Полная версия
Игры с адреналином
неожиданно пропел Семён Силыч. Снова посмотрел в окно, и опять судороги и гримасы, отображающие все гаммы человеческого страдания, промелькнули на его лице.
Хочу заметить, что в дальнейшем Семён Силыч неоднократно свой рассказ будет прерывать то стишком, то песенкой, то прибаутками. Но из песен слов не выкинешь.
– Торговля у меня сразу отпала. Вокруг – один Азербайджан вместе с другими «братскими» республиками Кавказа.
Решил взять ремонт автомашин. «Жигули» наши сделаны как раз под этот бизнес – их нужно всё время ремонтировать. Пошёл по точкам, то есть по ремонтным гаражам да прочим злачным, вернее, очень грязным местам. Все в один голос: «Семён, мы с радостью, открывай свой сервис, только согласуй с Нейштадтом. Здесь весь сервис он держит». Я, конечно, к Володьке. Всё-таки учились вместе и аж в Италию летали: он – механик, я – боец. Да про меня написано об этом. Литературу-то современную читать надо, – наставительно произнёс Швец.
– Володька встретил, как родного. Конечно, выпили. Чаю! Он другого теперь не пьёт. Говорит, играет в теннис и дал слово тренеру. А то, говорит, у меня эйс плохо идёт. Что такое «эйс», я не знаю, но тихонько, деликатно спросил: «Может, дело в даме, а не в эйсе». Володька только рукой на меня махнул. А вот на просьбу мою отреагировал быстро и жёстко. «Я, – говорит, – этот сервис в нашем районе окучивал два года. И создавать сам себе конкуренцию не собираюсь». – «А что ты сделаешь, ежели я, твой старинный приятель, всё же открою точку ремонта?» – «Сожгу – на первый раз. На второй – убью». – «Как?» Я даже опешил. «Да не знаю, – говорит Володька. – Может, из ружья. Может – удавят. Это мои слесаря делают, я не вмешиваюсь». И предлагает ещё чаю.
Я, конечно, выпил, поблагодарил, попрощался вежливо. Сказал, чтобы он за своим эйсом следил. И ушёл. Под фанфары. Вот так вот. Вот как оно, когда звериный оскал капитала из всех щелей.
Ладно – в штанах прохладно. Значит, палатки – Кавказ, автосервис – Нейштадт. Решил я попробовать рынок. Наш простой, старый и грязный хотьковский рынок. Директриса Светка училась позднее, меня помнит. Тут же харчо мне принесла. Сели. За жизнь, за дружбу. «В общем, – говорит, – я тебе место дам улётное. И павильончик – восторг. Только ты согласуй с моим хозяином. Рынок наш купил уже давно Арсен Розентулер. Тебе его телефон дать?» – «Не надо, – говорю. – Я его и без телефончика найду. Он – сосед Володьки Нейштадта».
Прихожу к Арсену. На дачу долго не пускали. Какой-то мужик говорит: «Арсен Александрович сейчас куру ест. Как поест – выйдет, тогда пущу». На самом деле – пустили. Арсен стал важный. Правда, старой привычки – везде ссать – не оставил. Вот и сейчас помочился под ёлкой. Спрашивает важно так: «Что надо? Завезли свежий балык». Я отвечаю: «Арсен, ничего не надо. Ни вырезки, ни балыка, ни авокадо с мангой. Нужно место, начать мне вживаться в вашу капиталистическую стаю». Арсен так спокойно говорит: «У меня очередь на палатки расписана на десять лет вперёд. Первоочередники – три генерала МВД, один подполковник ФСБ, и тебе, послу пряного посола, – добавил он усмехаясь, – делать здесь совершенно нечего. Вот свежую вырезку дать могу». – «Ну а всё-таки, ежели я встану сам, поставлю палатку рядом с рынком?» – «Пожалуйста, – говорит. – Только тебя закопают в этот же вечер, уж ты не обижайся. Каждый теперь – только за себя. Времена вашего комсомола прошли, тю-тю». И, совершенно не обращая на меня внимания, закричал кому-то: «Моня, под клубнику говна-то не жалей. Смотри у меня».
