.

– Это ужасно… ужасно… друг мой, вы, должно быть, скажете, что виной всему мое больное воображение, что мне нужно отдохнуть, развеяться…

– …да ты и вправду не щадишь себя, трудишься в поте лица… да и туристы не дают покоя…

– Ты прав, друг мой, но тут другое… вчера ночью мне не спалось, знаешь, так бывает в полнолуние… я уже хотел встать и выпить чаю, когда увидел на стене его тень…

– Да чью же? Чью?

– Ты скажешь, что это бред… а чуть погодя я увидел его самого… он прошел по площади и скрылся у метро.

– Да кто же? Кто?

– Мне показалось… это был Кенигсбергский замок.

– Нет-нет, подожди, этого не может быть… Кенигсбергский замок стоит в Кенигсберге, а…

– …понимаю, понимаю, друг мой… но я видел его… вернее… как бы это сказать… его тень… дух… призрак…

– Призрак?

Собор Святого Стефана хмурится:

– Да… мне показалось, что так.

– Гхм… сдается мне, с замком что-то случилось, и он прислал нам сигнал о помощи.

– Не смешите меня… что может случиться с замком?

– Мало ли… войны…

– Друг мой, уже больше полувека мы не знаем никаких войн в этих краях!

– Гхм… ну… может, фундамент осел…

– И для этого он будет звать на помощь?

Хофбург не согласен:

– Мой дорогой гость, если вам явился призрак замка, значит, с замком что-то случилось. И мы должны узнать, что именно.

– Вы что… хотите отправиться в Кенигсберг?

– Ну… я довольно стар для этого…

– Да и я уже немолод…

Хофбург спохватывается, смотрит на Аниф, скромно сидящий в углу.

– Послушай, парень… ты кажешься смышленым…

– К вашим услугам, мой господин.

– …и легким на подъем. Отправляйся-ка в Кенигсберг, да разберись, что там случилось.

12 октября. Прибыл в экипаже в Кенигсберг – я смотрю на город, я перевожу взгляд на город – я не узнаю города. Должно быть, я попал куда-то не туда, попросту заблудился.

13 октября. Я видел мертвый замок. Раньше мне никогда не доводилось видеть мертвые замки, я даже полагал, что такое может случиться только в страшном готическом романе – но никак не на самом деле. Я принес к мертвому замку полевых цветов и долго смотрел на руины того, что когда-то было пристанищем рыцарей.

14 октября. Отправил весточку домой. Жду сообщений от Хофбурга.

15 октября. Еще один мертвый замок. Здесь что-то случилось, но я не могу понять – что.

16 октября. Мертвые дома. Нет, не убитые – изначально мертвые, дома, в которых нет души. Пробовал заговорить с ними – они не отвечают, они не понимают меня.

17 октября. Потихоньку приближаюсь к холму, где должен быть Кенигсбергский замок – я его не вижу…

18 октября. До сих пор не могу прийти в себя от пережитого шока, до сих пор не могу понять, что я видел. Это… это ужасно. Я надеялся, что он не заметит меня, но он увидел, увидел, он… он двинулся на меня… Если бы я не убежал, он бы растерзал меня на куски…

19 октября. Отправил весточку в Вену. Чувствую, что там меня примут за сумасшедшего.

Аниф думает.

Это смерть, думает Аниф.

Он еще сам не понимает, как это получилось, почему так, шел по мостику, который подломился, почему завис между небом и землей над рекой, почему, почему, почему… Упадет, разобьется на мелкие кусочки, был замок Аниф, и не будет замка Аниф. И никто и не вспомнит, эка невидаль – замок Аниф, вот так спроси у кого – замок Аниф – люди только руками разведут, что за Аниф, откуда Аниф, почему Аниф, не знаем такого.

Замок Аниф подтягивается на башенках, пытается подняться – тщетно, тщетно.

Плещется река в темноте ночи, падают в реку камни замка, уносятся в море.

Мертвая тишина.

Скрежет.

Грохот.

С холма поднимается исполинское нечто, так ужаснувшее Аниф, движется в сторону упавшего замка.

– Это ужасно… ужасно!

Это Собор Святого Стефана. Перечитывает весточку от Анифа.

– Чудовищно – кивает Хофбург.

– Похоже, что это чудовище… уничтожит все города…

– Похоже на то.

