Первые и Вторые. Первый сезон. Медведь

Дмитрий Шелег

Первые и Вторые. Первый сезон. Медведь. Кинороман

Библиотека классической и современной прозы

© Дмитрий Шелег, 2023

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2023

От автора

Этот кинороман посвящается Михаилу Николаевичу Задорнову – известному сатирику, который пробудил наше подсознание своими концертами о нестандартности и непохожести русских на жителей Запада своим менталитетом, восстанавливая память о наших предках.

Вечная память славному сыну Отечества!

Особая благодарность легендарному Виталию Влади – мировичу Сундакову – эксперту колыбельных цивилизаций, путешественнику, исследователю, основателю Русской Школы Русского языка, уроки которого легли в основу этого киноромана.

Кинороман не претендует на достоверность, его герои и истории являются вымышленными. Кинороман призван пробудить интерес читателя к русскому языку, отличному от других языков, способному дать развитие образному мышлению человека. Существует ряд исследований, которые выявляют прямую зависимость менталитета человека от его связи с языком и национальной культурой. Однако мир не стоит на месте, и в результате глобализации все больше трансформируется русский язык, превращаясь в язык для передачи информации, а с ним меняется и менталитет русского человека.

В первом сезоне киноромана «Медведь» охватывается небольшой период жизни главных героев в Центральной части Российской империи. Действия происходят во второй половине XIX века, что связано с проживанием в то время людей, которые еще владели мудростью исходного русского языка и могли научить своих современников. Первый сезон позволит донести до читателя саму идею.

Действия следующих сезонов киноромана будут перенесены в другие регионы Российской империи и другие страны, в которые расселялись наши предки, распространяя за собой русский язык. Язык, который в своей основе несет не только образное мышление, но и духовность…

«Духовность – внутреннее состояние человека, степень преобладания духовных ценностей, потребностей и действий над интересами и поступками плотскими, материальными, личностными…

Духовность – старшая сестра нравственности, человеколюбия, патриотизма.

Духовность – основа правильного развития и сохранения цивилизации.

Бездуховный прогресс ведет к гибели человечества.

Бездуховный человек уничтожает землю, на которой живет.

Если люди материальному не будут предпочитать духовное – человечество погибнет…»

Анатолий Лень

Подсказки для читателя:

Почему кинороман?

Совмещение литературного текста с визуальностью кинематографа позволит вам более ярко воспринимать материал.

Вы сами себе можете быть и кинорежиссером, и художником-постановщиком, и кинооператором, рисуя в голове образы героев, окружающие их интерьеры и экстерьеры, их костюмы и сопутствующий реквизит…

Представляйте себе визуально каждую сцену (***) каждого эпизода.

Ведь вы не только читаете по-русски, но и думаете по-русски, а значит, имеете образное мышление от самого рождения!

Читайте книгу так же, как смотрите киносериал: каждый вечер по серии – с понедельника по пятницу – семь недель подряд.

Для сохранения интриги в описании истории использован киношный прием «флешбэк», и вам легко будет запутаться в хронологии. Ретроспективу можно отследить по монтажному листу (содержанию), в котором указаны время действия и место.

Кроме этого, прочитывая эпизоды, посвященные Буквице, поглядывайте на саму матрицу Буквицы, размещенную на форзацах книги.

Желаю приятного чтения!

Монтажный лист

1 серия

Эпизод 1

Второй

13 августа 1840 года, Анакопия

– Эй!!!

Резкий крик эхом отразился от абхазских гор.

Тихомир обернулся в седле и увидел гусарскую пику, плашмя летящую прямо на него из рук товарища.

Пот, застилающий ему глаза, мешал, но он привычно перехватил летящее древко и тут же выставил его острием навстречу мчавшемуся на него всаднику:

– Спаси, Боженька, люди Твоя…

Хрясь… пика глубоко вошла в тело всадника и с треском лопнула.

– …И благослови достояние Твое, победы на сопротивныя даруя…

* * *

Черные глаза Отто фон Брандта удивленно расширились, когда четырехгранная сталь наконечника вошла в его грудь на полном скаку. Он тяжело упал с крупного породистого скакуна на землю и захрипел. Правая рука в тонкой черной кожаной перчатке откинулась в сторону, но не выпустила серебряную рукоять старинной сабли. Крупный плевок крови вырвался из горла. Его остекленевший взгляд был устремлен к Полярной звезде, мерцающей в иссиня-черном предрассветном небе.

