Круги рождения. Тинар

– Праматерь, Русса, кажется, я и впрямь впервые в жизни напилась, – с трудом проговорила сквозь смех. Благо, отголоски сознания удерживали Бану от повышения голоса.

– Да вижу я, Бану, – отозвался мужчина. – Но все равно, будет лучше, если мы побыстрее доберемся до твоего шатра. Не то с утра могут возникнуть проблемы с командованием.

– Кто это не примет мое командование? – прошипела женщина, отбившись от поддерживающих рук брата. Остановилась и приросла к земле, как гвоздь. – Пусть попробуют противоречить Бансабире Изящной, – грозно сведенные брови над осоловелыми глазами и упертые в бока кулачки выражали всю решимость женщины. Если бы еще её не шатало, ухмыляясь, подумал Русса.

– Боги, Бану, ты бы себя видела! Впрочем, надо что бы тебя не увидел кто-нибудь еще.

– Издеваешься надо мной? – невнятно проговорила женщина.

– Нет, – ответил Русса, протягивая к сестре руки. – Все будет хорошо. И с командованием тоже.

– Точно? – подозрительно прищурилась.

– Точно, – кажется, Бансабиру ответ не убедил. Она отступила от брата на шаг. – В крайнем случае, я тебе помогу.

Бану еще какое-то время хмурилась, потом смысл сказанного дошел до неё, и женщина просияла.

– Тогда пойдем, – и сама ступила в объятия брата. Правда, тут же опять споткнулась о свои ноги. Русса успел вовремя удержать сестру от падения.

– Ну и что мне с тобой делать? – скалясь, спросил он, запрокинув сестринскую руку себе за шею. Потом подхватил Бану на руки.

– Беречь, – просопела молодая женщина. И как этот замечательный человек мог напоминать ей по первости Гора? Ничего общего с тем подонком.

– Давай я, – предложил помощь мужчина уже в шатре, когда Бансабира не слишком ловко снимала короткие сапожки. Танша сидела на табурете, силясь сосредоточиться на двоящемся лице брата. – Надо же, какие напряженные, – нахмурился, ощупывая женские ступни. Бансабира развеселилась:

– Щекотно, Русса! – пожаловалась женщина. Сладко потянувшись, не удержала равновесие, и чуть было не повалилась на спину, если бы брат не удержал её за ногу.

– Не дергайся ты так! Так, сядь-ка на пол, разотру тебе ноги.

– Еще чего!

– Брось, Бану, это вполне нормально. Знаешь, когда я был юнцом, и Гистасп только начал всерьез меня гонять, наша бабушка иногда растирала мне ноги. Ну, когда стоять уже не мог, – брюнет, ухмыляясь, почесал затылок.

– Но я-то могу стоять! – возгласила Бансабира и, подскочив, с рвением принялась доказывать обратное. Русса схватился за живот от хохота.

– Праматерь, Бану, – Русса, утирая слезы, поднялся и потянул к сестре руки, явно стараясь утихомирить.

– Тише, весь лагерь перебудишь.

– Да кто в нем спит?!

Наконец, Руссе удалось обнять сестру и поцеловать в висок.

– Я люблю тебя.

– Как ты можешь меня любить? Мы же почти не виделись с моего детства.

Мужские руки на её спине сжались крепче.

– Мы одной крови, мы помним одно и то же, вершим одно и то же и нам дороги одни и те же люди. Ну и нам обоим совсем незнаком наш младший брат, Бану. Мы с тобой практически одно и то же, а человек всегда любит самого себя.

– То есть, ты любишь во мне себя? – Бану немного отстранилась, весело поглядев на брата.

– Я люблю тебя в себе, – примирительно произнес мужчина. – Я вложил в твою ручку лук, Бану. Я вывел тебя в море. Я тебя купал и воровал для тебя с кухни мед. С тех прошло много времени. Твои руки стали крепче и теперь уверенно обращаются с любым оружием. В море, если соберешься, выйдешь на своем корабле, и купать тебя я больше не могу, – наигранно раздосадовался Русса. – Да и воровать сладости, больше нет надобности. Но разве это что-то меняет?

