Рыцарь для леди

Елизавета Соболянская

Рыцарь для леди

Пролог

Я очнулась резко, словно вынырнула из воды, и застонала от боли. Сырость, полумрак, жесткая скамья подо мной. Значит, это не сон. Жаль.

– Леди? Леди Верден? – надо мной кто-то склонился.

Я медленно моргнула несколько раз и наконец разглядела круглое печальное лицо с щеточкой усов:

– Доктор? Доктор Либб? Рада встрече!

Ох, все-таки хорошее воспитание записано розгами на подкорке!

– Как вы тут очутились, леди?

Я обвела взглядом сырые подвальные стены и выдавила из себя смешок:

– Не спрашивайте, доктор. И если это в ваших силах, помогите мне умереть…

Глава 1

Лицо доктора расплылось, меня снова обступили тени, но я знала – если будет возможность, он выполнит мою просьбу.

Когда-то я спасла его с женой и сыном. Просто выкупила по бешеной цене его дом и приказала своему кучеру отвезти испуганных мужчину, женщину и ребенка на станцию дилижансов в соседнее графство. Дом сожгли на следующий день. Негодяи вытоптали садик, полный цветов, за которыми любила ухаживать миссис Либб, разломали даже качели, на которых каждый день крутился их сынишка. И все из-за того, что доктор не смог спасти жену местного старосты.

Что ж, бабуля часто говорила, что добро возвращается. Может быть, сейчас добрый доктор подарит мне легкую смерть…

Я закрыла глаза – веки были свинцовыми и никак не хотели открываться. Рядом раздался болезненный стон. С большим трудом мне удалось повернуть голову. А этот мальчик, юный и прекрасный, как рыцарь Гавейн на старинных гравюрах – кажется, он тоже чем-то не угодил герцогу Дерринжеру, дядюшке молодого короля. Мы сталкивались с этим юношей в коридоре допросных камер. И потом в пыточной. И если меня поначалу оберегал титул и пол, то его – просто невероятная красота. Даже палач не решился испортить столь совершенное творение Всевышнего – так, мазнул ладонью пару раз по губам, разбив их в кровь, но, кажется, от этого юноша стал только красивее.

– Миледи, – доктор склонился надо мной снова, – у вас кровотечение.

– Я знаю, – постаралась сдержать гримасу боли.

Малыш. Ребенок, которого мы с мужем ждали несколько лет. Как только меня ни обзывали его родственницы – и сухой веткой, и пустым ведром, а я и не заметила, что его редкие визиты в мою спальню закончились чем-то особенным. Только тут, выгибаясь от боли внизу, я поняла, почему чувствовала недомогание последние пару месяцев, но было уже поздно. Муж и его семья сразу отреклись от преступницы, укравшей безделушку у принцессы. Граф еще и поглумился, передавая меня на волю палача.

– Дорогая, мы устроим вам роскошные похороны! Думаю, юная Фелициата Лэйкомб быстро меня утешит.

О да, наследница из рода, лишь поколение назад получившего дворянство. Теперь граф Верден мог себе это позволить. Его положение в совете пэров стабильно. А утонувшая бесплодная графиня – подарок судьбы, не иначе. Что ж, умирая, я знаю, чего ему пожелать…

– Я могу объявить вас мертвой, – глаза доктора лихорадочно блестели, – и забрать тело в анатомический театр. Скажите, вам есть куда пойти потом?

В моем сердце моментально воскресла надежда! Выжить? Уйти отсюда и отомстить?

– Да! – жарко шепнула я. – Есть! И если можно, доктор, спасите этого юношу тоже… Он… пытался защитить меня.

Доктор Либб бросил взгляд на вторую скамью и кивнул:

– Я постараюсь, миледи. Ничего не бойтесь и не двигайтесь!

Я замерла, закрыв глаза. Право слово, в его просьбе не было ничего особенного, мне и так не хотелось шевелиться, боль казнила за каждое движение.

Между тем док развил бурную деятельность. Начал кричать, ругаться со стражниками, а когда они вышли, быстро капнул мне и соседу что-то на губы:

– Не бойтесь, – напомнил он мне и задрал короткую тюремную рубашку, обнажая живот.

Отчего-то накатил стыд, хотя этот скудный предмет гардероба на мне задирали все, кому хотелось. В этой клоаке человеческой жизни нашлось много желающих «отведать» опальную графиню. Но доктор все делал не напрасно – кажется, он пытался остановить кровотечение, во всяком случае тяжесть внизу живота уменьшилась, а после я вообще перестала ощущать свое тело.

