Восставшая против нормы

И это, между прочим, могло поставить под угрозу выполнение задания. Но кто же ее заложил? У них что, действительно шпионы на кафедре? От этой мысли стало совсем нехорошо. Да, похоже, кругом шпионы…

Голос Сельмы вернул Эдельвейс к действительности.

– А вот когда я была молодой и патрулировала эти земли с овчаркой… – поддев на вилку ломтик ветчины, Сельма приготовилась пуститься в воспоминания о своей боевой молодости.

Лихая контрабандистка, в молодости ходившая на катере в весьма рискованные рейды, а в смутное время, вследствие знаний и опыта, призванная в народное ополчение, и снова ходившая на катере, только теперь на десантном, Сельма приосанилась, а Эдельвейс приготовилась терпеливо слушать о героических подвигах бабушки по поимке шпионов и прочих темных личностей в смутные дни… И неважно, что на самом деле Сельма патрулировала не эти земли, а совсем другие, те, что лежали значительно севернее Нижних Клонов, возле западного берега моря Нево. Там, где у семьи Акка был еще один загородный дом.

…Тем домом семейство Акка владело уже в течении нескольких поколений.

Дом находился в поселке, расположенном к северу от Парадиза, недалеко от шоссе, рассекавшего поселок на две неравные части. Вдоль шоссе, в нескольких метрах от обочины, тянулась полоса длинноплодного шиповника, достигавшего высоты человеческого роста. Шиповник служил в качестве живой изгороди, отделяющей картофельные поля от дороги. К дому от шоссе вела наезженная дорога, проходившая между картофельных полей.

Дом был развернут передним, восточным фасадом к склону горы. Со стороны заднего фасада, обращенного на запад, к шоссе, был разбит сад. С северной стороны дома простиралось большое поле, с южной стороны примыкавший к дому небольшой огород доходил до длинного одноэтажного строения. Этот барак под низкой двускатной крышей когда-то гордо именовался базой отдыха и использовался по назначению, но давно уже был заброшен. Между базой отдыха и шоссе располагался еще угольный склад. Больше никаких строений вблизи не было.

Такое удобное расположение и отсутствие соседей и определило дальнейший принцип использования дома.

Возвышавшийся над Реющим склоном дом был развернут передним фасадом к низине. В нескольких метрах от крыльца равнина обрывалась, уходя вниз крутым склоном, поросшим полевым разнотравьем. С гребня склона открывался захватывающий вид на затянутую сизой дымкой низину, в центре которой вздымался поросший соснами холм, у подножья которого с одной стороны между деревьев темнело небольшое озерцо под названием Лужа, а с другой стороны вдалеке за холмом блестела поверхность огромного Чайкина озера.

Именно в доме над Реющим склоном располагалась перевалочная база контрабандистов.

Эдельвейс вспомнился какой-то далекий день… Льет дождь… Шум дождя приводит ее почти в гипнотическое состояние…

Несмотря на дождь, наружная дверь почему-то открыта. Дверной проем обрамляет вид на затянутую сизой туманной дымкой низину, на поросший соснами холм, на исхлестанную дождем поверхность Чайкина озера. Эдельвейс стоит в дверном проеме, завороженная видом низины и шумом дождя.

Позже, когда она впервые увидела картину Луи Ленена «Семейство молочницы», она почему-то вообразила себе, что вот так могло бы выглядеть семейство контрабандистов, готовящееся к переходу границы. Почему при взгляде на мирное семейство в голову приходили мысли о контрабандистах, она не знала. Возможно, было в этой группе людей нечто такое… В их позах, пластике, выражении лиц… Ей казалось, что они стоят над Реющим склоном, тревожно вглядываясь с высоты в даль низины, куда собираются спуститься. В стоявшей на переднем плане девочке лет восьми Эдельвейс почему-то видела себя, возможно, потому, что в детстве очень хотела, чтобы у нее был такой же чепчик, как у этой девочки, и такая же коса, но таких чепчиков в продаже не было, а косу она почему-то так и не удосужилась отрастить.