* * *

Вокруг в схватке рубились всадники.

В лунном свете едва можно было различить гусарские кивера и горские папахи, но звон скрещиваемых сабель и шашек разносился далеко в горах.

В пылу битвы горцы брали множеством, прижимая гусарский разъезд к скале.

Вдруг послышалось громкое дружное гиканье, и в ущелье галопом ворвалась кавалькада казачьей полусотни с шашками наголо.

Увидев превосходящие силы, горцы начали отступать.

* * *

Чубастый казак в лихо заломленной папахе, проскакав рядом с Тихомиром и одобрительно кивнув ему на распростертое пронизанное пикой тело, громко скомандовал:

– Гуртом!!! Пли!!!

Тихомир посмотрел на погоны казака: на них, через синий просвет, серебром блеснули две пятиконечные звездочки на серебристом поле:

– Хорунжий.

Казаки, выстроившись в ряд, дали ружейный залп вдогонку горцам.

* * *

Кони, как подкошенные, на полном скаку падали на передние ноги, заваливались набок, вставали на дыбы, сбрасывая и придавливая собой всадников, некоторые поднимались и тянули за собой в стременах уже мертвых людей, давя копытами еще живых…

* * *

Тихомир крикнул товарищу:

– Давай, Андрей, понеслись «Гуси-лебеди»! Ура-а-а!

И они плечом к плечу поскакали в погоню, высоко перепрыгивая через образовавшееся месиво плоти и крови.

* * *

Один из горцев, перевернувшись в седле, навскидку выстрелил.

* * *

Тихомир инстинктивно пригнулся к холке коня и не сразу увидел, как упал Андрей. Когда увидел – развернулся, спрыгнул с коня и, тяжело дыша, подбежал к товарищу, лежащему навзничь. Перевернув его, Тихомир увидел, как кровь из раны на шее толчками бьет на гусарский доломан. Слезы навернулись на глаза Тихомира и потекли ручьем, оставляя светлые бороздочки.

Тихомир смахнул их, смешивая с кровавой грязью, и взвыл, проклиная войну:

– Андрей, держись! И зачем только России этот Кавказ, тут только одни скалы!!! Будьте прокляты, англосаксы!!!

Эхо вторило ему…

Андрей, слабо улыбаясь, ответил:

– Здесь Первые…

И через вдох, из последних сил добавил:

– Если выживу, то назову сына твоим именем.

* * *

Начинало восходить червленое солнце.

* * *

Из развалин старой крепости на вершине горы двое абхазских мальчишек наблюдали за бойней. Когда гусары и казаки погнали остатки горцев вниз, к подножью, и все затихло, они ловко начали спускаться в ущелье. В тишине не было слышно легких шагов их ног, одетых в мягкие чувяки из козлиной кожи, только две длинные тени скользили по склону горы.

* * *

Осторожно спустившись в ущелье, они прислушались.

Тишина…

Кругом были окровавленные мертвые тела. Мальчишки в испуге остановились.

Один из них, который, видно, посмелее, сказал другому:

– Теймураз, пошли.

Теймураз боялся, но ему не хотелось выглядеть трусом, да и азарт взял свое.

Мальчишки с опаской шли мимо трупов, пока не увидели лежащее с обломком пики в груди окровавленное тело. Облаченное с ног до головы в черную кожаную одежду, да еще и с раскинутым черным плащом, оно казалось большим черным кругом, только белый нашейный платок выделялся ярким пятном.

Тот, который посмелее, – Джамал – прошептал:

– Такую одежду не носят ни русские, ни иноземцы, которые частые гости в ауле.

Теймураз не слушал друга. Он стоял как окаменевший и во все свои голубые глаза смотрел на красивую саблю с запекшейся на клинке кровью в руке черного воина.

Тут стали слышны улюлюканья возвращавшихся всадников.

Джамал в испуге прошептал:

– Побежали.

Теймураз опустился на колени и попытался разжать мертвецкую хватку, чтобы забрать себе саблю – не удалось:

– Джамал, помоги.

