Крынка молока и сермяжная правда

В 1950 году в Сибири был урожайный год. Хлеба стало в достатке и всех других продуктов, а с большим урожаем хлеба в 1952 году и вовсе была снята проблема питания. Еще при жизни Сталина была проведена амнистия. Выпущенные из тюрем уголовники, почему то летом далеко не разъезжались, в основном оседали в радиусе 300-500 км. Однажды летним утром часов в 5, когда еще семья спала при открытых окнах. В окно влез такой молодец, что-то хотел взять со стола, отец вскочил с кровати и за ним, а тот оказывается уже взял наш велосипед (приобретенный еще до войны) в сенях. Кстати, дома в деревне Пучково, в отличие от Ночки, на замок не запирались. Парень укатил на нашем велосипеде, который нам вернули из милиции района через 3 дня. Где-то парень еще что-то украл, и его там поймали. Оказывается, парень был выпущен по амнистии из омской тюрьмы за 2 дня до кражи у нас, чем ему понравилось Пучково, что он за 2 дня переместился на 80 км от Омска. Уже урожай 1950 года девать было некуда, так как элеваторы европейской части СССР еще не были восстановлены, и много зерна осталось в колхозе на хранении. Зерном были забиты все зерновые амбары колхоза, а на чердак нашей школы колхоз засыпал на зимнее хранение овес толщиной полметра, как его использовали зимой на корм скоту или по весне на посев точно сказать не могу. Но вот следующим летом мама стала сетовать, что наши куры перестали нестись, и стала их щупать каждый день. Вроде с утра у нее есть яйцо, но в гнездах нашего курятника яиц было меньше или совсем не было, и тогда я провел поисковую работу и выявил, что все наши курочки по лестнице с торца школы поднимались на чердак. Там клюют овес и там, в овсе несут яйца и даже высиживают цыплят. Яиц я набрал штук 100-2 ведра, остатки овса собрали. Щель в двери чердака заколотили и тем самым спасли потомство цыплят, которые недели через 3 появились в нашем курятнике.

Начались постоянные показы кинопередвижкой фильмов в колхозном клубе. Красиво оформленные елки были в нашей школе с большими подарками от колхоза. Отец поставил елку для нас в квартире. Начиная с 4 го класса, я прочел книги из обоих книжных шкафов из нашей школьной библиотеки-учительской. Но, то были сказки, рассказы и повести для детей младших классов. В Маргенау я записался в библиотеку сельского совета и много читал. Однажды одолел 700 страничную книгу литовского писателя «Правда кузнеца Игнотаса» и понял как много зла в мире и что не всегда, а чаще редко справедливость держит верх над злом.

Осенью 1952 года из 12 мальчиков и девочек из деревни Пучково, которые посещали семилетку в селе Маргенау 4 человека. я и 3немца, один из них из Поволжья пошли в 8 класс десятилетки в совхозе «Боевой» . Два Иоганна и один Абрам мой друг, с которым мы часто играли в шахматы, ухаживали за его кроликами. Частое посещение мной его дома, повидимому, основано было моими походами к ним к колодцу с хорошей водой.

