Мой наполовину

– Послушайте, я, конечно, виновен, но только если косвенно. Так иногда бывает, понимаете?

– Не понимаю, – отвернулась и стала разглядывать пробегающие за окном улицы, которые казались сухими и безликими.

Мое сердце колотилось как бешеное, а я терялась в догадках. Что она могла ему сделать? Неужели настолько сильно этот маленький и невинный ребенок ее раздражает. Но почему? За что? Если он ни в чем невиновен. Если за него все решения принимала я.

Как только мужчина остановил машину на парковке, я сразу сорвалась и побежала к больнице.

Миновав приемное отделение, я поторопилась к палате и наткнулась на маму.

– Что ты сделала? Что? – я почти кричала и была готова впервые драться с собственной матерью.

– Я… я просто… – она заикалась, потому я знала наверняка – она виновна. – Просто кормила его, а он баловался.

– Как ты могла? Как ты… Я готова… я не знаю, что готова сделать с тобой, мама. Ты сделала это намеренно.

– С ума сошла? Сесть в тюрьму из-за этого выродка?

– Заткнись лучше. Я, итак, еле держу себя в руках, – сжала кулаки и одернула руки вниз, стиснув до боли челюсти.

– Тогда смотри за своим сыном сама. Я уже устала от его крика. Только есть садимся, так он орать начинает.

И тут я понимаю окончательно, как все было.

– Ты что, начала кормить, не успокоив его? Из ума выжила? Боже… Да что ты творишь.

Но она не ответила, потому что я была снова права. Такое не укладывается в голове. Я просто потерянная стою и не верю. Как она могла так поступить.

С презрением я смотрела на нее встав подальше и ждала врача. А когда та вышла, тут же подошла к ней.

– Я так понимаю, вы Александра Гринёва?

– Да, я мама Гордея. Прошу, скажите, что с ним?

– Что ж, ребенок подавился во время еды, большой порцией. Пюре попало в дыхательные пути и все могло закончиться плачевно, мамочка, – последнее слово она произнесла тоном, который мне не понравился однозначно. – Такое, конечно, не очень часто случается, но бывает. Да так чтобы до больницы дело доходило. Вы оставили ребенка с вашей матерью?

– Да, к чему ваш вопрос? – тут же напряглась.

– Я стала свидетелем вашего разговора, как и половина отделения детского. И теперь переживаю за жизнь малыша. Если он живет в опасных условиях, то я непременно вызываю органы опеки, чтобы они взяли под контроль вашу семью.

– Стойте, но это же абсурд какой-то.

– К сожалению, нет, это не абсурд. Я не могу отпустить ребенка, чтобы в следующий раз он снова попал в больницу уже с какими-то другими увечьями.

В голове начался какой-то перезвон колокольный. Он бил так сильно по нервам, что, казалось, я сейчас с ума сойду.

Если моего ребенка заберут, это будет конец… Это просто меня убьет. Но я этому не позволю случиться. Я его никому не отдам.

– Послушайте… Я… Вы не можете так поступить. И что дальше? Я не понимаю. Что мне сделать?

– Отдельная жилплощадь. Самой смотреть за ребенком. В конце концов, это ваша обязанность.

– Я знаю… Знаю, – шепнула и отвернулась ото всех, закрыв лицо ладонями.

Мне требовался воздух и мой ребенок. Я больше ничего и никогда не просила в этой жизни для себя. Это все, что мне нужно.

– Где мой сын? Прошу, дайте мне его, – снова посмотрела в глаза женщине, которая, кажется, немного смягчилась, но я не верила уже.

– Он спит. Вы к нему сейчас пойдете. Советую вам до завтра решить вопрос с жильем.

– Этот вопрос решен, – послышалось позади, и мы все посмотрели на источник.

Мужчина, тот самый из офиса, куда я отвозила заказ, стоял там. Что он тут вообще делает?

– Простите, а вы кто? Отец ребенка?

– Нет, но я знакомый, этой семьи. Квартира считайте, уже найдена. Поэтому отдайте матери ее ребенка.

– Саша? – услышала вопрос матери, но даже поворачиваться к ней не желала.

– Вы… – у меня закончились слова, ведь главное, чтобы Гордея не забрали. И если я прикинусь, что все так, как он сказал, значит, выйду отсюда с сыном.

– Что ж, вызов в опеку я все-таки сделаю, чтобы они проконтролировали место жительства ребенка и условия. Пройдемте за мной.