Навьюченный ослик под деревянным седлом позже напомнил Эдельвейс тех вьючных роботов, на которых контрабандисты перевозили грузы по пересеченной местности. Стоящая рядом с осликом женщина внешне не напоминала Сельму Акка, к тому же в лице ее читалась усталось и безнадежность, но она была женщиной того же типа, что и Сельма: самостоятельной и решительной.

Она спускалася с горы на лошадях…

Сельма между тем в очередной раз рассказывала одну из самых ярких историй, приключившейся с ней во время службы в народном ополчении. О том, как она ночью в одиночку выследила и задержала двоих подозрительных личностей.

– Так вот я направила фонарик ему в лицо и говорю: что это вы тут ходите в темноте? А он отвечает: «Убери фонарь, чертова баба! Я начальник полиции, а это – мой заместитель!»

И, видимо потому, что это воспоминание вызвало у нее определенные ассоциации, Сельма без перерыва перешла к вопросам культуры:

– Давненько я не была в театре… Надо бы съездить в город на оперу или балет.

– Я бы тоже была не против, – поддержала ее Эдельвейс, неравнодушная к вопросам культуры. —Только я люблю про шпионов…

– А, значит, балет «Гаянэ», -понимающе кивнула Сельма.-Это где по сцене бегают пограничники с собаками. Тебе понравится.

И она мечтательно задумалась. Должно быть, вспомнила молодость и свою служебную овчарку.

Несмотря на то, что в Нижних Клонах на центральной площади их района каждые выходные транслировались голографические записи различных спектаклей и концертов, все же это был только суррогат настоящего театрального действия. И, несмотря на полную реалистичность происходящего на сцене, действие отдавало какой-то фальшью. Все же голограммы —совсем не то, что настоящие, живые актеры.

– Возьми два билета, -попросила Эдельвейс.– Я вот тоже давным-давно хотела приобщиться к настоящей культуре…

После ужина Эдельвейс поднялась в свой рабочий кабинет, интерьер которого Эдельвейс почти полностью скопировала с интерьера своего кабинета в замке Аиды – первого интерьера, оформленный ею самостоятельно. Скопировала и с небольшими нюансами перенесла в свой кабинет в имении «Темные ели».

Интерьер был выдержан в готическом стиле, стены облицованы панелями темного дерева с прорезями в виде четырехлистника-крестоцвета. Укрепленные для контраста на светлой подложке, прорезные панели расчерчивали стены крестообразным готическим орнаментом.

К стене напротив входа была придвинута консоль с резными ножками, а над ней висело большое прямоугольное, горизонтально расположенное зеркало в резной раме. Опытный взгляд распознал бы в этом зеркале настенный терминал, хотя на самом деле это был устаревшей конструкции портал имперского производства. Подобные порталы во множестве производились около пятнадцати лет назад и, прикрытые защитным экраном, использовались в качестве видеофонов.

А к боковой стене была придвинута большая, громоздкая лошадь-качалка, выполненная в готическом стиле. Темное дерево отливало матовым блеском. Спину лошади в качестве попоны укрывал гобелен.

В детстве у меня никогда не было лошадки-качалки. И дело было не в том, что мне не хотели ее покупать, нет.

Когда мы с мамой шли на почту проверять лотерейные билеты, которые она регулярно приобретала, я спрашивала ее: «А если ты выиграешь, ты купишь мне лошадку-качалку?» Не помню, чтобы она возражала против этой идеи, но только она никогда не выигрывала. Ни разу… А даже если бы и выиграла, все равно это ничего бы не изменило: в игрушечных магазинах лошадок-качалок в продаже не было.

Оставалась надежда на знакомых, которые умудрялись правдами-неправдами где-то доставать для своих детей этот предмет моих мечтаний. Когда дети знакомых вырастали, ненужная им теперь качалка могла «по наследству» достаться мне, но… Каждый раз, когда появлялась надежда заполучить в свои руки вожделенную игрушку, с фатальной неизбежностью происходило нечто такое, что делало невозможным обретение мною этого сокровища.

Свою первую лошадку-качалку, массивную и прочную, рассчитанную на габариты взрослого человека, я получила в подарок от Аиды вскоре после приезда в замок.