С радостью вспоминаю 3 года обучения в школе Маргенау. Это пешеходные 5-ти км прогулки в школу и обратно, весной и осенью, когда выходили порой за 2 часа, чтобы осенью поклевать дички в посадках (такие маленькие яблочки сладкие и вкусные), весной покататься на плотах, сбитых из шпал в кюветах вдоль железнодорожного полотна. Вдоль полотна мы шли весной и осенью параллельно, а зимой, когда наметало сугробы мы шли по ж.д. полотну навстречу поездам на паровозной тяге. При приближении поездов переходили на другой путь. Был случай, осенью на крутом спуске за нашим участком произошло крушение поезда, и на другой день школа наполнилась, спичками, горохом, засыпавшем все полы в школе, т.к. только ленивый не пулял горох из стеклянных трубочек подобранных на месте крушения. Все это богатство принесли ученики со станции Кухарево идущие мимо места крушения. Мы и все кому не лень из школьников, потому что вагоны раскидало метров на 50 от рельсов и из них высыпалось это добро в 1 км от школы. На большой перемене директор школы немец на одной ноге, ведущий ботанику, построил всех в линейку. Всем ребятам приказали вывернуть карманы и высыпать на пол их содержимое, пол подмели и все «орднунг» восстановился. Какая тишина стояла на уроках немецкого языка, которые вел Иван Иванович Нейфельд родной брат Петра Ивановича, работающего в школе Пучково. Зимой, когда в школе Маргенау отключали свет. Вместо какого-нибудь урока нам давали урок немецкого языка, и Иван Иванович, которому было 80 лет, рассказывал нам о его походах в Альпы, где ему однажды пришлось спускаться на штанах, порвавшихся о камни, а также о музыке и литературе европейских народов. На одной ноге с костылями бывший летчик вел нам географию СССР, рассказывал о городе Моршанске, интригуя нас, начинающих многих курить махорку, там производимую. О городе Сухуми, где он лежал в госпитале, о диковинных для нас фруктах мандаринах, винограде, апельсинах и главное о синем море Черном, в которое он был влюблен. Один из велико возрастных, а учились с нами с 5 по 7 класс и 18 летние ребята, которые в войну не учились, а работали в колхозе, называли географа «Сильвестром». Свежую струю внесли в нашу повседневную учебу две молодые учительницы, пришедшие к нам в 7 классе, одна по математике Валентина Ивановна, другая по географии зарубежных стран, худая и согнутая несколько вперед Галина Ивановна. Мне неплохо давалась математика, а по географии на экзамене Галина Ивановна сказала, что если бы можно было ставить оценку, 12 она бы поставила ее мне. Весной где-то в мае к Валентине Ивановне в гости приехал брат в гости, он окончил летное училище и уезжал к месту службы. Несколько дней он играл с Галиной Ивановной в волейбол, на просохшей площадке. Он уехал, а зимой Галина Ивановна родила дочку. Поскольку они кончили педучилище, то уже учась в автодорожном институте. Через 3 года я встретил в Омске на улице Валентину Ивановну, которая повышала квалификацию в пединституте на 2х годичных курсах. Она по-прежнему была мила, как и 3 года назад, да так, что один из велико возрастных в 7 классе начал объясняться ей в любви прямо на уроке математики. После окончания семилетки был вечер, где нам вручили свидетельство об окончании, были танцы, мороженное. Семилетка закончилась сведениями о водородной бомбе, письмах о Егове, фильме Тарзане, который нам крутили в школе. нося круги киноленты из клуба Маргенау по частям раньше, чем жителям Маргенау, физкультуре на лыжах. Однажды на школьных соревнованиях. Я на дистанции, не дождавшись второго дыхания, потерял сознание. Запомнилась школа в Маргенау походами в нее в сильные морозы, бураны и метели, когда дорогу переметали метровые сугробы. Мы редко не ходили в школу по причине плохой погоды. В дожди у нас не было зонтиков, в снега или морозы у нас не было тулупчиков или кожаных курток. В телогрейках ватных или детских пальто на ватине, а то больше пошитых из сукна отцовских шинелей мы прошли за 3 года с 5 по 7 класс-7500 км за 750 дней. Иногда в самые холода и сильные бураны приезжал вечером за нашими 4-мя девчонками бригадир на санях-розвальнях запряженных парой лошадей. Но это было за 750 дней раз 10.По весне 1951 года плохо убранный мощный урожай зерновых 1950 года породил огромные стада мышей. Которых мы по дороге в школу били палками и неизестно когда еще до войны попавший на дорогу от шоссе Омск-Исилькуль кирпичный пресс мы использовали в качестве гильотины для мышей, отлавливая их в мешок. Десятками кидали в приемное окно пресса для глины и вращали приводное колесо – маховик раздавался «пух» В чьем изощренном садистском мозгу родилась идея, не помню. Нас идущих в школу ребят было 8 человек.