– Мы должны пресечь это…

Хофбург кивает:

– Должны.

Хофбург трубит сбор. Это ему раз плюнуть, это ему не привыкать – трубить сбор. Всем, всем, всем замкам, всем собраться на бой.

Исполинская громадина нависает над Анифом, хватает замок Аниф…

…ставит на берег.

– Вы осторожнее…

– А?

– Вы поосторожнее… мост-то гнилой совсем.

– С-спасибо…

– Да не за что… а вы… – исполинское чудовище нависает над Анифом, – а вы замок, да?

– З-замок.

– Настоящий замок?

Замки собираются со всего мира, пришел Лувр, и Версаль пришел, и английский Парламент, правда, долго думал, идти или нет, и Собор Святого Павла пришел, и много еще кто.

Взяли мечи.

Копья.

Стрелы.

Пращи.

Там, говорят, в далеком городе Кенигсберге чудище завелось, замки рушит. Даже фотокарточку чудища показали, только не поверил никто – не может быть таких чудищ…

– …а еще какие замки тут были?

Аниф вспоминает:

– А тут Шаакен был.

Дом спрашивает:

– А почему был?

Аниф молчит, Аниф не знает, что ответить.

Замки идут на битву с чудищем…

– А что здесь было? – спрашивает Аниф.

Дом не знает.

– А почему так было? – спрашивает Аниф.

Дом снова не знает. Дом он что, он Дом, куда ему в дела людей соваться…

– Ну, посоветуйте, как быть, вы же Дом Советов…

Дом Советов думает. И все верно, он же Дом Советов, значит, советы давать должен, логично же, только что он тут может посоветовать…

Лязг оружия.

Там.

Вдалеке.

Замки.

Много замков.

Тоже там, вдалеке.

Дом радуется, Дом спешит к замкам, замки же.

Замки видят чудовище.

Взмахивают мечами.

Пускают стрелы.

Дом отбивается от стрел, Дом атакует замки, разбрасывает налетевшие на него старинные домики, не пройдет враг, не тронет нашу землю. Замки набрасываются на чудище, пожравшее королевский дворец, – зря они, что ли, все века сражались с драконами. Дом отбрасывает врагов – перед ним они кажутся крохотными. Замки окружают чудо… нет, не чудовище, какое чудовище, это же Дом Советов, это они чудовища, супостаты проклятые…

Аниф мечется в калейдоскопе битвы, кричит что-то, вы постойте, постойте, он ни в чем не виноват, он же… вы же… он же… Аниф не знает, Аниф не понимает, что тут случилось, Аниф…

Враждующие замирают.

Нет, не из-за Анифа, нет, нет, что им Аниф, какой вообще Аниф, что они, Анифа не видели…

Тут другое.

Замерли.

Думают.

Кто победит.

Кто-то, кто-то, да что тут гадать, на чьей стороне автор, тот и победит.

А если наоборот, погибнет? Бывает же такое, автор за героя горой, а герой погибает.

Тогда… по-другому, но тоже выигрывает.

А здесь непонятное что-то, то за одного, то за других автор, черт пойми…

И только сейчас Аниф понимает.

А может быть, чтобы два автора в разных местах про одно и то же писали?

Все замирают.

Думают.

Понимают.

Может.

Отступают – как-то само собой получается, что никто-никто не победит.

Смотрят на Дом Советов.

Он же Дом Советов все-таки, может же что-то посоветовать.

Вот он и советует:

– А замок отстроить надо.

Вот тут и закипела работа, так закипела, что не в сказке сказать, не пером описать. Собор Святого Стефана выискивает старые эскизы, Дом Советов таскает камни, Хофбург кует решетки на окна, Аниф стекла вставляет, Дом Советов подключает процессоры, шестеренки, датчики, а вот квантовый процессор днем с огнем не сыщешь, это по интернету заказывать надо…

Аниф смотрит.

Не понимает:

– Постойте-постойте… как же вы это сделали?

Дом Советов разводит руками:

– Ну… а как мы с вами ходим? Говорим? Мыслим? Должен же у нас быть какой-то механизм?

– Ну… да… – Аниф восхищенно смотрит на Дом Советов, – это вы ловко придумали.

– Что вы, это не я, это наш автор.

– Который?

– М-м-м-м… даже не знаю.

Аниф присматривается к отстроенному замку, к хитросплетению шестеренок…

Присматривается…

…понимает.