…Когда Аида впервые привезла Эдельвейс в свой замок и поселила в меблированной гостевой комнате, то предоставила в ее распоряжение также полностью пустое помещение с голыми стенами и полом, порекомендовав обставить его по собственному вкусу. Это было важным этапом обучения: облицовку стен, напольное покрытие, мебель и предметы интерьера Эдельвейс должна была смоделировать и материализовать самостоятельно. Она предпочитала готический стиль. Позже она оформила в этом же стиле свой рабочий кабинет в особняке имения «Темные ели».

Аида уже поджидала Эдельвейс в кабинете.

– Присаживайтесь, – указала Эдельвейс на стулья с высокими спинками. Сама Эдельвейс устроилась за консолью в изящном кресле с прихотливо изогнутыми ножками и подлокотниками.

Аида придвинула к столу один из стульев, приподняв его за высокую спинку с очень кстати сделанным вырезом. Стул оказался на удивление легким для резного изделия из дерева – это была искусная имитации под древесину, выполненная из более легкого материала.

Усевшись за консоль, выполнявшую функции стола, рядом с Эдельвейс, Аида с интересом огляделась: в кабинете почти не наблюдалось смешения стилей, как в других интерьерах этого дома.

– Ну, что у них там в действительности случилось?

Эдельвейс вытащила пакет с поврежденными деталями и разложила их на поверхности консоли. Затем активировала свой коммуникатор.

Ее коммуникатор был многофункциональной моделью производства Секретной Федерации, для безопасности стилизованной под имперскую модель коммуникатора. У него было значительно больше функций, чем у имперских моделей, и его можно было использовать как настольный терминал для моделирования.

Эдельвейс сложила ладони, затем развела их в стороны. Между ладонями возникла, засветилась молочно —белым светом сфера. Внутри возникла проекционная сетка, справа и слева на виртуальном экране возникли панели управления. На проекционной сетке одна за другой начали проявляться голографические изображения деталей поврежденного артефакта.

– Вот это – изображения сосканированных мною деталей, – пояснила Эдельвейс.-Вот – поврежденная деталь. В общих чертах все соответствует той версии, которую озвучил капитан Кеннет.

Аида нетерпеливо кивнула. Ее не слишком интересовали технические подробности, ей было важно другое.

– А этот капитан или кто-нибудь из членов экипажа пытался задавать интересующие нас вопросы?

– Пока нет. Впрочем, после того, как кто-то слил в сеть информацию о нашей семье… Неудивительно, если мне начнут задавать подобные вопросы. И я теперь не буду знать, с какой целью мне их задают— просто из любопытства, или…

– Да, -поморщилась Аида, – это сильно осложнило нашу задачу. Подозреваю, что информацию слили умышленно… И теперь будет очень трудно вычислить нашего… гм… клиента. Что ж… Продолжайте работать.

Эдельвейс кивнула. Назавтра ей предстояло серьезно потрудиться, и возможно, напрасно.

На самом деле Эдельвейс нисколько не сомневалась в том, что все представители иностранных ВКС являются шпионами по определению, и американцы – не исключение, но, вполне возможно, что в планы этих американцев входит всего лишь примитивный промышленный шпионаж или даже просто сбор информации, а не незаконный вывоз человека из нижележащего времени через территорию Империи.

Иностранцы не имеют права заниматься контрабандой на нашей территории. Особенно контрабандой людей. Недавно к нам поступил сигнал, что один из граждан Империи совместно с иностранцами задумал осуществить именно такую операцию. Нам известно имя имперца и все данные человека, которого он собирается вывезти из нижележащего времени. Имена и гражданство иностранцев, которым он должен будет передать живой груз – нет. Их нужно вычислить.

Оставшись в одиночестве, Эдельвейс приступила к работе. Работа была несложной, но требовала внимания и сосредоточенности. С головой погрузившись в процесс моделирования, она не заметила, как пролетело несколько часов.

Из кабинета она спустилась в свою спальню, расположенную на втором этаже.

Приостановившись на ее пороге, Эдельвейс в очередной раз с удовольствием огляделась. Эту спальню она декорировала сама и была весьма довольна результатом.

Из окна, расположенного напротив двери, открывался вид на огромные разлапистые ели, окаймлявшие въезд в усадьбу. Роскошными шатрами вздымались они за окном, полностью заслоняя расположенный через дорогу от «Темных Елей» соседский особняк, и только темными вечерами между еловых лап светилось оранжевым светом его одинокое окошко.