В общем, в мое детское понимание вошло знание, что можно работая внимательно, аккуратно и не ленясь, иметь более полную материальную и духовно жизнь, нежели покрытую канвой пьянства, песен и драк в русской деревне Ночка. Да и в соседних русских деревнях с Пучково. А для этого нужно не ленясь и не отрываясь на перекуры и пьянки, работать. Кстати все мои одноклассники немцы не курили, кроме русского сына молоканщицы. Вино впервые я попробовал из оставшихся каплей в винных бутылках, которые остались после приезда гостей. Вино не показалось мне никак, а вот бражка, которой отец нам изготовил на Новый 1953 год, мне понравилась. Она была сладкая, с изюмом и слегка от нее закружилась голова. В пионеры я вступил в 3 классе. А во втором классе весной я сильно заболел воспалением легких, и отец отвез меня в детскую лечебницу в Омск из Исилькуля. Приехав в Омск, отец долго оформлял разрешение в облздраве на место в здравнице и купил мне 2 жаренных пирожка. Я их не ел по причине высокой температуры 40 градусов. А попав в здравницу и приняв первый раз в жизни, купание в ванне эмалированной я уснул в чистой постели с накрахмаленными простынями, Проснулся я на другой день поздно от луча солнца. На моей тумбочке лежали два этих жаренных пирожка, по тем временам вкусная и редкая пища. Меня показали врачу, вкусно и сытно накормили в столовой здравницы. Однажды в воскресенье. уже было тепло и сухо. мы после обеда отдыхали во дворе здравницы. Вдруг к нашему двору подъехала машина, оттуда вышли двое мужчин и женщина с ребенком лет 9 на руках, у которого треснувший череп. Они быстро прошли в корпус. Что было дальше неизвестно, но сказали, что ребенок перебегал дорогу от отца к матери, которая успела перейти дорогу перед идущими машинами, а отец с ребенком неуспели Мальчик вырвал руку от руки отца и попал под машину. Отсюда следует важный вывод детей, как и всякое важное дело нельзя пускать на самотек.

В комсомольцы меня принимали, когда я учился в 6 классе. Это произошло в райкоме комсомола в Исилькуле, куда холодным зимним днем несколько учеников нашей школы в Маргенау приехали пригородным поездом для получения комсомольских билетов, процедура прошла быстро и сухо. Мне нравился зажим для пионерского галстука, но у меня его не было, стерлось в памяти ношение пионерского галстука. какая-то активность пионерская или комсомольская. Хотя с удовольствием всегда учувствовал в выполнении общественных поручений, включая работу в драмкружке школы, где я учувствовал в спектакле «Как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем» – роль последнего я исполнял, взяв у отца палочку от хромоты.

В 8 классе в школу совхоза «Боевой» мы ходили параллельно ж.д. на расстоянии 2х км, год прошел достаточно быстро. С осени у меня был инцидент с нашим классным руководителем: Котенко Николай Николаевичем. Молодым мужчиной, учителем по математике. Мой сосед по парте что-то сострил, я засмеялся, после чего Николай Николаевич выкрикнул мою фамилию и сказал, что сейчас выкинет меня через форточку, толи это был синдром похмелья, он приходил на работу, выпивши, или совсем не приходил. Но математику он вел отлично. Странно, но алкоголики математику знают превосходно. Таким был и мой институтский друг в СибАДИ Михайлов Анатолий Васильевич. Весной будущего года я должен был получить летом табель об окончании 8 го класса, т.к. я переходил в школу №1 Исилькуля. И пришлось идти к нему домой и там обнаружилось, что он без жены живет с параличной лежащей сестрой, что и служило видно вместе с пьянством основным раздражителем его психики. А немецкий язык и физику нам в 8 классе нам преподавал Иван Иванович. Сын того Ивана Ивановича из 7 летней школы в Маргенау. Так вот этот молодой Иван Иванович был рослым, красивым мужчиной и часто упрекал моих деревенских товарищей немцев, вот смотрите русский Иванов лучше и грамотнее вас пишет и говорит по-немецки, чем вы немцы. И это было так. С 5-го класса, как мы начали изучать в классе немецкий язык литературный, он мне легко давался, т.к. мои одноклассники из деревни за время походов в школу, из школы, говорили по-немецки, равно как и дома, и хочешь, не хочешь, я быстро стал их понимать. Но говорить нет. Они говорили на диалекте, а учились мы на литературном. В школе я писал и говорил по-немецки без диалекта, они с диалектом. В конце 1952 года в школу «Боевого» приехал новый директор школы. Нам он преподавал какую-то историю, о эти истории первобытного , 20 века, средних веков, СССР, зарубежных стран с запоминанием. Когда родился-умер такой Император Римский и начало и конец того или иного вооруженного конфликта, что дало это бывшим ученикам, чему их научило? Лучше бы это время школы потратили на обучение элементарным знаниям по болезням человеческим и человеческим взаимоотношениям. Включая между женщиной и мужчиной. Петр Петрович наш новый директор был невысоко роста, хорошо одетый, никогда не повышал голоса. Предмет он вел интересно. За день до смерти Сталина он пошел в кино. А жил он на квартире один, в кинотеатр, который был невдалеке от школы. Пришел он из кино нормальным, по словам хозяйки. А утром хозяйка нашла его мертвым, оказывается него, был порок сердца. Придя в этот день в школу, мы узнали о двух смертях, нас отправили домой, предупредив, что похороны Петра Петровича состояться послезавтра. Что мы и сделали. придя послезавтра на похороны, а похороны Сталина прошли на 5 день. Все эти дни мы не учились, а слушали радио, где 3-4 раза в день объявляли о новом составе ЦК компартии и составе правительства.

