Вторжение в Московию

Валерий Туринов

Вторжение в Московию

© Туринов В. И., 2022

© ООО «Издательство «Вече», 2022

* * *

Валерий Игнатьевич Туринов

Об авторе

Валерий Игнатьевич Туринов родился и вырос в Сибири, в Кемеровской области. После службы в армии поступил в МИСиС, окончил его в 1969 году по специальности «полупроводниковые приборы» и был распределен на работу в город Ригу. Проработав там три года, поступил в аспиранту МИСиС на кафедру физики полупроводников. После окончания аспирантуры и защиты диссертации в 1977 году получил учёную степень к.т.н. и был распределён на работу научным сотрудником в НПП «Исток» в городе Фрязино Московской области. Казалось бы, никакого отношения к истории и к литературе всё это не имеет, но каждый автор приходит в литературу своим путём, зачастую очень извилистым.

Начиная со студенчества, работая в геологических экспедициях летом на каникулах, Валерий Игнатьевич объездил Сибирь и Дальний Восток. В экспедициях вёл дневники, постепенно оттачивая стиль художественных приёмов, а сами поездки пробудили интерес к изучению истории не только Сибири, но истории государства Российского, а затем – и к прошлому Европы.

Особенный интерес вызывали XVI–XVII вв. – эпоха становления национальных европейских государств и связанные с этим войны. Вот почему осенью, зимой и весной Валерий Игнатьевич, как правило, пропадал в РГБ (Российской государственной библиотеке), собирал по крупицам в источниках судьбы людей, оставивших заметный след в той эпохе, но по какой-то причине малоизвестных сейчас, а то и вообще забытых.

К числу таких исторических личностей относится и француз Понтус де ла Гарди, родом из провинции Лангедок на юге Франции. Он дослужился до звания фельдмаршала в Швеции, прожил яркую, насыщенную событиями жизнь. Этот человек заслуживал того, чтобы создать роман о нём!

Сбором материалов в РГБ дело не ограничилось. Изучая жизнь Понтуса де ла Гарди, Валерий Игнатьевич делал выписки из документов РИБ (Русской исторической библиотеки), из АИ («Актов исторических»), ДАИ («Дополнений к Актам историческим»), Дворцовых разрядов, материалов РИО (Русского исторического общества), а также из многих литературно-исторических сборников, как, например, «Исторический вестник» за 25 лет.

Пришлось проделать большую работу, чтобы иметь более широкое представление об эпохе, а также о других известных исторических личностях, повлиявших на судьбу Понтуса де ла Гарди, или, говоря словами одного из героев, «сделавших» его человеком.

Эта деятельность, помимо основной работы по профилю образования, отнимала много времени и сил. Поэтому докторскую диссертацию в родном МИСиС Валерий Игнатьевич защитил поздно, в 2004 году, с присуждением учёной степени д.ф.-м.н., имея к тому времени уже свыше сотни научных публикаций и десяток патентов по специальности.

Избранная библиография автора (романы):

«На краю государевой земли»,

«Фельдмаршал»,

«Василевс»,

«Вторжение в Московию»,

«Смутные годы»,

«Преодоление».