Так и побрёл я, как говорят, несолоно хлебавши. Но ощущение такое было, будто в дерьме весь извалялся. Вот так-то, брат, когда темп потеряешь, потом и с ладьёй ничего не сделаешь.
Мы выпили кофию. Рассказ становился тем мне интересен, что всех этих ребят я-то знал. К ним и ехал на встречу. Ну и дела!
2. Начало
– Вот так я и мыкался до ноября. Однажды решил поехать в Москву к своей давнишней подруге, к Светочке.
Выезжаю из Хотькова, вижу – у шоссе стоят пять девушек. А холодно. Снег. Дождь. Грязь. Фонари тусклы. Я тормознул, и как меня какое провидение под бок тянуло: «Девочки, – говорю, – пойдёмте, попьём чайку. У меня идея возникла». А они, охальницы, отвечают: «Вы бы, дедушка, нам закурить дали. С вашей идеей не согреешься». И хихикают, молодые, конечно. Дуры ещё. В общем, затащил я их в кафе. «Переезд» называется. А девочки хорошенькие. Замёрзли. Голодные. Я всем яишню с салом заказал да вина красненького, и слово за слово, конечно, пошёл разговор за жизнь. Мол, работы нет. Родители пьют. Ребята гадкие. Хотьковский монастырь не берёт. «Вот и делать-то нечего, приходится мёрзнуть на шоссе. Скоро рынок закроется, нас, может, Ашот с Рубиком снимут», – мечтательно так одна, вся в веснушках, говорит.
Стало мне тошно, но идея начала оформляться. Правда, пока спонтанно так, в виде некоего туманного действа. Без плана, без расчёта.
Вот что я девицам, сам от себя не ожидал, предлагаю. «Сейчас идите по домам, сидите два месяца. Ровно через два месяца жду вас в это же время здесь, у “Переезда”». И дал им денег. Не много, так, по сотне баксов на брата. Но своих. Моя щедрость меня поразила.
Пришёл домой. Думал, считал, смотрел литературу. И через три дня родилось письмо президенту нашей многострадальной России Ёлкину.
Швец достал из нагрудного кармана пиджака потёртый конверт, вытащил оттуда ветхий документ и протянул его мне. Документ был настолько неожиданен, что я привожу его целиком, без купюр. Вместе с резолюциями.
Президенту Российской
Федеративной Республики
г-ну Ёлкину В. В.
от посла России
(на пенсии с правом
ношения мундира)
Швеца С. С.
Уважаемый господин Президент!
Демографическая судьба России и моральные устои нового общества, в становлении которого Вы принимаете столь деятельное участие, заставляют меня обратиться к Вам с предложением решения вопросов воспитания нового человека России.
Речь идёт о направлении жизнедеятельности общества, которому до сего времени не уделялось практически никакого внимания. Речь идёт о проституции.
Нельзя отрицать очевидные факты. Во-первых, проституция была всегда. Достаточно вспомнить Лаису – кокотку греков, Нинон де Ланкло – XVII век – Франция и т. д. Во-вторых, проститутки в определённых случаях играли значительную роль в политике тех или иных стран. Например, графиня Лихтенау – фаворитка Фридриха Вильгельма II, маркиза де Монтеспан, возлюбленная Людовика XIV, равно как и графиня Дюбарри и многие другие.
Следует также отметить, что дома терпимости во многих странах (Германия, Польша, Англия и ряд других) явились источниками городских доходов.
С другой стороны, попытки борьбы с этим злом не приводили к сколь-нибудь заметным результатам. Например, в 1736 году Указом Сената России предписывалось непотребных девок и женок в шинках и других заведениях сечь кошками и выбить вон. Император Павел I в 1800 году сослал в Иркутск всех (якобы) проституток. Однако в 1896 году в России было зарегистрировано 34 000 проституток. На самом деле их было раза в два больше.