В апреле отец получил новое назначение директором детдома в селе Васютино нашего же района, куда мы и переехали всей семьей летом 1953 года. НА Троицу мама напекла блинов и отправила меня с ними в Исилькульскую больницу, где в туббараке лежал Юра мой двоюродный брат по отцу, его мать и отец умерли от туберкулеза еще до войны. У каких родных жил Юра до войны неизвестно, но его видимо больного туберкулезом забрали в начале войны на Сахалин, где туберкулез всегда считался местной болезнью и А.П. Чехов там работал врачом. В 1952 году он демобилизовался, и отец привез его к нам в Пучково погостить на субботу воскресенье. Приехали из Ночки мой дядя Володя, двоюродный брат Семен, Женя из Омска, где он служил в армии, накрыли стол, взрослые подняли бокалы, говорили, вспоминали. Вдруг Юра закашлялся и вышел из-за стола на улицу за торец школы, где у него горлом пошла кровь, естественно мужики за ним. Здесь дядя Володя потряс кулаком в сторону дома соседа Ламбрехта кузнеца, кузня стояла через улицу наискосок от школы. Там же был двор сельхозинвентаря сенокосилки, лобогрейки, конные грабли для сена. При этом дядя Володя выкрикнул» Сволочи фрицы, из-за вас плохо русским людям», на что отец и Семен сказали, что не все немцы сволочи, а русские паиньки. Юре нужна была медицинская помощь, и он поехал в Исилькуль работать радистом на городской радиостанции, поскольку в армии служил радистом. Потом подлечившись, летом он попал в монтеры связи ж.д. где работал осенью, зимой, весной на улице, лазая по столбам, простудился, вызвал рецидив туберкулеза и при отсутствии в то время эффективных лекарств, умер летом 1953 года в туббараке горбольницы Исилькуля, куда я на Троицу привозил ему блины. Одноэтажный барак с земляным полом в июне отапливался железной печкой в помещении, было коек 10.Юра без удовольствия поел 3-4 блина и выпроводил меня из барака с пустой посудой. На похороны Юры ездили отец и мама. Где он был захоронен неизвестно. Как сказала недавно моя новая жена Диана.что в Чирчике возле Ташкента, куда свозили зэков туббольных со всей страны, где они жили вольно. после их смерти, кремировали, а прах развеяли, может быть, такова судьба была Юры. Вскоре после похорон Юры стало известно о расстреле Берия. Когда мы с отцом провожали Женю в 1952 году после обеда с Юрой на станцию Камышлово, Женя сказал, что он сядет на товарняк напротив Пучково. и сразу поедет в Омск. Действительно здесь поезд снижал ход из-за подъема.Женя разогнался, ухватился за поручень, ну а так как между колеями не разогнался, как следует, там же шпалы выступают над галькой, и только имея хорошую спортивную форму смог подтянуться и поставить ногу на ступеньку. И тут я испытал мгновенный страх, что может случиться непоправимое.