К 400-летию Смуты

Глава 1. Незнакомец

На Волыни, среди отлогих глинистых холмов, заросших дубовыми лесами, по живописной долине течёт небольшая тихая речушка Горынь, вся утопая летом в зелени прелестной. Крушина задумчиво повесила там голову над берегом крутым и глинистым, и граб растёт, берёзы смотрятся и белизной пленяют. Повсюду всходами глаз радуют крестьянские поля. А запах липы!.. Ох, как дурманит он голову и взвинчивает аж до слёз!.. И здесь же, в верховьях этой речушки, недалеко от буковой рощицы, на берегу сутулится и колесом вращает мельница. Она уже стара, пошла вся мхом и скромно умирает. А чуть поодаль, вон там, на крохотном бугре, ютится православная церквушка, на что-то существует, и через дверь её, всегда открытую, летят напевы дьякона. Он тянет что-то басом. И колокол её исправно бьёт здесь по утрам, хотя не многие спешат к ней богомольцы здешние. И тут же, по соседству с ней, ветшают башни кляштора «нищенствующих» кармелитов[1]. Похоже, он характером терпимый и мирно уживается с церквушкой православной на этих щедрых землях. А ещё дальше от реки, на пологом холме, громоздится роскошный замок с толстыми стенами из ракушечника. Рядком идут бойницы у него, а выше – окон череда, ещё выше – крыша с черепицей красною. Невольно тянет взор она, суля приют и сытость усталым путникам с дороги. Но тот же кляштор уже не верит в сказки эти. Стоит поодаль он, как нищий, боится к пану подойти.

Из окон замка отлично видна река, кляштор и все окрестности. И часто можно увидеть тут, как поутру, покинув свой ночлег убогий, спешат в мир божий кармелиты «босоногие»: за подаянием, за пропитанием торопятся.

Это замок Вишневец, родовое гнездо князей Корибут-Вишневецких, ведущих своё начало от великого литовского князя Ольгерда Гедиминовича. Его сын, князь Дмитрий, получил прозвище Корибут. Правнук же, князь Солтан, заложил этот замок и стал писаться князем Вишневецким, по этим землям, богатым вишнёвыми садами.

Сейчас же, в тот день, с которого мы начинаем повествование, дубовая решётка на воротах замка опущена. Но сами подъёмные ворота открыты. Похоже, здесь ждут гостей известных.

1607 год от Рождества Христова. Конец мая. Вокруг замка под холмом цветут вишнёвые сады. На краткий миг вновь посетил цвет розовый вот эту свою землю. Теплынь-тепло. Верхние окна замка, где находятся жилые господские помещения, распахнуты настежь: навстречу солнцу и низовому ветерку. Он тянет влагой, с реки прохладной. Она недалеко, видна из окон замка, играет бликами под солнцем.

У одного из окон верхнего этажа замка стоит мужчина, одетый в длинный, яркого цвета кафтан. Он среднего роста, модные усы повисли скобкой вниз. Нос у него прямой, высокий лоб, в нём чувствуется родовитость. Безвольный подбородок и плечи, щуплые, нескромно выдают, что он не ведал в жизни тяжёлого труда. Это князь Адам Вишневецкий, хозяин замка. Он смотрит на дорогу, что вьётся в сторону кляштора… Вон выполз из обители ещё монах… Один… Поплёлся по дороге… Хм! Как он заспался-то! Едва бредёт и спотыкается… А вот наконец-то, в награду за ожидание, на дороге, что ведёт к замку от реки, появилась крытая двуконная повозка. Рядом с ней скачут пахолики[2], на козлах кнутом помахивает кучер, пыль серебрится под колёсами. Повозка в гору катится легко и плавно приседает на рессорах.

– Ну, кажется, едут! – воскликнул князь Адам, отходя от окна и обращаясь к князю Александру, своему отцу, который сидел в глубине горницы за обеденным столом.

Князь Александр порывисто поднялся с кресла, хотел было подойти к окну, чтобы выглянуть наружу, но передумал, остановился рядом с сыном… Он оказался выше его ростом и стройнее сложён. Мужчиной он был видным, седовласым. Но и он тоже, заметно было, не отличался особенной физической силой, хотя и брал уроки фехтования на саблях у какого-то заезжего итальянца… «Драчун попался, ловкий, как сарацин![3]» – говаривал обычно он об учителе. И в его словах сквозил пафос, что вот, мол, с каким приходится сражаться, не уступая ни в чём ему… Но князь Адам-то знал, что итальянец тот вгоняет его в пот, точно какого-то барбоса… Сейчас же он, князь Александр, приехал специально сюда из своего дальнего поместья. Князь Адам пригласил лишь его, да ещё Урсулу, урождённую пани Мнишек, супругу князя Константина, своего двоюродного брата. Поскольку дело, затеянное им вновь, было слишком деликатным, чтобы о нём знало много лиц, хотя бы и близких. Но дамы, Урсула и Александра, жена князя Адама, а также старая княгиня, сразу уединились на женской половине замка. И там они занялись детьми и разговорами о балах в Кракове, где князья Огинские, дальние родственники Вишневецких, стали устраивать их что-то уж больно часто… «И на какие же это доходы?! Откуда у них такие?»… Да, вот это мучило их больше всего, пожалуй, даже больше, чем судьба их родственников, затерявшихся где-то в далёкой Московии.