Когда стражники вернулись, я уже не могла двинуть ни одним мускулом. Полный паралич. Полуприкрытые глаза смотрели в низкий потолок, зрачки не двигались, дыхания не было слышно.

– Ну и что вы предлагаете мне тут спасать? – доктор был непривычно высокомерен и строг. – Эта дама истекла кровью! А у этого юноши внутреннее кровотечение! Два трупа за пять минут! Если они были вам так нужны, следовало позвать меня раньше!

– Спокойно, док, – старший стражник, тот самый, который гордился своим огромным членом и пихал его в меня при любом удобном случае, отвечал с ленцой человека, знающего больше всех, – никому они не нужны. Герцог распорядился скинуть тела в реку, куда-нибудь подальше!

– Хм, – доктор Либб побродил между нашими скамьями и предложил: – Раз они никому не нужны, может, отдадите их мне? В анатомический театр? Студентам будет полезно увидеть органы, обескровленные естественными путями…

Что-то звякнуло, словно кошель с золотом перешел из рук в руки.

– Забирайте, док, – так же лениво ответил стражник, – только, как всегда, тихо!

– Ну так помогите, – фыркнул Либб, – первый раз, что ли?

– Это не ко мне, – раскатисто хохотнул старший, – меня эта дамочка больше устраивала живой. Эх, какая горячая была! Дралась и кусалась до последнего! Вон, пусть Пит помогает, и старуху пришлю.

Через несколько минут надо мной склонилось морщинистое лицо в окружении черного чепца. Чьи-то руки споро накинули на меня мешковину и даже милосердно одернули короткую рубаху. Потом дерюгу зашили крупными стежками, и два человека схватили меня за ноги и за плечи, чтобы, чертыхаясь, вынести куда-то и бросить на что-то жесткое. Вскоре рядом грохнулось еще одно тело, и заскрипели колеса телеги.

Мысли в голове скакали как бешеные. Анатомический театр. Это столичное новшество. Я слышала, туда отправляли тела преступников и бесхозные трупы, выловленные в реке. Значит, доктор Либб после спасения от погрома отправился в столицу. Судя по всему, здесь он сделал неплохую карьеру. Средство, которое он дал нам, у него было с собой. Выходит, я не первая? Интересно. Впрочем, сейчас надо думать не о том. Куда я пойду, если к мужу нельзя? В голове всплыли слова бабули:

– Это мой подарок тебе. Добрачный. Если вдруг выяснится, что тебе некуда идти, знай, что у тебя есть дом. Улица Зеленая, девять. Запомни!

Душу затопило облегчение.

Бабуля никогда не доверяла моему мужу и его семье. Считала, что Дэвид женился на мне только потому, что мой отец был адмиралом. Она вообще хорошо разбиралась в людях и презирала моего супруга и его родню. Общалась с ними редко и еще до свадьбы вручила мне шкатулку, запертую на ключ. Там были документы на дом и кое-какие фамильные драгоценности. Плюс кошелек. Все это бабуля мне только показала, сказав, что отвезет свой подарок в тот самый дом. В мои семнадцать лет странный подарок быстро забылся, а бабушка умерла три года назад, завещав свое невеликое имущество приюту святой Марты.

О, как же я была наивна и слепа! Покачиваясь на ухабах в телеге для перевозки трупов, я мысленно горько усмехалась – двинуть даже губами я все еще не могла.

Граф не просто так женился на тощей и мелкой дочке адмирала. Он надеялся упрочить свое положение в сенате и потому не прислушивался к прозвищам «наперсток», «катушка» и прочим «милым шалостям» светских дам.

Упрочил. Но отец быстро умер – догнали старые раны. С наследником тоже не получилось, осталась только моя должность в свите младшей принцессы. Какое-то время меня терпели – все же принцесса Амалия не любила менять штат, а должность у меня была ответственная. Но потом герцог Дерринжер сделал мне предложение. Опасное предложение. Он лично просил меня кое-что добавить к гардеробу моей госпожи. Я отказалась и в итоге оказалась в пыточной. А теперь, если выживу, я останусь никем. Графиня Верден мертва, кажется, на послезавтра назначены похороны в родовом склепе. Что ж, наверное, это хороший повод начать новую жизнь?