Бану, не зная, что ответить, обняла брата за талию и спрятала лицо на его груди.

– Для любви нужно не так много, как ты думаешь, – Русса погладил сестру по волосам.

– Слушая тебя, я думаю, что совсем не разбираюсь в любви.

Русса с пониманием кивнул.

– Ты еще юна.

– Я любила, – прижалась сильнее, чтобы тот ненароком не надумал отстраниться и посмотреть ей в глаза. Русса глубоко вздохнул:

– Возможно, спустя время, тебе покажется иначе.

– Мне не кажется, – упрямо настояла Бану. Сама отстранилась и откинула голову. – Я хотела, чтобы он был счастлив со мной.

Русса не стал удерживать сестру, разомкнув кольцо рук.

– Тогда почему ты сейчас не с ним?

– Потому что у меня не получилось. Я принесла ему только проблемы, – икнув, сообщила женщина.

– Он сам сказал?

Бансабира отошла от брата и села на табурет.

– Нет. Но он постоянно рисковал из-за меня жизнью.

– Ну-у, это ведь был его выбор, – пожал плечами Русса, усмехаясь. – Может, ему нравилось?

– Сомневаюсь.

– В любом случае, ты решила за него.

Бану ощерилась:

– Да уж, похоже единственное, что я умею – решать за других и раздавать приказы.

– Не самое плохое качество.

– Плохое, – махнула рукой, – но приятное. Правда, не думаю, что моему мужу оно будет нравиться так же, как мне.

– Какому еще мужу? – все-таки она хмельна, подумал Русса.

– Увидишь, месяца не пройдет, отец заговорит о моем браке.

Мужчина покачал головой:

– Ты совсем недавно вернулась в семью, не думаю, что он захочет расстаться с тобой снова так быстро.

– Но нам надо хоть что-то поставить против неожиданного союза Алых и Золотых. И Серебряных Каамалов вместе с ними. Из детей Сабира Свирепого, для брака по понятным причинам, годна только я.

Разговор приобрел совсем неожиданное и малоприятное русло. Русса попробовал отшутиться:

– Хотел бы я посмотреть, кто в разгар бойни захочет жениться на Бану Злосчастной, Бану Проклятой и, кажется, еще Матери Лагерей.

Бансабира прыснула.

– Клянусь, это самое дурацкое прозвище, которое мне могли дать.

– Но не могли же они обозвать тебя дочерью лагерей? – Русса понимающе вскинул брови.

– Отец бы не простил.

– И старый Ниитас тоже. Кстати, полагаю, не будь он твоим дедом, отец, все же надумай выдать тебя замуж, выбрал бы в родичи именно Сиреневый дом.

– Не думаю.

– Вот это верно, – похвалил брат. Зря он сам вернулся к теме. – Союзу Шаутов и Раггаров мы всегда противопоставим альянс северных кланов, и думать тут нечего.

– Каамал в союзе с Раггарами, – напомнила Бану. – Отец так долго добивался их вмешательства и так рассчитывал на их помощь, а в итоге союзный договор объединил не четыре дома, а два.

– Это не твоя забота, Бану. Ты еще не до конца освоилась со здешними порядками. Северяне грозная сила и единая, особенно с тех пор, как нас заставили присягнуть Яасдурам. Так что, в конечном счете, Каамал будет на нашей стороне. И Маатхас тоже. Без всяких там браков.

Мужчина подошел к сестре, наклонился, поцеловал в темечко и пожелал добрых снов.

– Ляжешь сама или позвать служанок?

– Ну, сидеть же сама я ухитряюсь. Так что лечь подавно смогу, – смахнула ладонь брата с волос и поднялась.

– Да благословит тебя Мать Сумерек.

– Эм… чего? – не понял Русса.