Тем временем повозка подкатила к замку и остановилась. И сразу заголосил, запел сигнальный рожок в руках пахолика.

– Иди встречай! – заторопил князь Адам своего дворецкого, затянутого в кафтан из зелёного сукна, с белыми оборками.

И тот, послушный слуга, наклонив голову, повернулся и вышел из горницы.

Князь Александр отошёл назад к столу и опустился в кресло.

А там, у входа в замок, перед гостями заскрипела и вверх поднялась дубовая решётка. Вторые ворота, в глубине проезжей башни, уже открыты и приглашали гостей войти. Повозка въехала на просторный двор и остановилась. И тут же с коней посыпались пахолики, распахнули у повозки дверцу и почтительно вытянулись.

Во дворе забегали, засуетились слуги Вишневецких вокруг повозки и коней.

Князь Адам вышел на галерею верхнего яруса замка и, когда из повозки вылез высокий ростом мужчина, махнул ему рукой и крикнул: «Поднимайся – не медли!»

Заметил он также, что из повозки выскочил ещё какой-то мужчина в длинном плаще, укутанный в него до самых пят, и с чёрным капюшоном на голове, скрывающим его лицо. Он вернулся назад в горницу, прошёл к столу и сел в кресло напротив князя Александра. Взглянув на отца, он ответил с наигранно скучающим видом на его безмолвный вопрос: «Сейчас будут…» Хотя его подмывало вскочить и броситься навстречу гостям от желания что-нибудь делать, подтолкнуть, ускорить те планы, что сложились у него в голове.

Появились слуги, внесли ещё два обеденных прибора и поставили на стол. Затем они принесли закуску и вино. Серебряные кубки уже давно блестели позолотой на середине стола, подле массивных бронзовых канделябров.

Вошёл дворецкий, за ним порог горницы переступил тот самый высокий ростом мужчина. Это был полковник Николай Меховецкий. Следом появился и его спутник. Но тот, войдя, так и не снял с головы капюшон.

Князь Адам подал знак дворецкому. И тот вышел из горницы вместе со всеми слугами. Вот только после этого незнакомец откинул капюшон и капризно поморщился от солнечного света, вдруг ярко осветившего комнату через настежь распахнутые окна.

И Меховецкий, тот самый полковник Меховецкий, прослывший на польских землях грубияном, а проще говоря, нахалом и смельчаком, как-то странно, предупредительно и быстро, подскочил к окну и закрыл его. Но лучи солнца пробились всё же сквозь цветные витражи, и комната заиграла причудливыми красками, и в ней стало интимно, словно на тайной сходке заговорщиков.

Теперь незнакомец снял и плащ, небрежно бросил его на спинку кресла.

– Господа, прошу, садитесь! – пригласил князь Адам полковника и его спутника за стол, когда они неуклюже, но всё же поздоровались за руку друг с другом. Затем он хлопнул в ладоши, и в горницу вошёл всё тот же зелёный кафтан, его слуга.

Дворецкий налил всем вина, отступил в сторону и вытянулся, готовый и дальше услужить по первому знаку хозяина.

Князь Александр переглянулся с сыном, сделал жест рукой, мол, я начну, и обратился к гостям.