Как же я боялась делать эти шаги. В голове картинка рисовалась до ужаса страшной. Но когда увидела мое солнышко, лежащего в центре деревянной кроватки. Такого красивого, моего мальчика, то выдохнув скинула тонну боли и страха.

– Господи… – руки затряслись и мне так хотелось поднять его на руки, но тревожить сон не стала.

– С ним все хорошо, – шепнула негромко врач и вышла.

Села рядом с ним на стул и, просунув меж решеток руку, стала гладить маленькую ладошку и пухлые пальчики.

– Прости меня, малыш. Я виновата перед тобой. Так, сильно-сильно виновата, – стирала льющиеся с каждой секундой слезы и клялась ему, что этого больше не повториться. Никогда.

Гордей перевернулся на бочок в мою сторону и вдруг резко заплакал. Бывает, что когда он засыпает с плачем, то просыпается, будто продолжая то, на чем закончил. Но тут же успокаивается. Вот и сейчас, когда он захныкал, я взяла его на руки и прижалась к нему, а он словно обнимал в ответ, разрывая мое материнское сердце своей нежностью и лаской.

– Ш-ш-ш, все хорошо, солнышко. Мамочка рядом.

Он еще немного всхлипывал, глаза были заплаканными и сонными, но смотрел на меня и дул губки, забавно пуская слюни, а после улыбнулся, и я заметила белую полосочку, кажется, прорезавшегося наконец зуба.

– Зубастик мой маленький, – поцеловала его в щечку, и в палату вошла медсестра, которая предложила смесь.

– Спасибо, будет очень кстати.

Она предупредила на сегодня и завтра убрать прикорм, и орошать горло специальным спреем. От мысли о том, что он пережил, на глазах выступили слезы, но девушка успокоила меня тем, что все не так серьезно.

Через двадцать минут ко мне пришла врач детский и предупредила, что отдала опеке номер моего телефона.

– Я могу ехать?

– Можете.

Мне вручили детскую карту и выписку. А когда я вышла, увидела все того же мужчину и недоумевала, что ему нужно. Мама сидела на лавке и встала, стоило мне выдвинуться на выход.

– Ну и куда ты? – остановила она меня на улице.

– Не твое дело. Подальше от тебя. Не хочу думать о том, что могло произойти, если бы мы не жили рядом с больницей.

– Значит, так надо, если бы произошло, – ее слова меня заставили врасти в асфальт.

– Что ты сказала? – я была готова поклясться, что мои уши свернулись в трубочку, и не желали больше слышать ее голоса.

– Я тебе сразу говорила, что не нужно рожать это чудовище.

Мое горло стянуло сильным спазмом. Я хотела ее ударить, я хотела сказать ей, как мне больно слышать подобное от женщины, что казалась мне самым близким человеком на свете. Но я просто стояла и не верила, что та женщина и это чудовище передо мной один и тот же человек.

– Я тебя никогда не прощу, – губы тряслись, пока я по слогам выговаривала эти слова. – Никогда слышишь?

Гордей в одеялке зашевелился и, вспомнив о том, что он без комбинезона развернулась и пошла скорее все к той же машине, на которой приехала. Потому что этот мужчина был единственным, кто мог на пару минут скрыть меня от нее. А дальше я сама соображу, что делать.

Глава 4

– Куда ты пойдешь? Одна, с ребенком? – стала кричать вслед, ступая по пятам. – Кому ты нужна?

Мне хотелось закрыть уши, чтобы не слышать ее слов, но на моих руках стал возиться сын, а я мечтала о покое, о тишине.

– Стой, говорю, Александра, – услышала ее приказ и зашагала еще быстрей.

Автомобиль передо мной замигал и пикнул сигнализацией, которая была снята, а дверь вдруг открыл мужчина.

Мне было не до вежливости, я просто села туда и отвернулась от матери, которая почти бежала ко мне. Но… не добежала.

Я была уверена, что она успеет постучать. Поэтому прикрыла сына, чтобы не испугался. Повернула голову и увидела, что мужчина преградил ей дорогу, а после услышала:

– Если вы немедленно не оставите ее в покое, я вызову полицию. Саша напишет заявление, и вас ненадолго прикроют, за попытку того, что вы намеревались сделать. Вы меня услышали?

Я испугалась за мать, но сразу же отпустила эти мысли. Она чуть не погубила моего сына, я не могу жалеть ее в ответ. В отличие от нее, он беспомощен и не мог за себя постоять.