Ох, уж эта привычка, упрекнула себя танша.

– Береги себя.

* * *

Дождавшись, когда брат уйдет на достаточное расстояние, Бану выглянула на улицу и кликнула стражника.

– Приведи оруженосца.

Еще немного прожевывала слова, но в голове уже почти ясно.

Юдейр, всклокоченный, заспанный и недовольный, явился быстро:

– Да, тану.

– У тебя завтра выходной.

– Ч-чт… чего? – наконец, выпалил юноша с таким видом, будто не знал, радоваться ему или оскорбляться.

– Если плохо слышишь, попросись к лекарю. Разбудишь меня за час до рассвета, и чтобы была готова холодная вода и завтрак. Дальше можешь отсыпаться хоть весь день.

– Понял, – кивнул мужчина с видом, будто не понял ничего.

* * *

Маатхас, пошатываясь, добрался до шатра, завалился внутрь, рухнул отяжелевшим расслабленным телом на ложе. И, без тени сна в глазах, уставился в темноту перед собой. Что за дрянь такая? Почему, едва он потянулся, увидев захмелевшую Бану, чтобы проводить до пристанища, Сабир осуждающе взглянул на него и коротко мотнул головой? А когда Сагромах решил спросить, в чем дело, еще и угрюмо рыкнул, пресекаю любую возможность разговора на эту тему? Да чем он ей не подходит?!

Сагромах перевернулся на бок. Он, в конце концов, тан. Тан, северянин, полководец и воин, способный защитить женщину, которая согласиться стать его спутницей! Он не так богат, как Каамал – да и пусть найдет Сабир в стране тана, который имел бы больше золота, чем Каамал-Льстивый-Язык! – но он далеко не беден! Он союзник Пурпурного дома, он Сабиру почти что родственник! Не жалуется на здоровье, лицом вышел, порядочный, он…

Сердце у Сагромаха заколотилось как бешенное, в безумном беспорядочном ритме. Он, было, вскочил, но из-за выпитого, потерял равновесие и снова плюхнулся на расстеленное ложе. Покачался, маясь. Завалился на спину.

Праматерь, он совершенно не знает, что делать. Бану никогда не подавала никаких признаков своего к нему отношения. Равнодушная вежливость, дружелюбие, радушие – вот все, на что он натыкался. Иногда ему казалось, что в её взгляде мелькает что-то сроднее приязни, но не более того. Да и в этом Маатхас стал сомневаться после того, как увидел встречу Бану с каким-то недомерком по дороге сюда.

Мужчина зарычал. Вокруг неё вечно терлась какая-то прорва мужиков, что Сагромаха бесило несказанно. Однако он ни разу не видел и не слышал, чтобы Бансабира хоть сколько-нибудь проявляла интерес к ним больший, чем того требует отношение к подчиненным. Пару раз до него, разумеется, доходили слухи про маленькую таншу и её оруженосца, уже давно, но право, не верить же в столь абсурдную сплетню. Ко всему, Маатхас своими глазами видел, что Бану видит в Юдейре лишь хорошо обученного и не в меру болтливого раба.

Одинаково бесцветная, сухая, сдержанная. Шестнадцатилетняя, упрекнул самого себя тан. Что творилось у неё на сердце? Как с ней быть?

Не в силах найти ответ, Сагромах понадеялся на разговор с Сабиром. Двое мужчин, давние соратники и, если уж не друзья, так приятели – они сумеют договориться! Будь проклят тан Сабир Свирепый, честное слово. Если бы он хоть что-то объяснил, если бы не мотал головой из какой-то никому непонятной гордыни и придури… Или все дело в том, что он просто не готов так быстро расстаться с дочкой, которую едва обрел? Что ж, Маатхас готов подождать – все равно разгар войны явно не то время, когда следует устраивать свадьбы. Хотя, конечно, как посмотреть.