– Господа, вы знаете зачем мы собрались, – повёл он плавно холёным торсом в их сторону. – Поэтому, не откладывая, сразу приступим к делу… Извольте, кто начнёт?.. Господа, господа! – повысил он голос, чтобы привлечь внимание гостей, когда незнакомец стал бесцеремонно и шумно придвигать своё кресло ближе к столу и потянулся рукой к закуске.

Но всё те же лучи света просочились через неплотно прикрытое окно и упали на лицо незнакомца, невыразительное и серое, с мясистым носом и крупным подбородком, прошлись по нему, не отразив ничего в его больших, навыкате, глазах. И он с чего-то передумал, оставил закуску в покое, хотя и продолжал всё так же шарить голодным взглядом по столу.

Старый князь неодобрительно кашлянул… «Не затем же его пригласили, чтобы кормить, да ещё развлекать беседой!» – с возмущением подумал он.

И чтобы разговорить незнакомца, он обратился к нему.

– Пан Иван, кажется, не так ли? – спросил он его.

Незнакомец же, взяв без приглашения кубок вина, что стоял перед ним, выпил, закивал головой: «Нет, нет!.. Матвей! Можно просто – Матюшка!» Затем он принялся за курицу, которую придвинул к нему дворецкий. Раздирая её грязными руками на куски, он стал заталкивать их в рот и задвигал челюстью так, будто нарочно хотел шокировать своими манерами хозяев замка. Заметив, что добился этого, он промычал зачем-то: «Ага!.. Ага!» – и раскрыл ещё шире свои и так большие глаза.

– Не соизволит ли пан Иван рассказать немного о себе, – продолжил дальше старый князь так, как будто не слышал его имени. – Чтобы мы лучше знали пана, с кем будем иметь дело…

Но незнакомец, промычав ещё что-то, замахал рукой, мол, подожди, дай поесть. Покончив с курицей, он вытер засаленные руки прямо о скатерть, роскошную и дорогую.

Дворецкий, шокированный от такой простоты, чуть пошатнулся, готовый упасть в обморок. Беззвучно пошевелив губами, собираясь что-то сказать, он смолчал, как отменно вышколенный слуга.

– Учитель я, учитель! – наконец-то выпалил незнакомец и показал пальцем на самого себя. – В Пропойске был учителем у юной панночки! Учил её словесности!..

– И научил, похоже, не тому! Ха-ха-ха! – расхохотался князь Адам.

– Да, мировой отмерил ему знатный срок, – флегматично заметил Меховецкий.

– Ну что же! – жёстко процедил сквозь зубы князь Александр. – Как видно, ты хочешь опять сидеть!

Кровь прилила к его лицу. Он начал сердиться.

– Нет, нет, постойте! – вскричал незнакомец. Он испугался, но сразу же нашёлся и быстро заговорил: – Панове, ведь сами же знаете, как это бывает! И из-за этого в тюрьму?! Да чёрт возьми! Не было того, не было!

– А попадья?! – вперил в него весёлые глаза князь Адам.

– О-о! Господа, та попадья соблазнит сама кого угодно!.. Бес в юбке!..

– Мы вытащили из тюрьмы тебя, за это ты у нас в долгу! – не стал больше тянуть с этим делом князь Адам. – Учительство, пойми, не для тебя! Пан Меховецкий говорил с тобой уже, и ты всё знаешь… Ну что, Матюшка! Как – согласен?

– Да что вы, господа! – развязно промолвил незнакомец и по-свойски пыхнул в лицо старому князю. Но тут же он спохватился, опять принял смиренный вид, поднялся из-за стола и прошёлся по горнице. Увидев свою физиономию в витраже окна, он кокетливо поправил падающие на лоб большими завитками чёрные кудри.

Князь Александр нахмурил брови.