На пороге

Осенью 1953 года я пошел в 9ый класс школы №1 Исилькуля, где учился в 1-м классе, отец купил однокомнатный полуподвальный дом с маленькой кухней, в которой стояла большая плита для топки углем. Торец этой печи выходил в комнату и хорошо отапливал комнату. Перед кухней были сени с входной дверью от улицы, а слева от входной двери был чулан, вот и весь дом шириной метра 4 и длинной 8 м, двор был длинный, включая дом метров16 длинной и 12 шириной, что давало возможность оставлять авто во дворе когда приезжал Сема на своем бензовозе. Жили мы в этом доме по Водопроводной улице в Исилькуле вместе с тетей Марусей, маминой сестрой, она работала швеёй на швейной фабрике им Н.Крупской. Потом у нас появилась квартирантка Зоя. Рослая украинка, работавшая, напротив, на ж.д. стрелочницей, вручную перекидывая стрелки с контргрузом на рычаге в 25 кг. Когда нам уголь не успевали привозить, тетя Зоя собирала его на путях стоянки ж.д. вагонов с углем. Потом моя троюродная сестра Люда привела нам еще квартирантку Лену татарку студентку педучилища однокурсницу Люды. Однажды тетя Зоя чуть не оправила нас всех на тот свет. Дело было, наверное, в апреле, снег сошел. Тетя Зоя подмерзла на уличной работе и, придя домой часов в 12 ночи, закрыла заслонку печи, чтобы тепло не уходило, но не посмотрела, прогорел уголь или нет. Утром тетя Маруся с кровати зовет меня: «Толя, Толя». И я, услышав, спрашиваю: «Что?», она говорит: « Мы угорели! иди, открой дверь на улицу». Я встал, пошел по комнате, дошел до двери в кухню и упал, очнулся, встать не смог и пополз к двери в сени. Там подышав в нижнюю щель между дверью и порогом, с трудом открыл большой дверной крючок и выполз в сени, а там еще открыв один крючок, выполз на улицу и сел возле стены, свежий воздух пошел в комнату. Моими друзьями по классу стали Николай Глевский и Евгений Федосеев. Я записался в соседнюю библиотеку, для этого мне пришлось взять паспорт тети Маруси. Первой книгой из этой библиотеки прочитано мной была книга «Двенадцать стульев». А еще в 1952-1953 годах, будучи летом в гостях у деда в Ночке я прочитал, принадлежащий дяде Володе «Тихий дон» в каком-то толстом журнале. Дядя Володя работал в колхозе Ночки, то бухгалтером, то водителем. Развелся с первой женой и женился на красавице статной Наде, которая народила ему пятерых красивых и умных ребятишек Сашу, Олю, Колю, Васю и Иру. Двоих самых малых я как-то нянчил пару раз, когда она с ними приезжала по делам в Исилькуль и оставляла их со мной.

В 9 и 10 классе у нас были хорошие учителя. Мария Васильевна математик, окончившая Ленинградский университет, проходившая практику в Якутии и оттуда возвратившаяся с отбывшим срок уголовником, так как холода пришли рано и пароходы не смогли подняться вверх по Лене реке. За 15 дней похода по тайге на юг с уголовником она заработала на нервной почве экзему. Русский язык, который мне не давался по пунктуации, вела красавица Майя Александровна, муж которой огромный парень преподавал нам географию и историю. Они недавно закончили вуз и приехали к нам в школу работать. Коля Глевский обожал Майю Александровну и постоянно делился со мной переживаниями по этому поводу. Иногда мы собирались в квартире у Жени Федосеева, он неплохо играл на гитаре, а Коля пел. В нашем углу города недалеко жил Садовский Герман, здоровый и умный парень в очках. Часто мы, возвращаясь из школы, шли вчетвером и мечтали о после школьной жизни. Коля видел себя артистом, похожим на Олейникова. Женя мечтал стать инженером. Меня прочили в капитаны корабля. Хотя я толком и плавать то не умею и сейчас. Пришло время, дали нам призывные билеты и мы усиленно изучая военное дело-карабин и прочую премудрость военной службы. Поняли, что возможно нам придется надеть и форму солдата. В другой стороне города от нас жил Коля Силкин, художник. Он, учась в школе, учился заочно в Московском художественном училище. Там же жил и Толя Хорошунов, мой дружок по СибАДИ и Мельников разбитной парень, хохотун и хулиган. Мельников, который уехал в 9 классе куда-то в Казахстан с родителями, вернулся в 10 класс и стал еще более заводным. Был у нас здоровый парень отличник по кличке «Дыка» с хромой ногой, однажды к нему на улице после школы прицепилась ватага парней не из нашего класса. Я, с кем-то вдвоем, хотел ему помочь, но он решил все по-своему. Вывернул из соседнего забора жердь длиной метров 5, стукнул 2-3 нападающих ею. Остальные остыли и разбежались. 1954 год ознаменовался новой амнистией, созданием большого количества школ-механизаторов для целинного строительства и начала подъема целины. Весной ходили на танцплощадку у клуба железнодорожников. Летом 1954 года школа организовала турпоездку вниз по сибирской реке Иртышу, протекавшего через Омск. Группа наша, человек в 15-20 с учителем во главе, села в Омске на колесный пароход «Урал», который шлепая плицами двух боковых колес, быстро уносил вниз по течению широкой, полноводной и с быстрым течением реке Иртыш. Через 2 суток с несколькими остановками на пристанях, мы прибыли в таежный старинный русский город Тара с деревянными тротуарами, непролазной грязной дорогой летом, но с красотой неописуемой таежного леса с голубикой, морошкой и прочими северными прелестями. Неделя или десть дней молодежного отдыха пролетели незаметно, хотя комаров здесь было больше чем в нашей лесостепной зоне. И вот «Урал» пришел снизу реки и тундры, забрал нашу группу и мы, резвясь днем на верхней палубе, а ночью как-то пребиваясь на третьей нижней палубе незаметно также прибыли в Омск. По пути на пристанях в «Урал» грузили сливочное масло в деревянных дощетчатых ящиках, обитых проволокой. Грузчики их несли с пристани на «козе» – заплечных носилках по 2 ящика и однажды ящик упал на сходни, но не разбился с высоты 2х метров.