Джамал бросился вырывать саблю, но железные пальцы было не разжать.

Джамал достал из-за пояса кинжал, протянул его Теймуразу и кивком головы указал на саблю:

– Руби.

Теймураз опешил:

– Как?

– Руку! – прокричал Джамал.

Подняв кинжал, Теймураз примерился, закрыл глаза и рубанул. Еще теплая кровь брызнула на его лицо – он упал на спину. Утерев лицо, он увидел, что только надрубил руку.

Топот копыт слышался уже совсем близко.

Джамал перехватил у Теймураза кинжал и рубанул… раз… два…

Схватив обрубок, мальчишки пулей устремились вверх на скалу.

* * *

Следом за ними в ущелье вернулись казаки.

Хорунжий скомандовал полусотне разделиться.

Десятку – сопровождать раненных гусар в лагерь:

– Слава Богу! Все пока живые!

Двум десяткам – скакать в аул:

– Пущай сами своих хоронят! Невесть кто из них христианин, а кто басурманин. Нарушать обычаи – грех.

Остальным – оставаться на месте.

Казаки начали укладывать тела убитых горцев в ряд и собирать их оружие.

Слышались рассуждения:

– Шашки-то да кинжалы хорошие, а вот ружьишки-то старенькие – кремневые.

Один из них крикнул:

– Ваше благородие, господин хорунжий, гляньте-ка…

Хорунжий чинно подскакал, неторопливо спешился и, увидев труп с обрубком руки, перекрестился:

– Храни Боже! Кто ж его так-то?.. Уж давно головы друг другу не рубали, а тут такое… Ну-ка, братцы, давай-ка туточки порыскайте…

* * *

Казаки пешим ходом рассеялись по скалам.

* * *

Джамал и Теймураз схоронились в развалинах крепости. Сабля была тяжелая, гарда причудливой формы, а на серебряной рукояти были видны какие-то странные узоры.

Увлеченные мальчишки оцепенели от страха, когда услышали голоса казаков, которые остановились через полуразрушенную стену от них.

Один из казаков сказал:

– Смотри, Микола, тут на стене кресты высечены… и рыбы. Может, храм был в этой стороне?

Казаки, как по команде, перекрестились.

В этот момент мальчишки сорвались с места и побежали вглубь крепости. Им не мешала полная темнота – они знали здесь все ходы с закрытыми глазами.

Услышав шум, казаки пустились было вдогонку, но, поняв, что в темноте ничего не сделают, пальнули по разу вслед беглецам, да и вернулись в ущелье докладывать хорунжему.

* * *

– Да, древний храм христианский, только кресты не православные, – сказал хорунжий, проводя рукой по знакам на стене.

* * *

Шел 1840 год. Долгая война была не только в абхазской Ана-копии, но и по всему Кавказу.

Эпизод 2

Миссия

30 декабря 1841 года, Лондон

Днем накануне 1841 Нового года по улицам Лондона шел обычный мужчина. Только высокий рост и крепкое телосложение, угадываемое под толстым черным плащом до пят, выделяли его среди общей массы уличной толпы.

Мужчина не спешил, останавливался, размеренно приподнимая широкие полы черной шляпы, разглядывал празднично разукрашенные дома города. На Трафальгарской площади долго наблюдал, как по указу королевы впервые в истории страны устанавливается новогодняя елка. Побеседовал с уличными продавцами поздравительных открыток.

Потолкался на ярмарке у Старой ратуши Челси и тут же на улице поиграл с детворой в смешную игру «футбол» – попинал ногой мяч, свернутый из тряпок.

Со стороны можно было подумать, что мужчина просто «убивает время», но на самом деле тот очень внимательно следил за всем окружающим.

Уже ближе к вечеру, убедившись, что за ним нет «хвоста», мужчина ускорил шаг по набережной Темзы и оказался в Лондонском Сити.

У четырехэтажного здания с готическими шпилями, над фасадом которого развевался флаг с красным крестом на белом фоне, мужчина остановился и стал ждать, рассматривая лепной герб над входом. Герб состоял из увенчанного рыцарским шлемом щита с крестом, щитодержателей в виде драконов с каждой стороны и девиза «Domine dirige nos» под щитом.