Стены спальни были затянуты одноцветным светло-зеленым шелком с вытканными рельефными цветами. Эдельвейс пришлось долго трудиться, чтобы так смоделировать фактуру ткани в трехмерном графическом редакторе, чтобы эта имитация, напечатанная на 3D принтере, выглядела как настоящая шелковая ткань.

Слева от входной двери, в глубине спальни широкая тахта была задвинута в глубокий альков, увенчанный резным позолоченным украшением. В изножье тахты, в самом ее уголке, образованным стенками алькова, вытянув длинные, как макаронины, ноги, сидел один из фамильяров Эдельвейс, напоминавший по виду мягкую игрушку. Это был ее самый первый фамильяр, подаренный ей Аидой еще в самом начале их знакомства.

Спальня Эдельвейс напоминала оранжерею из-за огромного количества цветов, размещенных по всему помещению, но присущей оранжереям теплой душной влажности в комнате не было: ни комнатных растений, ни свежесрезанных букетов Эдельвейс в спальне не держала, а все эти цветы были искусно выполненными ею самой голографическими моделями.

В центре спальни размещался неглубокий круглый декоративный бассейн с многоярусным фонтаном в виде огромного букета причудливых зеленовато-голубых стеклянных цветов. Это тоже была тактильная голограмма, созданная специально для украшения спальни. Струи воды, выбрасываемые фонтаном, имитировались с помощью системы частиц. Эдельвейс могла бы создать в спальне и настоящий фонтан, но вода давала бы дополнительную влажность, нежелательную при влажном климате Нижних Клонов.

Обойдя фонтан, занимавший весь центр спальни, Эдельвейс сбросила обувь и забралась на тахту в альков. Обрамленный позолоченной резьбой с цветочным орнаментом, альков был украшен шелковым пологом и двумя откидными портьерами, днем раздвинутыми и перехваченными витыми шнурами. Некоторые считали интерьер спальни излишне вычурным, но Эдельвейс он был по вкусу.

Заложив руки за голову, она растянувшись на широкой тахте и расслабилась. Взгляд ее упал на украшавшее стену небольшое стереоизображение в простой деревянной раме. Полотно, послужившее основой стереоизображения, было написано в импрессионистской манере, широкими мазками металлизированной краски.

Выдержанный в зеленовато-голубой гамме, морской пейзаж изображал поросшее тростником пустынное побережье, уходящую к горизонту водную гладь, над которой парили чайки, низкое небо, одинокий маяк и вытащенную на мелководье лодку. Написанное крупными мазками изображение было как будто размытым, нечетким, но именно эта недосказанность позволяла фантазировать и мысленно дополнять пейзаж несуществующими деталями. Картина эта приводила Эдельвейс в меланхолическое настроение и будила воспоминания, заставлявшие сердце то сжиматься от сладкой тоски, то биться упругими тревожными толчками. Ей даже чудилась тихая тревожная музыка…

Весь день одна мысль не давала ей покоя: еще утром, при первой встрече с капитаном Кеннетом, она испытала какое-то неприятное чувство, в душе появилось смутное беспокойство. У нее было такое ощущение, что она забыла нечто важное, то, что обязательно необходимо вспомнить… Это беспокоило ее весь день, и вот теперь в памяти всплыло смутное воспоминание, постепенно оформившееся в четкую картинку. Ну конечно, сегодня утром она видела Кеннета уже не в первый раз! Она уже видела его раньше! Около трех недель назад, в апреле, когда американская делегация посетила с визитом Центральный Имперский дворец творчества юных при Храме Немезис! Четырехэтажное кирпичное здание Дворца творчества, построенное еще в начале 20-го века, не раз переходило переходило из рук в руки, в нем размещались различные благотворительные организации, оно пережило не один капремонт и перепланировку, и вот теперь его интерьеры, как и 180 лет назад, были выдержаны в стиле модерн и поражали роскошью, необычной для детских заведений подобного профиля.