Маатхас скрипнул зубами, потер лоб, широко раскинул длинные руки и ноги. Даже не будь у них за спинами войск, он бы дал Бану срок. В конечном счете, заставлять её нельзя. Он знает наверняка, что сумел бы понравиться танше…

Почему Сабир запретил ему проводить Бансабиру сегодня до шатра? Он, Сагромах, не идиот, чтобы спутать эту ситуацию с какой-нибудь другой.

Никогда прежде ему не было так тяжело заснуть, будучи пьяным.

* * *

Когда Сабир открыл глаза, на его походном табурете сидела Бансабира. И выглядела так, будто не она захмелела на минувшем ужине до того, что Русса, побоявшись, вызвался отвести её в шатер.

– Бану? – сонно позвал мужчина.

– С добрым утром, отец, – в руках женщина вертела бокал с водой. – А теперь давай ты расскажешь мне, что происходит.

«Чего?»

– О чем ты, Бансабира? – тан поднялся на ложе, приняв сидячее положение.

– Давай ты расскажешь мне, что придумал, – пояснила Бану. Сабиру яснее не стало.

– Честно говоря, не совсем понимаю тебя, дочка. Дай-ка мне пару минут, и мы поговорим.

Спал тан в штанах. Поднялся, накинул рубаху, вышел, а когда вернулся, Бансабира подала таз с водой для умывания. Сабир все еще выглядел сонным, и Бану помогала ему с утренними процедурами, насколько возможно. Лагерь за пологом, не считая караульных, тоже только просыпался.

– Так о чем ты хотела поговорить? – спросил, ополаскивая лицо.

– Яфур Каамал как-нибудь объяснил то, что из возложенного на него союза всех северян и Раггаров, вышел альянс всего двух домов?

– Бану, мы в содружестве с Маатхасом. Пока вы добирались сюда с востока, ты объяснила ему хоть один свой поступок?

– И то верно, – признала женщина. – Яфур все еще действует из-за стен или, наконец, показался на карте?

– Любопытно, что ты спрашиваешь. Судя по всему, у тебя хорошие шпионы.

– Хороших не так много, и они заняты большей степенью на востоке страны. Так что насчет Каамала? – Бансабира принялась раскладывать одежду отца.

– Насколько я знаю, к Раггарам ездил Этер.

– Тот заносчивый старший из братьев? – подняла глаза.

Сабир неопределенно хмыкнул.

– Именно, – принял из рук дочери тунику и посерьезнел:

– С ним надо быть осторожней, Бану. Этер – лис с когтями льва.

Тан потянулся за поясом, но Бансабира придержала руки у груди.

– А Яфур, видимо, тот самый лев?

– В том, что у него золотая грива сомневаться не приходится.

Тан не опускал рук, ожидая, когда дочь подаст пояс, но Бансабира повязала его сама.

– Это вполне оправдывает рвение Раггара подружиться с соседом, – Бану обошла отца и, застегнув пряжку, подняла на Свирепого глаза. – Но не объясняет твоих поступков.

– Что? – остолбенел тан. Бансабира отошла на несколько шагов. Смотрела прямо, вызывая.

– Я часто задавалась вопросом, и никто не мог помочь мне найти ответ. Поэтому я спрашиваю у тебя, отец. Что происходит? Какого черта мы торчим здесь?

Как не вовремя она засомневалась, подумал Сабир. Попытался обойти угол:

– Бану, – шагнул к дочери, протягивая руку. Бансабира отступила, сохраняя дистанцию.

– Мне приходится принимать решения, которые не доставляют мне никакого удовольствия, я имею право знать зачем.

– Обещаю, однажды ты все узнаешь, – клятвенно заверил Сабир.

– Я имею право знать сейчас.

Сабир вздохнул. Настырная девчонка!

– Ты ведь знаешь, кому мы обязаны смертью твоей матери и моего брата.

– Ран-доно погиб от рук бежевых, а не красных. А про мою мать и говорить нечего. Так что другим рассказывай, что ввязался в войну из-за мести.

– Бансабира! – тан даже заикнулся от подобной наглости.