Мама что-то попыталась сказать, но не стала и зашагала прочь.

Не передать словами, как облегченно вышел из моих легких скопившийся воздух. Казалось, еще немного и я дышать не смогу.

Водительское место пустовало до тех пор, пока мать не скрылась из виду, а после он сел в него.

Мы медленно и аккуратно выехали с больничной парковки и куда-то поехали.

Малыш тут же уснул, прижимаясь ко мне и взяв крепко в ладонь мой свитер, а я, смотря на него, вдруг заплакала. Сдерживаясь, но обильно. Слезы просто ручьем текли, а я все боялась, чтобы не завыть, чтобы не всхлипывать и не шмыгать забитым напрочь носом.

Губы и подбородок тряслись. А мне хотелось скрутиться в комок и ничего не говорить, ничего не делать.

Ненавижу эту безысходность.

Я помню это состояние. В последний раз оно было, когда я узнала о том, что беременна.

Мое положение обнаружилось уже очень поздно. После случившегося я приходила в себя не очень долго, по меркам психолога. Хотя, мне кажется, я до сих пор не пришла. Но Агата Львовна помогла мне это пережить. Пусть я и думала, что это невозможно.

Здоровье сбоило из-за препаратов. А принимала я их много в те первые месяцы. Месячные были вообще нерегулярными. И вот, я почувствовала, что меня кто-то бьет изнутри. Это было так внезапно. Что я решила, будто просто сидела неудобно, и кишечник среагировал на зажатость в животе. Потом я, разумеется, поняла, что это глупость. Но я бы никогда не подумала, что внутри меня четырехмесячный ребенок.

Однако он там был. Такой крошка.

Мне сделали УЗИ, и я осталась одна. Сама с собой и этой новостью, потому что мама и врач ушли «поговорить».

Это был дичайший, выворачивающий наизнанку страх.

Я весь тот ужас пережила вновь за те несколько минут. Меня стошнило на пол пару раз. А после затрясло.

Первая мысль, была схожа с материнским вердиктом, который она выдала, вернувшись в кабинет гинеколога. А потом я почувствовала, как он снова стал шевелиться. Слезы не утихали, а я положила ладонь на живот, и он будто… будто почувствовал. Захотел сказать, что слышит меня в тот момент, что понимает и любит. Что он не виновен… Ведь он был и остается не виновным.

И я осознала это. Вдруг четко увидела и поняла, что мне нужно делать.

Сейчас я ощущала те самые первые минуты. Я потеряна. Я не знаю, что мне делать.

Подняла голову, потому что от слез стало невыносимо щипать глаза, и столкнулась взглядом с мужчиной в отражении зеркала заднего вида.

Я и забыла с кем еду. А главное – куда?

– Держите, – он протянул мне платок, который я приняла, пусть и неловко было.

– Спасибо, – быстро вытерла глаза и немного нос, чтобы не сопливить тут, а вот платок обратно отдавать было еще более стыдно. – Я верну вам его. Пожалуйста, на улицу Школьную, двести сорок пятый дом. Третий подъезд.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы собрать вещи? – внезапно услышала вопрос.

– Какие вещи?

– Я не шутил по поводу квартиры.

– Я тоже не шучу, когда говорю вам сейчас, что я никуда не поеду. Ни на какую квартиру.

Он умолк, и мне показалось, что этот вопрос закрыт. Но когда мужчина снова посмотрел на меня, я поняла, что он только начал.

– Как думаете, сколько денег вы потратите на съем хотя бы однокомнатной квартиры? Такой, которая устроит опеку, и вашего сына не заберут у вас при первом же посещении? – его слова били наотмашь этой правдой, и я терялась в ответах. Перебирала их в голове, но достойных не находила. – Это первое. А питание и содержание ребенка? Сколько сейчас пособие составляет? Двадцать пять? Тридцать тысяч? Ведь вам придется уволиться с работы официантки. Нанять няню? Которая может быть хуже родной матери? – а я складывала в уме цифры, понимая, что мне как минимум нужно тысяч сорок, чтобы жить в ноль. – Чего молчите? Так сложно принять помощь, которая вам предлагается в угоду своих каких-то там приоритетов и споров с совестью? Или с гордыней?

– Я… Я вас не знаю. Вы посторонний…

– А близкий человек много помог?

– Не говорите со мной в таком тоне? – вдруг почувствовала необходимость защищаться.