Глава 2

Нас привезли к мрачному зданию королевского госпиталя. Я узнала здание, невольно подглядывая в прореху мешка. Принцесса раз в месяц навещала его, раздавая хлеб и целебные настойки. Только подъехали мы не к парадному входу, а к боковому. Следом подкатила коляска с доктором. Он выпрыгнул и скомандовал парочке санитаров, зевающих на крыльце:

– Эй, бездельники! Отнесите в мою анатомичку! И скажите Крюмсдалю, что я его жду!

Мужики в грубых кожаных фартуках небрежно скинули нас на носилки и занесли в здание. Длинный коридор, спуск в подвал, ругань, и наконец нас стряхнули на что-то твердое. Дыра сместилась, и я ничего не видела. Зато слышала, как санитары бурчали между собой о том, что док с ума сходит, изучая висельников и приговоренных.

– Зато и лечит лучше всех, – хмыкнул в итоге один из носильщиков, гремя деревяшками носилок, – если я заболею, лучше к Либбу попрошусь, чем к этим чистеньким господам во фраках и шляпах.

– Вы еще здесь? – в помещении появился запыхавшийся доктор. – Крюмс где?

– Сейчас, доктор, идем! – санитары убрались, и доктор торопливо запер за ними дверь.

– Миледи, прошу вас потерпеть еще немного, мне нужен свидетель, – со вздохом сказал мистер Либб.

Вскоре в дверь стукнули. Доктор сам открыл и тут же запер дверь.

– Крюмсдаль, где тебя шерги носят? – строго сказал он. – Мне тут парочка тел перепала, надо кровь смыть и привести в порядок.

– Для театра, док? – грубый голос звучал прямо над головой, и, если бы я смогла, я бы вздрогнула, но паралич не отпускал.

– Нет, – отмахнулся мистер Либб, – смерть от кровотечения, ничего интересного. Просто родственники обещали заплатить за погребение.

– А, понял. Помыть, нарядить, уложить?

– Да, я пока схожу договорюсь о гробах и телеге. Пусть забирают, пока главный врач не пришел! – с этими словами мой знакомец действительно ушел, а мой мешок разъехался под лезвием ножа.

– А дамочка ничего, – бормотнул грубого вида мужик, разглядывая меня. Потом он разрезал на мне рубашку и начал поливать ледяной водой из ведра. Вылил ведер пять, не меньше. Пригладил волосы, притащил откуда-то саван и умудрился натянуть на мое негнущееся тело. Потом, наверное, занялся моим соседом и тоже присвистнул, разглядев лицо. Правда, начав обмывать, бурчал уже что-то сочувственное. Похоже юный рыцарь выглядел еще хуже, чем я.

Примерно через час дверь открылась:

– Готово? – услышала я голос доктора.

– Готово, док.

– Так, давай дамочку сюда, – что-то громыхнуло, и… меня подняли и одним движением переложили в деревянный ящик до половины наполненный стружками. Громыхнула крышка. Звуки стали глуше, но я поняла, что юношу тоже укладывают в ящик. – Все, покатили к выдаче, там уже телега ждет!

Гробы на тележках поехали куда-то, потом с матом погрузили на очередную телегу.

– Ф-фух, – док, судя по звукам, утер пот и распорядился: – Подбери для анатомички пару похожих тел, только головы отдели, мол, казненные преступники. А я пока этих родне передам. Вот, держи! – снова звякнул мешочек, и телега покатилась по брусчатке.

Примерно на полпути я вдруг ощутила, что у меня замерзли ноги. Хотела поерзать, но вспомнила, что лежу в гробу, и замерла как прежде.

Катафалк вскоре остановился, и доктор сказал кому-то, что гробы нужно занести в придел на отпевание. Мой ящик подняли, покачали и понесли. Потом поставили. Я пригрелась под тонкой простынкой и, кажется, задремала.

Проснулась, когда крышка открылась.

– Миледи, быстрее!

Меня выдернули из ящика и сунули в руки узел с одеждой. Теплые чулки, грубые башмаки на три размера больше, платье, которое я натянула поверх савана, черный плащ и траурный чепец. Вещи были не новые и явно пахли лавандой и мылом. Похоже, доктор закупился в ближайшей лавке старьевщика. Неважно. Я жива!

Пока я натягивала одежду, рядом так же быстро одевался юноша. Я даже не знала его имени, но это не беспокоило. Мы едва успели привести себя в порядок. Я занавесила лицо вуалью, красавцу доктор сунул в руки огромный клетчатый платок, и тут в придел, где стояли гробы, вошел священник!