Всё перечисленное, а примеры можно было бы приумножить современным состоянием этого дела, говорит только об одном – этот вопрос нельзя пускать на самотёк. Только государственное регулирование даст возможность контроля, ликвидации криминогенной обстановки вокруг проституции, медицинского контроля и, наконец, притока в казну определённых средств.
В связи с изложенным прошу рассмотреть вопрос разрешения мне в порядке эксперимента открыть в районе г. Хотькова дом терпимости под контролем государства.
Расчёт экономической эффективности данного предприятия приведён в приложении № 1.
Подпись
С. С. Швец,
персональный
пенсионер
российского значения
На документе имеется резолюция президента:
«Полагаю, в свете развития демократии, разрешить эксперимент в отдельно взятом районе.
Контроль возложить персонально на П. Керженцева.
Швеца знаю лично. Крепкий мужик. Можно доверять».
Подпись неразборчива.
Печать администрации президента
– Вот такой документик я получил. Вернее, получил я решение администрации Сергиево-Посадского района, Митинского сельсовета, села Абрамцево.
И сразу возникло несколько первостепенных вопросов. Первое – крыша. Второе – место. Третье – бухгалтер. Четвёртое – секретарь. Вот эти задачи нужно было решать в первую очередь.
«Крыша – главнейшее в нашем государстве дело. Есть хорошая крыша – твоё дело развивается. Нет крыши – нет дела» – вот так вот я думал. Это тебе не Европа.
Местных ментов я отмёл сразу. Они бандитов боятся пуще огня. Все друг друга знают.
Бандитов я тоже в расчёт не брал. Их жадность развиваться мне не даст. У них только общак на уме да как девку бесплатно оприходовать. В общем, дело могут загубить на корню.
ФСБ будет только наблюдать да досье вести. Толку от них не будет. А вот от ОМОНа толк может быть, уж точно. Я нашёл знакомого полковника. Показал бумаги. Показал расчёты. Они, конечно, важнее бумаг. В общем, пришли к соглашению о взаимных действиях. А они наступили, к моему сожалению, гораздо скорее, чем хотелось бы. Забегая вперёд, расскажу, как моя крыша оказалась крепче. В общем, через неделю после открытия заведения приходят трое. Один – сморчок в очках, но в руках – компутер. И два – по виду чечена. Потом уже выяснилось, оказались арабскими студентами нашего мединститута. Но это потом. А сначала я просто вспотел. Этот, лысая гнида, говорит так вежливо: «Мы, господин директор, всё посчитали. Вам придётся нам ежемесячно уплачивать 11 тысяч долларов, и девочки ваши, конечно, за счёт заведения. Мы же гарантируем вам и вашему бизнесу полную безопасность и хорошее развитие».
Меня трясёт, но отвечаю достойно, мол, кто вы такие и я только и ждал, чтобы 11 тысяч долларов выбрасывать на ветер.
«Да не на вэтэр, а нам, понымаишь!» – орёт вдруг один чечен. А другой говорит: «Да что с ним, фраером, время терять. Мочкани его, и пойдём, время пятничной молитвы подошло».
Ну, мне совсем стало грустно. Но пока держусь и отвечаю, мол, орать не нужно, я – исполнительный директор, вот телефон президента фирмы, звоните ему, как он скажет, так и будет. И даю телефон полковника.
Лысый тут же ему звонит и вежливо предлагает приехать на переговоры. И предупреждает: без оружия, без базара и шума, а то, так вежливо говорит, всем вам может быть очень больно, начиная с директора исполнительного. И хихикает. И на меня поглядывает. Мой полковник, слышу, отвечает: «Всё будет тип-топ». Не первый, мол, раз девка замужем.