* * *

Дверь бесшумно приоткрылась, приглашая его войти.

Мужчину встречали двое.

Он тихо сказал:

– Я – Гор.

Один – лысый здоровяк, полностью заслонивший собой широкий дверной проем, – чуть посторонился, пропуская гостя.

Гор, проходя мимо, плечом легко отодвинул со своего пути амбала и остановился перед вторым – сухоньким старичком, который внимательно осмотрел его и кивнул здоровяку.

Тот протянул в сторону Гора ручищу и пробасил:

– Оружие… В Милдхолл с оружием нельзя.

Гор остался неподвижен.

– Пропустите его, – раздался негромкий, но четкий голос из глубины холла. – Следуй за мной…

* * *

Гор пошел за голосом по длинным темным коридорам и оказался в полумраке библиотеки со множеством книг.

– Садись в кресло, – произнес тихий голос.

Гор уселся в старинное протертое кожаное кресло «Честерфилд». Со стоящего рядом стола его лицо освещала странная стеклянная колба с неизвестным источником света и тепла.

Голос из темноты рассмеялся:

– Это электрическая лампа. Думаю, что лет через двадцать такие лампы начнут появляться в Европе и Америке. Но там, куда ты отправишься, они появятся намного позже.

Гор внимательно слушал голос:

– Мы выбрали тебя, потому что ты знаком с русским языком. Мы морем переправим тебя османам, а оттуда на Кавказ, который уже почти русский. Больше года назад туда отправился наш лучший, но он пропал.

Голос через паузу, как бы для самого себя, сказал:

– В России все, вся и всегда куда-то пропадает.

Затем продолжил:

– Иди по его следу. Очень важно, чтобы ты нашел их. Поиск не будет быстрым, но ты знаешь, что делать.

Гор поклонился:

– Да, Магистр.

Он, бывалый воин, чувствовал себя в такой обстановке как только что вылупившийся птенец перед пастью хищника.

* * *

Магистр подошел к одному из книжных шкафов, нажал пружину секретного замка, шкаф плавно выдвинулся и сместился в сторону.

Отодвигая парчовую шторку, Магистр сказал, стоя вполоборота:

– То, что ты сейчас увидишь, видели только избранные. Многие поколения собирали и хранили это сокровище, важнее которого ничего нет. Я показываю тебе его, чтобы ты понял всю важность своей миссии.

Глазам Гора открылась застекленная ниша, в которой находилось шесть подобных друг другу невысоких округлых предметов, один другого меньше.

Каждый предмет окружало какое-то неземное свечение. Ореол самого большего был фиолетовым, того, который был меньше большего, – синим, и дальше друг за дружкой – голубым, зеленым, желтым, оранжевым. При этом, чем меньше был предмет, тем больше и ярче был ореол.

Гор разглядел на предметах изображения каких-то ликов.

«Это – Боги! Чьи они?» – пронеслось у него в голове.

Магистр щелкнул секретным замком, приоткрыл стекло и осторожно достал самый большой предмет. Он аккуратно прокрутил его в противоположные от центра стороны, и предмет разделился на нижнюю и верхнюю части:

– Подержи.

Гор с волнением принял предметы, которые в его крупных руках казались детскими игрушками. Они были легкими – деревянными.

Магистр достал следующий по размеру предмет:

– Теперь смотри.

Он вставил второй предмет в первый без малейшего зазора, и они стали как одно целое:

– Формы рассчитаны по принципу «золотого сечения».

Когда Магистр плотно закрыл верхнюю часть, свечение заметно усилилось и обрело фиолетово-голубой цвет. Цвета переливались, заменяя и дополняя друг друга, казалось, что на происходящее можно смотреть вечно.

Гор вернулся к реальности только тогда, когда Магистр вернул предметы на их места и закрыл потайную нишу.

– Русские называют их «матрешкой». Нам не хватает только самой маленькой – седьмой и неделимой. Она – самая важная. Когда ты найдешь ее, то распознаешь по красному свечению. Теперь слушай, запоминай и отвечай мне только на русском языке…

* * *

Когда Гор ушел, тяжелая парчовая портьера в углу библиотеки аккуратно отодвинулась.

– Как он тебе? – спросил Магистр.

– Он хорошо подготовлен, но… – начал отвечать голос.