– Я хочу услышать подлинную причину, тан, – взметнула бровь. – Не узнать, а услышать.

– Месть – весомейшая из причин, как и древнее соглашение северян о взаимопомощи! – Сабир зарычал.

– Только не начинай снова петь про старые обиды танов! Думаешь, я поверю, что ты семь лет готовился к походу из-за старых обид?!

– А ты думаешь, я мог позволить собственному гневу послать неподготовленных солдат в гущу сражений? Отправить на верную гибель?! Я все тебе сказал еще год назад, и нечего сочинять всякую ерунду!

– Подумай, прежде чем соврать мне, отец! – вцепилась взглядом в Сабира, как клещами. – Думаешь, я не вижу, что ты делаешь? – отбросив маску, разошлась женщина. Тем не менее, слова цедила довольно тихо. – Все эти попойки, совместные лагеря, теперь еще и празднование дня рождения Маатхаса! Не помню, чтобы ты торопился отпраздновать свой, мой или других наших родичей! Не держи меня за дуру, тан Сабир. Я не Русса, который слепо верит в братское родство северян! Нас предают, улыбаясь в лицо, а мы с предателем пьем одно пиво!

Хоть немного совладав с собственной яростью, Бану зашипела:

– Мне слишком хорошо видно, чего ты хочешь. Я твоя дочь, не буду ни осуждать, ни отговаривать. Напротив – у тебя куда больше шансов добиться целей с моей помощью. Я не откажусь, сколь бы ни претила сама мысль о браке. Кровавая Мать! – вскинула руки, снова повысив голос и зашагав внутри шатра. – Насколько же низкого ты обо мне мнения, тан!

– Я настаиваю, чтобы ты звала меня отцом! – от голоса дочери грудь и горло перетянуло каленым железом обиды.

– Тогда, отец, – приблизилась к Свирепому вплотную. Два одинаково твердых взгляда схлестнулись, как мечи, – вспомни, что детей рожают и растят матери, а северяне со стародавних времен хранят мудрость: «Пусть руки отпадут у того, кто не радеет о родственниках».

Хитро прищурилась. В черном, с собранными в тугой узел волосами, при оружии. Слишком гордая, слишком сильная, слишком строгая, признал Сабир.

– Бансабира, – почти жалостливо протянул мужчина, моргнув первым. – Девочка моя, – ласково проговорил он, чувствуя, как в груди сжимается еще сильнее. Потянул руку, надеясь обнять дочернее плечо, но Бану ударом тыльной стороной ладони оттолкнула её и снова отдалилась от тана.

– Во всем твоем окружении, отец, – проколотила каждое слово, – нет ни одного человека, который бы смотрел также далеко и видел также много, как я. Оглянись – ни один из них не поспевает за тобой, – оскалилась, снова напомнив Сабиру дикую кошку. – Научись доверять мне хоть немного! Или Раду, Юдейр и Гобрий плохо делали свою работу в прошедший год?!

Не давая опомниться ошалевшему тану, вышла на улицу, широким замахом взметнув полог. Их ссора с Сабиром привлекла внимание нескольких человек. В числе первых был Маатхас – с опухшей физиономией и красными глазами. Не спал, сообразила Бану, приветственно кивнула и, обведя глазами ротозеев, прошла к своему убежищу, игнорируя все и вся.

Рядом с шатром, заметив приближение танши, поднялись с земли и выстроились семнадцать бойцов личной дружины. От одного взгляда женщины, стало ясно, что она в бешенстве. Быстро пробежав глазами, Бансабира выбрала:

– Вал.

Воин кивнул и поспешил вслед за госпожой. Они отдалились совсем немного, когда Бану остановилась, расцепив пряжку. Пояс, звякнув, упал. Меч с ножнами остался в руках. Присвист – и женщина метнулась в атаку.