Оставшееся лето я провел в Васютино у родителей, помогал отцу косить сено, что-то ремонтировал в сарае, иногда просто бездельничал. Пару раз отец сажал меня на трофейный БМВ мотоцикл, принадлежащий детскому дому, и учил ездить, чувство было крылатое. В детдоме была полуторка с шофером, с которым и отцом мы однажды поехали в Омск, что-то получить для детдома. В детдоме жило человек сто детей разных национальностей и возрастов, они там и учились, т.е. коллектив воспитателей состоял из их учителей. В селе была пасека, колхозная или частная не знаю, но я изобрел здесь летом себе лакомство. К этому времени отец купил домой 5ти литровый сепаратор, на котором я перегонял молоко, получая сливки, и потом в маслобойке сбивал масло. Маслобойка у нас была старой конструкции типа вертикальной бадейки, в отличие от горизонтальной с 4мя длинными лопатками, насаженными на ротор с ручкой как у немцев в Пучково, производительность там была на треть больше. Так вот выяснилось, что смесь сливок или сметаны с медом это очень вкусно, с белым хлебом можно за завтраком съесть пол-литра такого яства. Пришла осень и я отправился в Исилькуль для учебы в 10 классе. В это время демобилизовался из армии Женя и приехав в наш дом на Водопроводной в Исилькуле, стал работать на железной дороге, напротив, на монтаже узла СЦБ (сигнализации, централизации и блокировки) К этому времени транссибирская магистраль поменяла паровозы на тепловозы и начала проводить электрификацию. Весной 1955 года он получил квартиру в железнодорожном новом доме на втором этаже, это был восторг даже после чудодомов у немцев. Пока шел монтаж в этом 4х этажном стандартном помещении СЦБ. Я часто приходил к Жене, т.к. это было в 2х минутах от нашего дома, в котором иногда отключали электричество и я читал книги при свете луны в морозную снежную зиму.

Новый 1955 год мы встретили всем классом у нашей одноклассницы Лены уже со спиртным, с танцами и другими атрибутами созревших парней и девушек. А в конце вечера и со слезами разочарования.

Зимой ходили по несколько раз в новый Дом культуры, смотреть фильм «Полосатый рейс», а потом наступила весна и сдача экзаменов, на которых по русскому языку Майя Александровна вывела мне 3.хотя по пунктуации я заслуживал 2.

Наутро после выпускного вечера с вином и мороженным пошли в плодовоовощной питомник гулять. На мне был новый, впервые купленный готовый костюм, так недорогое сукно, но я им гордился и надо же, зацепил за ветку дерева и вырвал лоскут на брюках.

Коля Глевский приглашает меня с собой в Новосибирск в токари, там при театре есть студия, куда он хочет поступить на заочное отделение, и поработать там токарем.

Тут приехали после окончания Свердловского университета (или политехнического) брат Жени Федосеева. Он окончил радиотехнический факультет и уезжал аботать на космодром. И его товарищ, тот окончил энергетический факультет и уезжал в Красноярск на стройку АЭС. Они с Женей и мной неделю ездили на пляж пресноводного озера в Городищах Исилькуля и, загорая, рассказывали нам про романтику институтского познания и бытия. Как-то после экзаменов мама приезжала из Васютино по делам в район и спросила: «Ну, куда ты собираешься поступать?» Я сказал, что вот в Новосибирск с Колей в токари, она сказала: «А ты попробуй в институт поступить, ну не получиться, пойдешь в токари. В общем, я время летнее не терял, а потихоньку повторял азы наук. Встретил как-то в Исилькуле Толю Хорошунова. он сдал документы в СибАДИ города Омска на автофакультет.