– Вот наглец! – тихо проговорил он и косо глянул на Меховецкого: мол, кого ты притащил-то…

– А вспомни первого Димитрия! Он тоже вольно вёл себя! – стал оправдываться Меховецкий, хотя и был весьма доволен своим протеже.

Они уже готовы были вот-вот и обвинять в чём-то друг друга.

Князь Адам, взглянув на их насупленные лица, усмехнулся, азартно потёр руки и подмигнул Меховецкому: дескать, молодец, устроил всё здорово… «Где же он отыскал-то его! – подумал он. – Такого-то вот нахала! Хм!» – весело хмыкнул он от мысли, что незнакомец нравится ему.

Они, князь Александр и князь Адам, отец и сын, разительно отличались один от другого. Князь Адам, оставив уже давно виленских иезуитов, с чего-то полюбил вдруг православных. И та церквушка православная, у реки, была построена им для убогих. А князь Александр ходил в католиках всё так же. И из-за религии они жарко спорили, порой у них до ссоры доходило. Но если дело касалось выгоды или грозили беды им, то оставляли они свои церковные распри тотчас же.

А незнакомец, о котором они совсем уже и забыли, выглянув в окно, заметил в саду, среди вишен, прогуливающихся дам… «Вон и панночка! Ох как хороша!.. Вот мне бы прижать её!» – мелькнуло у него непроизвольно.

– Матюшка, иди сюда! – окликнул князь Адам его и, не дожидаясь, когда он подойдёт, стал развивать перед ним свой план; он вынашивал его уже несколько месяцев. – Итак, слушай внимательно! То дело, о котором тебе говорил пан Меховецкий, начнём мы сами! А остальное, поверь, придёт к тебе само собой! Народ подарит тебе всё: хоромы, вино, меха и войско от беды!..

Но незнакомец, казалось, не слышал его, пошёл опять вольно разгуливать по горнице и заглядывать во все её закоулки, как бродячий кот. Он был угловатый и странно двигался. Сначала он резко дергался вперёд и тут же останавливался, как будто не знал, куда и зачем идёт… Затем начиналось опять всё то же… Но вот он задержался на какое-то мгновение на одном месте, настороженно скосил большие выпуклые глаза и посмотрел на князя Адама. Он подозревал, всё ещё подозревал, что его здесь разыгрывают. И он решил подыграть им.

– Но чтобы девок там хватало!

Меховецкий оторвался на секунду от блюда и поднял руки, как бы сдаваясь на милость довода такого: «Всё будет – как изволишь!»

«О господи, какой же идиот!» – мелькнуло в голове у бедного князя Александра.

– Зато покорный, – тихо промолвил князь Адам, догадавшись о его мыслях, и снова весело хмыкнул: «Хм!»

А незнакомец походил ещё некоторое время по горнице, теперь уже раздумывая о чём-то. Затем он уселся опять в кресло и помолчал, глядя на Вишневецких.

– Ну что же, паны, давай ударим по рукам! – решился он, видимо, на что-то и даже протянул руку старому князю.

Князь Александр поиграл желваками на бледных скулах от этой очередной его выходки и заговорил, резко, чеканя каждое слово:

– Вот что я скажу тебе, молодчик! Забудь привычки грязные вот эти! – покрутил он неопределённо рукой в воздухе. – Ты роль Димитрия заучишь! В Московии он жив в сердцах! На этом, Матюшка, всё!

От возмущения он даже легонько стукнул своей сухонькой ладошкой по столу.

– Пан Александр, я подучу его, подучу! Непременно подучу! – поспешно заверил Меховецкий старого князя, подобострастно кивая головой.

Незнакомец, заметив это, посмотрел на него так, будто открыл что-то для себя вот только что, и холодно спросил его:

– И куда же мы сейчас? – Он понял, что полковник всего лишь пешка в руках хозяев вот этого замка, вот этих князей Вишневецких.