* * *

Тан Сабир сел за стол. Каждое её слово, каждое действие той, ради которой когда-то его сердце снова забилось, заставляло закусывать губы. Неведомое чувство вгрызлось Яввузу в межреберье – как? Как её вообще можно хоть кому-то отдать?!

Но не отдать – нельзя. И только что Бансабира добровольно предложила себя на торги.

* * *

Бансабира согнулась пополам, упираясь ладонями в бедра чуть выше колен. Сбивчивое дыхание с сипом вырывалось из легких. Оружие валялось на земле. Как и Вал – в нескольких шагах. Нет, не потому, что Бану уложила его на лопатки – танша никогда бы не доверила подбор её личной охраны человеку, которого сама может победить без труда – телохранитель тоже умотался. Исподлобья женщина бросила короткий взгляд на морщившегося мужчину.

– Неплохо.

Вал согласился молча, с трудом приподнялся на локтях, кивнул Бансабире за плечо. Женщина обернулась:

– Я впечатлен, – отозвался тан Маатхас, примостившись на бревне неподалеку.

Танша распрямилась, вздохнула, немного нахмурилась. В любой другой ситуации она бы обрадовалась его компании, но сейчас в душе столкнулись смешанные чувства. Почему он всегда стоит в стороне? Зачем без конца наблюдает за её тренировками? Почему преследует, ходит по пятам, как тень?! Ярость от ссоры с отцом она благополучно выместила в пылу тренировки, а как быть с раздражением от неопределенности?

– Неужели, – ледяным тоном отозвалась женщина. Маатхас отпрянул от такой реакции. – Вал, – обернулась к телохранителю, – можешь идти.

Боец, с усилием перевел туловище в вертикальное положение и, едва поклонившись, ретировался. Провожая его взглядом, Бану констатировала:

– Вы уже раз двадцать видели мои упражнения. Не стоит делать удивленный вид.

Тан быстро взял себя в руки:

– Я впечатлен вашей склонностью выпускать пар скорее по-мужски, чем по-женски.

Бану поглядела на мужчину с недоверием и принялась собирать оружие. Через пару минут спросила, чего он хотел. Тан признался честно – увидеться. Убедиться, что все в порядке. Бансабира тихонько с недовольством хмыкнула и направилась в сторону шатра. Сагромах мягко придержал женщину за предплечье и с нежностью посмотрел в глаза – право, не стоит раздражаться по пустякам, к тому же срываться на тех, кто не сделал ничего дурного.

Бану почувствовала, как краснеет от стыда. Да уж, и впрямь, кто-кто, а Сагромах перед ней безвинен. Вполне возможно, он сам понимает, чего от них ждут и потому, тоже не имея выбора, действует соответственно. Женщина со смущенным смешком отвела глаза и попросила прощения, вздернув брови. Извинения дались легко – как ни крути, а время, проведенное с Маатхасом, оказалось самым лучшим в этом походе.

* * *

– Зачем ты это сделала? – спросил Русса незадолго до ужина. – Отец рассказал мне! – сокрушался брат. – Мне казалось, мы выяснили вчера, что тебе не нужен никакой брак!

– А мне он и не нужен, – отозвалась Бансабира. Выглядела женщина хмуро, будто её безмерно раздражало то, что Русса мешал сосредоточиться на штопаньи ремешков подвязок для ножей. – Он нужен танаару.

– Сдался он танаару! – озверел Русса. – Или тебе нравится думать, что, жертвуя собой, ты всех спасешь? – упал на пол рядом с сестрой и схватил монотонно двигающуюся руку с иглой, заставив Бану посмотреть на себя.

– Нет, – отрезала сестра. – Но когда будущее очевидно, я предпочитаю не ждать, пока судьба заставит меня принять неизбежное, а самой явиться за ним! Даже будь это трижды иллюзией, я лучше буду верить, что сама выбрала свою жизнь. В конце концов, в каком-то смысле все так и есть, – добавила тише, взглядом заставив брата отпустить ладонь.

– Что ты имеешь в виду?