– Они… они не могли этого написать.

– Отчего же?

Смотрите… здесь все действует. Это не просто шестеренки, датчики всякие… это действует.

– Ну, конечно, это же…

– …да как вы не понимаете, это не может действовать, не может!

Хофбург хмурится:

– Почему… не может?

– Очень просто… вы сами подумайте, откуда авторам знать такие подробности? У них что, живые замки по улицам разгуливают?

– Н-нет.

– Вот именно! И что это значит?

– А что это значит?

– А это значит, что про механизм писал кто-то третий… Кто-то, кто живет в тех временах… где дома умеют ходить.

– И когда, по-вашему, были эти времена?

– Не были, а будут. А вот когда, я не знаю…

Замки замерли.

Смотрят в пустоту.

Ищут автора.

Юмн на крыльце

Юмн сидит на крыльце, залитом рассветным солнцем. Сегодня лето, первый раз в этом году – лето, Шуа бежит навстречу солнцу, хочет солнце поймать. Юмн Шуа объяснял, что нельзя солнце поймать, Шуа не верит, ловит. Ничего, Юмн им еще всем покажет, кому им, да им всем, которые сказали – вы нам не подходите, да кто они такие, чтобы решать, кто подходит, кто не подходит, это Юмн будет решать, кто подходит, кто нет. Юмн сидит на крыльце, ну, это мы уже говорили, накрапывает дождичек, мелкий, мерзкий, осенний, солнца нет, солнце ушло, солнце кто-то поймал, списки на поступление, а Юмна там нет, нет, почему нет, как они посмели без Юмна-то… Юмн курит на крыльце, перерыв двадцать минут, а потом снова в зал, там люди будут задавать вопросы, они не верят Юмну, да как тут можно верить, выискался какой-то, говорит, умеет управлять временем. И завтра начнется, напишут во всех газетах, изобрел машину времени, да не изобрел, и не машину времени никакую, тут же совсем другое дело, совсем-совсем, сколько можно вам объяснять… Шуа не догоняет солнце, возвращается, бабушка выносит на веранду клубничный пирог, Шуа ест, и Юмн ест, кроваво-красное клубничное месиво стекает по подбородку, челюсти сводит болью, снова стреляют, Юмн падает на ступеньки крыльца, чтобы не убили, кто-то из охранников отталкивает Юмна, а завтра в газетах будет, покушение на властелина времени, и начнется, а если он временем управляет, почему не предвидел, что в него стрелять будут, почему не предотвратил… Значит, неправда всё, и ничего он временем не управляет. Да как неправда, если на земле уже не пойми что творится, время сходит с ума. Вот это тоже будет во всех газетах – время сходит с ума. А Юмн сидит на крыльце, спрашивает себя, как он сюда попал, а, ну да, вы нам не подходите, ну ничего, он им всем еще покажет, хотя нет, это уже было, было уже, тогда что же, а, ну да, лето первый раз в этом году, и Шуа догоняет солнце, и не может догнать… или нет, нет, это тоже уже было, было уже, глупый, глупый Юмн, все-то он перепутал, в него же стреляли, или нет, это когда было… Исследователи выходят к Юмну, несут клубничный пирог, нет, не такой пирог, у бабушки совсем не такой был, и вообще все не так, где лето, куда лето подевали, и солнце, солнце где. А солнца нет, говорят, погасло три века назад, говорят, вот, от реакторов подзаряжаемся. Юмн хочет спросить – а где Шуа, не спрашивает, уже понимает – никакой Шуа не будет. а как это у вас получается – спрашивают исследователи, что получается, а вот, как вы это со временем, умели же как-то, а теперь никто не умеет, не знают, как это делается. А вы расскажите нам, как это вы делали, нам интересно. Исследователи похожи на осклизлых амеб, с интересом и брезгливостью смотрят на Юмна. Юмн спрашивает, где люди – его не понимают, где люди, какие люди, откуда люди, зачем люди, почему люди. Люди задают вопросы, люди не верят, и как вы собираетесь управлять временем, а вы не боитесь, что это приведет к глобальной катастрофе. Ну, знаете, люди всегда склонны преувеличивать риски… Юмн сидит на крыльце, Шуа бежит, догоняет солнце, Юмн даже не поправляет её, не говорит, что солнце не догнать…