– Вот, святой отец, – мистер Либб трагичным жестом указал на гробы, – вдова просит вас совершить чин отпевания. Ее муж и сестра погибли в аварии, гробы открывать нельзя. Потом похороните несчастных на вашем кладбище. Вот деньги. Этой даме так плохо, что я рекомендую ей уехать домой, чтобы не случилось нервной горячки.

Еще один мешочек с монетами, и мы вышли из тихой церквушки при кладбище, сели в экипаж, и тогда доктор спросил:

– Вам есть куда ехать, миледи? Я, к сожалению, не могу пригласить вас к себе.

– Улица Зеленая, девять! – решительно сказала я, чувствуя, как начинают болеть многочисленные ожоги и раны.

Мистер Либб повторил адрес извозчику, и экипаж тронулся.

* * *

Зеленая улица оказалась тихой и удивительно приятной. Нет, не аристократический квартал, но и не окраины. Ряд крепких домиков, окруженных небольшими садами. Чистая мостовая, аккуратно накрытые решетками сточные канавы. Облетевшие деревья и поздние астры в палисадниках.

Коляска остановилась возле крепких деревянных ворот, украшенных летящими ласточками. Я сморгнула набежавшую слезу. Ласточки украшали мой личный герб. Бабуля всегда была последовательна и предусмотрительна.

Мы вышли, стукнули в калитку, дождались лая собак и недоверчиво приоткрытого оконца.

– Кто здесь? – недоверчиво высунулся пожилой мужчина.

Слезы потекли по моему лицу. Я его узнала! Бабулин дворецкий! Она оставила ему и его жене пенсию и какие-то распоряжения. Я не вникала, просто передала бумаги.

– Бриггс? – пришлось приподнять вуаль.

– Миледи? – старик меня все же узнал и немедля загремел засовами. – Прошу вас, проходите!

– Это со мной! – я кивнула на мужчин, и старик молча принял это. Он запер калитку и повел нас к дому.

– Чего изволите, миледи?

Я немного растерялась, но доктор не дремал:

– Голубчик, хозяйке и ее гостю сейчас нужна теплая ванна, бульон, ильмовая мазь и кровать. А остальное я напишу!

Мы вошли в дом через кухонную дверь. Там у плиты хлопотала супруга Бриггса – миссис Лидия. Она служила у бабули экономкой и выглядела так знакомо и уютно, что слезы хлынули по моему лицу с новой силой.

– Миледи, миледи! Успокойтесь! Вам нельзя волноваться! Кровотечение может снова открыться!

Доктор и экономка подхватили меня под руки и повели наверх.

– Помогите ему тоже, – я махнула рукой в сторону юноши, который растерянно стоял посреди кухни, и отдалась в заботливые руки миссис Лидии.

Меня уложили в постель, обработали раны, напоили бульоном, микстурой и порошками, которые оставил доктор Либб. Он уверил меня, что кровотечение благополучно остановлено, и моему здоровью больше ничего не угрожает.

– Ваши раны выглядят страшно, миледи, но при должном уходе от них не останется и следа. Я постараюсь достать все необходимые мази и порошки, а вы пока отдыхайте и хорошо питайтесь. Вам важно восстановить кровь!

– А мальчик, доктор, скажите, с ним все будет хорошо?

– Физически молодой человек пострадал меньше вас, – ответил лекарь, – если я правильно понял, он угодил в подвалы позже, и палач берег его по приказу некоего высокопоставленного лица.

– Это так, – я осторожно дернула уголком рта, пытаясь изобразить невеселую усмешку. – Так он поправится?

– Ваш внезапный гость находится в очень подавленном состоянии духа, – развел руками доктор. – Вы боец, миледи, и, я уверен, вскоре оправитесь, а он считает, что должен был умереть в том подвале, потому что нарушил свои обещания.

– Обещания?

– Мальчик не просто семинарист, он учился по воле прихода. Я не смог убедить его в том, что обеты, нарушенные против воли, не несут в себе зла.

– Я поняла, доктор Либб, спасибо! Загляните к нам завтра, я найду денег, чтобы помочь вам с покупкой лекарств.

– Вы спасли мне жизнь, миледи, – строгим тоном ответил док, но я отмахнулась.

– Вы мне тоже. И не отказывайтесь, я знаю, сколько стоит итлийская смолка или кедровый бальзам.

– Воля ваша, миледи.

С этими словами лекарь наконец ушел, а я позвала Лидию и попросила приготовить купальню.

– Миледи! Ваши раны!

– Ранам будет только лучше. А мне нужно промыть волосы щелоком, одежду сожги в печи во дворе. В тех подвалах было полно блох и вшей. И мальчика тоже нужно вымыть и переодеть. Попроси своего мужа, Лидия, этот юноша желал стать священником, не будем нарушать его скромность.