Я расстроился страшно. Рубаха от пота вся мокрая. Пульс, чувствую, зашкаливает. В голове же мелькает: «Ну, какого чёрта ты полез в это дерьмо? Сейчас бы сидел, кроссворд окучивал. Или пиво с Розентулером потягивал».
Но мой полковник приехал быстро и, конечно, со всей командой. Сразу положили всех в грязь лицом. Обыскали. Нашли два пистолета газовых. Очки у лысого раздавили лихо.
После этого полковник произнёс речь. Суть её проста, как правда. Ежели кто ещё раз сунется или каким-либо образом вмешается в деятельность вверенной ему фирмы, то все будут закопаны здесь же, в Абрамцеве, в лесу, недалеко от дачи, где на первых порах мы и обретались. И в дополнение вдруг перечислил фамилии, адреса в Каире и Александрии родных и близких всех участников наезда.
После, вот уже сколько лет, я никого не видал. Местные же меня уважают. Я зла не делаю. Добро – делаю. Чтобы было хорошо. Вот так вот.
Ну-с, с крышей я решил.
Теперь – место. Я подумал, что делать нужно сразу и в полном объёме, как говорил нам секретарь парткома. Вышел на владельца гостиницы «Галерея», подключил полковника, и процесс пошёл. Сдал нам в аренду гостиницу эту. А это – всё, залог полного успеха.
* * *– Но настоящий залог полного успеха – две ключевые фигуры любого бизнеса: секретарь и бухгалтер.
Тут Семён помрачнел, повздыхал и в окошко поглядывает с тоской во взоре. Просто, скажу я вам, переживания Вертера, не менее.
– Так вот, – продолжал Силыч, – я подхожу к самому главному. Из-за чего, можно сказать, и жизнь моя теперь видишь какая загубленная.
– Да уж куда там, – говорю. – Просто совсем загубленная с осетриной да чёрной икоркой. Ну просто очень у тебя, Семён Силыч, жизнь трудная.
– Да что ты понимаешь в жизни-то, салага. Ты вот слушай, что произошло у меня Тебе первому рассказываю всё как на духу. Как батюшке.
3. Кадры решают всё
– На чём я остановился? Да, на секретарше. Сейчас ведь как их подбирают? Ноги – от ушей. Глаза – блюдца. Компутер. Два-три языка. Полный курс секснаук, включая Индию, тайский курс. Камбоджа обязательна – там местный секс с французским разливом – «врачи без границ» много чему научили наивных камбоджиек.
А я пошёл по своему проверенному мидовскому пути. Взял пенсионерочку, грамотную, давно мне лично знакомую. Тюкает на машинке и компьютера не видала.
Но на переговорах происходит вот что.
Длинноногие секретарши моих партнёров сидят, губы распустив, ждут, когда тягомотина-то кончится и они будут востребованы, так сказать, по полной программе. А вот возник вопрос с контрактом, с поставками, со взаиморасчётами – мои партнёры туда-сюда – ничего-то у них не записано, не подготовлено, факсы не отправлены и так далее.
А я – извольте бриться. Вот вам договор. Вот вам счёт от такого-то числа. Вот вам фактура. А вот – запись беседы, в которой вы говорили то-то и то-то.
Мои партнёры уж меня просили отдать мою Анжелочку. И иным методом пытались её переманить – куда там. Верность вассала – залог крепости государства.
Так что секретарь мой, всех по первости своей затрапезностью поражающий, был моим бастионом в этом страшном море хищников и мерзавцев.
Ну и, конечно, ключевая фигура любого дела – бухгалтер. Вот уж на поиски кого я потратил не одну неделю. Вышел наконец на Сосновского. Нашего олигарха и банкира. Я с ним встречался ещё в Парижах, когда он на госслужбе обретался. Помог ему кое в чём. Он, на удивление, добро помнит. Это вообще редкость.