– Сейчас?.. Сейчас отправимся в Путивль. Оттуда уйдёшь уже один в Стародуб. За кого выдать себя – знаешь! Подбери попутчиков, чтоб было с кем время коротать…

Прощаясь с незнакомцем, князь Адам с чувством пожал ему руку: твёрдую, но потную, липкую.

Незнакомец подошёл проститься и к старому князю Александру. Тот не двигался с места и с раздражением ожидал, когда он покинет горницу, не настроенный к сердечным проводам с подозрительной личностью. Но когда тот подошёл к нему с какими-то странными телодвижениями, как пёс в стае перед вожаком, и протянул ему несмело руку, он, на секунду замешкавшись, вяло, но всё же сунул ему свою ладошку, как тряпочку какую-то.

Первым из горницы вышел Меховецкий. А незнакомец, прежде чем покинуть её, надел свой плащ и опять набросил ловким движением на голову глухой капюшон кармелита так, словно он уже давно был привычным для него.

Князь Адам, провожая гостей, снова выбежал на галерею и посмотрел вниз. Там, во дворе, уже толпились у повозки слуги, сидели в сёдлах пахолики, подле лошадей прохаживался кучер, лениво похлопывая кнутом по голенищу сапога.

Меховецкий вышел из парадной двери внизу господского дома и залез в повозку. За ним следом туда же юркнул незнакомец. Кучер уселся на козлы, тронул лошадей, и повозка мягко выкатилась через узкие ворота замка.

Когда князь Адам вернулся в горницу, князь Александр сосредоточенно жевал что-то. Увидев его, он покачал головой и слегка ссутулился над столом, как будто всё ещё сопротивлялся чему-то. Затем он раздумчиво промолвил:

– М-да!.. У него же нет бородавки!

– Зато она есть у Молчанова! – ухмыльнулся князь Адам. Он был настроен серьёзно. Теперь он поставил вот на него, на этого незнакомца. Игрок он был азартный.

В горницу вошла его супруга, княгиня Александра, дочь литовского коронного гетмана[4] Карла Ходкевича, среднего роста миловидная женщина. Вместе с ней вошли старая княгиня и Урсула, старшая сестра московской царицы Марины Мнишек. Сейчас Урсула приехала сюда, в родовой замок Вишневецких, одна, без детей. Она оставила их дома, в поместье, на попечении прислуги. За ними вошла и горничная с девицей-подростком, той, которую увидел из окна незнакомец в вишнёвом саду, дочерью князя Адама и Александры.

– Ну, господа, как – договорились? – томным голосом спросила Урсула мужчин, немножко нараспев растягивая слова. Она, высокая и стройная, совсем не походила на свою царственную сестру ни ростом, ни сложением. Как и умом особенным она не блистала тоже. Всё это досталось младшей сестре. – Ведь не намерены же вы оставлять всё так, как есть? Не правда ли, господа? Как же они там, бедняжки, в краю суровом? Как нищие, тепла не видят, солнца! Средь варваров и дикарей попробуйте-ка сами пожить!

Она приложила платочек к сухим глазам и поджала губы, стараясь выдавить из себя хотя бы слезинку. Но нет, не получилось. Тогда она снова обратилась всё с тем же к князю Адаму:

– Адам, ну ты-то ведь человек решительный!

– Нельзя, нельзя так, господа! – упрекнула мужчин по-матерински строго и старая княгиня.

Дамы знали о визите Николая Меховецкого. Догадывались они также, что мужчины что-то затевают для освобождения пана Юрия Мнишки с Мариной, князя Константина Вишневецкого и послов из дальней ссылки, из Ярославля, куда их отправил Василий Шуйский, когда взошёл на трон после убийства царя Димитрия. Но князь Александр и князь Адам хранили в тайне то, что они затеяли, как ни хотелось поведать им самим о том. Они боялись молвы, огласки. Это непременно навредило бы пленникам, родным.