Экономка вздохнула, но признала мою правоту – постельное белье подо мной почернело от грязи и мазей.

Глава 3

Часа через три Бриггс сообщил, что купальня готова. Он лично отнес меня туда, усадил в корыто, выстланное простыней, и вышел. Лидия стянула с меня сорочку, добавила в воду соль и ароматные травы, подложила под голову полотенце и ушла перестилать кровать. Я задремала, наслаждаясь теплом и вкусным запахом. Раны саднило от горячей воды и соли, но я радовалась этой боли – она говорила мне о том, что я жива.

Через полчаса прибежала расстроенная Лидия с вестью о том, что семинарист свалился с кровати и просил Бриггса оставить его умирать на холодном полу. Я разъярилась. Пожилым слугам и так непросто делать всё самим, соблюдая секретность. А этот капризуля еще доставляет им трудности!

– Тащите его сюда! – скомандовала я. Экономка вытаращила глаза, а я пояснила: – Его все равно нужно мыть, а у меня нет сил идти к нему и читать нотации.

Лидия вышла, и вскоре они с Бриггсом привели юношу и усадили его на скамью у стены.

– Добрый день, – я сухо поздоровалась, даже не удивляясь тому, что голос звучит иначе. Сколько я кричала в том подвале, сколько плакала и проклинала… Неважно. – Мне доложили, что вы просите о смерти…

Мальчик поднял на меня взгляд, и я вздрогнула. Не такой уж он и мальчик. Просто чистая кожа, правильные черты лица и стройность создали такое впечатление. Ему лет двадцать, может двадцать два. А вот глаза… Но расслабляться нельзя. Не для того я вытащила его из застенков, чтобы похоронить в своем саду!

– Меня зовут… звали леди Вивьен Верден. Графиня Верден. В подвалы меня отправили по приказу герцога Дерринжера.

– Я Себастьян. Себастьян Трэвис. Учусь… Учился в семинарии при соборе святого Себастьяна.

Я понимающе кивнула. Себастьян при храме Себастьяна – значит, сирота или подкидыш, которого учат на деньги общины или благотворителей. Иногда миловидных талантливых мальчиков отбирали в епископский хор, давая им тем самым и кусок хлеба, и возможность стать монахами. Этого Себастьяна, похоже, готовили в ученые монахи. Стал бы потом помощником настоятеля или декана семинарии, а там, глядишь, и во дворец бы угодил – исповедовать экзальтированных придворных дам и плести интриги. Не встреться на его пути герцог Дерринжер.

Я невольно повторила имя того, кто отправил меня на смерть за отказ.

О, сработало! В красивых медовых глазах промелькнула тень эмоции.

– Приказ отдал герцог, а передал меня стражникам мой собственный муж.

Я замолчала, вновь переживая тот момент. Это ведь случилось не во дворце – там я могла успеть к принцессе, чтобы просить ее о заступничестве. Нет, люди герцога дождались, пока меня отпустят на выходной, и забрали меня прямо из столичного особняка Верденов. А муж сам проводил их ко мне и издевательски комментировал, когда меня повели к выходу.

– Что было в темнице, вы и сами знаете, мы с вами встречались в коридорах…

При воспоминании о подвалах и палачах мой невольный гость совсем спал с лица.

– Только я там потеряла не только имя и честь, но и ребенка.

Голос мой звучал скрипуче, я еще не нашла в своем сердце места, где смогла бы оплакать нерожденного.

– Так что предлагаю не пытаться покончить жизнь на полу мой гостевой комнаты, а взять себя в руки и… отомстить.

– Отомстить? Кому? – глаза молодого человека снова стали тусклыми.

– Тому, кто заставил нас встретиться в том подвале, – криво усмехнулась я, – герцогу Дерринжеру!

– Да я его видел один раз, когда он приезжал в наш колледж…

– И что-то ему сказали? – поинтересовалась я, замечая, что гость все же выпрямился и теперь выглядит более живым.

– Ему – нет. Один из сопровождавших его свитских подошел ко мне после службы. Сказал, что герцогу понравился мой голос, и он хотел бы слушать его каждый день в своей спальне…

Голос Себастьяна сорвался, а я понимающе усмехнулась: развратность королевского дядюшки стала притчей даже при Дворе.

– Вы отказали и уже к вечеру угодили в подземелье?