Сестра Теодосия, как в Храме называли Эдельвейс, стояла рядом со своими воспитанниками в актовом зале, расположенном на первом этаже. С собранными в пучок на затылке волосами, в дурацком мешковатом розовом свитере домашней вязки – подарке Сельмы, от которого она не могла отказаться, а снять попросту не успела, – ее вызвали прямо с занятий, -она стояла позади своих учеников, совсем рядом с американской делегацией.

Да, из всех американцев она запомнила Кеннета: рослый, атлетического сложения молодой капитан в мундире, явно сшитом на заказ, Кеннет стоял чуть впереди Эдельвейс, в три четверти к ней.

Гордый, надменный американец не повернул головы и даже не взглянул в сторону скромной преподавательницы.

А может, это был все же не Кеннет? Возможно, воображение искажало ее воспоминания и заставляло принимать желаемое за действительное?

Надо было, конечно, уточнить, кто именно входил в состав американской делегации, но и без проверки Эдельвейс была на сто процентов уверена, что в тот раз видела именно Кеннета. Однако проверить это было все же необходимо.

Проверка не заняла много времени, и Эдельвейс убедилась в том, что память не подвела ее: она не ошиблась. В тот раз она действительно видела и запомнила Кеннета: он был в составе той американской делегации.

«Интересно все же, узнал он меня сегодня или нет?» —думала Эдельвейс.

Судя по тому, что в тот раз он даже не взглянул в ее сторону, скорее всего, он ее не запомнил. Вряд ли он мог теперь ее узнать. Но чем черт не шутит!

Знает ли он, что сестра Теодосия и Эдельвейс Акка – одно лицо? А если и знает, то что это, собственно, меняет? Эта информация не являлась секретной, и для Кеннета не составляло труда это выяснить.

И все же у нее сложилось впечатление, что во время утренней встречи Кеннет вел себя так, словно видел ее впервые. Однако в любом случае следует уведомить Аиду… Эдельвейс потянулась к коммуникатору.

…За этот день произошло столько событий, что смертельно уставшая от переизбытка впечатлений Эдельвейс заснула почти сразу же, как только залезла под одеяло в своей уютной спальной нише и задвинула портьеры. Ночью ей снились диверсанты в белых колготках и балетных пуантах, топающие через болото взрывать американский звездолет.

Кеннет с самого начала не хотел принимать назначение на «Инвиктус»… Знал он об особой миссии «Инвиктуса». И вот теперь – камбуз разворочен, сто человек остались голодными, а на него волком смотрит имперский специалист. Ну не знал Кеннет, вызывая специалиста к десяти утра, что в Империи рабочий день начинается поздно, не раньше 11, что в 10 утра приличные люди еще только встают к завтраку… И это не удивительно, учитывая близость Парадиза к полярному кругу— зимой здесь в десять утра только-только рассветает. А летом имперцы встают поздно по привычке. Имперскому специалисту пришлось встать часов в восемь утра – ни свет, ни заря по здешним меркам. Поэтому время от времени Эдельвейс кидала на Кеннета злобные взгляды. Правда, делала это только тогда, когда он, по ее расчетам, не мог видеть ее взгляда. Но Кеннет видел, незаметно наблюдая за ней через зеркальные поверхности.

Эдельвейс демонстрировала Кеннету и старшему инженеру восстановленную модель, сидя за рабочим столом в инженерном отсеке. Сидя в кресле, она в очередной раз сетовала на то, что ее рост опять доставляет ей неудобства: эргономические характеристики кресла были рассчитаны на более рослых людей. Эдельвейс убедилась в этом, когда попыталась подстроить кресло под свои физические данные, но ей это не удалось. Старший инженер бросился помогать ей, но у него тоже ничего не вышло. Подстроить параметры кресла под ее рост не представлялось возможным: оборудование боевых звездолетов не было рассчитано на столь миниатюрных людей, как Эдельвейс. Таких, как она, в ВКС США просто не принимали по физическим характеристикам.

Теперь уже она не сомневалась, что «Инвиктус» – именно боевой звездолет, Сельма не ошиблась. Вот это кресло, в котором Эдельвейс буквально утопала, служило настоящим доказательством правоты Сельмы.