– Тебе восемнадцать отроду. Родила ребенка, была взрослой. Ну так будь ею до конца и подумай, как взрослая. Как мать!

Он что злится? Да с какой радости? Глаза высохли за секунду. А моя обида и боль, быстро сменились злостью. И что самое удивительное, она была направлена не на него. Совсем нет. На маму, на себя, на обстоятельства и прочее.

Мы остановились у подъезда и, прежде чем выйти, я решила сказать:

– Мне не восемнадцать. И все, что я делаю, о чем думаю – это мой сын.

Захлопнула дверь машины и подойдя к входу все ждала, что услышу визг шин, но их не было. Он что впрямь решил, что я поеду с ним?

Обернулась в открытой двери и заметила его хмурый взгляд, а дальше идущую маму. Я и забыла, что мы живем у больницы, пройдя через аллею, к которой прийти так же, как и проехать на машине пару улиц вокруг.

Мужчина повернулся и тоже ее заметил. Вылез из авто и направился ко мне. А я от страха надвигающейся катастрофы устремилась в подъезд.

Войдя в квартиру, я уже осознавала, что мне тут находиться нельзя. Да и как? Я теперь и на секунду не смогу оставить малыша в комнате, чтобы отлучиться в туалет или душ. Так нельзя. Это не выход.

Положила сына в кроватку и стала быстро собирать вещи. Кидала все в нее не разбирая. Самое важное сначала, потом второстепенное.

Мне не хотелось скандала, чтобы малыш испугался. Мне просто нужно было оказаться подальше от матери.

Мужчина прав. Во всем.

Чертовы деньги. Ну почему все всегда заключено в них?

Когда сумка и первая, и вторая оказались забиты, я поняла, что вытащить их не смогу. А кроватка? А стульчик для кормления, который мы начинали потихоньку использовать, так как Гордей сидит уже вполне хорошо для своего возраста полугодовалого.

– Боже, – закрыла лицо руками и ощутила хаос внутри. Такой ураганный, что плохо стало на мгновение.

Я не любила перемены. Еще и быстрые, вообще выбивали из колеи всегда. А еще, мне было просто страшно.

Подошла к кроватке сына и посмотрела на его безмятежное личико. Он сладко спал и не подозревал ни о чем. Я хотела такого спокойствия ему всегда. Чтобы он никогда не тревожился, не видел меня в диком стрессе. Значит, стоит снова взять себя в руки и действовать ради нас обоих. Спокойная мать ему нужна, а не та, что сейчас трясущимися руками держалась за старенькую боковушку.

Дыхательная гимнастика. Второй заход и я почти в норме.

Прошлась по комнатам. И взглянув на шкаф в своей спальне, вспомнила про деньги.

– Чуть не забыла, – подбежала к нему и просунув руку, нащупала за ним пакет, в котором я прятала деньги.

Это может показаться странным и постыдным. Но когда мама стала без зазрения совести входить в мою комнату и брать деньги из кошелька. А потом как бы невзначай говорить: «Я там тысячу взяла у тебя в магазин сходила», я решила, что таким образом и мои накопления могут уйти однажды в магазин с ней и не вернуться.

Услышала, как входная дверь отворилась и сразу закрыла свою комнату, оставшись снаружи.

Вынесла на порог сумки и пошла за сыном.

– Вот значит, как поступаешь со мной? – задала странный вопрос мама.

– Прости? – обернулась посмотреть на нее, так как недоумевала. – Ты хотела, чтобы я что? Осталась? Сказала спасибо?

– А тебе не за что поблагодарить меня?

– Было бы, да только ты моего ребенка чуть не убила.

– Он психованный.

– Что-то я не замечала. А то, что сейчас он может капризничать, так это беспокоящие его зубы. Достаточно немного перетерпеть или заиграть его. Намазать мазь на десну. Вариантов много. Но никак не пичкать ему в рот еду.

– Монстром меня выставляешь?

– Я? Мне незачем это. Ты справляешься без меня с этим.

– А что будешь делать, когда ему в лицо станут тыкать, что он сын насильника? – ее вопрос сразу выбивает воздух, и меня начинает трясти.

Злость ураганом сносит терпение.

– Мой сын, – медленно ступаю к ней, говоря тихо, но четко произнося каждую букву, – никогда не узнает об этом. Как и о том, что у него есть бабушка. Можешь не сомневаться.

– А то что? Ты это всем расскажи.