– Да, так и было. Туда тоже приходил тот придворный. Что-то говорил, обещал, угрожал, но я его плохо слышал. У меня так бывает: когда волнуюсь, полностью пропадает слух.

Я прищелкнула языком – дурная привычка, за которую гувернантка больно била меня по губам, но поделать с ней ничего не смогла. Мальчик наверняка слышал немало гадостей за свою жизнь, и такая особенность – терять слух – это благословение Божье. А вот мне приходилось все это выслушивать и улыбаться. Приличная леди не может себе позволить быть хмурой, усталой или раздраженной. Только милая улыбка и потупленные очи. Легкая походка и безупречный внешний вид. И каждую минуту помнить, что ты дочь-жена-фрейлина, и по тебе судят о семье, роде и твоей работодательнице.

На миг я снова ощутила на плечах неподъемную плиту долга, а потом вдруг поняла, что темница избавила меня от него! Я теперь никто! Не жена, не мать, не дочь… Я могу стать кем угодно! Мне словно снова стало пять лет, и я рассмеялась под испуганными взглядами слуг.

– Себастьян, – сказала я, оборвав себя, – а кем вы мечтали быть в детстве?

– Что? – юноша моргнул и неуверенно посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

– Я объясню. Мы с вами умерли. Отпеты и похоронены. Нас нет в этом мире, и это значит, что мы можем стать кем захотим!

Трэвис снова моргнул, не понимая. Я устало махнула рукой:

– Поймешь позже. А сейчас вымойся и поешь. Позволь жизни быть.

Прямому приказу Себастьян не сопротивлялся – ушел за торопливо поставленную Бриггсом ширму, и вскоре там заплескалась вода. Я даже немного позавидовала – то ли потеря крови, то ли длительная голодовка в подземелье делали меня слабой, как котенок, и добрейшей миссис Лидии приходилось меня мыть, поднимать и кутать в простыню.

Зато потом я пила восхитительный куриный бульон с пряными травами и сухарями и спала – долго-долго! В самой настоящей постели, с чистыми, пахнущими лавандой простынями.

Глава 4

На следующий день я проснулась на рассвете. Полежала немного, наслаждаясь зудящим под повязками телом, осторожно потянулась и поняла, что зверски хочу есть. Не хотелось беспокоить миссис Лидию, но… я позвонила в колокольчик, стоящий на тумбе у постели. Минут через десять экономка явилась с подносом в руках:

– Доброе утро, миледи! Я принесла вам завтрак! Сейчас будет горячая вода и чистая сорочка!

Я схватила с подноса кружку с какао и сделала первый – самый вкусный и сладкий – глоток. Внутри разбежалась тепло, и я замерла с легкой улыбкой, прислушиваясь к себе. Да, мне хорошо, тепло, мягко и сладко. А теперь надо поесть, чтобы появились силы.

Миссис Лидия постаралась приготовить завтрак, полезный для желудка. Тут была овсянка, сдобренная сливками и коричневым сахаром, мясо цыпленка, поджаренный хлеб и чашка бульона. Я мелкими глотками выпила бульон, съела кашу, а потом впилась зубами в хлеб, уложив поверх него мясо. И почти стонала от удовольствия, пока экономка разводила в тазу воду.

– Миссис Лидия, – я обратила внимание на покрасневшие от усилий руки женщины, – сегодня я осмотрю дом. Бабушка писала мне, что оставила тут для меня деньги. Как только я их найду – сразу наймите горничных и лакея. Соседям скажете, что я вдова, приехала в столицу улаживать дела с наследством. А Себастьян… мой кузен. Поддерживает меня в моем горе и мечтает поступить в семинарию.

За что я всегда любила мистера Бриггса и его супругу – за тактичность и неразговорчивость.

– Все сделаю, миледи, – покивала миссис Лидия, – а деньги ваша бабушка оставила на счету. Раз в месяц нам переводится пенсия и некоторая сумма на содержание дома. Излишки Бриггс откладывал, так что теперь можно спокойно нанимать слуг.

– Отлично! А что мистер Трэвис? Еще не встал?

– Мистер Трэвис уже проснулся, мистер Бриггс помогает ему подобрать одежду.

– Ах, да! Раз у нас есть деньги, пригласите портного. Скажите ему, пусть принесёт вдовье платье и траурный костюм для моего кузена. Плюс теплые плащи. Обувь придется купить по мерке, чтобы мы могли дойти до лавки сапожника. И обязательно густую вуаль для меня и старомодную шляпу с широкими полями для мистера Трэвиса!