С тем же к князю Адаму подступила и его супруга. Обычно сдержанная, она не вмешивалась в его дела.

И князь Адам энергично запротестовал:

– Дамы, дамы! Мы только об этом и ломаем головы день и ночь! Поймите же! – и, разряжая обстановку, он рассмеялся и приказал дворецкому: – Зови всех к столу!

Глава 2. Стародуб

За городские стены Путивля вышли три путника. Поправив за спиной котомки, они побрели по дороге, что вела в Стародуб. Путь их был не близким, но они надеялись, что их нагонит какой-нибудь поселянин на телеге и хотя бы немного попутно подвезёт.

Один из них, Гринька, по прозвищу Горлан, плотно сбитый коротышка с жиденькой бородкой, пощипанной в какой-то драке, еле плёлся в тесных сапогах. Он снял их в Путивле с гулящего, когда тот загнулся с перепою в кабаке. И вот теперь он мучился, все ноги поистёр. Затем, сплюнув, он снял сапоги, связал их верёвкой, перекинул через плечо, засеменил, лишь замелькали пятки грязные, взбивая клубы пыли над дорогой, и песню затянул. Да унылую какую-то, без слов: то остановится, вздохнёт, а то мурлычет всё то же дальше.

Вторым путником был Матюшка, наш незнакомец. Третьим, их спутником, оказался писарь Алексей, рыжий и худой, и тоже не в годках. Он шёл, молчал, на все вопросы односложно отвечал: «А-а!.. Что?.. Да!..» На этом заканчивался разговор с ним, как будто с немым или глухим.

В крохотной деревеньке на Десне, всего из двух дворов, их приютил один хозяин на ночь. Сараи, избы, крытые соломой, навесы и амбары. Как пьяное перекосилось прясло, ворота хлипкие, колодезный журавль вверх тянет шею тощую свою – всё говорило здесь, что дряхлость поселилась в деревеньке. Вокруг же буйно разрослась зелёно-грязная трава, а подле изб в пыли возились дети. Хозяин, с квадратным торсом мужик Николка, прицыкнул на мальцов. Тотчас они исчезли с глаз, как дикие, пугливые щенята. Здесь, в одной из махоньких избёнок, наши друзья и заночевали. Наутро Николка проводил их до Десны, нашёл спрятанный в кустах челнок и перевёз их на другой берег.

– Вон там, – показал он рукой вперёд, в сторону дороги с разбитой тележной колеёй, – вёрст через десяток, в урочище, Сенька шалит с дружками. Днём-то опасно. А по темноте-то совсем жутко. Как пить дать, на них выйдете. Подкарауливают съезжих-то у оврагов, не то что пеших…

Горлан, поджав губы, ворохнул воинственно плечами:

– Побьём, если их будет даже втрое больше!

И посмотрел на Матюшку, мол, так ли я говорю.

Но тот даже не обернулся к нему. И Горлан зажался, замолчал.

– Ну-ну, храбрец! – бросил Николка, смерив ироническим взглядом его короткую фигуру, и залез в челнок. Взяв в руки весло, он оттолкнул челнок от берега и поплыл обратно к себе, на свою сторону. Ни разу не оглянулся он на ходоков, которых оставил на пустынном берегу, перед неизвестной дорогой через большой и тёмный лес.

Они пошли. Всё было как обычно: теплынь стояла, и солнце пробивалось сквозь густую крону, ложилось пятнами под ноги на дорогу. Но скверно было сегодня на душе у них: им отравил дорогу поселянин рассказами о шаловливых… Перед урочищем они отдохнули, поели, затем пошли дальше. И даже Горлан притих, уже не мурлыкал свои песни без слов и лишь подтягивал штаны ежеминутно, враз отощав с чего-то. Но пыль взбивал он и сегодня босыми тёмными ногами. Алёшка же по своему обыкновению молчал, но молчал заметно по-иному. Один лишь Матюшка, вроде бы, не изменился.