Она села за стол, соединила ладони. Понимая и чувствуя, что за ней внимательно наблюдают, она развела ладони в стороны, и между ними растянулось полупрозрачное полотно – виртуальный экран. Быстрый резкий хлопок ладоней – и на месте полотна возникла сфера. Теперь между ладонями светилась молочно —белым светом сфера с проекционной сеткой внутри: сферический монитор был более удобен для моделирования, чем в монитор форме параллелепипеда.

Установленная прямо на коммуникаторе программа трехмерной графики позволяла Эдельвейс работать над моделями где угодно.

На проекционной сетке одно за другим возникали голографические модели восстановленных деталей артефакта. Затем они сложились в голографическую модель артефакта «Волшебная мельница».

– Вот так это и будет выглядеть после материализации, – пояснила Эдельвейс. – Можно уже сейчас проверить, как впишется виртуальная модель в отведенную ей нишу на камбузе.

На камбузе уже был наведен порядок. Все металлические поверхности начищены до блеска, техника отремонтирована и расставлена по своим местам, мусор вынесен.

Пока Эдельвейс пристраивала голографическую модель на отведенное ей место, Кеннет продолжал незаметно наблюдать за девушкой.

Он еще вначале заметил, что Эдельвейс избегает смотреть ему в глаза, и приписал это особому имперскому воспитанию или обычаям тейи: в некоторых культурах женщина не должна смотреть в глаза мужчине. Впрочем, бывает и другое объяснение такому поведению – Кеннет знал, что даже мужчины, находясь длительное время в замкнутом пространстве, избегают смотреть друг другу в глаза. В животном мире прямой взгляд в глаза – это вызов на бой. И люди подсознательно стараются не провоцировать друг друга. Так что если леди привыкла находится в замкнутом пространстве – например, в своих покоях или в небольшой мастерской, ничего удивительного в таком ее поведении нет.

Ничего удивительного? Впервые увидев имперского специалиста-моделлера вживую, Кеннет испытал легкий шок: он ожидал увидеть высокомерную леди Парадизской Империи, надменную воспитанницу тейи, магичку, уверенную в себе, а увидел девчонку-подростка, замкнутую и молчаливую.

Впрочем, когда речь заходила о профессиональных вопросах, голос ее звучал твердо и решительно.

– Вот так эта модель будет выглядеть после установки, – продемонстрировала Эдельвейс установленную на предназначенное ей место восстановленную конструкцию.

Кеннет внимательно осмотрел голограмму артефакта. Впрочем, он и не сомневался, что имперский специалист справится со своей работой и модель будет высококачественной.

– Жаль, что время поджимает, – заметила Эдельвейс. – Иначе можно было бы украсить корпус артефакта орнаментом по вашему выбору, так было бы посимпатичнее. А то уж больно дизайн примитивный. Вот я как-то моделила часы в резном деревянном корпусе, так там такая резьба…

– Нет-нет, орнамент делать некогда, – быстро откликнулся Кеннет. – У нас тут сто человек на сухом пайке… Можно сегодня же отправить файл с моделью в фирму?

– Разумеется, – кивнула Эдельвейс. – Вот список фирм на ваш выбор. Конечно, здесь только те, которые расположены в том нижележащем времени, в которое вы выйдете из портала.

Когда появились первые межвременные порталы, выяснилось, что перемещать в прошлое можно живые объекты, растения, некоторые сыпучие и газообразные вещества и жидкости. Но с искусственно изготовленными предметами дело обстояло сложнее. Если предмет был изготовлен в вышестоящем по отношению к выходу из портала времени, он просто бесследно исчезал сразу после выхода из портала в нижележащее время. Таким образом, если человек отправлялся хоть на сто, хоть на миллион лет назад в современной одежде и с современной техникой, в прошлом он оказывался голым и с пустыми руками. Искусственно изготовленные предметы, которые еще не существовали в то время, просто бесследно исчезали. Правда, существовал один хитрый способ переправлять в нижележащее время искусственно изготовленные предметы. Например, можно было перед переходом через портал превратить материю в энергию, а после перехода вернуть энергию в первоначальное материальное состояние. Однако это было очень сложно, и результат не всегда был удовлетворительным. Поэтому появилась необходимость строительства в глубоком прошлом предприятий, на которых изготавливалось бы все необходимое для путешествий во времени. Вот на одном из таких предприятий и предполагалось материализовать артефакт «Волшебная мельница».