Так, мол, и так, говорю, хочу, Соломон Моисеевич, маленькое дело начать. Но бух нужен. Никак не могу подыскать. Может, у тебя что-нибудь имеется, ты ведь в материале!
Соломон отвечает: «Да, есть несколько дам. Попробуй, повстречайся с ними. Может, подберёшь кого-нибудь».
Начал я встречаться. Из пятерых отпали все пятеро. Две, оказалось, не знают бухучёта никакого.
Одна обиделась, говорит: «Вам ещё и бухгалтерскую работу нужно делать!» Остальные две не могли считать не только на арифмометре (у меня специально для проверки стоит), но и на счётах. В общем, завал полный. А время меня поджимает. Уже пора открываться.
Мои те девочки, что на дороге были, честно пришли через два месяца в кафе. Я же всё рассказал. Открываю, мол, бордель, то есть дом свиданий. Будет культурно, тепло. Питание, медобслуживание, бытовку-постель и профинвентарь – презервативы – за счёт заведения. Прочие условия по мере развития бизнеса.
Девицы решили сразу, даже торговаться не стали.
А буха-то нет. И наконец Сосновский, вот душа-парень, жаль, отравили его несколько лет тому назад в Лондоне, предлагает шестую.
Пришла такая рыжая, высокая. Поначалу я особого внимания не обратил на её строение. Бухгалтер – он и есть бухгалтер. Но хороша.
Спрашиваю: «Как вы с бухучётом?» Она в ответ: «Вам какую систему учёта: итальянскую, французскую, американскую или японскую?»
Скажу тебе по правде, я в этой самой бухгалтерии – полный профан. Но виду-то подать нельзя. Я и отвечаю: «Расскажите немного мне про итальянскую систему». Она и начала вдруг всё по-итальянски. Ты же понимаешь, я языков не знаю. Кроме матерного.
Спрашиваю: «А вы что, все системы на родных их языках можете?» Она отвечает: «А как же, разве бывает иначе?» И на меня с улыбкой поглядывает. Но не насмешливо. А с интересом, я бы сказал. Я ей говорю, у меня, мол, бизнес несколько особый, по первости и не совсем обычный. «Да что необычного? – говорит. – Вы бардак открываете, мне Соломон Моисеевич сказал. Так у нас весь мир – бардак. И ничего. Все живут».
«И на самом деле, – подумал я. – Как верно. Уж точно, весь мир – один сплошной бордель. Вы приняты», – говорю ей.
Она так улыбается и спрашивает: «А что, анкету вам не нужно? У меня и комсомольский билет сохранился».
«Нет, – говорю, – подбирайте себе кабинет, мы скоро открываемся». Но ты понимаешь, с этого момента начала меня мучить какая-то интрига. Нет, не то чтобы я в неё сразу влюбился. Вовсе нет. Но… Вот именно. Но!
Звоню Соломону: «Соломон Моисеевич, ты мне разъяснить про свою протеже можешь? Кто, что, почём и, главное, почему ты мне её отдал?»
Соломон смеётся: «Что, – говорит, – понравилась? Да иначе и быть не может. А отдал я её по двум причинам. Первая – жена, сука, устроила ночь святого Варфоломея. Да это бы мне по барабану, но у неё доля банка. Я мог здорово пострадать. Вторая причина – очень захотела стать председателем банка. Ну, сам понимаешь, зачем держать такого сотрудника, хоть он и достоинств неизмеренных», – и Соломон чему-то вздохнул.
А ведь вот судьба. Не передай он мне Верочку эту, иначе Веру Наумовну Шнур, стала бы она председателем банка и сейчас уже покоилась вместо Сосновского на втором Кунцевском. Вот так вот, жизнь и судьба.
Ну да ладно, об ней после я тебе всё расскажу. Эх, ну что со мной сделала!