– В жизни всегда нужно ясно понимать, на чьей ты стороне, и, выбрав, надо держаться её, что бы ни случилось. Я определилась год назад, Русса, и теперь буду делать все, чего эта самая сторона потребует от меня. Даже если с неба повалятся разом все звезды.

– Откуда ты набралась такой идиотской решимости? – Русса нахмурился и встал. Это упрек что ли?

– Сегодня прибыли Каамалы. Если дадут повод, стоит быть готовым пойти на любую гнусность, – безэмоционально закончила Бану.

– Владыка Вод, – прорычал Русса, вскакивая. – Сколько раз я твердил тебе, что северные кланы никогда…

– Никогда, Русса, солнце не взойдет на западе. А все то, что относятся к людям, меняется ежедневно.

Мужчина глубоко вдохнул.

– Тану, – раздалось с улицы. – К ужину зовут.

– Передайте отцу, я не голодна, – громко ответила Бану.

– Что с тобой?

– Ничего. Ты иди, не хорошо заставлять тана ждать, – женщина пресекла протест.

– Ладно.

* * *

Полог взметнулся и опустился больше четверти часа назад, а Бансабира по-прежнему сидела, почти не шевелясь. Неужели звезды с неба вот так и валятся?

* * *

Щека повлажнела. Бану судорожно прижала слезы пальцами, будто это могло помочь. Повлажнела другая.

– Госпожа, с вами все в порядке? – обеспокоенно спросил голос Юдейра. – Я войду? – оруженосец, не дожидаясь реакции танши, вошел. Бану успела повернуться к выходу спиной.

– Тебе что-то нужно, Юдейр? – как могла строго выговорила тану.

– Русса-Акбе сказал, что вам не хорошо, и я поспешил узнать, не надо ли вам чего. Я могу помочь?

– Помнится, я дала тебе выходной. Так иди и отдыхай – справится с головной болью из-за недосыпа мне и Праматерь не поможет, – соврала женщина.

– Хорошо, тану, – понуро согласился юноша.

Великая, да что же она делает?

– Со мной правда все в порядке, – окликом задержала парня у выхода, обернувшись. – Но если вдруг что, я пошлю за тобой.

Юдейр обернулся, растеряно заозирался, расцвел.

– Хорошо, госпожа.

– И не опаздывай утром, завтра важный день, я полагаюсь на тебя, – улыбнулась женщина.

– Слушаюсь, миледи! – отрапортовал воин и, точно пущенный с тетивы, выскочил из шатра.

Бансабира еще недолго улыбалась, восхищаясь искренностью влюбленного мальчишки, потом снова загрустила. Мать Сумерек, как же не хватало женской заботы и ласки. Шавна, родная, дорогая Шавна, думала Бану, где ты? Где ты, о, сестра по дому? Сестра по вере. Сестра по выбору…

* * *

Утром было парадное построение «меднотелых» – личной гвардии танов Пурпурного дома. Сабир шел впереди, дочь – вровень, справа от него, Русса – слева, и чуть отставая.

– Не будь они похожи и не знай я, что они родственники, решил бы, что она новая жена тана, – сказал один из офицеров на ухо другому, пока Яввузы шли вдоль рядов.

– Да уж, Яввуз Свирепый в этом смысле переплюнул весь Яс – не завел ни одной водной жены, зато трех земных сменил.

– Думаешь, она правда его дочь?

– Ба! А ты думаешь, Старый волк признал бы кого-то не своей крови?

– Да поди разбери этих танов, что у них на уме.

– Бросьте вы! Видно же, что они родственники. Лицо девчонки как по отцовскому лепили.

– Не скажи, мордашка у неё милая.

– Только нрав, говорят, кошмарный.

– Вам-то какое дело?

– Вот-вот.

– Как какое? Такие, не задумываясь, режут людей в перемешку со свиньями, к ужину.

– Я слышал, она сама пытала кого-то из Ююлов.

– И голова Сциры Алой, тоже на её совести.