– …Но еще молод и горяч, – продолжил за него Магистр.

Из-за портьеры вышел полноватый мужчина средних лет.

Магистр сказал:

– Поэтому я поручаю тебе присматривать за ним. Миссия у вас одна!

Мужчина поклонился, пригладил усы и произнес на русском:

– Господи, направляй нас.

2 серия

Эпизод 1

Монахиня 8 марта

8 марта 1861 года, Москва

Весну 1861 года можно было назвать если не холодной, то прохладной, что совсем не мешало молодой женщине в одиночку купаться в вечерней реке.

* * *

За девушкой из-за прибрежных зарослей наблюдало шесть человек. Это были мужики разного возраста, заросшие, грязные и оборванные. Они похотливо смотрели, как девушка выходит из воды, как наклоняется, перехватив длинную, до поясницы, копну черных густых волос, чтобы отжать их, как выпрямляется ее гибкий стройный стан, как едва колышется высокая полная грудь…

Один из наблюдавших, в картузе с лопнувшим козырьком, кивнул:

– Беззуб.

* * *

Самый молодой из мужиков вразвалочку, криво улыбаясь, направился к девушке и прошепелявил беззубым ртом:

– Ну, што, невешта! Дошдалась шенишков?

За ним из укрытия вышли остальные и начали обступать девушку с двух сторон.

* * *

Девушка, казалось, не обращая никакого внимания, продолжала отжимать волосы. Внезапно ее рука быстро метнула в шепелявого какую-то железку. Тот схватился за лицо и замертво рухнул на траву.

* * *

С грацией пантеры девушка молниеносно оказалась возле своей одежды, и у нее в руках появился тонкий и острый, как шило, металлический стержень.

Ничуть не стесняясь своей наготы, девушка сделала какие-то странные движения, потом вытянула руку с длинным «шилом» в сторону врагов и стала неподвижно ждать, только капли воды, стекая с лебединой шеи на прямые плечи и дальше – до округлых бедер, огибали многочисленные крупные и мелкие шрамы.

Ждали и мужики.

* * *

Немного погодя тот, который в картузе, как главарь, подошел к убитому и вытащил у него изо лба металлическую штуковину, состоящую из пяти небольших кривых лезвий, скрепленных вместе в центре, на котором был изображен дракон. Повертев ее в руках, он разобрался, что лезвия складываются к центру, а во время умелого броска выступают наружу, нанося смертельный ножевой удар:

– То-то же ж Беззубу черепушку-то и проломило.

К тыльной стороне странного оружия была приделана обычная заколка для волос.

* * *

Девушка легким отточенным движением воткнула «шило» в землю рядом с собой и начала неспешно одеваться. Она стояла лицом к мужикам, скрывая спину, которая от шеи до поясницы была покрыта татуировками – в центре красовался хвостатый дракон, обрамленный таинственными символами.

* * *

Мужики пооткрывали рты, когда девушка сначала надела подрясник, на него – кожаный ремень с какими-то мешочками и петельками, затем – тонкую кольчугу, сплетенную по фигуре из плотных рядов колец, судя по матовому блеску – серебряных, наверх – рясу с отложным воротником и рукавными отворотами, мантию с застежкой у горловины, а напоследок голову, спину, плечи и грудь покрыл черный апостольник, туго стянутый вокруг головы.

* * *

– На «заколочку» же ж, скрепи платочек, – ухмыльнулся главарь.

Девушка взяла и тут же спрятала оружие в потайной карман рясы.

– А ты непростая же ж… Да и мы не лохи же ж, беглые мы – с бессрочной каторги. Нам терять нечего же ж, – нарочито громко, чтобы слышали остальные, сказал главарь. – Зови меня Картуз, а это мои пособнички.

«Монахиня» молчала, только ее большие выразительные черные глаза не моргая смотрели в глаза Картуза, да так, что по его спине пробежали мурашки. Он спешно отвел взгляд, чего не делал даже за Байкалом на Карийской каторге, где мыл золото в царскую казну среди последнего сброда.

* * *

Когда «монахиня» молча подняла небольшой дорожный мешок, закинула его за плечо и так же молча начала подниматься вверх на берег, Картуз подозвал мужиков:

– В Москву идет, больше некуда же ж.