– Всем? Это тебе и подругам твоим сплетницам? Мать защищает своего ребенка. Всегда и во всем. Но тебе, видимо, не понять никогда.

Ухожу в комнату и быстро одеваю малыша в теплый плюшевый комбинезон, иначе в другом спарится.

Прохожу мимо матери, не желая с ней больше говорить.

– Я пыталась тебя защитить, но ты сама выбрала путь погибели.

– Ого, как ты все завернула. Я прям почти поверила тебе, но не учла одного, мама, – выплевываю последнее слово особо четко. – Меня не нужно было защищать от принятых решений. Меня нужно было просто поддержать и сказать, что «все будет хорошо».

Открываю дверь, и передо мной возникает мужчина, надо бы спросить его имя. Он помогает мне с моей сумочкой, придерживает лифт, и мы оба в него заходим.

– Мои вещи, – спохватываюсь, обернувшись, когда створки уже почти закрылись, но вижу, что их нет.

– Все в порядке, они в машине.

– Спасибо.

Спускаемся в полном молчании. Также садимся и выезжаем со двора.

– Я не знаю, как мне относиться к вашей помощи.

– Как к помощи человека, которому не все равно.

– А это так? – спросила не знаю зачем, ведь все было, кажется, очевидно.

– Иначе я бы сейчас доел свой обед и принялся за работу, а вы… Не знаю, чтобы вы там делали.

– Я и сама не знаю, чтобы делала. Но я благодарна вам.

– Это квартира моих родителей. Отец умер полгода назад, а мама теперь живет в пансионате.

– Почему?

– Она сама так решила. Ее сложно переубедить. Но там настоящий санаторий, думаю, она рада.

– Как вас зовут?

– Олег.

– А меня Саша, очень приятно.

– И мне.

Мы снова замолчали. Сын уснул, а я все поглаживала его пухлую щечку и смотрела в окно мелькающих домов. Мы ехали на другой конец города, и я была почему-то рада данному факту.

Глава 5

– Тут две спальни, гостиная, кухня и ванная. Она одна, но думаю, что это не проблема, – Олег прохаживался по комнатам, открывал двери, а я аккуратно следовала за ним. – Кухня оборудована, тут и посуда есть и прочее. В общем, – он остановился и обернулся, посмотрев на меня.

– Здесь очень красиво, – сказала, что было на уме первым, только бы убить это молчание и непонятные мне взгляды.

– Мама любила квартиру. Они купили ее с отцом после свадьбы. Родители их помогли финансово. Но отец все деньги, которые они добавили, потом вернул, со временем. Считал, что так правильно. А в итоге бабушки и дедушки с обеих сторон, создали общий счет и клали их туда.

– Здорово.

– Я хотел подготовить ее к продаже, но рука не поднялась, а потом закрутился как-то, – словно оправдывал свое нежелание и сожаление, что он просто не хочет отдавать этот важный кусочек памяти кому-то.

– А я считаю, что и не стоит этого делать.

– Да, – подтвердил задумчиво. – Что ж, тогда… – он сунул одну руку в карман и развернулся к выходу. И пусть я хотела остаться одной, потому что это подрывало спокойствие мое, пусть мужчина и не делал никаких резких движений в мою сторону. Но сказать то, что хотела и считала важным, решилась.

– Олег, я согласилась принять вашу помощь, но…

– Только не предлагай оплату и прочее. Иначе это будет не помощь, а черт-те что. Все равно квартира просто стоит уже несколько месяцев.

– Нет, я понимаю, но хотела бы платить коммунальные услуги сама. Мне так будет спокойней.

– Хорошо, если тебя это устроит. Счет буду присылать каждый месяц на почту.

– Спасибо вам… большое.

– Не за что. А что с кроваткой? Коляской?

– Я, быть может, завтра или чуть позже заберу их.

– Опеке это не понравится. Съездим завтра. Думаю, твоя мать не будет рада мне одному.

– Да, она может поднять шум.

– Тогда я заеду в обеденный перерыв.

Я умолкла, ощущая себя очень неправильно. Было внутри такое плохое самочувствие. Может, потому что не привыкла к тому, что люди могут быть добрыми, что они умеют помогать безвозмездно. Слишком фантастичным, кажется, теперь все происходящее. Потому что я все стояла и ждала какой-то подвох, а его все не было.

– Не думай об этом глобально. Мир еще не прогнил до самого дна.

– К такому невозможно привыкнуть.

– Не нужно. Достаточно знать это и все.