И Семён Силыч снова заплакал. Но движения сделал. У нас убрали гребешков, поменяли приборы и принесли лангустов, соус а-ля тамплиер и, конечно, опять чёрную икру. Появилось белое вино. Ехать к моим друзьям уже не очень захотелось, тем более Силыч про них всё обещал рассказать. «И в красках», – как-то мстительно он добавил.
– Ну, вот, значит, смотри сюда. Крыша у меня есть. Бухгалтер – есть. Секретарь – есть. Четыре первые девушки и, можно сказать, костяк или основа коллектива, – есть. И тут вдруг ко мне приходит дама. Не первой молодости. И даже не второй. Представляется: «Здравствуйте, я – Песя Львовна Трахтенберг. Из Одессы. У вас, как я понимаю, открывается бордель? Ой, так я вам скажу. Это замечательно. Значит, точно настают новые хорошие времена. Нет, нет, я вижу, вы хотите возражать. Не надо. Я, слава Богу, в Одессе всю жизнь была при борделях. И что вы хотите: при царе, я слышала, всё было хорошо – работал бордель. При зелёных – тоже работал с перебоями. Пришёл СССР – бордель хлопнули, чтоб они все были здоровы на ихнем кладбище. Потом пришли немцы и румыны – и опять бордель. Правда, не для всех – вы понимаете. Но – работал. Наши подпольщики через мой бордель много чего у них взрывали. А потом опять советская власть – опять конец борделю. Она, эта власть, видно, считала, что мой маленький бордель ихнему большому создаёт конкуренцию».
Я её перебиваю: «Слушайте, мадам Трахтенберг, или кто вы там. Зачем вы мне всё это рассказываете? Меня история развития, становления и закрытия одесских борделей не очень интересует. Тем более что у меня не бордель, как вы изволите выражаться, а дом культурного досуга – во как я его назвал».
«Вы меня извините, господин директор, – ну слова не даёт сказать эта Песя, извини, Львовна. – Вы, я вижу, в этом деле человек новый. Хотя и век поживший и не глупый. Потому что глупый никогда бы до этого бизнеса не додумался. Вы не глупый, а городите чепуху. Во-первых, как ни называй бордель – он всегда-таки будет борделем. Я вот в первые годы советской власти, чтоб им было хорошо там, где нас нет, назвала бордель “Путь в светлое будущее”. И что, пришли из ГПУ и спросили: “Песя Львовна, какой это путь в светлое будущее вы предлагаете в вашем борделе? Что это за путь, ежели я ложусь с вашей девкой, то в какое светлое будущее я приду и через какой орган? А?” В общем, шьют мне контрреволюционную агитацию и пропаганду. Ну, пришлось пять золотых отдать, да гудели они сутки с моими девчонками, и всё забесплатно. Вот вам и название. Вы скажите прямо, берёте вы меня или нет?»
«Да на какую должность, позвольте? Что вы можете?»
«А кто, извините, будет с девочками работать? Кто будет решать вопросы санитарии и гигиены в отдельно взятом теле ваших сотрудниц? – сказала она устало и поднялась. – Я вам скажу сейчас приятную вещь, но вы не обижайтесь. Вы, господин директор, умный, но я смотрю – абсолютный дурак».
Конечно, я её догнал. Понял, недаром же был послом, кадры решают всё – это всё ещё товарищ Сталин учил – понял: небо или провидение послало мне эту старую еврейку из Одессы. Обсудили вопросы организации девиц в здоровый коллектив.
Не успел я оглянуться, Песя Львовна уже кофий с утра с Верочкой моей Шнур распивает, и такие летят анекдоты из их комнаты, что я, чтобы не завалить работу вовсе, свой кабинет перенёс в другой конец коридора. Вот послушай:
– Рабинович! Я слышал, вы сделались импотентом?
– Ой, а что поделаешь?..
– Ну и как вам?
– Сказать честно? Как гора с плеч!
Едут в трамвае два старых еврея и проезжают мимо дома, где до революции был бордель. Один глубоко вздыхает. Второй поворачивается к нему и говорит:
– Вы мне будете рассказывать!