Оглядев всех, он обратился к самому шустрому:

– Ты, Буря, иди за ней, только сильно скрытно же ж – видел сам какая. Потом найдешь нас на Хитровке же ж, где уговаривались.

* * *

Буря решил схитрить.

«„Монахиня“ вышла на берег и пойдет к Москве, а в город одна дорога – вдоль Яузы. Куда она денется», – подумал он и быстрым шагом, почти бегом, направился в обход дороги к окраине города.

Да и боялся Буря выдать себя, если следить дорогой.

– На околице у дороги ее дождусь, – разговаривал он сам с собой.

* * *

На околице он ждал до самой ночи, но так и не дождался «монахини».

Поняв, что его провели, Буря поплелся на Хитровку, бормоча себе под нос:

– Сейчас получу от Картуза. Хоть бы без крови обошлось. Картуз человек серьезный. На его счету не одна душа загубленная.

* * *

На улицах окраины Москвы, освещаемых только луной, было безлюдно, только пьяные голосили песни, шатаясь из стороны в сторону.

– Да, ночью на улицах простым людям опасно – прирежут за копейку, а пьяным все море по колено, – пробормотал Буря.

Он свернул в темный, но знакомый лабиринт улочек и переулков, чтобы срезать путь.

– И Хитровка эта еще у черта на Кулишках… – подумал Буря.

Это было последнее, о чем подумал Буря, потому что его шею проткнуло длинное и острое «шило»…

* * *

В обшарпанную дверь квартиры на втором этаже доходного дома на окраине Москвы постучали условным стуком.

Черноволосый бородатый мужик с грубыми чертами лица непонятной национальности, одетый в старую, но чистую нерусского покроя одежду темного цвета бесшумно подошел к двери и отворил ее, впуская «монахиню».

В свете свечки они внимательно осмотрели друг друга:

– Сейчас я Игнат, – сказал мужик.

– Сейчас я Пелагея, – ответила «монахиня».

Эпизод 2

Тихомир

20 июня 1861 года, Москва

Раннее московское утро июня 1861 года было солнечным.

К шикарному особняку на Ордынке подкатила пролетка, из которой нетвердым шагом вышел одетый по последней моде молодой человек. Поднявшись по ступеням массивной мраморной лестницы, он прошел сквозь колоннады и подошел к массивной дубовой обитой начищенной медью двери.

Лакей открыл ему.

Молодой человек, немного повременив, вопросительно посмотрел на лакея. Тот в ответ кивнул.

Молодой человек, вздохнув и опустив глаза, направился внутрь.

* * *

Войдя в светлый и высокий холл, простор которого отчасти создавали многочисленные зеркала, он уткнулся опущенными глазами в мраморный пол.

Тот был выложен в причудливом стиле: в центре был белый крест, окруженный серыми полосками, напоминающими циферблат часов, напротив каждой полоски располагались знаки, напоминающие знаки зодиака, но не они, а возле знака козерога была указана цифра ноль.

Сам холл, утопающий в экзотических для России растениях, являлся преддверием красивых, с изысканной балюстрадой, мраморных лестниц, устремляющихся с двух сторон на второй этаж. Верх стен холла был украшен красивым лепным карнизом в позолоте, а потолок – живописью. Стены холла были драпированы зеленоватой узорчатой тканью.

* * *

Ближе к центру холла, несмотря на обилие по его сторонам диванов и кресел, обивка которых соответствовала драпировке стен, на простом деревянном стуле сидел седовласый мужчина в шелковом персидском халате.

– Тихомир! Доколе все это будет продолжаться? – сказал мужчина, в котором с трудом можно было узнать бравого гусара, каким он был двадцать лет назад, и закашлялся.

По всему было видно, что ему не столько мешает говорить дефект в виде большого белого шрама на горле, искусно прикрытого шелковым платком, сколько гнев:

– Тихомир! Я считаю, что тебе достаточно бездельничать. Ты позоришь наш род! Завтра мы с маман едем в Париж. А ты… я принял решение, и ты в самое ближайшее время отправишься на мои оружейные заводы в Тулу. Уверен, что это отвлечет тебя от беспутства. А если ты и там нахомутаешь, то я женю тебя на первой встречной!