Ответил мне и вышел за дверь попрощавшись. И я выдохнула. То, что я выдержала это фактически уединение, уже победа, но все же, надеюсь, он не станет часто навещать свою квартиру с проверками на ее сохранность.

Обернулась вокруг себя и снова посмотрела на квартиру. Мне нравилось то, что я ощущала, находясь в ней. Здесь не было супер дорого и богато, чего я, признаюсь, очень боялась. Наоборот. Тут было так по-домашнему. Так приятно. Что стало страшно, оттого что я могу к этому привыкнуть, чего делать не хотелось.

Комнату выбрала для себя и сына самую солнечную. Она была угловой, и в итоге получилось, что солнце весь день светит в ее окна. Из гостиной можно было попасть на застекленный и теплый балкон. Было тепло и так уютно.

Чтобы не ходить по магазинам, я заказала продукты на дом. Смесь почти закончилась, поэтому восполнила и ее. Мне было так жаль после родов, что молоко не пришло. Хотела кормить сына своим, но как ни старалась, оно не появилось у меня и пришлось сразу приучать к смеси. Нам подошла не самая дорогая, но и не из дешевых. Сейчас пошел прикорм, и малыш теперь активно набирает вес. К тому же пытается ползать, но у него получается лишь ножки поджимать под себя и тыкаться носом в пол.

Разложила наши вещи, аккуратно убрав в соседнюю спальню кое-какие мелочи хозяйки квартиры.

Принялась за уборку. Гордей проснулся и поев, активно играл на специальном коврике детском с игрушками. Помню, как мама была против этой покупки, посчитав, что это пустая трата денег. Но теперь я понимаю, что была права. Он идеально мне сейчас помогает. Я могу заниматься делами, а сын спокойно играет на мягком полу с удобным и безопасным ограждением.

Заказ привезли через час, к тому моменту, когда я проголодалась.

Кухня была очень удобной и довольно большой. Но, как только я решила, что этот вечер начинается спокойно и ускользнула готовить, Гордей решил иначе и началась истерика. Которая закончилась к семи сном.

Вкусный ужин был мною съеден, и я довольная, вымыв посуду отправилась к сыну в комнату. Пришлось обложить его диванными подушками, так как они более упругие и ему будет сложно через них перевернуться. Этот маленький малыш слишком юркий у меня.

Вошла буквально на порог и смотрела на то, как он, проснувшись кусал свои пальцы правой ноги. Что-то там мычал, произносил интересные звуки, пускал слюни растирая их по щекам и все это я засняла на видео. Кое-как сдерживаясь от смеха, чтобы не спугнуть момент.

Но видно уже устав быть один он расплакался так внезапно, что можно было подумать, будто он ударился.

– Ну и что ты кричишь, несносный мальчишка? – оторвалась от стены и подошла.

Он, агукая стал вытягивать трубочкой губы, словно рассказывал мне о том, что здесь произошло.

– Ты мое солнышко, маленькое, – потянула к нему руки и слез как не бывало. Выгибаясь, стал тянуться ко мне забыв о грусти.

Проводим вечер в играх. Купаемся, активно плюхаясь. Наслаждаюсь тишиной квартиры. Потому что обычно мама ходила рядом и просила то тишины, то порядка. Хотя я всегда за собой и сыном прибиралась, стоило нам немного разыграться.

Малыш уснул лежа со мной рядом, повернувшись набок и потягивая смесь, пока я смотрела телевизор.

Давно такого не было. Обычно приходилось ходить с ним на руках и долго убаюкивать. Петь колыбельные. А сегодня я просто гладила его по спинке, чуть похлопывая, напевая мотив какой-то неизвестной мелодии, сама не замечая этого.

Переложила Гордея на кровать, снова соорудив крепость, поцеловала и ушла в гостиную, прикрыв за собой дверь.

Не припомню, чтобы я могла вот так лежать на диване и спокойно смотреть телевизор. Обычно я было сонной, уставшей и валилась с ног, стоило мне уложить малыша или вернуться поздно ночью с работы.

Сейчас я могла сказать, что я счастлива в этом ничегонеделанье.

Чашка чая, пара пирожных и вообще улет.

Невольно мысли коснулись мамы. Ее поступка и моей реакции. Зная о том, что все обернулось благополучно, я считаю, что среагировала слишком эмоционально. Но если на секунду, буквально, думаю об обратном, хочу снова орать и меня всю передергивает от ужаса, который мы смогли избежать.