– Мойше, скажите, вы с вашей Басей счастливы?
– А куда деваться?
– Вы слышали, говорят, что те, кто активно занимается сексом, живут намного дольше.
– А шо я вам говорила! Эта старая проститутка Циля ещё нас с вами переживёт.
И хохочут эти две дуры. Молодая и старая. Но здорово мы начинали всё-таки. Я просто забыл, сколько мне лет. Может, оттого, что всё повалило, как снежный ком.
Мои четыре девочки, с которыми я начал, приносили мне в ночь чистой прибыли больше тысячи баксов. А ведь это только начало.
Но… оглядевшись, я решил резко изменить принцип организации и структуру всей работы. Верочка, конечно, и Песя Львовна – вот моё малое Политбюро, мой Совнарком, так сказать, – со мной спорили. Но я настоял. Смотри, что сделал.
Начал, конечно, с набора контингента. Всё как у взрослых. Создал отборочную комиссию. Включил своих клятых друзей – Володьку Нейштадта, Арсена Розентулера и ещё очень вальяжного профессора, пожилой уже, но очень просился. Включил и его. И ход сделал великолепный. Смелый!!! В комиссию ввёл двух депутатов – от «Единства» и ЛДПР. И как сработало! Правда, комиссия в полном составе потребовала контингент проверить не только по анкетным данным, но ещё и по морально-деловым, профессиональным качествам. Результат получился смешной. Через неделю все члены комиссии похудели на шесть-семь кэгэ. Мне начали звонить супруги некоторых, не буду указывать пальцем, как говаривал мой сосед по даче. Но как сработало включение думцев! Дума, мне доложили, там два депутата у меня уже на зарплате были, гудела два дня. Дамы требовали срочно провести депутатские расследование. Мужчины требовали выехать составами фракций для детального и практического ознакомления с существом дела на месте. Еле успокоили их, показав факсимиле президента на моей докладной. Но с той поры моя деятельность была уже освящена государством.
Значит, контингент я более-менее подобрал.
Сразу установил обязательные правила посещения. Одежда – только костюм и галстук, обувь – только чищеная. Цены – рыночные. Только за вход – 150 условных единиц.
Девчонкам и клиентам строго-настрого – «общение» только через презерватив. Они – в бесплатном пользовании на золочёных подносах лежали везде: в холлах, туалетах, бильярдных, сауне, массажном зале, тренажёрном зале. Не говоря уже о комнатах девиц.
Да, да. Всё это я организовал. Девицы с утра: тренинг, танцы, сауна, душ, завтрак (соки натуральные, гренки, орехи, кофий). Затем сон, обед, чтение, просмотр новейших фильмов. Один час – профобучение. Я выписывал за сумасшедшие деньги ведущих куртизанок Латинской Америки, Африки, Индии, Китая, Японии, даже Европы. Проводил вроде семинаров: секс – прогресс человечества в условиях французского макияжа и спортивной гимнастики.
Ты бы посмотрел моих девок через два месяца. Розовые, гладкие, подтянуты. Некоторые стали у меня отпрашиваться в дневные часы – захотели закончить хотя бы одиннадцатилетку. Конечно, в вечернюю-то школу их не устроишь, кто работать будет.
По первости было много проблем с посетителями. Ладно, форму одежды приняли – охрана у меня волкодавы, просто не пускали и всё. Как обычно у нас на Руси, норовили не платить. Решил я это просто. Чтобы девочек не травмировать – 150 баксов – входной билет. Далее – ужин, вино, шампанера всякая – сколько душе угодно. Что девчонке на чай – её дело и дело благодарного посетителя. И каждый вечер я девицам по 50 баксов – обязательно. Домой девчонки уезжать стали редко. Но с удивлением я увидел – многие уже подъезжали на «работу» на «Рено», «Пежо» и «японках». Скромно и со вкусом. У меня просто душа радовалась.
